Антон Сергеев
Сказка с (не)счастливым концом(?)
– Этому человеку можно доверять? – про себя обратился Паша к ДЖАРВИСу.
– В нашем положении на сто процентов никому доверять нельзя. – ответил тот. – Жорж – лучший вариант из имевшихся. Он нам пригодится.
– Пригодится? Как это пригодится?
– У него много разных талантов. Жорж поможет нам не только как водитель.
– Ты все просчитал на сто ходов вперед, да? – лениво подумал Паша. Он быстро разомлел в натопленной машине после бодрящей ночной прогулки и теперь хотел спать даже больше, чем есть, хотя еще несколько минут назад это казалось ему невозможным.
– Действительность не всегда совпадает с ожиданиями. Посмотрим, – туманно ответил ДЖАРВИС.
Дальше ехали в молчании, хотя по внешнему виду Жоржа, на которого время от времени украдкой бросал взгляд Паша, было видно, что водитель не прочь поговорить. Жорж выразительно ерзал на сидении и пару раз открывал было рот, но немного погодя, словно что-то вспоминая, захлопывал его с разочарованной гримасой.
Паша, превозмогая страшную усталость, пытался держать глаза открытыми. Получалось с трудом и через раз. Как в диафильме, перед его взором промелькнуло пустое шоссе, пара деревенских домов, стая то ли чаек, то ли ворон, кружащая над полем убранной кукурузы.
Затем они вроде бы, наконец, въехали в город. Узкие улочки, грязь и ямы на обочинах, немногочисленные пешеходы, редкие машины. Ранним субботним утром Чехов еще только просыпался после вечернего пятничного загула. Тойота остановилась у обшарпанного четырехэтажного дома непонятной окраски.
– Ну вот, приехали, – чуть обиженно, как показалось Паше, проскрипел Жорж. – Огородная, дом пятнадцать.
– У меня же нет денег, как я с ним рассчитаюсь? – волнуясь, мысленно спросил Паша ДЖАРВИСа.
– Ему уже заплачено. С чаевыми, – ответил тот.
– Хорошо, - у Паши уже не оставалось сил ни удивляться в очередной раз предусмотрительности своего «сожителя», ни уточнять способ оплаты.
– Спасибо вам, Жорж. – сказал Паша и открыл дверь автомобиля, собираясь выйти на тротуар.
– Бывай, Паштет! – Жорж сжал кулак в виде знака «рот-фронт» и устремил на него свои глазки-буравчики.
– До свидания, Жорж. – ответил Паша и захлопнул за собой дверь.
Машина с визгом рванула с места и вскоре исчезла за изгибом улицы.
Оставшись в одиночестве, Паша устало вздохнул и быстрым шагом направился к единственному подъезду дома номер пятнадцать, боясь, как бы кто не заметил состояния его одежды да и, в целом, самого факта его прибытия. Отворив скрипящую подъездную дверь, Паша зашел внутрь и сразу же облокотился спиной на стену, переводя дух.
– Куда теперь? Какая квартира? – спросил он своего незримого собеседника.
– Третий этаж, квартира номер девять.
– А ключ?
– Под половичком.
– Ну, конечно, что это я? – Паша пожал плечами.
– Квартира двухкомнатная, но одна комната заперта. Тебе хватит той, что осталась открытой. Еще есть санузел и кухня.
– Изумительно. Что еще нужно для жизни? Едальня, умывальня и сральня, забодай меня комар.
Паша взобрался на третий этаж и отпер найденным под ковриком ключом оббитую черным дерматином дверь.
Закрыв за собой, он первым делом нашел кухню и начал неловко, но споро шарить по полкам в поисках съестного. Вскоре на столе лежали найденные трофеи: начатая плитка темного шоколада, засохшие полбатона белого хлеба, пакет молока из холодильника и пачка макарон.
– Начало не ахти себе, но спасибо и на этом, – пробормотал Паша себе под нос, резво уничтожая шоколад.
– Надеюсь, ты не ждал, что тебя здесь будет ждать пиршество? – в голосе ДЖАРВИСа Паше почудились нотки сарказма.
– Да уж, не до жиру, – Паша непродолжительное время раздумывал над идеей выпить молоко прямо из пакета, но потом решил найти в буфете чашку.
– Молоко с белым хлебом. Как в детстве! – сказал он. – Правда, тогда молоко было из-под коровы, да и хлеб был свежий, мягенький… – горестный вздох Паши отразился от оконного стекла.
– Что дальше? – спросил он, пытаясь прожевать сухую корку. – Меня наверняка уже ищут.
– Какое-то время поживешь здесь. Тебе нужно прийти в себя, восстановиться. Потом что-нибудь придумаем.
– Да ладно тебе, ты уже наверняка все придумал! А от меня утаиваешь, – укоризненно сказал Паша.
– Кое-что придумал, – не стал отрицать ДЖАРВИС, – но не хочу сейчас забивать тебе мозги. Осмотрись здесь, отдохни. В комнате есть тахта. Тебе нужно поспать.
– Да уж, Капитан Очевидность, ты чертовски прав! – Паша посмотрел в окно на окружающий его сейчас пейзаж, и на него, волна за волной, стало накатывать отчаяние.
– Как мне выбраться из этого дерьма? Что я буду есть? Что делать дальше? Что со мной будет? От меня же теперь не отстанут эти черти из ГСБ!
– Тише, тише, Паша. Успокойся. – через секунду на Пашу словно накинули большое теплое одеяло, все его чувства притупились, оставив на переднем плане лишь чудовищную усталость. – Я обещаю, что у тебя все будет хорошо. Ты выберешься. МЫ выберемся из этой передряги вместе. Я решу вопрос с едой и всем остальным. Передохни немного.
У Паши перед глазами поплыли черные круги. Единственное, что он смог сделать – это добраться до кровати и рухнуть на нее без сил, стянув с себя грязные шмотки. Его тут же засосала в себя черная дыра, в которой не было ни мыслей, ни реальности, ни бытия.
В приемной у Первого было очень тесно. Нет, само по себе помещение было довольно большим, около пятидесяти квадратов. Но Гурвичу казалось, что стены давят на него с четырех сторон, а потолок так низок, что, того и гляди, придавит затылок тысячетонным прессом. Гурвич был удивлен даже не самим фактом вызова на ковер к государю, а тем, что этот вызов состоялся столь скоро. Пропажа пациента обнаружилась лишь около пяти часов назад, и вот он, совершив вояж в кабине военного вертолета, сидит в ожидании… чего? Гурвич не хотел об этом задумываться. Да и секретарь Первого, сидевший за огромным столом из какой-то особо ценной породы дерева, заставленным добрым десятком телефонов, своим видом наводил на Николая Васильевича непонятную тревогу.
Гурвич знал, что все сотрудники ближнего круга Первого набирались из ветеранов различных спецопераций, проходящих не только в России, но и за ее пределами. Об операциях Гурвич, сам бывалый служака, знал от заслуживающих доверия источников, но даже упоминание этих событий вызывало в нем стойкую неприязнь. Все-таки, это были очень специфические дела.
Но, в случае с секретарем, дело было в ином. Каждый раз, когда тот бросал быстрый взгляд на Гурвича и встречал глаза недавнего пашиного знакомца, по телу Николая Васильевича пробегала волна мелкой дрожи. Он вспоминал, как в один из немногочисленных отпусков поехал в Мексику (запрет на выезд за границу сотрудников его уровня не касался) и решился там на погружение с белыми акулами.
Целый день они плыли на судне к месту погружения, которое находилось близ острова Гваделупе. На следующее утро, в семь тридцать по местному времени Гурвич с дайв-инструктором погрузились в клетке примерно на десять метров в толщу вод Тихого океана. Оказавшись на глубине, Николай Васильевич испытал, такое редкое для себя, ощущение спокойствия и умиротворения.
А потом пришли они. Их мертвые немигающие глаза, казалось, притягивали к себе. Сущность Гурвича словно растворилась под натиском холодно-отстраненного, но такого яростного желания уничтожать все живое. Ему говорили потом, что инструктору пришлось буквально отрывать своего незадачливого протеже от прутьев клетки. Дескать, Николай Васильевич поехал кукушкой и всеми силами пытался выбраться из ограничивающего его железного куба.
Парень даже вынужден был бороться с Гурвичем, чтобы сдержать его. К счастью для Гурвича, его инструктор был намного более привычен к подводной среде, чем сам Николай Васильевич, а потому все-таки смог с ним справиться и подать аварийный сигнал на всплытие. Гурвич не любил вспоминать о том случае, но, глядя в мертвые глаза на довольно молодом лице секретаря Первого, не мог не сравнить их с глазами самых совершенных хищников океанских просторов.
Звенящую тишину разорвала длинная и тревожная трель. На красном телефоне, стоящем посередине секретарского стола, замигала лампочка. По левому виску Гурвича медленно ползла крупная капля пота, но он этого не замечал. Его сознание мгновенно заполнил мигающий светлячок.
Секретарь взял трубку и заговорил с невидимым собеседником.
– Семенов слушает, – он перевел взгляд на Гурвича. – Да, он здесь. Пригласить? Хорошо.
– Николай Васильевич, проходите, – обратился он к Гурвичу, аккуратно кладя трубку телефона, словно это была величайшая драгоценность.
Гурвич встал и, сопровождаемый пристальным взглядом секретаря, направился к массивной двери, ведущий в кабинет Первого. Ноги почему-то слушались его не очень хорошо. С каждым шагом идти становилось все труднее, словно он преодолевал густеющий на глазах воздух. Дойдя, наконец, до двери, Гурвич хваткой утопающего вцепился в нее и постоял так секунд пятнадцать. Затем глубоко вдохнул, потянул створку на себя и вошел в кабинет.
Первое, что бросилось в глаза Гурвичу, – две огромные картины в золоченых рамах, висевшие на обшитых деревянными панелями боковых стенах. С полотен на Гурвича взирали Феликс Дзержинский и Наполеон Бонапарт. Если с Дзержинским Гурвичу было все более менее понятно, то присутствие здесь портрета французского правителя стало для него неожиданностью.
– Удивляетесь, почему в кабинете русского правителя висит портрет одного из главных врагов нашего народа? – раздался негромкий, вкрадчивый, но вместе с тем исполненный силы голос.
У Гурвича в голове промелькнула крамольная мысль о том, что он мог бы уточнить, кто из этих двоих на портретах имелся ввиду, но он, конечно же, не стал этого делать вслух. Такой вопрос мог повлечь за собой катастрофические для него, Гурвича, последствия. Он перевел взгляд к дальней стене комнаты и увидел там скромный столик, за которым сидел немолодой сухощавый мужчина. Гурвич поспешно склонил голову в почтительном приветствии.
– Это – напоминание, – не дожидаясь ответа, продолжил Первый. – Подумайте об этом. А при следующей встрече, если нам, конечно, еще доведется с вами встретиться, вы мне расскажете, что надумали.
– Проходите, – государь сделал приглашающий жест ладонью, указывая на небольшой обшарпанный табурет с тремя ножками, который стоял у его стола.
Табурет выглядел настолько неестественно и дико в этом кабинете, что казалось, будто его буквально пять минут назад принесли сюда специально для Гурвича из… Николай Васильевич непроизвольно поежился и отказался додумывать, откуда сюда принесли этот табурет.
Гурвич осторожно присел на краешек табурета и замер, глядя на полированную поверхность столика. В одном его углу стоял красный телефон – точная копия секретарского. В другом углу боком, так, чтобы можно было видеть с двух сторон стола, располагался огромный монитор. По его экрану разливалась непроглядная чернота. В центре же лежала пухлая белая папочка для документов.
Повисло тягостное молчание. Умом Гурвич понимал, что и табурет этот, и маленький размер стола Первого, из-за чего посетитель вынужден был сидеть с ним буквально лицом к лицу, все это – элементы психологического давления. К сожалению, от понимания этого факта лучше не становилось.
– Вы знаете, что про меня говорит этот интернет-идиот? – спросил Гурвича Первый.
Тот от неожиданности не нашелся, что ответить, промямлив нечто нечленораздельное. Гурвич ожидал, что Первый начнет разговор с главного, и уже вспоминал первые фразы своей защитной речи, но этот вопрос окончательно выбил его из колеи.
– Нет, не знаю… Хозяин, – подал он наконец голос. К его небывалому изумлению, голос почти не дрожал, лишь чуть запнувшись при обращении к Первому.
– Ну а в самом деле. Как мне его еще называть? – думал про себя Гурвич. За глаза все граждане России называли президента Первым. – Все лояльные граждане, – мысленно поправился Гурвич. Они понимали, что западное слово «президент» уже не вмещало в себя весь тот функционал, все особенности их лидера. Слово «Царь» было более подходящим в данном случае, но его все еще стеснялись вводить в повседневный оборот. Хотя, Гурвич об этом знал совершенно определенно, на этот счет уже проводились тайные исследования.
По всему выходило, что истекающий совсем скоро президентский срок должен был стать последним для главнейшего человека России. Далее его ожидала коронация, и народ всячески к этому готовили, где-то исподволь, а где-то уже и не особенно скрываясь. Назвать Первого по имени означало признать его в чем-то равным себе, чего Гурвич не мог сделать при всем желании.
Первый внимательно, не моргая, смотрел на Гурвича. В его глазах Николай Васильевич видел вековую мудрость и понимание. Во взгляде Первого чувствовалась способность просветить самые потаенные уголки человеческой души.
И тем не менее, Гурвич повторил более твердо и уже без запинки, будто только сейчас принял для себя важное решение, – Не знаю, Хозяин.
Хотя он знал. Он, как и многие, слишком многие, по мнению Гурвича, граждане, смотрел интернет-трансляции, которые вел этот проклятый оппозиционер. Николай Васильевич делал это для того, чтобы быть в курсе вражеской деятельности, чтобы давать аргументированный отпор сомневающимся в избранности Первого гражданам.
Во всяком случае, так он объяснял причины просмотра этих гнусных передач себе. То же самое он сказал бы и любому. Для этой цели он использовал специальный анонимайзер с дополнительными примочками, разработанными в недрах ГСБ для агентов разведки. Стопроцентной защиты от перехвата не обеспечивало и это программное обеспечение, но, по крайней мере, оно давало хоть какие-то гарантии.
Этот проходимец, Некто, как его именовали органы госпропаганды, избегая называть по имени, чтобы, по словам какой-то «шишки», «лишний раз не пиарить», развил пугающе кипучую деятельность по очернению Первого, его внутренней и внешней политики, а также всего его окружения. Гурвич, и не только он, удивлялся, что Некто до сих пор на свободе. По логике вещей, Некто давно должен был греть нары, как это происходило со многими неугодными режиму людьми до него или замолчать навсегда, что тоже случалось. Однако, он оставался на свободе и организовал в интернете целую кампанию очернения госчиновников.
Некоторые видели в этом знак того, что Некто был под колпаком и защитой у западных соперников России, а страна еще не накопила достаточной силы, чтобы насовсем порвать любые контакты с внешним, несомненно, враждебным, миром. Другие полагали, что оппозиционер чем-то выгоден самому Первому, как бы парадоксально это ни звучало. Гурвич склонялся к первому варианту, но не исключал ничего.
– Я же вижу, что вы мне врете, Гурвич, – с укоризной в голосе произнес Первый. – Ну, да ладно, этот человечек еще получит свое.
– Расскажите мне про инцидент. – он постучал коротко стриженным ногтем указательного пальца по папке и начал развязывать тесемки, скреплявшие ее. Внутри папки оказалась целая кипа документов. Пока Первый перебирал бумаги, Гурвич заметил среди них медицинские отчеты с рентгеновскими снимками, какие-то аналитические записки, доклады очевидцев взрыва – словом, все, что относилось к делу Павла Занозина.
– Хозяин, к сожалению, мы упустили Занозина…
– Я в курсе, Гурвич! – раздраженно перебил его Первый. – Давайте по сути!
– Вы же знаете, Хозяин, – зачастил Гурвич, – с самого начала этот инцидент выглядел несколько странновато! Нетипичный профиль преступления, отсутствие следов взрывного устройства, не подтвержден исполнитель. Хотя некоторые эксперты следственной группы указывают на мальчишку, я в это не слишком верю.
– Слишком быстрое восстановление Занозина, несоразмерное полученным им травмам. Вот что меня действительно волнует! Спасибо вам, Хозяин, за распоряжение о моем прикомандировании к этому инциденту…
– Гурвич, вы же – один из наших наиболее талантливых специалистов по регенерации, – раздраженно сказал Первый, – логично, что, получив озадачившие всех данные об этом Занозине, было принято решение ввести в группу расследователей и вас.
– Да-да, Хозяин, извините.
– Так вы поняли, в чем там дело? – Первый наклонился над столом, приблизившись к Гурвичу чуть ли не вплотную и уперев в него взгляд, в котором просматривалась какая-то… алчность что ли.
– Ну, конечно, – мысленно хлопнул себя по лбу Гурвич, глядя на продолговатое лицо своего повелителя, которое, несмотря на современную, доступную единицам, терапию, не могло полностью скрыть тяжелую печать прожитых лет, – в этом-то все и дело! Как я раньше не догадался о причинах столь пристального внимания Первого к парню! Регенерация, омоложение! Первый, конечно, выглядит очень неплохо для своих шестидесяти шести, но наверняка хотел бы оставаться дееспособным еще долгие годы. А я-то думал, что дело исключительно в желании раскрыть террористическую ячейку!
– Вы знаете, Хозяин, я… мы, честно говоря, не до конца еще во всем разобрались… – Первый с едва слышимым вздохом откинулся назад, – но мы уже близки, поверьте! – умоляюще закончил Гурвич. – В анализах его крови прослеживаются некие аномальные сигнатуры, над расшифровкой которых прямо сейчас бьются лучшие научные умы. К сожалению, мы немного подкорректировали их своими препаратами, и сейчас перед нами стоит задача вычленить и разделить его, так сказать, природные особенности и привнесенные нами компоненты…
– Гурвич! Не уходите в дебри! – строго сказал Первый. – Вы сможете закончить свои исследования без Занозина? Отвечайте прямо!
– Если честно, не уверен, ваше… Хозяин, – сбился Гурвич. – Но мы его, несомненно, найдем! Товарищ Посколитов уже проверяет все возможные пути бегства Занозина! Ему наверняка помогли…
– С Посколитовым я разберусь, Гурвич, – мрачно сказал Первый. – Этот мерзавец по полной программе ответит за свой промах. Так же, как и вахтенные солдаты. Скажите спасибо, что не вы отвечали за охрану объекта.
– Спасибо, – промямлил Гурвич.
– Николай Васильевич, я хочу, чтобы, когда Занозин будет пойман, вы выжали из него все соки, до последней гребаной капли! – Первый помолчал и продолжил, – Или мы выжмем все соки из вас. И не только из вас. Это понятно?
У Гурвича резко пересохло в горле, поэтому он смог только кивнуть головой, не отрывая взгляда от глаз Первого, словно кролик перед удавом.
– Ступайте, – Первый захлопнул папку и махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена.
– Да, и позовите сюда Славу из приемной, – словно спохватившись, окликнул он Гурвича, который одолел уже полпути к выходу из кабинета.
Гурвич еще раз судорожно кивнул и длинным прыжком покрыл оставшееся до двери расстояние.
– Вас вызывают! – почти крикнул он сидевшему за столом секретарю и поспешил выйти на воздух. Гурвича жестоко тошнило, и он боялся, что не успеет выбраться из здания.
Семенов, чеканя шаг, вошел к президенту и подошел к его столу. Садиться Первый не предлагал.
– Что скажете, Слава? – спросил Первый, кивая на закрывшуюся дверь.
– Господин президент, не думаю, что этот человек справится со своей работой, какой бы она ни была. Если хотите знать мое мнение, – я бы его закончил.
– Закончим, когда придет время, Слава. – Первый машинально погладил лежащую на столе папку. – Мы многих закончим. Что вы скажете о побеге? Насколько я вижу, в этом деле много нестыковок и совпадений… Нестыковки насчет версии с терактом и совпадения касательно обстоятельств побега. Отсутствие вахтенных, работа камер, сбитые маршруты дронов… Ему явно кто-то помогал. Но кто?
– Интересное дело, господин президент! Интересное и запутанное. Ваши наблюдения, несомненно, верны. Ручаюсь, мы сделаем все возможное, чтобы найти и покарать фигуранта, а также виновных в его побеге!
– Я хочу, чтобы вы возглавили операцию по поиску и поимке этого Занозина. Найдите его. Если нужно, разыщите родителей этого ублюдка, используйте их как приманку или как вы там еще захотите, но найдите мне его! – Первый так сильно сжал правую руку в кулак, что по нему прокатилась едва заметная судорога, а костяшки побелели. – И наблюдайте за Гурвичем. Я хочу, чтобы ты был в курсе каждого его шага.
– Слушаюсь, господин президент! – рявкнул Семенов. – Разрешите идти?
– Идите.
Семенов строевым шагом вышел из кабинета, а Первый встал из-за стола, подошел к портрету Дзержинского и на несколько минут замер, задумчиво разглядывая Железного Феликса.
Монитор за его спиной мигнул.
Паша медленно приходил в себя. Ощущения его были похожи на состояние больного после проведенной под наркозом операции. Какое-то время назад он стал слышать журчание воды в батарее, невнятное бормотание телевизора за стенкой, гул проезжающих мимо машин. Сквозь блокаду сна начало пробиваться отчетливое желание почесать свою культю, с каждой секундой становясь все настойчивее. Собравшись с силами, он медленно приоткрыл глаза, боясь оказаться в палате центра ГСБ в компании с лучезарным Посколитовым. К счастью, он был не в палате. К сожалению, это место не было и его домом.
Осторожно приподнявшись и спустив ноги с тахты, Паша нащупал бугорок в районе правого плеча и остервенело заработал пальцами. Комнату окутывал полумрак раннего осеннего вечера. Она была заставлена старыми, советских еще времен, шкафами со стеклянными стенками, за которыми на Пашу глядели маленькие фигурки зверей из гжели. Их было около сотни, не меньше. В углу на журнальном столике стоял большой кинескопный японский телевизор.
– Сколько сейчас времени? – просипел Паша. Горло явно не мешало промочить чем-нибудь горячим. Может быть даже горячительным.
– Восемнадцать двадцать три – сообщил ДЖАРВИС. – Как ты себя чувствуешь?
– Как кусок говна, – проворчал Паша. – Мог бы и не спрашивать. Сам не понимаешь, что ли?
– Я сделал это из вежливости, – прозвучал в пашином мозгу чопорный ответ. – Я тут хочу кое с чем поэкспериментировать, а ты бы пошел, отварил себе тех макарон. Да и вообще, тебе надо больше есть. Я позабочусь.
– Не сомневаюсь в этом, – Паша, не переставая, чесал свою бывшую правую руку. – Можно я сначала схожу в туалет?
– Конечно. Он находится слева по коридору. И Паша. Говори со мной мысленно, даже наедине. Кто знает, чем может обернуться твоя неосторожность?
– Как скажешь, босс. – вслух сказал Паша, кряхтя встал и направился в уборную.
Выдавив из себя пару капель бурой жидкости, он кое-как помыл руку в раковине совмещенного с ванной комнатой санузла. Коротенькую лоханку ванны подпирала древняя стиральная машинка, «Малютка» или что-то ей подобное. Паша напялил на себя висевший на обратной стороне двери женский розовый халатик. Вид в зеркале был смешной и жалкий одновременно.
Не решив до конца, какой из этих эмоций поддаться, Паша вышел из ванной, для порядка подергал ручку двери запертой комнаты в конце коридора, чтобы лишний раз удостовериться в правоте ДЖАРВИСа, и поспешил на кухню. Голод уже давал о себе знать, робко покусывая его нутро.
Паша едва дождался, когда сварятся макароны и тут же набросился на них, заглатывая обжигающе горячие завитки, словно кидая уголь в топку. Немало макарон просыпалось на стол из-за непривычки есть левой рукой, но Паша, словно пылесос, тут же всасывал беглянок ртом, наклоняясь к столу.
Через минуту с пачкой макарон было покончено, но пашин голод только усилился. Усилился и зуд в культе.
Паша стянул халат с увечного плеча и увидел, что обрубок руки немного надулся, так что кожа на нем заблестела, и пошел какими-то красными пятнами.
– Але, ДЖАРВИС! Со мной все в порядке? – взволновано спросил он про себя, стараясь чесать как можно аккуратнее. – Кажется, я подхватил какую-то заразу! Или это аллергия на что-то?
– Все нормально, Паша. Не паникуй.
– Она чешется… Черт! – кожа на кончике обрубка будто бы треснула и стала немного влажной.
– Постарайся поменьше чесать. Я помогу. – Зуд немного уменьшился, но совсем не прошел.
– Легко тебе говорить! – Паша неимоверным усилием воли отвел левую руку от остатков правой. – Эта хрень надолго? Что вообще происходит? Мне надо на что-нибудь отвлечься! Есть хочу!
– Потерпи, пройдет. – ДЖАРВИС помедлил немного и продолжил, – Еду сейчас привезут. Я заказал доставку.
– Пиццу что ли? Или роллы?
– Не угадал. Потерпи.
– Ну да, ну да. Хочешь сказать, что в Чехове есть какой-нибудь типа Утконос?
– Конечно, есть. Это же тебе не какая-нибудь Красная Ушна.
– А что это? – Паша недоуменно заморгал.
– Поселок во Владимирской области.
– Понятно. Так что, Утконос приедет?
– Лучше. Подожди, уже скоро. Кстати, пока можешь собрать те шмотки, в которых ты бежал из заточения, в один из мусорных пакетов, что лежали в шкафчике на кухне.
– Слушаюсь, сэр! – Паша приставил левую руку козырьком ко лбу, шутливо отдавая ДЖАРВИСу честь, и поплелся за вещами.
Не успел он опуститься на тахту после выполненной работы, как по квартире разнеслась какая-то гнусавая трель.
– Иди, открой дверь.
– Быстро. А вдруг это ГСБшники? – пашино сердце вдруг попыталось выскочить через горло, но не пролезло в такое узкое отверстие и вернулось на свое исконное место.
– Не думаю. В любом случае, в двери есть глазок. Посмотри, кто там.
– Блин! Если я подойду к двери, они поймут, что я здесь, и взломают ее!
Раздался еще один звонок, более протяжный.
– Паша, не придумывай. Посмотри в глазок. Увидишь там человека с пакетами – открой ему дверь.
– Ну хорошо, хорошо… – Паша заставил себя встать и крадучись пошел к двери.
Осторожно заглянув в глазок, он увидел за дверью знакомую физиономию и обмяк.
– Заходите, Жорж, – проворчал он, отпирая замок и отступая назад, освобождая проход своему недавнему водителю.
– Привет, Паштет! Потрясающе выглядишь! – каркнул Жорж с трудом протискиваясь мимо Паши, который стоял, нервно теребя рукой поясок халата. В руках он нес пять или шесть больших пакетов, доверху наполненных различными продуктами. За спиной Жоржа висел объемистый туристический рюкзак. – Куда все это?
– Заносите на кухню. Вон туда. Спасибо. – Паша топтался в полутемном коридоре, не зная, что делать дальше. – Это не мой халат! – вызывающе воскликнул он для очистки совести.
– А мне все равно. – Жорж поставил пакеты на пол, сбросил с плеч рюкзак и, как ни в чем не бывало, направился к выходу.
– Я… это…
– Если еще что потребуется, ты знаешь, как меня найти. – водитель хлопнул Пашу по здоровому плечу. Не так сильно, как в прошлый раз, но Паше все равно пришлось опереться на стену, чтобы не свалиться от этого тычка.
– Да… да, знаю, – промямлил Паша, хотя, конечно, ни черта он не знал и очень хотел это выяснить у ДЖАРВИСа.
– Отдай ему пакет с вещами, которые ты собрал! – приказал голос в голове у Паши.
– Зачем? – удивился Паша.
– Он уничтожит улики.
– Правда? Ну ладно, – с сомнением подумал Паша и воскликнул, – Секундочку, Жорж! Я сейчас.
Он сбегал в комнату и вернулся, неся в руке мусорный пакет.
– Вот. Возьмите его и…, – он запнулся. – Сожгите, если можно.
– Будет сделано! – не моргнув глазом ответил Жорж, будто был привычен к такого рода просьбам. Он взял пакет и развернулся к двери.
– Покеда, Паштет! – Жорж вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь.
Паша наскоро запер ее и поспешил на кухню, разбирать продукты. Голод усиливался с каждой минутой.
– Ты нашел мне персонального помощника? – поинтересовался Паша у ДЖАРВИСа, доставая из пакетов различную снедь.
– По моим расчетам, Жорж сойдет для этой роли… пока мы не найдем кого-то получше, – ответил тот.
– И как ты с ним связываешься?
– Через интернет, конечно. Есть один сайт, где можно заказать ту или иную услугу у надежных людей, не привлекая к себе излишнего внимания, скажем так.
– Это дорого стоит? У меня же нет денег, не забывай! – напомнил ДЖАРВИСу Паша. – Не хотелось бы попасть в кабалу к этим… надежным людям.
– Паша. Если ты захочешь, то с моей помощью сможешь стать миллионером! Или даже миллиардером.
– Миллиардером? – глаза у Паши загорелись мечтательным огоньком. – Это было бы круто…
– Не переживай о деньгах. Твое здоровье, вот что сейчас главное. Давай, распаковывай еду и приступай к трапезе.
– Тут продуктов недели на две хватит! – подумал Паша, обозревая разложенные по полу пакеты. – А в рюкзаке что?
– Я попросил Жоржа купить тебе новую одежду. Не в халате же тебе разгуливать.
– Блин, точно! – Паша хлопнул себя по лбу. – Про шмотки-то я совсем забыл! Там что-то модное? – он потянулся было к рюкзаку, но голос ДЖАРВИСа остановил его.
– Постой. Тебе не зачем так спешить с вещами. Поешь.
– Ладно, начальник. – Паша снова переключился на пакеты.
Через десять минут упорных трудов на полу были разложены овощи, бананы, несколько больших гроздей винограда, шоколад, банки со сгущенным молоком, семь пакетов с макаронами, две коробки яиц, огромная вязанка сосисок, пельмени, три мягких батона белого хлеба, филе бедер кур и индейки, и несколько кусков замороженного мяса, килограмм на десять, не меньше.
– Хорошо, что я умею готовить, – Паша поморщился, – вот только что делать с этим мясом? Вряд ли я управлюсь с ним одной левой… Его ж резать с ума сойдешь!
– Что-нибудь придумаем, – ответил ДЖАРВИС. – Ты пока сделай что-нибудь простое.
– Хорошо. Начнем, пожалуй, с яичницы… – Паша пошуровал в ящиках кухни и достал из их недр немаленьких размеров сковороду. – Штук девять яиц сюда должно влезть, – примерился он. – А сверху добавлю сосисок!
– Отлично, займись. А я пока проверю статус твоих поисков, если ты не возражаешь.
– Конечно, нет! Действуй.
Паша включил конфорку. В голове крутились назойливые мысли о богатой и беззаботной жизни. Паша старался отогнать их, одновременно разбивая яйца о край сковороды.
– Эх, сейчас бы взял себе пару вилл где-нибудь в Новой Зеландии и на Мадейре, устраивал бы там вечеринки. Тачки, девчонки… Да и матери квартиру бы в Москве купил, чего уж там…
– Паша, опомнись! – перебил его ДЖАРВИС, – у тебя сейчас яйца сгорят!
– Яйца? О! – Паша действительно чуть не спалил яичницу. – Ёшкин кот, я про сосиски-то и забыл!
– Ничего, пожаришь после. Ешь пока то, что уже готово.
– Это мы запросто! – Паша перенес сковороду на кухонный стол, поставив ее на подставку для чайника, и, не теряя более ни минуты, заработал вилкой.
– Горяченькая! Вкусная! – с причмокиванием восклицал Паша, запихивая в рот жареные яйца. Затем он подчистил разлившийся желток свежей горбушкой хлеба. – Ммм… класс!
Голод если и утих, то совсем ненамного.
– Так что там со слежкой? – опасливо спросил он у ДЖАРВИСа, пытаясь сковырнуть пленку с молочных сосисок. Паша решил отварить их в глубокой суповой кастрюле.
– Пока все без неожиданностей. Они довольно грамотно очертили пятидесятикилометровый периметр, внутри которого тебя будут искать. Въезды и выезды контролируются, внутрь периметра стягиваются агенты, поднимаются информаторы, ведется фото и видеосъемка с нескольких сотен дронов. В окрестных лесах под видом учений идут поисковые операции.