Аврора Ансер
Соло
Глава 7. Жанна. Первый раз.
Я упала на Макса голая! Как он это сделал? Как вернул меня назад, без моего желания и усилий?
Я лежу на нём и вижу восхищение в глазах, а на губах улыбку.
– Так целуй! – разрешаю ему. – Раз не боишься!
Но он лежит и просто смотрит, как будто задумался о чём-то. Ласково проводит по щеке, убирает с лица упавшие волосы. Потом берёт моё лицо в руки и нежно целует. Переворачивает меня под себя, нависает сверху.
Снова целует, все чувственней и глубже. Но потом вдруг отрывается от меня с невнятным звуком, поднимается на ноги и на меня смотрит. Я распростёрта перед ним, обнажённая, в ярком дневном свете. Мне бы застесняться и прикрыться, но я лежу и бесстыдно жмурюсь от солнца.
Макс опускает руки на пояс, медленно расстёгивает джинсы. Он не позирует, он даёт мне время передумать. Это мой шанс отказаться – от него, от секса, от любви. Он думает, я ещё могу от него отказаться? Да он влез за эти дни мне под кожу! Все вокруг меня собой заполнил! Стал так важен и необходим, как воздух.
Макс снимает джинсы, держит их в руке. Бросает где-то рядом и на секунду замирает. Я прикрываю глаза от яркого солнечного света рукой и смотрю на него, но вижу только тёмную фигуру, застывшую на фоне светло-голубого неба.
Он опускается ко мне, приходит, жаркий и голодный. Ложится сверху, и я его тут же обнимаю. Не знаю, наверное, я просто сошла с ума! Иначе, почему я с ним на всё согласна…
Макс впивается в мой рот, с зубами, агрессивно. Прерывистым дыханьем сквозь поцелуи жалит щеки, шею. Спускается на грудь, руками мнёт, сжимает, тянет пальцами соски. Вбирает жадно в рот, и снова зубы! Сосёт, прикусывает. Мне больно, стыдно, сладко, страшно… и прекрасно! И я смотрю, не отрываясь, на его тёмную голову на фоне моего слишком белого тела, запустив пальцы в его густые волосы.
Макс прерывается, оставив груди, лицом уткнувшись в ямку между рёбер. Он дрожит, как от перенапряжения, но потом справляется с собой, дыхание становится ровнее. Лицом втираясь в моё тело, спускается всё ниже. Целует мягко у края рёбер, потом в живот, в лобок, в сгиб ноги у паха. И отстраняется. Властно раздвигает ноги, оглаживает бёдра сильными руками. Он что-то тихо шепчет, что, не слышно. Разглядывает меня там, и мне неловко. Не надо там смотреть! Я пытаюсь сдвинуть ноги, от него закрыться. Он гневно шикает и держит, распахивает шире. И я впервые в жизни ощущаю чужое касание в тайном месте, где и сама себя стесняюсь трогать.
Макс открывает меня пальцами, исследует и изучает. Наклоняется между моими раздвинутыми ногами. Впивается в промежность горячим ртом, лижет и тут же кусает. Находит клитор, втягивает в рот, бьёт языком, присасывается с силой. Я выгибаюсь, не в силах справиться с собой от этой ласки на грани боли. А его пальцы тянут узкий вход, ласкают изнутри, и вот опять укус! Потом настойчивая нежность языка, невыносимая, растущая, и я взрываюсь с тихим всхлипом! Меня колотит и трясёт, трепещет тело, сжимаясь в диком ритме, обхватывая его пальцы. Я бьюсь на одеяле…
– Ты сладкая… – говорит Макс глухо. Он поднимается, садится на коленях между моих раскинутых бессильно ног. Проводит снизу вверх по мокрой щели.
Не дожидаясь, пока закончится владеющая мною дрожь, он приставляет член к влажному входу. И даже сквозь туман последних отзвуков удовольствия я чувствую, что у него там как-то опасно много. Но не могу пошевелиться, я в парализующей истоме.
– Прости, малыш, – шепчет мой мужчина, бросая на меня пронзительно острый взгляд.
И я ощущаю пугающее давление чего-то округлого, огромного, сминающего моё тело, продавливающего, рвущего и вширь, и вглубь. Он давит больно, несмотря на то, что у меня там всё сейчас расслаблено и мягко. И узкий вход с трудом, но поддаётся, впускает внутрь гигантский орган, растягивается многократно. Я чувствую, как продолжается движение, как он вдвигается в меня всё глубже этой распирающей огромной толщиной. Я напрягаюсь, замираю от страха и зажмуриваю глаза, изо всех сил впиваясь пальцами в одеяло.
Движенье прекратилось, Макс достиг преграды. Он смотрит мне в глаза поплывшим пьяным взглядом и отстраняется, почти что до конца выходит. И резко, с силой бьёт, держа меня за бёдра. Я судорожно всхлипываю. Он рвёт препятствие и заполняет всю меня, сам проникая лишь чуть больше, чем наполовину. Его трясёт, и он прерывисто и шумно дышит, раздувая ноздри. Саднящая тупая распирающая боль усилилась пульсирующе острым ощущением разрыва.
Макс опускается на меня, опираясь на локти, замирает. Он, хоть и узкий в бёдрах, но сверху на мои раздвинутые ноги очень давит, он для меня широк. Склоняется и неожиданно ласково целует меня во влажный висок и мокрые глаза. Так я заплакала? Сама не знала. Я трусиха!
Пытаюсь сдвинуться, мне надо на него смотреть, но при движении пронзительно остро его в себе внизу ощущаю.
– Тшш, – шипит Макс. Прижимается щекой к моей щеке, потом поднимает голову, касается носом кончика моего носа и, наконец, легко целует. – Подожди, котёнок, не шевелись пока, ещё немного. Привыкни ко мне сначала.
И мы медленно, очень чувственно целуемся в лесу на одеяле. И я вдруг оглушительно ясно понимаю, что Макс, которого я собиралась избегать вначале, буквально только что сделал меня женщиной. И он сейчас во мне. А дальше… дальше мы…
Макс привстаёт на руках, внимательно глядя на меня. Наверно, ждёт, что мне снова будет больно. Но боль почти утихла, и я не отрываю от него глаз. У Макса сейчас такое лицо! Он двигается немного, слегка крутит бёдрами, меня под себя расширяя. Потом осторожно начинает толкать – чуть выходит, потом снова проникает внутрь. Опускается на локти, выпускает воздух сквозь зубы. Ускоряется, бьёт быстро, но неглубоко, горячо дышит в мои волосы над ухом. Я вцепляюсь в его широченные плечи, упиваюсь влажным ароматом кожи. Быстрые ритмичные уколы что-то внутри сладко цепляют. Есть и боль, но от этого удовольствие как будто острее.
Вдруг он вздрагивает, останавливается, потом резко из меня исчезает. Ему, может, тоже больно? Блин, я ничего про мужчин не знаю. Я, конечно, видела в интернете – там мужик долго женщину долбит, потом с эффектным возгласом обильно кончает на живот партнёрше. Он не лежит на ней, затихнув и спрятав лицо, не вздрагивает плечами. А Макс такой… и от этого рождается… нежность.
Мне раньше казалось, что нежность возникает от уважения и любви в длительном союзе. А оказывается, она появляется от того, что видишь мужчину в страсти. В этой страсти он такой беззащитный…
Макс подвинулся и улёгся набок, притягивая меня к себе. В его руках тепло, но спиной ощущаю прохладный ветерок.
– Да, не лето, – говорит он, усмехаясь, голос у него снова хриплый. – Надо одеться, не хватало ещё, чтобы ты заболела.
Он отстраняется, опускает меня на спину. Наклоняется и легко целует, но смотрит ниже и всё же снова коротко губами жалит в грудь.
Он поднимается, находит свои джинсы. Я неловко сажусь на одеяле, подтянув к себе колени, и смотрю – я ещё не всё в нём разглядела.
Макс натягивает джинсы на стройные мускулистые ноги (таким ногам позавидует и некоторые девчонки!), и прежде, чем он от меня штанами всё самое дорогое прячет, я всё же вижу колечко засохшей крови на опавшем, но всё ещё очень большом члене. Значит, вот настолько он… Макс застегнулся и сел, обувает и шнурует высокие спортивные ботинки.
Легко встаёт и идёт в траву, собирает мою одежду. Я смотрю ему вслед – красиво, когда он гуляет голым торсом. В голове у меня крутится несколько глупых мыслей, и я оглядываю одеяло в поисках следов спермы. Ничего. Значит, до конца не получилось, да ещё и не кончил! Ему, вообще, было со мной хорошо?
Макс возвращается, отдаёт мне одежду, ставит рядом обувь. Смотрит, как я быстро натягиваю чёрные трусики-танго, усмехается непонятно. Он надевает майку, разыскивает в траве телефон, возвращается к одеялу.
– Макс, а ты… – все же решаю я развеять свои сомнения. – Ты ведь не получил…
Он смотрит на меня вопросительно и как-то строго, но уголки его губ подрагивают от сдерживаемой улыбки.
– Какая же ты всё-таки… – «глупая», продолжаю я за него про себя, но он говорит иначе. – Невинная…
Показывает рукой на место, где я только что сидела, и я наконец-то замечаю несколько жемчужно-белых капель.
– Прости, детка, я не успел, – Макс ласково гладит меня по щеке большим пальцем, на лице у него почти сожаление. – И не беспокойся никогда. Мужчина, Жанна, всегда, практически всегда получает удовольствие, так или иначе. В отличие от женщин.
Я так понимаю, это он сейчас говорит мне, что всё его семя… у меня внутри? Я отворачиваюсь от него и тихонько засовываю руку между ног. Да, трусики мокрые до хлюпа, на моём мокром пальце красноватая жидкость – смесь моей крови и его спермы.
Больше у меня вопросов нет, одеваюсь молча. А Макс внимательно смотрит за мной, у него они есть, вопросы.
– А сейчас… – спрашивает тихо. – Тебе всё ещё больно?
– Нет, – говорю уверенно. Не совсем, конечно, это правда. – Ну, пойдём, я уже оделась.
Макс закидывает одеяло на плечо и подхватывает меня на руки. Видимо, моему ответу не поверил, думает, что сильно ранил. Он легко несёт меня, с лицом задумчивым и серьёзным. Я обнимаю его за шею и поглядываю иногда на него снизу, прижатая к груди, как маленький ребёнок.
– Поставь меня, я могу идти, – заверяю. Макс с сомнением смотрит, но слушается и ставит меня на ноги. Мы идём помедленнее, вцепившись друг в друга на каменистом пляже. Молчим, думаем каждый о своём, и это беспокоит.
Я иду и осмысливаю то, что открыла ему свою самую тайную тайну – показала сидящую во мне тварь. Сама не знаю, как на это решилась. Но он не испугался, не отвернулся от меня. Он сделал меня своей. И я о том, что случилось, не жалею. А теперь как? Будь, что будет?
О чём думает Макс, я не знаю. Даже предположить не могу, всё-таки, мы друг друга мало знаем. Слишком быстро всё у нас, слишком рано. И мне страшно, что закончится так же неожиданно, как внезапно разгорелось. От того, что он молчит, мне тревожно – а вдруг, ему не понравилось со мной и он… жалеет?
Мы пришли к парковке, так же молча. Остывший кофе выбросили в мусор, несъеденные булочки остались в лесу – зверюшкам.
Макс помог мне сесть в машину, захлопнул дверцу. У него сейчас лицо такое мрачно-серьёзное, непривычно таким его видеть. Я смотрю на него, как он садится в машину, двигается так легко и точно, весь какой-то опасно-хищный. Разглядываю лицо, внимательные глаза под низкими, с изломом, бровями. Красиво очерченные губы, обычно всегда готовые рассмеяться. У него тогда на щеках такие ямочки-запятые, что хочется утащить его от всех подальше, и целовать в уголок смеющегося рта, переходя по скуле на широкую шею…
Макс молчит, и я тоже не знаю, что сказать. Что-то происходит, но вот что – не понимаю.
День ещё не угас, когда мы приехали к моему дому. Макс припарковался, вышел из машины и открыл мне дверь. Внезапно подхватил и на руках втащил в подъезд.
– Макс! – я возмущённо вскрикиваю. – Да я могу сама…
– Можешь-можешь, – наконец-то чуть улыбается мой… любимый.
Он легко взбегает на третий этаж, доносит меня до квартиры и опускает на ноги около двери.
– Чем займёшься? – спрашивает натянуто и серьёзно. Я не знаю, просто пожимаю плечами. Я надеялась, что он зайдёт, но, видимо, у него другие планы.
– Наверное, наберу ванну, – перечисляю грустно, и на лице у Макса возникает виноватое выражение. – И посплю… потом, возможно, почитаю…
– Я не знаю, может, ты не так хотела… – выдаёт он с озадаченной миной, запуская руку в шевелюру. Я непонимающе округляю глаза.
– Первый раз… ну, там, конфеты, букеты, лепестки и свечи… – говорит он. И я вдруг понимаю.
– Это ты об этом молчал всю дорогу? – легонько бью его в грудь, и он кивает. – Фу, напугал меня, ненормальный.
Облегчение похоже на спасительный дождь. Обнимаю его за шею, целую в подбородок. Макс отвечает поцелуем в губы.
– Отдохни, котёнок, я поехал, – он ещё раз меня кратко целует. – У меня сегодня ещё есть одно дело.
Я согласно киваю и с сожалением смотрю, как он уходит.
Глава 8. Жанна. Хорошие девочки любят подонков.
Я вошла домой, закрылась на все замки, медленно разделась. И действительно набрала себе ванну погорячее. Всё-таки, я к детям пока не готова, да и Макс, я думаю, тоже. Надо было, конечно, правильно предохраняться, но я же не думала, что это так быстро у нас случится. Ну, придётся хотя бы так, малоэффективно и вдогонку. Я про контрацепцию в интернете читала, небольшой шанс есть, что ванна поможет.
Не спеша залезла в горячую воду, погрузила своё пострадавшее тельце. Вытянула ноги, головой улеглась на бортик, и глаза закрыла.
Всё-таки, какой же Макс стал странный! После секса. Что не так, может, я что-нибудь не то сказала… Помню, как ни взгляну на него тихонько в машине, а он хмурится и так сжимает зубы, что на скулах желваки ходят. Что-то случилось, точно. Но я не жалею, нет, ни о чём не жалею. Я так рада, что это произошло с ним. Макс – он чудесный! Вот только… Когда встретимся снова, обязательно вытрясу из него, что это всё значит. Нечего молча зубами скрипеть, пусть расскажет. От горячей воды меня клонит в сон, и я дремлю, чувствуя, как боль и ломота внизу живота отступают.
Поднимаюсь из ванны, когда вода уже остыла. Моюсь в душе, заматываюсь в полотенце. Очень жаль, что он сегодня уехал, мне его сейчас так не хватает. С ним спокойно и не страшно. Удивительно, да, ничего не страшно. С ним все правильно, так, как надо.
В спальне ложусь на кровать, в сон по-прежнему клонит. Обещаю себе, что вздремну недолго, всего часик. Волосы высушить ещё надо, одеться… В сонной голове невнятные мысли тревожно кружатся.
***
Просыпаюсь в темноте от того, что замёрзла. И такое неприятное чувство, будто на меня кто-то смотрит. Я лежу, не шевелясь, от ужаса цепенея. Обвожу глазами комнату, в дверной проём немного прихожую видно. Понимаю, что никого нет, в темноте я отлично вижу, вплоть до мелких деталей. Но неприятное ощущение не исчезает.
Протягиваю руку, включаю лампу на тумбочке, поднимаюсь. Полотенце сползло, и я подтягиваю его обратно. Задёргиваю шторы – всё, вот теперь больше никто не смотрит. Понимаю, что сама себя пугаю, это просто от незанавешенных окон причуда. Как рефлекс. Но кровать стоит у стены напротив, и её в окно прекрасно видно. Ах, ну кто к тебе на третий этаж полезет, чтобы подглядывать в окна! Улыбаюсь, но как-то жутковато. Обхожу все комнаты, задёргиваю шторы.
Одеваюсь в пижаму, пытаюсь с волосами что-то сделать – они почти высохли в полотенце. Потом на кухню, ставлю чайник, включаю тостер. Мне одной на ужин хватит бутербродов. Если бы Макс остался – да, настоящую еду надо было бы готовить.
Ловлю себя на мысли, что всё как раньше в этот одинокий вечер, будто и не было никакого Макса. Нет, не буду плохо думать, он сказал, уезжает по делу. Завтра в универ, надо собраться. Попросить конспекты у кого-то, никогда я ещё столько не пропускала, как на этой неделе. Да, вообще-то, и вовсе не пропускала.
А ещё я думаю, что скажу Ба, если она что-то заметит. Вот эта мысль по-настоящему пугает.
***
Утро сегодня снова солнечное, хорошее утро. Я проснулась, прислушалась к себе, вроде, чувствую себя нормально. Встала, нагнулась, потом потянулась, и даже попрыгала – нет, ничего у меня не болит.
От этого настроение поднимается, я собираюсь и всякие глупости под нос напеваю. Макс придёт в университет, и я его увижу. И мы серьёзно поговорим о его поведении. Сегодня очень хочется быть красивой, чтобы одеть такое… не как обычно. Роюсь в шкафу, нахожу синее платье. Оно спортивного прямого покроя, но точно моего размера. К нему есть сапоги, и пальто подходит. Одеваюсь, завтракаю быстро. Спускаюсь по лестнице, выхожу под ласковое солнце.
В вестибюле университета толчея, тоже как обычно. Раздеваюсь в гардеробе, но ни Макса, ни его друзей не вижу. Захожу в аудиторию, там тоже нет – ни на последнем ряду, ни на моём месте. Ничего, он ещё придёт, я просто пришла пораньше.
Занимаю своё место, двигаюсь от края – все равно Макс усядется, меня подвинет. Между делом спрашиваю у девчонок конспекты – Лена говорит, что даст, я ей тоже не раз помогала. Замечаю, что народ на меня слегка косится. Ну, мне так кажется. Такая мнительная стала, ну, кому до меня какое дело?
На первой паре Макс не появился, никто из его парней тоже. Не нервничаю, мало ли что у человека случилось. Просто жду, просто учусь, просто… Короче, сижу, как на иголках.
В перерыве вижу Киру – она говорит по телефону и на меня смотрит. Кира у нас самая яркая девочка в группе. Красавица и умница, из тех, что везде успевают, ничего не упускают в этой жизни.
Вижу, как Кира убирает телефон, складывает тетради в сумку. Подходит ко мне и садится на место Макса, с краю. Честно говоря, не понимаю, что ей надо, мы с ней никогда раньше не общались.
– Не смотри так на меня, – говорит Кира, пожимая плечами. – Всё равно он не придёт, ему больше не надо.
– В смысле? – спрашиваю. Не хотелось бы мне обсуждать Макса с Кирой, они же раньше, по слухам, немного с ней встречались. Блин, да с кем только в этой группе Макс не встречался!
– Они тебя разыграли, на деньги, – разъясняет Кира, улыбаясь. – У нас в группе все девчонки на эту удочку попались. Ты последняя оставалась, но и тебя вот тоже… сочли пригодной.
У меня сердце пропускает удар, обрывается и летит куда-то в бездонную пропасть. Вспоминаю запоздало, что надо дышать. Надо дышать!
– У них игра есть такая – «Угадай бельё» называется, – с удовольствием рассказывает Кира. – Мне однажды Макс сам признался, что с сексом легче узнать, ну, про цвет. Но девочка может рассчитывать только на один раз, повторно ни у кого встретиться с ним не получилось.
– Ну, а ты, – спрашиваю, когда дар речи ко мне вернулся. – Что? Тоже жертва?
– О-о, у нас с Максом взаимное… влечение! – Кира выглядит очень правдоподобно. Понимаю, что не врёт, каждому своему слову верит. Да, к такой девчонке влечение – это естественно и нормально. Они будут красивой парой, думаю я отстранённо. – Мы встречаемся с ним регулярно. Макс такой… ему надо много секса. Думаю, скоро он и для серьёзных отношений созреет.
Вот есть такое знание, которое лучше не знать! Я это чётко сейчас осознала, что больше не хочу вообще ничего слышать, особенно подробностей о чьём-то сексе с Максом. Хотя, что может быть хуже ожидания? Я с болью представила, как ждала бы его, день за днём, вечер за вечером, оправдывала, винила себя, искала причины. Находила бы, и снова ждала…
– Спасибо, что рассказала, – говорю Кире. – Очень вовремя.
Не буду никому ничего доказывать – что я и не верила, и не хотела, даже не думала, что Макс ко мне как-то по-особенному относится. Да, хотела-думала-верила… Я просто одна из многих в этой группе, остаётся только надеяться, что надо мной не будут смеяться больше, чем над другими девчонками.
Потом я поняла – как хорошо, что его сегодня нет. И ужаснулась, как же я буду, когда он всё-таки придёт. Потому что на лекции он всё равно рано или поздно явится, и мне придётся видеться с ним, несмотря ни на что. Ну, а как, по-твоему, другие девочки себя чувствуют? Вот и ты также будешь, молча.
Остаток учебного дня прошёл, как в дурном сне. Я перестала реагировать на открывающуюся дверь, конспекты писала на автомате, с трудом соображая, о чём говорит профессор. В груди не переставая болело, отдавая в желудок. К концу дня от переживаний уже ощутимо мутило.
Сегодня пятница, уговаривала я себя, потом два выходных ты его точно не увидишь. А завтра утром я поеду к Ба, в деревню, всё ей расскажу, она меня наругает, потом пожалеет, может, и поплачем вместе. Она меня вылечит, мне станет легче. Травку какую-нибудь даст, чтобы сердце не болело. Я ещё попрошу чего-нибудь, чтобы память отшибло!
У Ба я смогу летать, там можно. Я обязательно поправлюсь, непременно, точно.
Ещё радовало то, что моей личной трагедии как будто никто и не заметил. Ну, мне, во всяком случае, так показалось.
Сегодня, по случаю пятницы, у нас только три пары. Выхожу во двор, солнце по-летнему светит. Тошнота меня не отпускает, и голова кружится. Во дворе полно студентов, не у всех это последняя пара.
Чуть в стороне стоит компания, парни и девчонки. Там и Кира, замечаю, и кто-то ещё из нашей группы. Кира что-то рассказывает, улыбается, на меня кивает. Девочки понимающе переглядываются, ребята смеются.
– Хорошие девочки любят подонков, – слышу, прилетает громкое в спину. А кто-то из другой компании подхватывает: – …они оставляют здоровых потомков!
– Да ладно вам, не она первая, – говорит кто-то третий, неприлично громко хохотнув.
Студенты продолжают болтать и веселиться, я продолжаю идти, сжимаю зубы. Воздуха не хватает, в груди тесно. Заворачиваю за угол, прислоняюсь к стене, пытаюсь сдержать злые слёзы. Ничего, это только первое время, им быстро надоест издеваться, и всё закончится, наконец-то. Только не для меня. Для меня уже всё закончилось, и теперь даже надежды не осталось, что я встречу единственного. Потому что я его уже встретила, только не того.
Отлипаю от стены. Так, давай ближе к дому. Здесь нельзя разваливаться на куски, ещё кто увидит. Медленно иду, шажок за шажком, берегу силы. Надо бы зайти за хлебом, но точно уже не сегодня.
В парадную захожу с облегчением, почти дома. Забираюсь, как на гору, на свой третий. У двери на коврике стоит небольшая корзинка – в ней два десятка розовых роз, торчит открытка.
Я смотрю на неё и не понимаю. Вроде, некому мне слать цветы, может, перепутали квартиру? Подхожу, вытаскиваю открытку, открываю – там котёнок и одно слово. Я войти в квартиру не могу, приваливаюсь к двери, упираюсь лбом, не могу больше сдерживать горькие слёзы.
Нет, квартирой не ошиблись. Я – котёнок. Ну, и слово для меня нашлось, но одно только – «Прости».
***
– А, Жанночка! – по лестнице поднимается тётя Нина. – А где же ваш красивый мальчик?
Тётя Нина ступает на площадку, понимает, что что-то неладное происходит.
– Ты чего? Никак, плачешь? – соседка голову мою за подбородок поднимает. – Поссорились, что ли?
Я молчу и трясусь, заливаясь слезами, уже до икоты, шмыгаю носом. Тётя Нина видит моё состояние – клинический случай.
– А ну, пойдём-пойдём, всё расскажешь, – говорит женщина и в свою квартиру меня заводит. А я ничего не хочу говорить, мне прилечь надо.
Мы заходим на кухню, тётя Нина мне чаю наливает. Отматывает сразу три бумажных полотенца.
– О-он не мо-ой… – сквозь слёзы заявляю. Показываю открытку, и неожиданно для себя самой соседке душу изливаю. Кроме сцены с превращением, конечно.
– Бедный ребёнок, – тётя Нина качает рыжей головой. – И поговорить, поделиться не с кем. Только не так всё просто. Я-то уже жизнь прожила и знаю, как это бывает. Видела я вас вместе, такая красивая пара!
Из нас красивый только Макс, а всё равно говорят – «Красивая пара»! Хочу сказать, но тётя Нина продолжает:
– По мужчине это всегда заметно, когда ему не надо. Твой не такой, поверь, со стороны виднее. Да и девочка эта вдруг, так кстати – говоришь, они раньше встречались?
Я киваю, слёзы чуть-чуть подсыхают.
– Так она специально, из зависти, «глаза тебе открывает». Он придёт, вот увидишь, или позвонит.
– У-у него телефона моего не-е-ту, – я всё ещё сотрясаюсь бесслёзными рыданиями.
– А, ну так вот оно – телефона нету. А как сможет, сразу придёт, не сомневайся. Видела я, как он вокруг тебя… Хороший мальчик!
Тётя Нина отвела меня в ванную умыться и в мою квартиру проводила. И корзинку с розами забрала, в кухне набрала воды и поставила цветы в вазу.
– А дурацкую открытку сохрани, ещё посмеёшься, – ласково сказала женщина. – Съешь таблетку и ложись в постель, к бабушке соберёшься утром. Эх, молодёжь!