Артур Б. Рив
Крейг Кеннеди
Мистер Уинслоу прочистил горло.
– Мы из Гудиера, маленького фабричного городка, – медленно продолжал он, – и, как вы, несомненно, можете видеть, мы только что прибыли после целого дня пути.
– Добрый город, – медленно повторил Кеннеди, когда мужчина сделал паузу. – Основная отрасль промышленности, конечно, резиновая, я полагаю.
– Да, – согласился мистер Уинслоу, – город сосредоточен на каучуке. Наши заводы не самые крупные, но, тем не менее, очень большие, и это все, что поддерживает жизнь города. Боюсь, что именно на резине и висит трагедия, о которой я собираюсь рассказать. Я полагаю, что в Нью-Йоркских газетах ничего не говорилось о странной смерти Брэдли Кашинга, молодого химика из Гудиера, который раньше работал на заводах, но недавно открыл собственную небольшую лабораторию?
Кеннеди повернулся ко мне.
– Ничего, если только это не появится в последних выпусках вечерних газет, – ответил я.
– Возможно, это и к лучшему, – продолжил мистер Уинслоу. Они бы не поняли этого. На самом деле, никто еще не понял этого. Вот почему мы пришли к вам. Видите ли, по моему мнению, Брэдли Кашинг был на пути к смене названия города с Гудиера на Кашинг. Он не был изобретателем синтетического каучука, о котором вы слышите в наши дни, но он настолько усовершенствовал этот процесс, что нет сомнений в том, что синтетический каучук вскоре появился бы на рынке и был бы дешевле и лучше, чем лучший натуральный каучук из Пара. Гудиер – небольшое место, но оно славится своей резиной и использует большое количество сырья. Мы послали нескольких лучших людей в этом бизнесе в поисках новых источников в Южной Америке, Мексике, на Цейлоне, в Малайзии и Конго. То, чего наши люди не знают о резине, не существует, от сырой жевательной резинки до тысяч видов готовой продукции. Гудиер тоже богатый маленький городок, несмотря на свои размеры. Естественно, все его инвестиции направлены на производство резины, не только на наших собственных заводах, но и в компаниях по всему миру. В прошлом году несколько наших ведущих граждан заинтересовались новой концессией в Конго, предоставленной группе американских капиталистов, среди которых был Льюис Борланд, который является местным магнатом нашего города. Когда эта группа организовала экспедицию для изучения региона, готовясь к получению концессии, несколько самых известных людей в Гудиере сопровождали группу, а затем подписались на крупные пакеты акций. Я говорю все это для того, чтобы вы с самого начала поняли, какую роль играет резина в жизни нашего маленького сообщества. Вы легко можете понять, что в таком случае, какие бы преимущества ни получил мир в целом от дешевого синтетического каучука, они вряд ли принесут пользу тем, чьи деньги и труд были потрачены на предположение, что каучук будет дефицитным и дорогим. Естественно, тогда Брэдли Кашинг не был особенно популярен среди определенного круга в Гудиере. Что касается меня, то я откровенно признаю, что мог бы разделить мнение многих других относительно него, поскольку у меня самого есть небольшие инвестиции в это предприятие в Конго. Но дело в том, что Кашинг, когда он приехал в наш город, только что окончив колледж по специальности "Промышленная химия", познакомился с моей дочерью.
Не сводя глаз с Кеннеди, он протянул руку и похлопал по руке в перчатке, которая сжимала подлокотник кресла рядом с ним.
– Они были помолвлены и часто обсуждали, что будут делать, когда изобретение Брэдли нового способа полимеризации изопрена, как называется этот процесс, решит проблему резины и сделает его богатым. Я твердо верю, что их мечты не были мечтами наяву. Дело было сделано. Я видел его продукцию и кое-что знаю о резине. В его резине не было никаких примесей. – Мистер Уинслоу сделал паузу. Рут тихо всхлипывала. – Сегодня утром, – поспешно продолжил он, – Брэдли Кашинг был найден мертвым в своей лаборатории при весьма странных обстоятельствах. Я не знаю, умерла ли его тайна вместе с ним или ее кто-то украл. Из показаний я сделал вывод, что он был убит.
Так обстояло дело, когда мы с Кеннеди услышали это тогда.
Рут посмотрела на него полными слез глазами, полными тоски и боли:
– Не мог бы мистер Кеннеди поработать над этим делом?
Ответ был только один.
Вампир
Когда мы умчались в маленький фабричный городок на последнем поезде, после того как Кеннеди настоял на том, чтобы отвезти нас всех в тихий маленький ресторан, он разместил нас так, чтобы мисс Уинслоу была дальше всего от него, а ее отец ближе всего. Время от времени я слышал обрывки их разговора, когда он возобновлял свои расспросы, я знал, что мистер Уинслоу оказался хорошим наблюдателем.
– Кашинг нанял молодого человека с некоторым научным опытом по имени Стронг, – сказал мистер Уинслоу, пытаясь собрать факты воедино настолько логично, насколько это было возможно. – Стронг обычно открывал для него лабораторию по утрам, убирал грязный аппарат и часто помогал ему в некоторых его экспериментах. Этим утром, когда Стронг подошел к лаборатории в обычное время, он был удивлен, увидев, что, хотя был самый разгар дня, там горел свет. Он встревожился и, прежде чем войти, заглянул в окно. Зрелище, которое он увидел, заставило его застыть. На верстаке лежал Кашинг, а рядом с ним и вокруг него были лужи свернувшейся крови. Дверь была не заперта, как мы выяснили позже, но молодой человек не осмелился войти. Он подбежал ко мне, и, к счастью, я встретил его у нашей двери. Я вернулся. Мы открыли незапертую дверь. Первое, что, насколько я помню, встретило меня, был безошибочно узнаваемый запах апельсинов. Это был очень пронизывающий и очень своеобразный запах. Я этого не понимал, потому что, казалось, в нем было что-то еще, кроме запаха апельсина. Однако вскоре я узнал, что это было, или, по крайней мере, это сделал Стронг. Я не знаю, знаете ли вы что-нибудь об этом, но, похоже, когда вы плавите настоящую резину, пытаясь превратить ее в углерод и водород, вы получаете жидкое вещество, известное как изопрен. Ну, изопрен, по словам Стронга, издает запах, похожий на эфир. Кашинг или кто-то другой, очевидно, нагревал изопрен. Как только Стронг упомянул запах эфира, я понял, что именно это делало запах апельсинов таким необычным. Однако дело не в этом. Кашинг лежал на спине на верстаке, как и сказал Стронг. Я склонился над ним, и на его обнаженной руке я увидел небольшую рану, сделанную каким-то острым инструментом и обнажающую артерию, я думаю, которая была перерезана. Длинные струи крови покрывали пол на некотором расстоянии вокруг, и из вен на его руке, которая также была перерезана, длинная струя крови вела в углубление в цементном полу, где она собиралась. Я верю, что он истек кровью до смерти.
– А мотив такого ужасного преступления? – спросил Крейг.
Мистер Уинслоу беспомощно покачал головой.
– Я полагаю, что существует множество мотивов, – медленно ответил он, – столько же мотивов, сколько крупных инвестиций в предприятиях по производству резины в Гудиере.
– Но у вас есть какие-нибудь идеи, кто зашел бы так далеко, чтобы защитить свои инвестиции, чтобы убить? – настаивал Кеннеди.
Мистер Уинслоу ничего не ответил.
– Кто, – спросил Кеннеди, – в основном интересовался резиновыми заводами, где Кашинг раньше работал?
– Президентом компании является мистер Борланд, о котором я упоминал, – ответил мистер Уинслоу. – Я бы сказал, что ему около сорока лет, и, как говорят, ему принадлежит большая часть…
– О, отец, – перебила мисс Уинслоу, которая уловила ход разговора, несмотря на все усилия, которые были предприняты, чтобы держать ее подальше от него, – мистер Борланд никогда бы не подумал о таком. Неправильно даже думать об этом.
– Я не говорил, что он это сделал, моя дорогая, – мягко поправил мистер Уинслоу. – Профессор Кеннеди спросил меня, кто в основном интересуется резиновыми заводами, и мистер Борланд владеет большинством акций. – Он наклонился и прошептал Кеннеди, – Борланд – гость в нашем доме, и, между нами говоря, он очень высокого мнения о Рут.
Я быстро взглянул на Кеннеди, но он был поглощен созерцанием из окна машины пейзажа, которого он не видел и не мог видеть.
– Вы сказали, что были и другие, кто интересовался внешними компаниями, – переспросил Кеннеди. – Я так понимаю, что вы имеете в виду компании, занимающиеся сырой резиной, сырьем, возможно, людей с инвестициями в плантации и концессии. Кто они такие? Кто были те люди, которые отправились в ту экспедицию в Конго с Борландом, о которой вы упоминали?
– Конечно, там был сам Борланд, – ответил Уинслоу. – Затем был молодой химик по имени Лэтроп, очень умный и амбициозный парень, который сменил Кашинга, когда тот ушел с работы, и доктор Харрис, которого убедили поехать из-за его дружбы с Борландом. После того, как они ввязались в концессию, я думаю, что все они вложили в нее деньги, хотя сколько я не могу сказать.
Мне было любопытно спросить, были ли в доме Уинслоу другие посетители, которые могли бы соперничать за любовь Рут, но возможности не было.
Больше ничего не было сказано, пока мы не прибыли в Гудиер.
Мы нашли тело Кашинга, лежащее в скромной маленькой часовне-морге частного учреждения на главной улице. Кеннеди сразу же начал свое расследование, обнаружив то, что, казалось, ускользнуло от других. Вокруг горла были светлые пятна, которые показывали, что молодого изобретателя душил человек с сильной хваткой, хотя тот факт, что отметины ускользнули от наблюдения, совершенно очевидно привел к выводу, что он не встретил свою смерть таким образом, и что отметины, вероятно, сыграли лишь незначительную роль в трагедии.
Кеннеди оставил сомнительные доказательства удушения для более тщательного изучения небольшой раны на запястье.
– Лучевая артерия перерезана, – размышлял он.
Его тихое восклицание заставило нас всех склониться над ним, когда он наклонился и осмотрел холодное тело. Он держал на ладони маленький кусочек чего-то, что блестело, как серебро. Предмет был в форме крошечного полого цилиндра с двумя канавками на нем, цилиндра такого крошечного, что он едва ли проскользнул бы через кончик карандаша.
– Где ты это нашел? – нетерпеливо спросил я.
Он указал на рану.
– Вставлено в отрезанный конец кусочка вены, – ответил он, наполовину про себя, – на конец лучевой артерии, которая перерезана, и сделано это так аккуратно, что практически скрыто. Это было сделано так умно, что внутренние оболочки вены и артерии, эндотелий, как их называют, находились в полном контакте друг с другом.
Когда я посмотрел на маленькую серебряную вещицу и на лицо Кеннеди, которое ничего не выдавало, я почувствовал, что здесь действительно была тайна. Каким новым научным двигателем смерти был этот маленький полый цилиндр?
– Затем я хотел бы посетить лабораторию, – просто заметил он.
К счастью, лаборатория была закрыта, и ничто не было потревожено. Там не было никого кроме гробовщика и его людей, которые унесли тело. Стронг оставил сообщение, что уехал в Бостон, где в банковской ячейке лежал запечатанный конверт, в котором Кашинг хранил копию кода своего сейфа, который умер вместе с ним. Поэтому не было никакой надежды увидеть помощника до утра.
Кеннеди нашел, чем занять свое время, проводя тщательное обследование лаборатории. Там, например, была лужа крови, ведущая тонкой темной струйкой к рабочему столу, где была ужасная фигура, которую я почти мог представить себе лежащей там в течение тихих часов прошлой ночи, с медленно сочащейся кровью жизни, без сознания, бессильной спасти себя. На полу и на ближайшей лабораторной мебели были брызги артериальной крови, а рядом с рабочим столом была еще одна небольшая и изолированная лужа крови.
На столе в углу у окна стоял микроскоп, которым, очевидно, пользовался Кашинг, а рядом с ним коробка со свежими стерилизованными предметными стеклами. Кеннеди, который внимательно осматривал всю лабораторию, казалось, был рад найти слайды. Он открыл коробку и осторожно достал несколько маленьких продолговатых кусочков стекла, на каждый из которых он уронил пару капель крови из артериальных струй и венозных луж на полу.
Рядом с верстаком были круглые отметины, как будто там стояли какие-то банки. Мы смотрели за ним, почти с благоговением наблюдая за тем, как он действовал в том, что для нас было не чем иным, как безнадежной загадкой, когда я увидел, как он наклонился и поднял несколько маленьких осколков стекла. На стекле, как и на других предметах, казалось, были пятна крови, особенно интересные для него.
Мгновение спустя я увидел, что он держит в руке то, что, по-видимому, было остатками маленького разбитого флакона, который он собрал из осколков. Очевидно, им воспользовались и бросили в спешке.
– Пузырек для местной анестезии, – заметил он. – Это такая штука, которую можно ввести в руку или ногу и заглушить боль от пореза, но это все. Это не повлияло бы на сознание и не помешало бы никому сопротивляться убийце до последнего. Я сомневаюсь, что это имело какое-то прямое отношение к его смерти, или, возможно, даже то, что на нем кровь Кашинга.
В отличие от Уинслоу, я видел Кеннеди в действии так много раз, что знал, что рассуждать бесполезно. Но я был очарован, потому что чем глубже мы погружались в это дело, тем более необычным и необъяснимым оно казалось. Я отказался от самостоятельного расследования, но тот факт, что Стронг уехал, чтобы получить комбинацию сейфа, подсказал мне изучить этот факт. В лаборатории, конечно, не было никаких признаков ограбления или даже попытки ограбления.
– Был ли вызван какой-нибудь врач? – спросил Кеннеди.
– Да, – ответил Уинслоу. – Хотя я знал, что это бесполезно, я позвонил доктору Хоу, который живет по соседству с лабораторией. Мне следовало позвонить доктору Харрису, который раньше был моим личным врачом, но с тех пор, как он вернулся из Африки с экспедицией Борланда, у него было не очень хорошее здоровье, и он практически отказался от своей практики. Доктор Хоу, я думаю, лучший практикующий врач в городе.
– Мы зайдем к нему завтра, – сказал Крейг, щелкая часами, которые уже показывали далеко за полночь. На следующий день доктор Хоу оказался атлетически сложенным мужчиной, и я не мог не заметить и не восхититься его мощным телосложением и сердечным рукопожатием, когда он приветствовал нас, когда мы зашли в его кабинет с карточкой от Уинслоу.
Теория доктора состояла в том, что Кашинг совершил самоубийство.
– Но зачем молодому человеку, который изобрел новый метод полимеризации изопрена, который собирался разбогатеть и был помолвлен с красивой молодой девушкой, совершать самоубийство?
Доктор пожал плечами. Было очевидно, что он тоже принадлежал к "сторонникам натурального каучука", который доминировал в Гудиер.
– Я не очень глубоко изучал это дело, но я не уверен, что у него был секрет, не так ли?
Кеннеди улыбнулся.
– Это то, что я хотел бы знать. Я полагаю, что такой эксперт, как мистер Борланд, мог бы мне сказать, возможно?
– Я должен так думать.
– Где находится его офис? – спросил Крейг. – Не могли бы вы показать мне его из окна?
Кеннеди стоял у одного из окон кабинета доктора, и, говоря это, он повернулся и вытащил из кармана маленький полевой бинокль.
– Какой это конец завода по производству резины?
Доктор Хоу попытался направить его, но Кеннеди казался неоправданно тупым, требуя, чтобы доктор поднял окно, и прошло несколько мгновений, прежде чем он навел бинокль на нужное место.
Мы с Кеннеди поблагодарили доктора за его любезность и вышли из кабинета.
Мы сразу же отправились в кабинет доктора Харриса, к которому Уинслоу также дал нам карточки. Мы увидели полусонного, анемичного человека. Кеннеди осторожно сказал о смерти Кашинга.
– Ну, если вы спросите мое мнение, – огрызнулся доктор, – хотя меня и не привлекали к этому делу, из того, что я слышал, я бы сказал, что он был убит.
– Некоторые, похоже, думают, что это было самоубийство, – подсказал Кеннеди.
– Люди, у которых блестящие перспективы и которые помолвлены с хорошенькими девушками, обычно не умирают по собственной воле, – прохрипел Харрис.
– Так вы думаете, что он действительно владел секретом искусственного каучука? – спросил Крейг.
– Не искусственного каучука, а синтетического. Я верю, что это было по-настоящему.
– Мистер Борланд и его новый химик Лэтроп тоже в это поверили?
– Я не могу сказать. Но я бы, конечно, посоветовал вам их увидеть.
Лицо доктора нервно подергивалось.
– Где находится офис Борланда? – повторил Кеннеди, снова доставая из кармана полевой бинокль и осторожно прилаживая его у окна.
– Вон там, – указал Харрис, указывая на угол завода, к которому нас уже направили.
Кеннеди подошел ближе к окну перед ним, и я встал рядом с ним, тоже выглядывая наружу.
– Порез был очень своеобразным, – заметил Кеннеди, все еще поправляя бинокль. – Артерия и вена были расположены вместе так, чтобы эндотелий, или внутренняя оболочка каждой из них, соприкасались друг с другом, образуя сплошную серозную поверхность. Какое, вы сказали, окно принадлежит Борланду? Я бы хотел, чтобы вы подошли к другому окну и показали его, чтобы я мог быть уверен. Я не хочу бродить по всему заводу в его поисках.
– Да, – сказал доктор, уходя, оставив его стоять у окна, из которого он руководил нами, – да, вы, конечно, должны увидеть мистера Борланда. И не забудьте также этого его молодого химика, Лэтропа. Если я смогу вам еще чем-нибудь помочь, возвращайтесь снова.
Это была долгая прогулка через деревню и заводские дворы к офису Льюиса Борланда, но мы были с лихвой вознаграждены тем, что нашли его на месте готового нас принять. Борланд был типичным янки, высоким, худым, явно предрасположенным к несварению желудка, человеком огромной умственной и нервной энергии и со скрытой жилистой силой.
– Мистер Борланд, – сказал Кеннеди, меняя тактику и принимая новую роль, – я пришел к вам как к специалисту по резине, чтобы спросить вас, каково ваше мнение относительно изобретения вашего горожанина по имени Кашинг.
– Кашинг? – повторил Борланд с некоторым удивлением. – Что такое…
– Да, – перебил Кеннеди, – я все понимаю. Я слышал о его изобретении в Нью-Йорке и вложил бы в него немного денег, если бы меня убедили. Я должен был встретиться с ним сегодня, но, конечно, как вы собирались сказать, его смерть мешает этому. И все же мне хотелось бы знать, что вы об этом думаете.
– Ну, – добавил Борланд, нервно выговаривая слова, что как, казалось, было у него в привычке, – Кашинг был умным молодым человеком. Он работал на меня, пока не начал слишком много понимать в резиновом бизнесе.
– Вы знаете что-нибудь о его изобретении? – намекнул Кеннеди.
– Очень мало, за исключением того, что оно еще не было запатентовано, я полагаю, хотя он сказал всем, что заявка на патент подана, и он ожидал получить базовый патент каким-то образом без какого-либо вмешательства.
– Ну, – протянул Кеннеди, стараясь как можно больше походить на промоутера, – если бы я мог позвать его помощника или кого-нибудь, у кого были полномочия присутствовать, вы бы, как практичный человек, пошли со мной в его лабораторию? Я бы присоединился к вам в том, чтобы сделать предложение относительно его имущества о правах на процесс, если бы это показалось вам стоящим делом.
– Ты классный парень, – воскликнул Борланд со странным алчным блеском в уголках глаз. – Его тело едва ли остыло, и все же ты приходишь с предложением выкупить его изобретение и… и из всех людей ты пришел ко мне.
– К вам? – вежливо осведомился Кеннеди.
– Да. Разве ты не знаешь, что синтетический каучук разрушит бизнес-систему, которую я здесь построил?
И все же Крейг настаивал и спорил.
– Молодой человек, – сказал Борланд, наконец вставая, как будто его осенила идея, – мне нравятся ваши нервы. Да, я пойду. Я покажу вам, что я не боюсь конкуренции со стороны резины, изготовленной из сивушного масла или любого другого старого вида масла. Он позвонил в колокольчик, и ему ответил мальчик. – Позвони Лэтропу, – приказал он.
Молодой химик, Лэтроп, оказался ярким и активным человеком новой школы, хотя и в значительной степени резиновым штампом. Всякий раз, когда это было совместимо с наукой и искусством, он с готовностью соглашался с каждым предложением, которое выдвигал его работодатель.
Кеннеди уже позвонил Уинслоу, и мисс Уинслоу ответила, что Стронг вернулся из Бостона. После недолгих переговоров был организован второй визит в лабораторию, и мисс Уинслоу разрешили присутствовать вместе с отцом, после того как Стронг заверил Кеннеди, что ужасные следы трагедии будут убраны.
Это было до полудня, когда мы прибыли с Борландом и Лэтропом. Я не мог не заметить сердечности, с которой Борланд приветствовал мисс Уинслоу. Даже в его сочувствии было что-то навязчивое. Стронг, с которым мы встретились сейчас впервые, казался довольно подозрительным в присутствии Борланда и его химика, но старался говорить свободно, не рассказывая слишком много.
– Конечно, вы знаете, – начал Стронг после должного убеждения, – что химики давно хотели синтезировать каучук методом, который сделает возможным его дешевое производство в больших масштабах. В общих чертах я знаю, что сделал мистер Кашинг, но есть части процесса, которые описаны в заявленных патентах, о которых я пока не имею права говорить.
– Где бумаги в футляре, документы, показывающие заявку на патент, например – спросил Кеннеди.
– В сейфе, сэр, – ответил Стронг.
Стронг принялся за работу над комбинацией от сейфа, которую он получил. Я видел, что Борланд и мисс Уинслоу разговаривали вполголоса.
– Вы уверены, что это факт?
Я подслушал, как он спросил, хотя понятия не имел, о чем они говорили.
– Я так же уверена в этом, как и в том, что резиновый завод Борланда – это факт, – ответила она.
Крейг, похоже, тоже услышал, потому что быстро обернулся. Борланд достал свой перочинный нож и осторожно увлажнил лезвие, готовясь разрезать кусок синтетического каучука. Несмотря на его выраженный скептицизм, я видел, что ему не терпелось узнать, каков продукт на самом деле.
Стронг тем временем открыл сейф и просматривал бумаги. Его тихое восклицание заставило нас обойти небольшую стопку документов. Он держал завещание, в котором почти все, что принадлежало Кашингу, было оставлено мисс Уинслоу.
Не было сказано ни слова, хотя я заметил, что Кеннеди быстро подошел к ней, опасаясь, что шок от этого открытия может плохо сказаться на ней, но она восприняла это с поразительным спокойствием. Было очевидно, что Кашинг сделал этот шаг по собственной воле и ничего не сказал ей об этом.
– Что все это значит? – наконец дрожащим голосом спросила она. – Идея мертва без него.
– Пойдемте, – мягко подтолкнул Кеннеди. – На сегодня этого достаточно.
Час спустя мы уже мчались обратно в Нью-Йорк. У Кеннеди не было аппарата для работы в Гудиер, и он не мог импровизировать. Уинслоу согласился держать нас в курсе любых новых событий в течение тех нескольких часов, когда Крейг счел необходимым покинуть место действия.
Вернувшись в Нью-Йорк, Крейг взял такси прямо в свою лабораторию, оставив меня наедине с инструкциями не беспокоить его в течение нескольких часов. Я потратил это время на небольшое расследование за свой счет, пытаясь просмотреть записи тех, кто был замешан в этом деле. Я мало что достал, кроме интервью, которое было дано Борландом во время возвращения его экспедиции, в котором он дал наглядное описание опасностей, связанных с болезнями, с которыми они столкнулись.
Я упоминаю об этом, потому что, хотя это не произвело на меня особого впечатления, когда я прочитал статью, все сразу же всплыло у меня в голове, когда бесконечные часы закончились и я вернулся к Кеннеди. Он склонился над новым микроскопом.
– Это резиновый век, Уолтер, – начал он, – и рассказы людей, которые интересовались резиной, часто звучат как вымысел.
Он сунул предметное стекло под микроскоп, посмотрел на него, а затем жестом предложил мне сделать то же самое.
– Вот очень своеобразная культура, которую я обнаружил в некоторых из этих капель крови, – прокомментировал он. – Микробы намного крупнее бактерий, и их можно увидеть в сравнительно маломощный микроскоп, быстро проносящихся между клетками крови, отбрасывая их в сторону, но не проникая в них, как это делают некоторые паразиты, такие как малярия. Кроме того, спектроскопические тесты показывают наличие в этой крови довольно известного химического вещества.
– Значит, отравление? – рискнул я. – Возможно, он страдал от болезни, которую многие работники резиновой промышленности получают от бисульфида углерода. Ты знаешь, он, должно быть, проделал большую работу по вулканизации своей собственной резины.
– Нет, – загадочно улыбнулся Крейг, – дело не в этом. Это производное мышьяка. И вот еще что. Ты помнишь полевой бинокль, которым я пользовался?
Он взял его со стола и указал на маленькую дырочку сбоку, которая раньше ускользала от моего внимания.
– Это то, что ты мог бы назвать прямоугольной камерой. Я направляю бинокль в окно, и пока ты думаешь, что я смотрю сквозь него, я на самом деле фокусирую аппарат на тебе и фотографирую стоящего рядом со мной и вне моего видимого поля зрения. Это обмануло бы самых осторожных.
Как раз в этот момент междугородний звонок от Уинслоу сообщил нам, что Борланд заходил к мисс Рут и, как можно любезнее, предложил ей полмиллиона долларов за ее права на новый патент. У меня сразу же мелькнула мысль, что он пытался получить контроль и подавить изобретение в интересах своей собственной компании, что делалось сотни раз. Или все это могло быть частью заговора? И если бы это был его заговор, удалось бы ему соблазнить свою подругу, мисс Уинслоу, согласиться на это блестящее предложение?
Кеннеди, очевидно, тоже подумал, что пришло время действовать, потому что, не говоря ни слова, он принялся упаковывать свой аппарат, и мы снова направились в Гудиер.
