Дарья Мышкина
Демоны, одетые в людей
Глава 31. Признание
Я не знал наверняка, правильно ли поступаю. Не знал, что со мной будет после. Вместе с этим, я был уверен, что больше не желаю находиться в своем теле. Мне стоило найти решение и покинуть жестокий, наполненный нечистью мир. Я скучал по своим людям, родным и близким, для которых навсегда исчез. Тосковал о жизни, тихой и размеренной, временами трудной, которую оборвали вмиг, закрыв пути.
Я более не видел грани между светлым и темным, злым и добрым, сладким и соленым. Все перемешалось, превращаясь в огромную, грязную кучу, в которой полно интриг и идентичных по мотивам поступков, отличающихся одной только верой. Над обществами стоят правители, что дергают за ниточки обозлившихся рядовых. Они, опасаясь казни, выполняют чужой долг, внося в мир всеми любимое равновесие, какого никогда не будет. Перетягивая одеяло на себя, земные забывают о том, что люди не сосуды их лицемерных речей, а всего лишь живые существа, которым чужды сложные заботы. И я знал, они делают это не для них, а для самих себя. Для Бога, какой воспринимается по-разному.
Зайдя в штаб, я тут же направился к кабинету Игоря Ласкова. Он находился на третьем этаже, в тени и пыли вычурной отделки. Стараясь не смотреть на рядовых, стоящих рядом, я стукнул по двери. Ответа не было. Появился страх. Его стоило обрезать, ведь моя главная опасность – Мотолу, на задании, исследует очередную, похожую на остальные интригу.
Скрипнув дверью, я вошел внутрь. Просторный кабинет, заставленный книжными полками, ящиками, столами с пузырьками и пробирками, дыхнул в нос спертой пылью. Запахло мокрым пергаментом и ядерными мазями, какие хранились под самым потолком, в крохотных футлярах. На одном из столов, в окружении новостных газет, сушились невиданные травы. Возле громоздкого аппарата, на стене, повис окоченевший труп. К его рту была привязана маска, трубки от которой тянулись к громоздкому творению. Пульсируя, они качали в тару энергетические сгустки, что схлопывались, прикасаясь к стеклу. Я провел рукой по одной из склянок и, осмотревшись, прошел к стеллажу. На меня глядели множественные книги и тетради, письменность которых я узнал. Их автором являлся Ласков. Вытянув одну из них, я распахнул страницы. За спиной послышался смешок.
– Интересно стало, друг мой? – Ласков вернулся в кабинет. – Этой рукописи больше двухстах лет, представляешь? Я писал ее, когда ездил в Индию, исследовать просторы океана и его обитателей. Да, тяжело тогда пришлось, но я многое узнал! Ты вот думал, что индийские земные питаются дельфинами? В них, как оказалось, много страха, прямо-таки как у людей!
– Интересный факт, – я положил рукопись на место.
– Ага! – он прошел к аппарату. – Голод движет бесами нещадно, на что они только не пойдут, лишь бы утолить его! – Ласков зыркнул на меня. – Вот тебе, Юрка, легко! Людей хоть отбавляй, крови донельзя напиться можно! Ты, мне кажется, вечно сытым будешь…
– Это как посмотреть…
Я подошел к нему. Бес подставил к таре баночку и нажал на кнопку. Аппарат запыхтел, выпуская клубы пара.
– Что это?
– Это?! – обернулся Ласков. – Это – мое новшество, великое изобретение, Юрочка! Благодаря нему, бесы смогут долгое время обходиться без людского духа! Оно выкачивает энергию, расщепляет на негативные части и позволяет питаться эмоциями, не прикасаясь к людям, представляешь? Прекрасная история!
– К чему это? Людей ведь хоть отбавляй, ты сам сказал, – нахмурился я.
– Это то да, но неизвестно, как и что будет дальше! Коли, есть возможность обезопаситься, то нужно действовать и исполнять, Юрка! – он взглянул на труп. – Это уже четвертый за месяц. Сцедить получается немного, но на жизнь хватает, я проверял! Уже семь баночек ушло. Гениально!
– И как?
– Как мясо из зелени! – усмехнулся он. – Силы восполняет, но удовольствия, к несчастью, никакого! А хотя, что уж там! Это всяко достижение, друг мой. Довольствуемся тем, что имеем, да?
– Да… – я съежился. – А впрочем, я не за этим пришел…
Ласков резко отскочил от меня и пригрозил пальцем.
– Если ты о пути из демона в человека, то я ничем не смогу тебе помочь! Не вздумай втягивать меня и себя в эту измену! Это ужасно, Юра!
– Игорь, прошу! – взмолился я. – Ты единственный, кто может помочь мне! Я больше не могу так жить, ты это понимаешь?
– Не понимаю! – воскликнул он. – Откуда эти мысли? Откуда, друг мой? Я не понимаю!
– Обещай, что этот разговор останется, между нами.
Он вздрогнул и, криво улыбнувшись, попятился назад.
– Игорь, пожалуйста! Клянусь, тебя это не затронет! Мне нужно информация, не более!
Поджав губы, Ласков тяжело вздохнул и почесал макушку. Он отошел к столу, стряхнул бумаги и поставил чай, приглашая сесть. Я улыбнулся и присел, глядя на пару испуганных глаз.
– Рассказывай… – бес покачал головой.
– Я знал, что ты другой!
– Рассказывай! – прикрикнул он.
– Хорошо-хорошо… – я выставил ладони вперед. – В общем, мое существование доставляет мне нескончаемую боль, Игорь. Я больше не могу видеть энергетику, слышать бесов и питаться кровью. Меня от этого тошнит!
– Ко всему можно привыкнуть! – приподнялся Ласков.
– Нет! Я не собираюсь к этому привыкать! Я был человеком, со своей жизнью, но меня обратили без согласия, пойми! Прожив обе жизни, я понял, что хочу вернуться к человечеству…
Ласков громко сглотнул, выпучив глаза.
– Мне тут плохо, Игорь. Мне не хочется жить и чувствовать то, что находится вокруг меня!
– Какой ужас! Ужас-ужас-ужас… – запричитал он, мотая головой.
– Да, – кивнул я. – И если уж ты не расскажешь мне о том, как вернуться в человеческий облик, то хотя-бы подскажи, как убить себя! Я, мать твою, бессмертен и не имею право даже на это. Я пытался, множество раз… – я опустил взгляд. – И петля, и вода, и препараты… Все бессмысленно!
Выдержав паузу, Ласков грустно улыбнулся:
– Я не знаю, как убить беса, Юра. Об этом ведают лишь Высшие, с целью принятия возможной казни.
– Погоди! – отпрянул я. – Ведь Кисточкин же убивал бесов как-то! Он был рядовым, не Высшим! Как он это делал?!
– Нам не удалось выяснить, Юрочка… – бес стукнул кружкой по столу. – Он не проронил и слова, все забрал с собой, в бесконечное безумство.
– Где он сейчас?
– А зачем тебе? – прищурился он.
– Как я понимаю, ты не собираешься помогать мне в этом деле… – вздохнул я. – Поэтому я должен найти хотя-бы его, дабы он рассказал мне, как можно встретить смерть.
– Это полоумие, Юра! – крикнул Ласков, скидывая кружку на пол. – Он безумец, без памяти и рассудка! Он ничерта не расскажет, ведь больше не ведает!
– Ты знаешь об этом наверняка?
Присаживаясь обратно, Игорь неуверенно покачал головой.
– То-то же! – отпустил я. – Я найду его и все узнаю, чтобы в конечном итоге умереть!
– К чему же обрывать жизнь, Юрочка?! Ты привыкнешь, примешь и войдешь во вкус! Так было со всеми бесами, как ты! Я знаю, знаю!
– Оборву жизнь, потому что ты мне не помог, Игорь.
– Да как я смею?! – подскочил он. – Это преступление, предательство, настоящая измена! Измена обществу, Господину Канхото, Сатане! Я не в праве так рисковать из-за твоих хотелок! Господин Мотолу убьет меня, если узнает об этом разговоре! И убьет он не только меня, но и тебя, Юра!
– Отлично, я этого и добиваюсь! – вскинул я.
– Нет-нет-нет! В таком случае, ты подставишь и меня! Не смей, друг мой! Оно того не стоит!
Я встал из-за стола и направился к выходу. Ласков последовал за мной, но я остановил его.
– Не волнуйся, Игорь… – обернулся я. – Я не расскажу об этом Мотолу, но останавливать меня ты не в праве.
– Не в праве… – он накрыл глаза руками.
– И я до последнего буду надеяться на твою помощь. Ты другой, не такой, как все остальные, Игорь! – улыбнулся я. – Быть может, у тебя что-то екнет, и ты сможешь спасти мою душу.
– У тебя больше нет души, Юрочка… – с досадой прошептал Ласков.
– Пока нет, – уточнил я, выходя из кабинета.
В голове выстраивался план действий. Найти Кисточкина и узнать у него что-либо – безумство, но еще большее безумство – не делать ничего. Сложно, непомерно сложно! Тем не менее, попытаться я обязан.
Внутри теплилась надежда о великодушии Ласкова. Во мне до конца не погибло желание жить. Жить в мире, среди людей. Я был готов потерять память, стать калекой, лишь бы так, как было раньше.
После, коли ничего не выйдет, сие желание спадет, оставив внутри одну лишь мысль – самоубийство. В таком случае, мне не будет жаль. Я умру и вместе со мной, сохраняя невинные души, умрет и тьма. Ради этого я готов закончить все и предотвратить зло, что так торжественно выносит дьявол.
Терпение.
Глава 32. Вдребезги
Теплое солнце скрылось за верхушками елей, оставляя после себя оранжево-розовый след на пурпурном небе. Покачивающиеся деревья разгоняли по лесу свежий сквозняк, который то и дело щекотал мою обнаженную спину. Нагретый от солнечных лучей песок, больше похожий на муку, нежно обволакивал уставшие за день стопы и я, облокотившись на траву, наслаждалась наконец-то наступившим спокойствием.
В стеклянном озере, возле которого я впервые почувствовала себя другой, купались и резвились девушки шабаша. Они, словно маленькие дети, брызгались водой и забавно боролись друг с другом, с гогочущими визгами разбивая спокойное водянистое зеркало. Те, что находились на суше, плели травянистые венки и распивали прохладительные напитки, обсуждая события последних дней.
Я чувствовала лес. Его голос, запах и цвет. Он был для меня самым приятным явлением, как дом, в котором всегда царило умиротворение и благодать. Казалось, что я попала в совершенно иную реальность, выбравшись из тяжелых, пропитанных смертью и кровью, бетонных построек Петербурга. Тут была жизнь, естественная и родная, такая, какой ее мало кто может представить.
Лежащая рядом Александра развернулась на спину и приподнялась, оттряхивая прилипший к телу песок.
– Ксюша! – позвала она, прикасаясь к ноге.
Я открыла глаза и вопросительно взглянула на нее.
– Мне показалось, что вы с Гронским сильно сблизились, – начала ведьма.
– Так и есть, – улыбнулась я, – мы провели достаточно времени вместе, и я ничуть не сомневаюсь в своих чувствах.
Я доверяла ей. Александра поставила меня на ноги и во многом помогла. Вместе с этим, я заметила, что ее отношение ко мне сильно изменилось. Она общалась со мной как с младшей сестрой, нежели как с подброшенной слабой ведьмой. И я, в свою очередь, начала считать ее старшей сестрой и наставницей, с которой можно поделиться чувствами и переживаниями.
– Это и не удивительно, – хихикнула Александра, – кому может не понравится этот харизматичный чертяга?
– А ты что, ревнуешь? – подскочила я, хитро ухмыляясь.
– Нет, мой главный мужчина – я сама, – вздохнула ведьма. – Каким бы он не был красавчиком, я не могу увидеть в нем того, кто мне нужен.
– А кто тебе нужен?
Приставив пальцы к подбородку, Александра глубоко задумалась.
– Наверное тот, кто был бы сильнее меня, – сказала она, – во всех смыслах этого слова. Да и, мы уже говорили, что добиться искренности практически невозможно.
– Это должен быть тот мужчина, который сильнее твоих чар, – кивнула я. – Чем же Гронский не такой?
– Давай сойдемся на мнении, что Гронский – твой? – поджав губы, улыбнулась ведьма.
– Я не против, – посмеялась я, – тем более, мне действительно есть, что защищать…
– Ох, Ксюшка, осторожней с этим! – Александра приобняла меня за плечи. – Любить – это очень больно, в особенности такого, как он.
– «Такого»? – прищурилась я. – Это какого?
– Демона, у которого на первом месте собственное эго, – говорила ведьма. – Гронский никогда не поставит кого-то выше себя, уж поверь!
– Этого и не нужно, – ответила я, зарываясь в ее объятия, – мне достаточно чувствовать себя под защитой, в здоровых, уважительных и романтичных отношениях. Тем более, я не могу отключить свои чувства! Они есть, Гронский отвечает на них и препятствовать я не собираюсь!
– И все-таки, ты его романтизируешь… – констатировала Александра.
– Как это?
– Будем честны, Гронский – монстр, – откровенничала ведьма, – а ты пытаешься увидеть что-то хорошее в этом монстре или же, может быть, даже хочешь исправить его.
– Я считаю, что людей менять нельзя, – серьезно выдала я, поджигая сигарету. – И я признаю, что Гронский далеко не милосердная и чистая личность. Но, а я? Я разве хорошая? Я ведьма, которая у Сатаны в услужении, как и он.
– Гронский – ведьма? – ведьма саркастично удивилась.
– Ты поняла, о чем я говорю! – нахмурилась я.
– Поняла-поняла, – расхохоталась Александра, – лицо попроще!
– И вообще, может это он меня романтизирует! – я толкала ведьму в бок. – Поэтому не надо тут ляля, я тоже, знаете ли, не такая уж и простая!
– Да, очень непростая… – успокоившись, ответила она.
– Я люблю его, честно! – серьезно сказала я, вылезая из объятий. – В моей жизни никогда не было таких сильных и искренних чувств, способных наглухо затмить разум одним лишь образом. Это, немного, пугает, но в остальном – очень даже приятно. Я ему верю, надеюсь, что он мне тоже.
– Так ванильно, аж тошнит! – сморщилась ведьма.
– Да ну тебя! – возразила я, поднимаясь с песка.
Раздался телефонный звонок.
– О, монстры звонят! – сверкнула Александра, глядя на дисплей.
Я услышала отдаленный голос Рикота и заметила, как лицо ведьмы плавно опускается вниз. Договорив, она убрала телефон в сумку и испуганно взглянула на меня.
– Иоанн сбежал.
Сердце сжалось, пропуская удар.
– Они приехали в штаб Граалева, но в лазарете его не оказалось, – пересказывала ведьма, собирая вещи. – Рикот сказал, что охранные ангелы не видели его на выходе. Никто не знает, куда он делся и как выбрался.
Я не знала, что на это отвечать. Яркий костер хорошего настроения вмиг потушили ледяной водой, и я вновь ощутила апатию, сдерживающую прорывающийся наружу страх.
– И что делать? – выдавила я.
– Я отвезу тебя домой, – суетилась ведьма.
– Я сейчас живу у Гронского, отвези меня к нему, пожалуйста, – попросила я, надевая платье.
– Вот оно как! Уже вместе живете? – удивилась она. – Ну, в таком случае, все серьезно!
– А ты считала иначе? – ухмыльнулась я.
Предупредив других ведьм, мы собрали вещи и сели в автомобиль.
Мелькающая лесополоса за окном убаюкивала, и я прислонилась к окну, стараясь не думать о плохом. Небо окутали серые тучи. Ранее хорошая погода сменилась пасмурной хандрой и по стеклу забарабанили капли летнего дождя.
– Не нравится мне это… – прошипела Александра.
– Да, как-то резко дождь пошел, – согласилась я, – к чему бы это?
– К дерьму! – яростно ответила ведьма, сигналя подрезающему грузовику.
– Как категорично! – устало хохотнула я.
Свернув по развилке в сторону города, машина ощутимо замедлила ход и встала в небольшую пробку. Выругавшись, Александра выехала на обочину и понеслась вперед. Я откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза, вслушиваясь в пение Арбениной.
– Ксюша, прошу, спаси меня от них! – послышался голос Иоанна.
Я огляделась. Вокруг был лес, мертвый и сухой, покрытый белой паутиной. У ног стелился непроглядный туман, который сгущался все сильнее, старательно закрывая жуткий пейзаж.
– Ксюша! Помоги! – кричал Иоанн. – Спаси меня!
Поняв, что мои способности бессильны, я пошла на голос. Он становился все ближе, а окружение менялось все сильнее. Вместо паутины на деревьях появлялись белые окровавленные перья. Под ногами хрустели косточки неизвестных мне животных и людей. Пахло чем-то кислым и железным, из-за чего я прикрыла нос рукой и двинулась дальше, к большому ветхому алтарю. У него, стоя на коленях, показался Иоанн. Его голова была опущена вниз, а конечности, до мяса перетянутые железной проволокой, изогнулись назад. Я подошла ближе и увидела стоящего за его спиной Гронского. В его руках колыхались оторванные крылья, перья с которых он вырывал и небрежно отбрасывал в сторону, после чего те, виляя, прилипали к высохшим веткам.
Я сделала шаг вперед, и демон глянул на меня.
– Тут не на что смотреть, принцесса, – оскалился он.
Под ухом раздался хрип. Я посмотрела вниз и увидела две черные зияющие дыры, которые красовались на лице Иоанна вместо глаз. Пошатнувшись, я отступила назад.
– Помоги… – хрипел ангел.
Злобно рявкнув, Гронский подлетел к ангелу и схватил того за горло.
– Хочешь фокус? – ухмылялся демон, глядя на меня.
Я не могла ответить. Как бы я не пыталась, мои голосовые связки словно удалили и я, испугавшись данной картины, хотела уйти прочь, но конечности отказали, не позволяя сдвинуться с места.
Задорно хохоча, Гронский вынул нож и провел им по горлу Иоанна, который тут же замычал, пуская изо рта кровавые пузыри. Закончив с ангелом, демон направился в мою сторону, насвистывая под нос до боли знакомый мотив. Я зажмурилась и выпустила крик наружу, полностью освобождая тело от ужаса. По шее проскочило что-то ледяное и мой крик оборвался, возвращая меня в реальность.
– Ты чего орешь, дурная?! – тормошила меня ведьма. – Я чуть в стену не въехала!
Открыв глаза, я увидела перед собой двор Гронского. Машина стояла у арки, освещая фарами желтые стены.
– Мне кошмар приснился… – буркнула я, отстегивая ремень. – Самый настоящий ужас…
– Что было во сне? – поинтересовалась Александра. – Расскажешь?
– Не бери в голову, там долго и не очень-то и интересно… – я протирала глаза.
– Как знаешь! – обидчиво фыркнула ведьма. – Мы приехали, выходить то будешь? Или тебя до квартиры довезти?
– Не нужно, – улыбнулась я, открывая дверь, – спасибо, что подвезла.
– Не забудьте поставить нашей компании пять звезд! – усмехнулась Александра.
– Обязательно! – подхватила я, вылезая из автомобиля. – До встречи!
– Будь на связи, – попрощалась ведьма.
Развернувшись, она мигнула фарами и выехала на проспект, оставляя меня в полном одиночестве. Я достала из сумочки ключи от квартиры и вошла в подъезд. Поднимаясь по ступенькам, я обдумывала сон. Странный, жуткий и мерзкий кошмар оставил после себя ощутимый осадок. К чему этот сон? Быть может, нужно было рассказать его Александре? Впрочем, что сделано, то не исправить.
Зайдя в квартиру, я почувствовала запах женских духов. Один аромат был мне знаком, другие же я слышала впервые. Возле входной двери стояли туфли Гронского, а рядом с ними – четыре пары женской обуви. Подняв бровь, я прошла вглубь квартиры и поприветствовала лежащую в дверном проеме Гебу.
На бильярдном столе стояли бокалы с недопитым вином и пепельница, в которой тлели кленовые окурки.
– Внеплановая вечеринка? – задав вопрос, я поставила бокал на место.
Со второго этажа послышались женские смешки, и я пошла на звук, поднимаясь вверх по лестнице. Поднявшись, я подошла к комнате Гронского и сглотнула тяжелый ком, пытаясь отбросить от себя дурные мысли. Выдохнув, я схватилась за ручку и открыла дверь. На меня хлынул поток жаркого воздуха, вперемешку с ароматами духов и клубничной смазки. Застыв в дверном проеме, я смотрела на то, как Гронский ублажал одну из трех дам, от чего та надрывно постанывала и извивалась, хватая демона за плечи. Другие девушки, в одной из которых я узнала Кристину, резвились рядом с ними, целуя и поглаживая работающего руками любовника. Он, откинув волосы назад, плавно двигал телом и ответно целовал обнаженных барышень. Белое постельное белье было вымазано кровью и под кроватью, выкручиваясь, суетилась куча полосатых змей.
Я перевела взор влево и увидела безжизненное женское тело, что, облокотившись сидело у стены. С ее шеи, тонкой струйкой, бежал последний ручеек крови.
Заметив меня, Гронский расплылся в улыбке. Его рот был окровавлен, как пасть хищника после удачной охоты.
– Иди к нам, принцесса! – промурлыкал он, протягивая руку.
Земля ушла из-под моих ног. По спине ударили железным кнутом. На шею накинули веревку, и я не смогла сделать вдох. Захлопнув дверь дрожащими руками, я, спотыкаясь, ринулась вниз. Звуки и запахи исчезли. Я чувствовала лишь пустоту, которая с неумолимой скоростью проедала мою больную, истерзанную грудь. Окружение размылось, и я видела перед собой одни только блики, по которым и старалась идти вперед. Идти на ощупь, идти через боль, на автомате, прорываясь сквозь джунгли режущего все мое тело стекла.
Немая истерика исчезла. Вместо нее, с огромными порывами, явился плач. Душераздирающий и горький, который я была не в силах укротить. Мне хотелось исчезнуть. Мне хотелось стереть себе память и забыть все, что было связано с ним. Мне хотелось превратить боль в собственную кровь, дабы вскрыть себе вены и не чувствовать того, что так яростно расчленяло меня изнутри.
Я выскочила на дождливую улицу и побежала в сторону Невы, ловя на себе обеспокоенные взгляды прохожих. Меня не волновали люди. Меня не беспокоило чужое мнение. Я не могла закрыться защитным от глаз куполом. Не могла, потому что сила разбилась в страдание и прожигала щеки, превращаясь в поток соленых слез.
Сердце ныло и болело, не желая биться, как всегда. Дыхание было грязным и тяжелым, словно с каждым вдохом мои легкие принимали внутрь порцию мокрого песка. Я не ощущала рук и ног. Конечности жили своей жизнью, двигая меня куда-то вперед.
В один момент я стала призрачной тенью, в которой не осталось ничего живого. В один день я поняла, что сердце действительно может разбиться. Разрываясь, кровоточа, переставая качать жизнь по расколовшемуся на куски организму, оно бьется один и единственный раз, после чего его невозможно собрать по рваным, больше не способным склеится осколкам.
Ноги привели меня домой. В квартиру, где я не чувствовала себя защищенной.
Заходя в вонючий подъезд, я не переставала думать. Я не могла понять, что такого я сделала? За что мне эти хладные муки? Кому я должна? Почему он поступил со мной так, как обычно поступают с ненужными животными? Почему он наплевал на мои чувства и не задумался о том, как мне будет плохо? Он выкинул меня и вытер ноги. Оставил на шоссе, как брошенную, ненужную собаку. Он предал и разбил меня кулаком, как зеркало, в котором отражалась его бесчувственная и неверная рожа.
Квартира встретила меня тишиной. Сняв обувь, я молча направилась в комнату, попутно снимая взмокшее от дождя платье. Увидев в темноте очертания человеческого тела, сидящего у меня на кровати, я зажгла свет. На постели, широко распахнув глаза, сидел промокший Иоанн. Я застыла перед ним, не в силах прикрыть обнаженное тело. Увидев мое состояние, ангел поднялся и подошел ко мне.
– Что с тобой? – прошептал он, вытирая с моих щек черные подтеки. – Тш-ш-ш, не плачь…
Язык онемел, и я не хотела говорить. Меня не интересовало, как и зачем он тут оказался. Мне было все равно. Мне было плохо.
– Почему ты молчишь? – продолжал он.
Меня переполняла рвущая со всех сторон обида. Я узнала о предательстве Иоанна лишь со слов демона, которого сейчас мне хотелось забыть. Предавал ли он меня вообще? Хотел ли мне плохой судьбы? После пережитого, я начала в этом сомневаться. Что, если Гронский внушил мне его виновность? Как мне быть? Кому мне верить? Нет, никому! Они равны и одинаково омерзительны. Я не должна верить и прощать, терпеть и забывать. Никому и никогда! Во мне высушили последнюю каплю сострадания, и я больше не намерена искать хорошее в плохом.
– Не молчи же! – крикнул ангел. – Не молчи, Ксюша!
Если он предал мои чувства, то я испоганю то, к чему он так долго шел. Мне не трудно, ведь месть способна вылечить любую боль, пусть и на время. Я готова принять это лекарство, только бы не чувствовать той пустоты, которую все больше распускали осколки моего битового сердца.
Обхватив руками шею ангела, я впилась в его губы, толкая руками на кровать. Он попытался оттолкнуть меня, но я не собиралась отступать.
– Что ты делаешь?! – в губы промычал Иоанн.
– То, что хочу! – сказала я, прыгнув ему на колени.
Извернувшись, он попытался скинуть меня, но я крепко сжала руки, не позволяя встать.
– Нам нужно поговорить, Ксюша! – вырывался он.
– Заткнись! – крикнула я, стягивая с ангела штаны.
– Мне нельзя! Нельзя! – уже практически не сопротивляясь, продолжал Иоанн.
Мне было плевать на его чувства, ведь я знала, что он не способен их питать. Он предал меня точно так же, как и мой романтичный душегуб. Я хотела отомстить каждому из них, разрушив все то пройденное одной лишь ночью. Разрушить, как разрушили они, однажды ночью.
Подавляя волю ангела, я утопала в его неуверенных руках, рыдая и терзая предательскую кожу, постепенно покрывающуюся ссадинами и синяками. Физически мне было очень плохо, но морально становилось лучше с каждым хриплым, походящим на предсмертную агонию вдохом. Я понимала, что поступаю необдуманно, но это, наоборот, меня питало и насыщало спасательными крупицами мимолетного злорадства. Изголодавшись, я высасывала силу Иоанна, рывками причиняя боль его скверной натуре. Перед глазами мелькала та пошлая картина, из-за чего я все сильнее била Иоанна по терпеливым, истерзанным плечам и слезливому, не способному ответить лицу. Я чувствовала, как он становится слабее с каждой пройденной минутой. Я ощущала его силу, что с каждым следующим толчком переходила ко мне, заполняя внутреннюю пустоту белым светом. Он уже не сопротивлялся, только подчинялся чарам и с покорностью терпел, опуская вниз свой грустный взгляд.
Подняв руку вверх, я переместила нас на стену, на секунду удивляясь собственным умениям. Мое тело изменилось и покрылось блестящей чешуей. Во взгляде Иоанна отражались красные огоньки, которые являлись моими наполненными ненавистью глазами. Забрав всю его силу, я стала настолько могущественной, что и без того разгоряченное тело с приятной болью распирало изнутри. Оно не могло привыкнуть к той ошеломляющей мощи, которая широкими ручьями сливалась с охладевшей кровью, раздувая разбухшие от света артерии. Я словно научилась летать, игнорируя любые препятствия и законы физики. Я поняла, что делаю все верно, наполняя благом собственное тело и давно потерянную душу.
Закончив, я закурила лежащую на тумбе сигарету и легла к стене, успокаивая собранную внутри энергию. Иоанн безэмоционально встал с кровати и принялся натягивать штаны.
– Ты свободен, – я выдохнула дым, – можешь уходить…
Не обратив на меня никакого внимания, он согнулся и выпустил из спины белые крылья, упираясь ими в стены моей небольшой комнатушки. Я чуть сильнее вжалась в кровать и закусила фильтр, лопая яблочную кнопку. Ангел болезненно простонал и взмахнул перьями, взбираясь на подоконник. Открыв в окно, он сиганул вниз и взлетел, с тяжестью двигая сначала одним, а потом и другим крылом. Проводив взглядом его темный силуэт, я сходила в душ и вернулась в постель. Захлопнув дверь при помощи новообретенных сил, я накрылась одеялом и тихонько заплакала. То мстительное удовольствие испарилось, возвращая меня в суровую реальность. Мне было так же больно. Пустота никуда не исчезла. Более того, к ней добавилось чувство всепоглощающего стыда и собственного уродства. Я жалела. Я поступила глупо и опрометчиво. Иоанн, сбежавший из лазарета, укрылся у меня и желал что-то сказать. Хотел бы он убить меня или совершить запланированное, совершил бы. Но нет, он просто хотел со мной поговорить. А я, истерзанная предательством и болью, выместила все на нем. Дура! Какая же я дура!