Артур Б. Рив
Крейг Кеннеди
– О, порочность богатства! – было начало. – В то время как миллионы бедных тружеников рабствуют, голодают и дрожат, современные работорговцы, подобно рабовладельцам Древнего Египта, тратят деньги, выжатые из крови людей, на бесполезные и бессмысленные игрушки искусства, в то время как у людей нет хлеба, на старые книги, в то время как у людей нет домов, на драгоценности, в то время как у людей нет одежды. Тысячи тратятся на мертвых художников, но живому гению жалко доллара. Долой такое искусство! Я посвящаю свою жизнь исправлению ошибок пролетариата. Да здравствует анархизм!
Дело становилось все серьезнее. Но, безусловно, самым серьезным открытием в ныне опустевшей студии было несколько больших стеклянных трубок в углу, некоторые из которых были разбиты, другие еще не использовались и стояли рядами, как будто ожидая, когда их заполнят. На одном конце полки стояла бутылка с надписью "Серная кислота", на другом – огромная банка, полная черных зерен, рядом – бутылка хлората поташа. Кеннеди взял несколько черных зерен и положил их в металлическую пепельницу. Он зажег спичку. Послышалась затяжка и небольшое облачко дыма.
– А, – воскликнул он, – черный порох. Наш абсентер был изготовителем бомб, возможно, экспертом. Дайте-ка подумать. Я предполагаю, что он делал взрывчатую бомбу, искусно сделанную из пяти стеклянных трубок. Центральная, я рискну предположить, содержала серную кислоту и хлорат поташа, разделенные плотно упакованным куском ваты. Затем две трубки с каждой стороны, вероятно, содержали порошок, и, возможно, внешние трубки были заполнены скипидарным спиртом. В нужном положении кислота в центральной трубке находится сверху и, таким образом, постепенно впитывается через вату и вызывает сильное нагревание и взрыв при контакте с поташем. Это воспламенило бы порошок в следующих трубках, и это рассеяло бы пылающий скипидар, вызвав потрясающий взрыв и повсеместный пожар. С настоятельной идеей мести, подобной той, что раскрывается в этой рукописи, либо за его собственные ошибки как художника, либо за воображаемые ошибки людей, что может этот абсентер не планировать сейчас? Он исчез, но, возможно, он может быть более опасным, если его найдут, чем если он потеряется.
Саркофаг
Мне пришла в голову ужасная мысль, что, возможно, он был не один. Я видел, как Спенсер был без ума от своей привлекательной библиотекарши. Уборщик здания студии был уверен, что женщина, отвечающая ее описанию, была посетительницей студии. Будет ли она использована, чтобы добраться до миллионера и его сокровищ? Была ли она сама частью заговора, направленного на то, чтобы сделать его жертвой, возможно, убить его? Поначалу эта женщина была для меня большой загадкой. Теперь она была еще большей загадкой. Едва ли было возможно, что она тоже была абсентером, который на время избавился от проклятия только для того, чтобы снова впасть в него.
Если и были какие-то подобные мысли, проходившие в голову Кеннеди, он этого не показывал, по крайней мере, не в форме колебаний в том направлении, по которому он, очевидно, наметил следовать. Он почти ничего не сказал, но поспешил из студии на такси обратно в лабораторию. Через несколько минут мы уже мчались к музею.
У Крейга было не так много времени для работы, если он надеялся быть готовым ко всему, что может произойти этой ночью. Он начал с наматывания катушки за катушкой медного провода на складе в подвале музея. Было не очень трудно скрыть это, настолько переполненной была комната, или вывести концы через окно с противоположной стороны от того, где окно было разбито.
Затем он поднялся наверх в картинную галерею и установил несколько коробок, подобных тем, с которыми я видел, как он экспериментировал во время испытаний селена в тот день, когда мистер Спенсер впервые посетил нас. Это были коробки, похожие на камеры, около десяти дюймов в длину, три дюйма или около того в ширину и четыре дюйма в глубину.
Один конец был открыт или, по крайней мере, выглядел так, как будто его конец был засунут на несколько дюймов внутрь коробки. Я заглянул в одну из коробок и увидел щель в стене, которую кто-то сделал. Кеннеди был занят настройкой аппарата и остановился только для того, чтобы заметить, что в коробках находились две чувствительные поверхности селена, уравновешенные двумя сопротивлениями углерода. В коробке также был часовой механизм, который Крейг завел и заставил тихо тикать. Затем он передвинул стержень, который, казалось, закрывал щель, пока аппарат не был отрегулирован к его удовлетворению, что было тонкой операцией, судя по его осторожности. Несколько таких коробок были установлены, и к тому времени было уже довольно поздно.
Провода от аппарата в художественной галерее также вели наружу, и их, а также провода от катушек в подвале, он провел через сад позади дома Спенсера и вверх в комнату на верхнем этаже. В верхней комнате он подсоединил провода из кладовой к чему-то похожему на кусок хрусталя и телефонную трубку. Те, что были в картинной галерее, заканчивались чем-то очень похожим на аппарат, который радист носит на голове.
Среди прочих вещей, которые Крейг принес из лаборатории, был пакет, который он еще не развернул. Он положил его у окна, все еще завернутым. Он был довольно большим и, должно быть, весил пятнадцать или двадцать фунтов. Сделав это, он достал рулетку и начал, как будто он был геодезистом, измерять различные расстояния и, по-видимому, вычислять углы и расстояния от подоконника дома Спенсера до окна в крыше, которое было точным центром музея. Расстояние по прямой, если я правильно помню, было около четырехсот футов.
Когда приготовления завершились, ничего не оставалось делать, кроме как ждать, когда что-нибудь произойдет. Спенсер отказался встревожиться из-за наших опасений за его собственную безопасность, и только с трудом мы смогли отговорить его от того, чтобы перевернуть небо и землю, чтобы найти мисс Уайт, что, безусловно, должно было расстроить тщательно продуманные планы Кеннеди. Он был так заинтересован, что отложил одну из самых важных деловых конференций года, выросшую из антимонопольных исков, чтобы присутствовать с доктором Литом и нами в маленькой задней комнате наверху.
Было уже довольно поздно, когда Кеннеди закончил свои поспешные приготовления, но по мере того, как приближалась ночь, мы становились все более и более нетерпеливыми, ожидая, что что-то произойдет. Крейг, по-видимому, был еще более встревожен, чем накануне вечером, когда мы наблюдали за ним в самой художественной галерее. Спенсер нервно курил, яростно прикуривая одну сигару от другой, пока воздух не стал почти голубым.
Почти не было произнесено ни слова, пока час за часом Крейг сидел с трубкой у уха, подключенной к катушкам в кладовой.
– Вы могли бы назвать это электрическим детективом, – объяснил он Спенсеру. – Например, если бы вы заподозрили, что в какой-либо комнате происходит что-то необычное, это многое сообщило бы вам, даже если бы вы были за много миль отсюда. Это открытие ученика Торна Бейкера, английского специалиста по электрике. Он экспериментировал с высокочастотными электрическими токами, исследуя природу разрядов, используемых для электрификации определенных вещей. Совершенно случайно он обнаружил, что, когда комната, в которой он проводил эксперименты, была занята каким-то человеком, его измерительные приборы указывали на этот факт. Он проверил степень изменения, пропустив ток сначала через комнату, а затем через чувствительный кристалл к тонкой телефонной трубке. Было отчетливое изменение в жужжании, слышимом по телефону, когда комната была занята или незанята. То, что я сделал, – это намотал одиночные петли простого провода с каждой стороны этой комнаты внизу, а также намотал вокруг комнаты несколько витков скрытого медного провода. Эти коллекторы соединены с кристаллом карборунда и телефонной трубкой.
Каждый из нас пробовал эту штуку и слышал отчетливое жужжание в трубке.
– Присутствие мужчины или женщины в этой комнате было бы очевидно для человека, слушающего за много миль, – продолжил он. – Через эту кладовую постоянно проходит ток высокой частоты. Вот что вызывает это обычное жужжание.
Было уже около полуночи, когда Кеннеди внезапно закричал:
– Вот, Уолтер, возьми эту трубку. Ты помнишь, как звучало жужжание. Слушай. Скажите мне, можешь ли ты тоже обнаружить изменения.
Я быстро прижал трубку к уху. Действительно, я мог бы заметить разницу. Вместо гудения раздался лишь слабый звук. Он был медленнее и ниже.
– Это означает, – взволнованно сказал он, – что кто-то проник в эту темную кладовую через разбитое окно. Позволь мне снова взять трубку. Ах, жужжание возвращается. Он выходит из комнаты. Я полагаю, он нашел электрическую трость и пистолет там, где оставил их. А теперь, Уолтер, раз уж ты привык к этой штуке, возьми ее и расскажи мне, что ты слышишь.
Крейг уже схватил другое устройство, связанное с художественной галереей, и держал беспроводной приемник над головой. Он слушал с пристальным вниманием, разговаривая, пока ждал.
– Это устройство, – говорил он, – было разработано доктором Фурнье д'Альбе, преподавателем физики в Бирмингемском университете, для помощи слепым. Оно известно как оптофон. То, что я буквально делаю сейчас, – это СЛЫШУ свет. Оптофон преобразует свет в звук с помощью этого замечательного маленького элемента, селена, который в темноте является плохим проводником электричества, но при свете является хорошим проводником. Это свойство используется в оптофоне при передаче электрического тока, который прерывается специальным прерывателем с часовым механизмом. Это делает свет и тьму слышимыми в телефоне. Эта штука у меня над головой похожа на беспроводной телефонный приемник, способный улавливать ток даже в четверть микроампера.
Мы все с нетерпением ждали, когда Крейг заговорит. Очевидно, незваный гость сейчас поднимался по лестнице в художественную галерею.
– На самом деле я слышу свет звезд, проникающий сквозь ваше замечательное окно в потолке из стекла, мистер Спенсер, – продолжил он. – Несколько мгновений назад, когда светила луна, я слышал ее, как грохот проезжающей повозки. Я знал, что это луна, и потому, что видел, что она, должно быть, светит, и потому узнал звук. Солнце гремело бы, как проходящий экспресс, если бы сейчас был день. Я могу различить тень, проходящую между оптофоном и светом. Рука, проведенная перед ним, издала бы мурлыкающий звук, а взгляд из окна при дневном свете прозвучал бы как кинематограф, отматывающий пленку.
– А, вот и он. – Крейг теперь слушал с большим волнением. – Наш злоумышленник проник в художественную галерею. Он светит своей электрической тростью на различные объекты, производя разведку. Без сомнения, если бы я был достаточно опытен и у меня было время изучить его, я мог бы сказать вам по звуку, на что он смотрит.
– Крейг, – перебил я, на этот раз сам очень взволнованный, – жужжание от высокочастотного тока становится все тише и тише.
– Клянусь Георгием, тогда там есть еще один человек, – ответил он. – Я не удивлен. Будь бдителен. Скажи мне, как только жужжание снова усилится.
Спенсер с трудом сдерживал свое нетерпение. Прошло много времени с тех пор, как он был простым зрителем, и ему, похоже, не нравилось, когда его кто-то сдерживал.
– Теперь, когда вы уверены, что вандал там, – вмешался он, от волнения затушив сигару, – не можем ли мы броситься туда и схватить его, прежде чем у него появится шанс нанести еще какой-нибудь ущерб? Он может уничтожить вещи на тысячи долларов, пока мы ждем здесь.
– И он мог бы уничтожить всю коллекцию, здание и все остальное, включая нас в придачу, если бы услышал от нас хотя бы шепот, – твердо добавил Кеннеди.
– Этот второй человек покинул кладовую, Крейг, – вставил я. – Жужжание снова вернулось в полную силу.
Кеннеди оторвал радиоприемник от уха.
– Послушай, Уолтер, тогда забудь об этом электрическом детективе. Возьми оптофон. Опиши мне подробно, что именно ты слышишь.
Он достал из кармана маленький металлический шарик. Я выхватил у него трубку и приложил ее к уху. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к новым звукам, но они были достаточно ясны, и я прокричал свои впечатления об их вариациях. Кеннеди возился у окна над тяжелым свертком, с которого он сорвал обертку. Он стоял к нам спиной, и мы не могли видеть, что он делает.
В моих ушах раздался ужасный грохот, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки. Как будто меня внезапно швырнули в увеличенную пещеру ветров, и на меня обрушился водопад, более мощный, чем Ниагара. Это было так больно, что я вскрикнул от неожиданности и невольно уронил трубку на пол.
– Это было включение полного света электрических ламп в художественной галерее, – крикнул Крейг. – Другой человек, должно быть, поднялся в комнату быстрее, чем я ожидал. Вот так.
Раздался громкий взрыв, по-видимому, на самом подоконнике нашей комнаты. Почти в то же мгновение в музее раздался звон разбитого стекла.
Мы подскочили к окну, я ожидал увидеть раненого Кеннеди, Спенсер ожидал увидеть свой дорогой музей в куче дымящихся руин. Вместо этого мы не увидели ничего подобного. На подоконнике стоял странный маленький инструмент, похожий на миниатюрное полевое ружье с замысловатой системой пружин и рычагов для ослабления отдачи.
Крейг отвернулся от него так внезапно, что на полном ходу врезался в нас.
– Давайте, – задыхаясь, крикнул он, выбегая из комнаты и хватая доктора Лита за руку.
– Доктор Лит, ключи от музея, быстро! Мы должны добраться туда до того, как испарения рассеются.
Он поднимался по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, таща за собой почтенного куратора.
За меньшее время, чем я могу сказать, мы оказались в музее и поднялись по широкой лестнице в художественную галерею. Всепоглощающий газ, казалось, пронизывал все вокруг.
– Отойдите на минутку, – предупредил Кеннеди, когда мы приблизились к двери. – Я только что выстрелил сюда одной из тех удушающих бомб, которые парижская полиция изобрела для борьбы с апачи и автомобильными бандитами. Откройте все окна здесь сзади и дайте воздуху очиститься. Уолтер, дыши как можно меньше этим, но… иди сюда… видишь? – вон там, возле другой двери – фигура, лежащая на полу? Сделай рывок за мной. Еще одно – если я не вернусь через минуту, заходи и попробуй позвать меня.
Он уже опередил меня в удушающем дыму. Сделав последний долгий глоток свежего воздуха, я нырнул вслед за ним, едва ли зная, что со мной будет. Я увидел фигуру на полу, схватил ее и попятился из комнаты так быстро, как только мог.
Испытывая головокружение и тошноту от паров, которые я был вынужден вдохнуть, я сумел подтащить тело к ближайшему окну. Это была Люсиль Уайт.
Мгновение спустя я почувствовал, как меня бесцеремонно оттолкнули в сторону. Спенсер совсем забыл о диковинках стоимостью в миллионы долларов, обо всех подозрениях, которые были выдвинуты против нее, и снял с меня полубессознательное бремя.
– Я уже второй раз нахожу тебя здесь, Эдуард, – бормотала она в полубреду, все еще сопротивляясь. – В первый раз – в ту ночь, когда я спряталась в футляре с мумией, ты убежал, когда я позвала на помощь. Я следила за тобой каждую минуту со вчерашнего вечера, чтобы предотвратить это. Эдуард, не надо, НЕ НАДО! Помни, я была… Я твоя жена. Послушай меня. О, это абсент испортил твое искусство и сделал его бесполезным, а не критики. Не мистер Спенсер соблазнил меня, а ты прогнал меня сначала из Парижа, а теперь из Нью-Йорка. Он был только… Нет! Нет! – теперь она кричала, ее глаза широко открылись, когда она поняла, что это был сам Спенсер, которого она видела, склонившись над ней. С большим усилием она, казалось, пришла в себя. – Не оставайся. Беги, беги. Оставь меня. У него есть бомба, которая может взорваться в любой момент. О—о— это проклятие абсента, которое преследует меня. Ты не пойдешь?
Она чуть не упала в обморок и переходила на французский, то смеясь, то плача попеременно, говоря ему, чтобы он уходил, но все же цепляясь за него.
Спенсер не обратил внимания на то, что она сказала о бомбе. Но я сделал это. Минута истекла, а Кеннеди все еще был там. Я повернулся, чтобы снова броситься к нему, чтобы предупредить его о любой опасности.
Как раз в этот момент какая-то полубессознательная фигура, пошатываясь, прижалась ко мне. Это был сам Крейг. Он держал в руках адскую машину из пяти стеклянных трубок, которая в любой момент могла унести нас в вечность.
Превозмогая себя, он споткнулся. Ощущение замирания в моем сердце, которое я никогда не смогу описать. Всего секунду я ждал ужасного взрыва, который должен был положить конец всему этому для нас, одну долгую бесконечную секунду.
Но этого не произошло.
Обмякнув от шока, я опустился рядом с ним и наклонился.
– Стакан воды, Уолтер, – пробормотал он, – и немного обмахни меня веером. Я не осмеливался доверить себе нести эту штуку целиком, поэтому вылил кислоту в саркофаг. Наверное, я пробыл там слишком долго. Но мы в безопасности. Посмотрим, сможешь ли ты вытащить Делаверде. Он там, у гроба с мумией.
Спенсер все еще держала Люсиль на руках, хотя ей было намного лучше на свежем воздухе.
– Я понимаю, – бормотал он. – Ты следила за этим своим дьявольским мужем, чтобы защитить музей и меня от него. Люсиль, Люсиль, посмотри на меня. Ты моя, а не его, жив он или мертв. Я освобожу тебя от него, от проклятия абсента, которое преследовало тебя.
К этому времени дым значительно рассеялся. В центре художественной галереи мы нашли мужчину, высокого чернобородого француза, действительно сошедшего с ума от проклятия зеленого абсента, которое погубило его. Он едва дышал от смертельной раны в груди. Пружинное кольцо пистолета "Апач" взорвало патрон, когда он упал.
Спенсер даже не взглянул на него, когда он нес свою ношу вниз, в маленький кабинет доктора Лита.
– Когда богатый мужчина женится на девушке, которая сама зарабатывает себе на жизнь, газеты всегда искажают это, – прошептал он мне в сторону несколько минут спустя. – Джеймсон, ты газетчик – на этот раз я рассчитываю на то, что ты правильно изложишь факты.
На улице Кеннеди схватил меня за руку.
– Ты сделаешь это, Уолтер? – убедительно спросил он. – Спенсер – клиент, которого не каждый день получаешь. Просто зайди в офис “Стар” и расскажи им все начистоту, я обещаю тебе, что не возьмусь за другое дело, пока ты снова не будешь свободен, чтобы продолжить работать со мной.
Не было смысла отказывать ему. Как можно короче я изложил основные факты главному редактору поздно вечером того же дня. Я слишком устал, чтобы писать все подробно, но все же не мог сдержать чувства удовлетворения, когда он воскликнул: "Отличная вещь, Джеймсон, – отличная".
– Я знаю, – ответил я, – но такое существование в течение недели утомляет.
– Мой дорогой мальчик, – настаивал он, – если бы я выпустил кого-то другого на эту историю, он был бы мертв. Иди к нему – все в порядке.
Я знал, что это было немного банально. Но так или иначе, мне это нравилось. Это было как раз то, что мне было нужно, чтобы подбодрить меня, и я поспешил в центр города, пообещав себе, что в любом случае крепко высплюсь.
– Очень хорошо, – заметил Кеннеди на следующее утро, просунув голову в мою дверь и держа в руках экземпляр "Стар", в который в последний момент был помещен очень точный краткий отчет об этом деле. – Я иду в лабораторию. Увидимся там, как только ты сможешь приехать.
– Крейг, – заметил я примерно час спустя, когда я подошел к нему, усердно работающему, – я не понимаю, как ты выдерживаешь эту лихорадочную деятельность.
– Выдерживаю это? – повторил он, поднося мензурку к свету, чтобы понаблюдать за реакцией. – Это сама моя жизнь. Выдержать это? Ну, чувак, если ты хочешь, чтобы я умер – прекрати это. Пока это длится, со мной все будет в порядке. Пусть это прекратится, и я… я вернусь к исследовательской работе, – засмеялся он.
Очевидно, он ждал меня, потому что, разговаривая, отложил в сторону материалы, с которыми работал, и готовился к выходу.
– Кроме того, – продолжал он, – мне нравится быть с такими людьми, как Спенсер и Брикстон. Например, пока я ждал тебя здесь, поступил звонок от Эмери Питтса.
– Эмери Питтс? – эхом отозвался я. – Чего он хочет?
– Лучший способ выяснить это – спросить, – просто ответил он. – Уже поздно, и я обещал быть там прямо сейчас. Я думаю, нам лучше взять такси.
Несколько минут спустя нас провели в большой особняк на Пятой авеню, и мы слушали историю, которая заинтересовала даже Кеннеди.
– На кухне не было потревожено даже пятнышка крови. С момента обнаружения убитого повара ничего не изменилось, за исключением того, что его тело перенесли в соседнюю комнату.
Эмери Питтс, один из "тысячи миллионеров", потрясенный убийством в собственном доме, в изнеможении откинулся в кресле.
Питтс не был стариком; действительно, в свои годы он был в расцвете сил. И все же, судя по его внешности, он мог быть почти вдвое старше, тем более по контрасту с Минной Питтс, его молодой и очень хорошенькой женой, которая стояла рядом с ним в причудливой столовой для завтрака и заботливо поправляла подушку у него на затылке.
Мы с Кеннеди смотрели на это с изумлением. Мы знали, что он недавно отошел от активной деятельности, объяснив это своим слабым здоровьем. Но никто из нас не думал, когда рано утром пришел поспешный вызов немедленно навестить его в доме, что его состояние было таким серьезным, как сейчас казалось.
– На кухне? – повторил Кеннеди, очевидно, не готовый к каким-либо неприятностям в этой части дома.
Питтс, который до этого закрыл глаза, теперь медленно открыл их, и я заметил, как сузились зрачки.
– Да, – ответил он несколько устало, – моя личная кухня, которую я оборудовал. Вы знаете, я сижу на диете с тех пор, как предложил сто тысяч долларов за верное восстановление молодости. Я сейчас же прикажу отвести вас туда.
Он снова впал в полусонное состояние, склонив голову на одну руку, лежащую на подлокотнике кресла. Утренняя почта все еще лежала на столе, некоторые письма были открыты, как и тогда, когда было объявлено о находке. Миссис Питтс, по-видимому, была очень взволнована и расстроена ужасной находкой в доме.
– Вы понятия не имеете, кто мог быть убийцей? – спросил Кеннеди, обращаясь к Питтсу, но тот пристально посмотрел на свою жену.
– Нет, – ответил Питтс, – если бы я знал, я бы позвонил в обычную полицию. Я хотел, чтобы вы занялись этим делом, пока они не испортили ни одной улики. Во-первых, мы не думаем, что это мог сделать кто-либо из других слуг. По крайней мере, Минна говорит, что никакой ссоры не было.
– Как кто-то мог проникнуть внутрь снаружи? – спросил Крейг.
– Есть черный ход, вход для прислуги, но он обычно заперт. Конечно, кто-нибудь мог раздобыть ключ к нему.
Миссис Питтс хранила молчание на протяжении всего диалога. Я не мог отделаться от мысли, что она что-то подозревает, возможно, что-то скрывает. И все же каждый из них, казалось, в равной степени стремился задержать мародера, кем бы он ни был.
– Моя дорогая, – сказал он ей, наконец, – не могла бы ты позвать кого-нибудь, чтобы их отвели на кухню?
