Аврора Ансер
Соло
Глава 5. Макс. Очаровательный плохиш.
Спускаюсь по лестнице, чувствую, что не хочу уходить. Я с ней будто на своём месте. Выхожу на улицу в тёмную, сырую, холодную ночь, и только сейчас понимаю, как же я устал. Будто тёплое и живое, что поддерживало меня весь вечер, выключилось, и осталось только одинокое и пустое. Ёжусь от холодного ветра, иду к универу, забираю машину на парковке.
Дома неожиданно обнаружилась Элен, тёплая и домашняя, одетая во что-то бежево-мягкое. Она кормит меня вкуснейшим ужином – тушёное мясо с грибами в нежном соусе, наверное, что-то французское. Готовит Элен превосходно, особенно если хочет. Но последнее время такое желание посещает её все реже и реже. Я не задумывался над причиной, полагая, что у всех такое бывает, когда вдохновение не приходит.
Мы ужинаем и пьём чай. Но не расходимся, засиживаемся на кухне. На Элен находит желание общаться, или же она просто хочет высказать то, что накипело. Она забирается ко мне на диван с ногами, и, оперев локоть на спинку дивана, перебирает мои волосы тонкими руками.
– Араты вырождаются без высшей цели, – бесцветно говорит Элен. – Вязнут в мелких дрязгах этой ничтожной планеты. Если беллаторам достаточно войны, им хватает рек крови и пожарищ, вагусы счастливы в пути, артемы находят себя в красоте и искусстве…
Она говорит интересные для меня вещи, и я не противлюсь её ласке.
– …то аратору нужна Архицель. Всеобщее благо! Справедливость и равновесие! Марк, он… ему не обязательно было туда ехать, он сам напросился, – пальцы Элен спускаются по длинноватым прядям мне на шею, и я отодвигаюсь. Не хочу, чтобы она касалась обнажённой кожи. А ещё мне неприятно, что отец своей женщине рассказал то, чем со мной, своим сыном, не поделился. – Он там ищет что-то…
Впервые слышу! Что отец на Земле что-то ищет. Понимаю, что он считает меня совсем ребёнком или просто не доверяет. Это как-то даже по-детски обидно.
– А тебе давно пора постричься, – Элен переходит на игривый тон, легко шлёпая меня по затылку.
Я и сам знаю, что здесь не принято отращивать волосы без соответствующих убеждений. Во всяком случае, в том общественном классе, который мы условно занимаем. Но я почему-то очень не люблю стричься. Хорошо, что волосы у меня растут медленно, потому что посещение салона я оттягиваю всегда настолько, насколько только можно. Но раз Элен говорит об этом, то действительно уже пора. Вкус у неё хороший, с этим не поспоришь.
Дежурно целую Элен в макушку, желаю доброй ночи. Оставляю одну на кухне в своих мыслях. В общем, неожиданно нормальный вечер, подчёркнуто домашний при разыгравшейся к ночи непогоде. Только всё равно… чего-то не хватает.
У себя едва успеваю раздеться. Ложусь в постель и проваливаюсь в сон без сновидений.
***
Утром поднимаюсь легко и сразу, быстро в душ, одеваюсь, перехватываю что-то на кухне. Замечаю, что неосознанно тороплюсь, сам смеюсь, понимаю, что просто спешу к девчонке. Даже неважно, как мне с ней – интересно или не очень, весело, грустно, или легко и спокойно, как вчера. Я просто чувствую, что надо быть рядом, на своём месте. Ещё не знаю, как это всё у нас будет, но в том, что будет, почему-то уверен. Ещё уверен, что будет мучительно-сладко. У неё такие губы, целовать серьёзно вчера даже не решился. Не ушёл бы тогда, а для остального пока ещё слишком рано.
Сажусь в машину, выезжаю со стоянки. Ночная слякоть прошла, и утро радует нечастым гостем – солнечным светом. День сегодня обещает быть ярким, как и настроение, приподнятое без причины. На дороге никаких заторов, доезжаю до университета быстро и без нервов.
На парковке стоят мои парни, с ними, вижу, стоит Кира. Как всегда, слишком ярко одета, отмечаю про себя мимоходом. Подхожу к мужикам, протягиваю руку, Киру умудряюсь клюнуть в щёку. Вместе с ними иду до универа, там останавливаемся у входа, ребята ещё курят. Вижу, обсуждать при Кире они не хотят, но явно тема для беседы со мной имеется. Поэтому говорят о всякой чепухе, об учёбе, о покере, и на меня при этом поглядывают. Я стою, в разговоре практически не участвую.
Поворачиваю голову, вижу Жанну, она только что скрылась за тяжёлой дверью. Иду за ней, обещая всем после увидеться. Следом за мной распрощалась и заторопилась к входу Кира.
– Ээ, Макс… – слышу изумлённый возглас вдогонку.
– Мне одному кажется, что мы его теряем? – задумчиво интересовался Мотыль.
– Думаешь? – тихо спросил Валет.
– Сам посмотри, – я такого серьёзного Мотыля никогда не видел. – Симптомы налицо. Ещё один доигрался.
Бля, да ну их, как будто кого схоронили.
***
В аудитории вижу свою Жанну. Она сидит, глаза в стол, и на меня не смотрит. На своём обычном месте. Да, похоже, меня уже не ждали. Прохожу, сажусь, вплотную прижимаюсь. Наблюдаю удивлённое лицо с еле сдерживаемой улыбкой. Говорю «Привет», она кивает. Мы молчим, но это ничего не портит.
– Ты мне кулон вчера забыл отдать, – говорит она, наконец.
– А ты мне тоже не сказала, – отвечаю.
– Что не сказала? – спрашивает недоумённо. Мы сидим плечо к плечу, ну, только что она пониже.
– Не сказала, куда мы с тобой сходим, – не удержавшись, целую её в кончик носа.
– Зачем? – спрашивает ещё недоумённей.
– Будешь так себя вести, посажу в тележку, – говорю и откидываюсь спиной назад, опираюсь на стол за нами. – Буду сам тебя катать, где пожелаю.
Жанна поворачивается ко мне и смеётся, у неё чудесная улыбка, открывает идеально белые ровные зубы.
– Я не люблю места, где много народа, – наконец, отвечает она. – Мне не нравится есть при чужих и слишком громкая музыка. Тебе будет со мной скучно.
– Ну, не решай за меня, как мне будет, – говорю серьёзно. – Вчера мне не было скучно. Так куда?
Жанна пожимает плечами. Всё понятно, придётся предложить варианты. Думаю об этом и понимаю, что сам не хочу, чтобы на неё пялились всякие отморозки в полупьяном чаду и грохоте какого-нибудь клуба. Достаю телефон, забиваю поиск. Обращаю внимание на погоду – на три дня обещают почти что лето, а потом снова типичная северо-западная осень. Размышляю, то ли сразу Жанну ошарашить, то ли самому ещё раз всё продумать.
Начинается лекция, неожиданный сюрприз в рамках спецкурса. По предмету планируется работа, профессор знакомая, с ней у меня в прошлом году… не сложилось. До открытого конфликта, к счастью, дело не дошло, но мотала она мне нервы долго. Дополнительные работы, мелкие придирки, запрет на посещение лекций и всё в том же духе. Я даже подумывал академку взять, так достало её необъяснимое поведение, но неожиданно Анна Владимировна прямо на лекции… упала и сломала ногу.
Ловлю её взгляд то и дело, замечаю, что разглядывает не только меня, но и Жанну. Видимо, мы всё же сидим слишком близко, и со стороны, наверное, это очень заметно.
Но как будто обошлось, да, всё, вроде, ровно. Расслабляюсь и не жду от неё уже никакого подвоха. Жанна пишет, я, опираясь подбородком на левую руку, искоса за ней наблюдаю.
– …подумайте, как правильно сформулировать тему. И, в заключение, обращаю ваше внимание на то, что концепции зла во многих мировых религиях имеют схожие черты. Что не всегда добро абсолютно привлекательно, а зло – отвратительно. По аналогии, на понятном примере – это, как, например, ваши друзья Владимир Мотылёв и «очаровательный плохиш» Соло…
Вот ведь… да, хорошая женщина! Я обалдел просто, даже оглянулся проверить, где там сидит «не абсолютно привлекательное добро» Мотыль – да вот он, через проход от нас, рядом с Кирой. Он в ответ стрельнул в меня глазами, ухмыльнувшись. Что ж, значит, многого я про Мотыля не знаю, раз профессор считает, что он «добро». Про себя я не раз думал, что Мотыль за внешней эскападой прячет холодный и расчётливый ум, который своего не упустит. Но если подумать, то да, за Мотылём нет шлейфа брошенных девчонок, подставленных друзей, не отданных долгов или чего-то в этом роде. Но не безусловное добро всё же, нет. А я, значит, симпатичное зло.
Замечаю, что Жанна сидит неподвижно и с возмущением смотрит на преподавателя. Даже, похоже, немного злится. Сердится на неё из-за меня. Это так умильно, так сердится котёнок, который только что открыл глаза и едва научился держать голову, на большого дворового пса.
– Ты такая забавная, когда злишься, – говорю ей шёпотом. И Жанна, словно очнувшись, начинает складывать сумку.
В перерыве тащу её во двор, она слишком бледная, пусть воздухом подышит. Она упирается, смеётся. Но идёт. И вот в таком виде – я, обняв Жанну за плечи, почти неся её, и она, взъерошенная, с порозовевшими щеками и блестящими глазами, выглядывающая из-под моей руки – мы вывалились во двор. Почти столкнулись в дверях с Кирой, прошедшей мимо с застывшим лицом и презрительно изогнутыми губами.
– Она предвзята, ты не можешь быть злом, – говорит о профессорше Жанна во дворе. – И смотрит на меня с таким сочувствием, будто ей меня очень жалко.
Я слишком поздно замечаю, что сначала профессор своим высказыванием, а потом мы сами совместным появлением во дворе привлекли внимание других студентов. У которых появляется осознание, что мы друг к другу какое-то отношение имеем. Да и пусть знают, так даже спокойней – не посмеют больше подкатывать к Жанне.
Мы вместе две первых пары, на третьей разойдёмся по разным кабинетам. После перерыва провожаю её до аудитории, на свои занятия решаю не возвращаться. Не хочу сидеть один, не хочу ни с кем общаться. Выхожу на улицу, в яркое осеннее солнце, просто бреду по улице, тяну время.
На одной из улиц натыкаюсь на тату-салон, вроде, я его раньше тут не видел. Да откуда, я же пешком хожу теперь исключительно редко. На рекламе мужик с драконом во всю спину. У меня появляется странная, но навязчивая идея.
Захожу, у них на двери брякает колокольчик. Из глубин помещения выходит девушка, симпатичная, только улыбается слишком мило. Знаю, что в таких местах, особенно в центре, рисунки делают по записи, но меня берут сразу. Предлагают альбомы, красочные буклеты. Но я знаю, как хочу, мне всё это не нужно. Тогда девушка-администратор уходит, чтобы позвать мастера.
– Артём, – ко мне выходит молодой парень, протягивает руку.
– Надо выбить одну букву, и только красным, – говорю парню, он, наверное, и есть мастер.
Мне снова показывают варианты. Вместе с мастером выбираем рисунок в орнаментальном стиле. Три часа длится сеанс, всё же тату небольшая. Артём за работой рассказывает мне, что завтра участвует в каком-то конкурсе, и такая жалость, что я не пришёл раньше. Он бы обязательно пригласил меня в качестве модели, но сегодня – это слишком поздно, до завтра татуировка ещё не заживёт…
Когда поднимаюсь, в зеркале вижу, что сейчас рисунок почти не видно, красный на покрасневшей воспалённой коже. Ничего, на мне все заживает, как на собаке. Через день-другой уже будет у меня на сердце красная «Ж» в сложном растительном узоре.
Я не знаю, зачем я это сделал. У отца есть татуировка – у него красная «N» на сердце, мою маму звали Натали. Я не спрашивал, ему её накололи, или это появилось после свадьбы, всё-таки, у нас не все обычно. Есть наверняка какой-нибудь обряд, но я о нём не знаю. Надо было бы спросить, конечно, только вот сейчас не у кого. Да и раньше, как мне помнится, отец на разговоры со мной время особо не тратил. Удивительно, что, когда появилась Элен, татуировка у отца не исчезла и не изменилась. Может, стала чуть бледнее и меньше, но буква у отца по-прежнему мамина. А я даже не спрашивал и не знаю, любил ли отец мою мать. Слышал только, что я на неё похож.
Выхожу из салона уже сильно после обеда. Беспокоюсь, не прогулял ли конец занятий, иду к универу, хочу встретить Жанну. На сердце сладко саднит и ноет татуировка.
Глава 6. Макс. Тёмная тварь.
Подошёл к университету, стою напротив входа. Минут через десять выходят мои парни.
– И биться сердце перестало! – орёт от двери улыбающийся от уха до уха Мотыль. – Ты чего, герой-любовник, во дворе жмёшься? К знаниям не тянет? Как сам?
– Макс, здорово, – говорит Валет. – Ты где сегодня шлялся?
Да, люблю их за простоту и за то, что вещи называют своими именами. Улыбаюсь и просто протягиваю руку.
– Как у вас? Куда-нибудь сходили? – спрашивает Мерц.
– А, сходили, – говорю. – В магазин сходили.
– Ювелирка? – поднимает бровь Мотыль.
– Супермаркет, – отвечаю, смеясь, любуюсь на их обалдевшие лица. – Не поверите, как было интересно.
– Да ладно, – Мерц и не верит. – Что с отчётом?
Я совсем забыл про эту глупость. Видимо, на моём лице это как-то отразилось.
– Да ты и сам, Вадян, про Дину нам отчёт не сделал, – пытается замять неловкость Валет. Мерц пожимает плечами, мол, так то я. Мотыль не паясничает почему-то. Очень странно, заболел, что ли?
На улицу выходит Жанна. Одна. Быстро прощаюсь с друзьями, внимания не обращая на их вытянутые рожи.
Жанна идёт, обхватив себя руками. Ещё больше напоминает маленького, одинокого котёнка. Смотрит под ноги, меня не замечает, проходит мимо. Иду за ней, нарочито громко ступая. Довольно быстро её нагоняю.
– Девушка, вы поесть не хотите?
Резко тормозит, разворачивается на месте. На лице смесь недоверия и восторга. Как же хорошо, что она мне тоже рада.
Предлагаю ей зайти в кафе через три дома – там не ходят толпы людей и вкусно кормят. Я и сам голодный, и её жалко – не хочу, чтобы она весь вечер возилась на кухне.
Мы зашли, уселись, заказали мясо. Как-то получилось, что мясо мы оба любим. Я, конечно, ем, а она сидит, на меня смотрит, подперев руками подбородок.
– Ешь, давай, а то совсем тонкая, как тростинка, – говорю ей, и вижу, что на лице у неё появилась тревожная моська. Ох, эти женщины, сами придумают, сами обидятся…
– Я не спорю, это очень красиво, только я за тебя беспокоюсь, – замечаю, что девочка сразу отходит. Улыбается тихо, есть начинает.
Расплатились и вышли, по тёмной улице вместе шагаем. Я, наконец, веду Жанну, к себе прижимая.
У дома встаём, она меня тоже обнимает. Я хотел бы зайти, но жду приглашения. И она предлагает – можно выпить кофе.
Мы поднимаемся в квартиру, на кухне варим кофе.
– Научи меня рисовать, я бы хотел научиться, – намекаю ей на продолжение вечера. Жанна смеётся, но не отказывается. Мне очень нравится её тихая светлая радость.
После кофе мы идём к мольберту. Я прикидываюсь, что рисовать не умею, и она объясняет мне закон перспективы. Рисуем вдвоём, двумя угольными стержнями, кстати, довольно неплохо вышло. Стройное здание с колоннами и портиком, почти в классическом стиле. Отмываем руки в ванной, толкаясь и мешая друг другу, дольше, чем учились. Остаток вечера смотрим на ноуте фильм, в одной из маленьких комнат полулёжа на узком диване. Её голова лежит на моём плече, и я украдкой вдыхаю тонкий цветочный аромат её волос.
Провожает до двери меня сонная киса. Не могу удержаться, долго целую её в прихожей. Ладно, не просто целую, что уж… Мы целуемся до припухших губ, до тихих стонов. Жанна обнимает меня за шею, жмётся ко мне тёплым трепетным телом, и я её осторожно ласкаю, стараюсь не прижиматься каменным членом.
В конце концов, пришлось отрываться с мясом, взять себя за шкирку и отправить, на хрен, в эту остужающую мозги ночь. Как ушёл, сам не знаю. Пока шёл до машины, в голове нисколько не прояснилось.
***
У дома паркуюсь, вижу – свет только в спальне Элен. Прохожу внутрь, сразу к себе, раздеваюсь. Падаю на постель, боюсь вновь провести бессонную ночь. Думаю о завтрашнем дне, у меня на него большие надежды. Лишь бы погода не подвела. А ещё сам себя опасаюсь – не уверен, что смогу снова себя удержать.
В мыслях она, тело тоже её хочет. На губах её вкус. Чувствую, что всю ночь не засну, буду в кровати крутиться. Может, в холодный душ? Отвык от такого, забыл, когда мастурбировал в последний раз. И не помню, когда я в последний раз что-то себе запрещал. Интересно, а ей это тоже вот так… трудно? Удивительно, но я никогда не интересовался, что думают те, с кем я сплю. Я совсем не привык беспокоиться о чужих чувствах.
***
Просыпаюсь утром, на рассвете. Удивлённо смотрю по сторонам. Ночью сам не заметил, как заснул, вот так она на меня хорошо влияет.
Быстро встаю, радуясь, что ждать уже совсем не долго. Душ, завтрак с Элен, одеваюсь и выхожу на улицу.
Уже у машины вспоминаю о планах на сегодня. Возвращаюсь в дом, иду в одну из кладовок и выбираю одеяло потолще.
В городе еду не к универу, сразу направляюсь к дому Жанны. Жду.
Наконец, она выходит. На машину кидает взгляд мельком и идёт дальше. А, она ж её не знает, мы всегда пешком общались. Нажимаю на сигнал, открываю дверь и выскакиваю из машины. Догоняю, целую улыбающиеся губы.
– Почему не в универе? – спрашивает мой котёнок строго.
– Жан, это последнее, возможно, солнце. Давай сегодня денёк прогуляем, – говорю. – А когда будет холодно и дождь, успеем ещё поучиться.
Вижу сомнения на лице моей любимой, Жанна очень ответственно относится к учёбе. Но потом смотрит на меня снизу вверх и кивает. Фух, а я уже, было, заволновался.
– Что возьмём с собой, чего-нибудь хочешь? – спрашиваю.
– Ничего не хочу, завтракала недавно, – отвечает она. – Ты возьми на свой вкус, вдруг ты захочешь. А куда…
Говорю, что сюрприз, сажаю её в машину. Заезжаю во вчерашнее кафе, беру два больших кофе и пакет со сдобой. Девушки обычно это любят, хоть и говорят, что вредно для фигуры.
Едем через город, машин уже меньше – рабочий день начался, дороги разгрузились. Жанна на переднем сиденье сидит, как на иголках – вопрос «Куда едем» не даёт ей покоя. Через какое-то время, уже за городом, она понимает – мы направляемся в сторону залива.
– Ты везёшь меня на залив! – объявляет котёнок. Я молчу, утвердительно киваю. Не могу удержать улыбку – у неё тревога сменяется предвкушением моментально. И я рад, что угадал, что везу её туда, где ей понравится. Её радость опьяняет так, что хочется всегда радовать.
Мы оставляем машину на парковке у пляжа, выходим к кабинкам. Я несу одеяло, перекинув через плечо, как плащ, Жанна – пакет с выпечкой и кофе. Восхищённая, как ребёнок, она бы и тут осталась, но я увлекаю её дальше на берег.
Мы идём вдоль воды, и я ей объясняю, что сейчас, в сентябре, на берегу лучше долго не оставаться. Здесь постоянно дует ветер, высокая влажность, можно сильно простудиться. Прогуляться по пляжу, конечно, можно, но вот кофе мы пойдём пить в другое место.
Жанна кивает, ей интересно все, что она вокруг видит. Чайки над водой, в дымке горизонт, скользкие камни на берегу. Распахнутые глаза блестят, нежный рот полуоткрыт, губы лепестками. Останавливаюсь, не могу просто смотреть, эти сладкие губы целую, сжимая руками плечи. Она на поцелуй робко отвечает, и от этого хочется дойти быстрее. Поднимаю её на себя, придерживаю за бёдра, Жанна, улыбаясь, обхватывает меня ногами, цепляется за шею.
Доношу её до тропинки и там опускаю на землю. Здесь знакомый ориентир – кривая сосна без макушки. По узкой тропе идём друг за другом ещё метров двести и выходим на поляну, мы с друзьями прошлой весной здесь были.
Большая, круглая, окружённая сосновым лесом, поляна заросла за лето высокой травой. И сейчас, в начале осени, встретила нас почти летним теплом и заветрием.
Травы отцвели, выгорели и торчат пожелтевшими колосьями и зонтиками. Лишь ближе к деревьям виднеются открытые пространства, покрытые хвойным опадом и низкой лесной травкой.
– Здесь так здорово! – отмечает Жанна. Я киваю, полностью согласен.
Выбираю место на солнце, кидаю одеяло. Жанна его расправляет, снимает пальто и усаживается, подобрав под себя ноги. А мне жарко, я не только куртку снимаю – стягиваю футболку, падаю на одеяло и укладываюсь головой на её колени.
Прикрываю глаза, прислушиваюсь к волшебной музыке природы. То птица запоёт, то дерево скрипнет, то ветер в вышине зашумит ветвями. И всё. А в городе всё время столько лишних звуков.
Жанна тоже сидит очень тихо, в волосы мои пальцы запустила. Так приятно…
– Я засну, если будешь так гладить! – говорю ей, а она смеётся.
– А почему ты… – начинает неуверенно.
– Привёз тебя сюда? – продолжаю и, кинув на неё короткий взгляд снизу, вижу, что она утвердительно кивает. – Ну, ты же сама сказала, что здесь здорово. Ты не рада?
– Рада, – подтверждает Жанна. – Я за городом редко бываю, а город так сильно утомляет…
– Ну, а кроме того, куда бы ты ещё хотела? В библиотеку, в музей? – предполагаю, и Жанна неуверенно улыбается. – Нет, я против библиотеки.
– Почему? – спрашивает нежно, а я снова смотрю на неё снизу.
– Тонны чужой мудрости навевают на меня тоску, – говорю. Пусть лучше считает, что я легкомыслен, незачем ей знать, сколько времени я провёл за бумажными и электронными страницами, пытаясь заполнить пустоту. – У меня есть своя жизнь, и я намерен её жить. Ну, а музей… Была в Эрмитаже?
– Нет, – Жанна качает головой, и освободившиеся от ветра из причёски пряди чуть колышутся вокруг порозовевшего лица. Да, это всегда так, мы живём в одном из красивейших городов мира, но не видим его, копошимся у его стен, как муравьи, занятые своими муравьиными делами. А Жанна, подумав, говорит: – В чужой мудрости можно найти свои ответы.
Да, возможно. Я не нашёл пока.
Я представляю себе радость Жанны, её восхищённое личико, когда она увидит Эрмитаж.
– Да, в Эрмитаж я с тобой сходил бы, – говорю и решаю: – Значит, сходим!
Закрываю снова глаза, подставляю лицо солнцу и её нежным рукам.
– Пей кофе, пока он не стал совсем холодный, – предлагаю ей и продолжаю: – А ещё я привёз тебя сюда, потому что хочу провести с тобой время… узнать тебя лучше.
Жанна что-то рисует тонким пальчиком на моём лице, обводит губы. Я ловлю вредный пальчик, целую с закрытыми глазами, хочу взять его в рот. Она отнимает палец, влажный от поцелуя, мягко трогает им татуировку.
– Что это? – спрашивает и наклоняется, рассматривает ближе.
– Это ты. У меня на сердце, – говорю ей, улыбаясь. Но она в ответ улыбается грустно.
– Ты совсем ничего про меня не знаешь.
Хм…
– Ты боишься темноты, любишь высоту, свою бабушку, не любишь быть в толпе и кушать в общественных местах. Ты тихая, но не безропотная. Думаю, ты добрая, жалко тебе всех. Дай, угадаю – наверное, кормишь бездомных животных… кошек там, собак.
– Они боятся меня, – говорит Жанна. – Разбегаются, только учуяв мой запах. Особенно кошки. Поэтому я кормлю только птиц. Голубей и уток в парке. А темноты я не боюсь, а опасаюсь. Но как ты…
– Догадался, – отвечаю. – Ты везде в квартире свет включаешь и задёргиваешь шторы. Думаю, и спишь при включённом свете. Да?
– Да, – и я снова ловлю её палец губами, она его отнимает, тогда я нахожу её руку и целую мягкую ладошку.
– И откуда ты такой взялся? – спрашивает вдруг. Я даже напрягся и глаза открыл, на неё посмотреть пытаюсь.
– Какой такой? – уточняю, глядя на неё снизу. Вижу, на лбу у Жанны вертикальная морщинка, и смотрит она на меня с непонятной печалью.
– Как мечта, – отвечает она. И шевелится, пытаясь встать. Я сажусь и смотрю на неё, недоумевая. – Как сон.
Жанна поднимается на ноги и идёт прочь от меня, к центру поляны.
– Смотри, Макс, раз хочешь узнать, внимательно смотри!
Я потерялся, в первый раз в жизни не понимаю, что происходит. Эта девочка всё время задаёт загадки – сначала парализует меня в коридоре, провоцируя на какие-то спецэффекты, по словам Валета, потом убегает (и это тоже в первый раз!), а теперь вот это!
Жанна отходит от меня метров на пятнадцать и начинает раздеваться. Сначала наклоняется и развязывает ботинки, снимает их, переступая. Потом берётся за подол туники двумя руками, стягивает через голову и её. Я шокировано смотрю на неожиданное действо, исполненный худших предчувствий. Вижу, что был прав (да я давно это понял!) – Жанна не носит бюстгальтер. На автомате достаю телефон и включаю камеру, ставлю режим мульти-съёмки. Зачем я тогда это сделал? Вот кто бы мне самому сказал!
Пока я вожусь с телефоном, остальную часть непредвиденного стриптиза пропускаю. Поднимаю голову и вижу её обнажённую фигурку – узкую спину, полуприкрытую чёрными блестящими волосами, развевающимися на ветру, тонкую талию. Плавный изгиб бедра, идеальной формы ягодицы… И размер у неё такой… короче, тот самый! Да, пусть лучше носит свои балахоны, чтобы никто такую красоту, кроме меня, не видел. Длинные стройные ноги дополняют картину. Фарфорово-белая кожа будто светится в солнечном свете. Это вот это она хотела мне показать? Делаю несколько снимков.
В камеру вижу, что происходит нечто странное, и вскидываю глаза. Жанна поднимает руки вверх, сводит их вместе, как ныряльщик с трамплина, и… нет, не пытается нырнуть, конечно, она падает вперёд, выставив перед собой руки. Сжав в руке телефон, я вскакиваю с одеяла. По-моему, надо уже идти и всё это прекращать, но почему-то стою и дальше наблюдаю.
Вижу, как тело девушки утратило чёткие очертания, будто подёрнулось радужной дымкой. Как вместо тонких рук на землю упруго опускаются мощные лапы, переступают вперёд, вытягивают за собой большое чёрное тело, словно складывая, сворачивая хрупкую человеческую оболочку. Всё происходит легко, быстро, беззвучно. Без крови, брызг непонятной жидкости, ломки костей и собирания зверя по кускам, как обычно бывает в книгах и фильмах. Это… оборотень? Или?
Я смотрю, глазам своим не веря. Вот он мой мир, к которому я так стремился! Он существует и зовёт, прекрасный, яркий и… возможно, хищный.
Существо выходит на поляну. Больше всего она похожа на земную чёрную пантеру, только раза в два больше и стройнее, ну, и шея у неё существенно длиннее. На спине волшебный зверь несёт огромные чёрные крылья, расправляет и вытягивает их, блестя на солнце глянцем перьев – сначала одно, потом другое. Вспоминаю про камеру, делаю снимок.
Всё же кошка! Она приседает на задние лапы, группируется и с места берёт разгон. В три прыжка преодолевает поляну и отрывается от земли, раскрывая крылья. Размах огромен! Она не поднимается высоко, не выше растущих по краю деревьев, облетает поляну – здесь для такой «птицы» слишком мало места. Проносится надо мной, обдавая сильным порывом ветра. Пригибаюсь и от неожиданности куда-то роняю телефон.
Сделала ещё круг и тяжело приземлилась в центре поляны, колотя крыльями, как огромная колибри. Сначала на задние лапы, потом на все четыре, развернулась. Сложила крылья. Она идёт ко мне.
Медленно, очень медленно подходит. Вижу, как переливаются мускулы под бархатистой чёрной шкурой, как светятся золотые глаза на треугольной морде, и чёрный длинный хвост бьёт по бёдрам. Слышу рокот, зарождающийся в широкой груди. Метрах в двух волшебная кошка остановилась, подняла над собой полураскрытые крылья и, изогнув в мою сторону шею, оскалила огромные белые клыки и зашипела. Так шипела бы гигантская змея, если можно такую представить. А, да, я про такое слышал – так иногда делают некоторые птицы, чтобы показаться больше, напугать, сбить врага с толку. Увести от гнезда, например. Она меня пугает! Удивляюсь, что вообще ещё соображаю.
– Я боюсь, – говорю ей. – Правда.
Но не выдерживаю – смеюсь, сам делаю шаг навстречу. Жанна подходит ко мне, дугой изгибает шею и упирается мне в грудь лобастой головой. Толкает мягко, но настойчиво, это что, такая ласка? Боднула ещё раз, сильней. Теряя равновесие, обхватываю лоснящуюся шею, шепчу в поджатое округло-бархатное ухо.
– Хочу тебя поцеловать!
И падаю! Лечу на одеяло, потому что сверху на меня падает обнажённое женское тело.