Антон Сергеев
Сказка с (не)счастливым концом(?)
– Серега – шутник, – пробормотал он, против воли растягивая губы в улыбке. – Ишь, что придумал.
Через пятнадцать секунд до Паши донесся негромкий возглас «Сейчас открою, подождите!», а еще через полминуты дверь со скрипом отворилась, и Паша, увидев своего институтского товарища, едва не отпрянул назад.
Человек в инвалидном кресле, несомненно, был Серегой, но как же он изменился!
Серегу будто пропустили через концлагерь, из которого вышел уже этот новый Трямкин, весь будто как-то съежившийся и печальный, с выцветшими волосами, свисающими беспорядочными прядями на его исхудалое лицо. Из коротеньких шорт выглядывали культи, когда-то бывшие мускулистыми ногами, которым позавидовал бы иной спортсмен. В водянистых глазах промелькнула искра узнавания, и Серега протянул руки вперед и вверх, коротко всхлипнув: «Паша!»
Паша наклонился навстречу Сереге и заключил Трямкина в объятия, стараясь не сжимать слишком сильно его истончившееся тело.
– Здорово, Бизон! – не подумав, брякнул он старую кличку Сереги. Тот слегка отстранился от Паши и подвигал своими культями, невесело ухмыльнувшись.
– Теперь тебе лучше звать меня Полбизона.
Паша заметил небольшую слезинку, появившуюся в уголке серегиного глаза.
– Ну что, запустишь меня в свою берлогу? – Паша постарался придать своему голосу как можно больше бодрости.
– Конечно, проходи! – Серега отъехал в глубь коридора, пропуская Пашу. – Замкнешь дверь? Там внизу барашек.
– Я уж и не надеялся тебя увидеть, Паштет, – сказал Трямкин, разворачиваясь на своей коляске в сторону комнат. Паша закрыл входную дверь и окликнул его.
– Серега, ты не против, если я заскочу в туалет? В дороге намаялся. – на самом деле Паша хотел посмотреться в зеркало, чтобы увидеть свое лицо.
– Да, конечно. Дверь слева от тебя. Там писающий мальчик на картинке, – бросил через плечо Трямкин. – Соседняя дверь – ванная, в ней можно помыть руки. Только свет не забудь выключать, мать ругается. Денег-то у нас не то, чтобы много, – Серега виновато пожал плечами и медленно покатился по коридору. – Потом проходи в мою комнату, она сразу после кухни.
– Лады! – Паша взялся левой рукой за круглую ручку двери, на которой неровно была приклеена картинка голозадого ребенка в кепке-аэродроме, как у грузин из карикатур двадцатого века, и зашел в уборную.
Постояв там пару минут и нажав для вида слив на унитазе, он быстро проскользнул в ванную и метнулся к зеркалу, жадно разглядывая под разными углами свое новое старое лицо в тусклом свете висящей на длинном шнуре лампочки.
Все, вроде, было как раньше. Даже уши вновь стали похожи на два лопуха, а носом, как и раньше, можно было разрезать лист бумаги.
Паша облегченно выдохнул и, опустив напряженные плечи, с удивлением заметил, что все время, прошедшее после «операции», был сжат, словно пружина.
– Я же говорил, что все в порядке, – шепнул ему на ухо Морган. – Иди к другу.
Паша коротко кивнул головой и вышел в коридор, погасив в ванной и туалете свет, как просил Серега.
Слева от ванной через открытую дверь виднелся край, судя по виду, кухонного стола со стоящим перед ним табуретом. Паша прошел чуть дальше и увидел товарища, который суетливо пытался расправить покрывало на неширокой кровати. До дальнего края кровати он с коляски не доставал, поэтому делал безуспешные попытки забросить туда угол клетчатой материи так, чтобы она полностью закрыла цветастое одеяло.
– Присаживайся, – неловко сказал он, оставляя свою затею и указывая на накрытую сторону кровати. – Стульев тут нет, они мне теперь ни к чему.
Паша обвел глазами небольшую комнатку и в который уже раз поразился схожести интерьеров провинциальных жилищ. По противоположной от кровати стороне стояла точь-в-точь такая же темно-бордовая стенка, как и у них в Воскресенске. Мама рассказывала, что в свое время несколько ночей ходила отмечаться в очереди, чтобы приобрести этот гарнитур.
Серега чуть откатился от кровати, чтобы дать пройти Паше, и сейчас упирался спинкой своей коляски в письменный стол, заваленный кипами каких-то бумаг, газет и еще бог знает чего.
– Ну, рассказывай, как ты, где ты? – Серега не дал молчанию затянуться и превратиться в неловкость. – Ты совсем не изменился с институтских времен! Не то, что я…
– Да что там рассказывать… – Паша аккуратно присел на краешек кровати, чувствуя какую-то скованность, будто на экзамене. – Работаю в конторе, которая 3Д-принтерами торгует, – он не хотел громоздить ложь и решил максимально упростить свою историю. – Снимаю квартиру в Москве. Недавно вот мама умерла, я ездил в Воскресенск разбираться с похоронами, решать еще кое-какие вопросы. Так твое письмо и попало ко мне.
– Ох, брат, соболезную! – искренне огорчился Серега. – Я-то, признаться, надеялся, что мама тебе перешлет как-нибудь мою писульку, хоть ты мне и говорил, что вы не общаетесь… От чего она?
– Сердце.
– Да, сердце – штука такая. Раз! И нет человека. Но, все ж лучше, чем мучиться от какой-нибудь хрени… – Трямкин не стал вслух упоминать рак, но Паша понял, что он имел ввиду. Как бы ни бились ученые со всего мира, они до сих пор не могли разработать универсальное и доступное широким слоям населения лекарство от этой чумы двадцать первого века.
– У меня, вон, мама тоже еле скрипит. Но работу не бросает. С деньгами у нас, как понимаешь, не ахти… Я пытаюсь как-то подхалтурить, – Серега вынул из-под вороха бумаг старенький ноут и похлопал по нему ладонью. – Даже прошел дистанционные курсы по работе в графических редакторах, ведению соцсетей. Пару заказов брал. Но, заработок этот очень ненадежный, – он со вздохом положил ноутбук обратно. – А тут еще вся эта тема с тюрьмой и инвалидностью…
– Да как тебя вообще угораздило на зону попасть? – спросил Паша. – Мы же с тобой сколько раз вместе ходили на митинги, и все было более-менее нормально!
– Сколько веревочке не виться… – снова вздохнул Серега. – В общем, после инста я вернулся сюда, в родные пенаты. Думал, найду тут себе какую работенку, выбьюсь в люди, перееду в Москву на постоянку… Все-таки, в провинции легче пробиться.
– Устроился в местное строительно-монтажное управление экономистом. Заказов у них было завались. Нормальная зарплата для начала, соцпакет, все дела. Да вот только через пару месяцев забрали тут у нас в КПЗ местного активиста. Он выявил нарушения при распределении подрядов на ремонт дорог и сильно наступил на мозоль мэру, накатав на него заявление в генпрокуратуру. Вот его и бросили в кутузку. А я и еще несколько человек стали выходить на одиночные пикеты с требованием освободить Васнецова – того самого активиста.
– Несколько дней нас терпели, а потом властям это, видимо надоело, и они отдали команду нас «завинтить». Меня принимали сразу шестеро ражих ментяр, причем по-грубому, как какого-то рецидивиста. А я всего-то вцепился одной морде в куртку, понимаешь! – Серега, начав свой рассказ тихим голосом, сейчас уже, сам того не осознавая, почти кричал.
– Ну, а дальше закрутилась эта гребанная репрессивная машина. Суд, показания этого гондона-майора, что я, якобы, нанес ему несколько ударов по лицу и в область печени. Иван Алексеевич Разин, сука, чтоб он сдох!
– Четыре года в Исправительной колонии номер четыре, будь неладна эта цифра, где меня избивали эти черти-надзиратели… И ведь, представь, какие гниды! Они специально делали так, чтобы «политические», к которым записали и меня, были в тюряге в роли «опущенных»! Знаешь, там ведь какие законы джунглей! Нельзя убираться в сортирах, мыть камеры, есть из посуды других «опущенных», докуривать после них бычки. Иначе ты сам становишься таким же. А эти паскуды спецом вызывали «опущенных», давали им сигареты, а тебя заставляли потом докурить!
– Меня хватило пойти в отказ лишь на два раза. Знаешь, как они потом меня дрючили?! Точно врага народа! По неделям отлеживался в больничке. Ну, а потом… Потом ты становишься как прокаженный. – Трямкин тихо раскачивался из стороны в сторону в своем инвалидном кресле, уставившись невидящим взглядом в стену позади Паши.
– Серег, все уже позади, – неловко промямлил Паша.
– Э, нет, Паштет. Позади это уже не будет никогда. Это теперь всегда со мной. Вот здесь, – Серега перевел взгляд на Пашу и приложил руку к груди.
– А что с ногами-то? – Паша опустил глаза, избегая встречаться взглядом с Трямкиным, и уставился на его округлые культи. – Ты их в тюряге потерял или уже после?
– На зоне, где ж еще. – выдохнул Серега. – Меня ж и после частенько били…
В этот момент в квартире раздался дребезжащий звонок, напомнивший Паше назойливый звон старого будильника, звавшего его в школу.
– Телефон, – пояснил Серега и почесал правую культю.
– Может, мне пойти взять трубку? – предложил Паша. – Вдруг что-то важное?
– Да забей! Это наверняка какая-нибудь материна подруга звонит. Что может быть важного у этих куриц?
– Слушай, может, тяпнем маленько? – Серега сделал характерный жест, несколько раз щелкнув пальцами по шее. А то насухую рассказывать про все эту шнягу слишком тяжело…
– Можно, – кивнул головой Паша. Он и сам был не прочь промочить горло парой рюмашек горькой.
– Тогда пойдем на кухню, – Серега развернул коляску и покатился в коридор.
На крохотной кухоньке, как подумалось Паше, можно было есть только вахтовым методом. Даже двоим здесь было тесно. Стоило кому-то сесть за стол, к плите или мойке было уже не подойти. Казалось, что, встав посередине, можно было дотронуться руками противоположных стен. Конечно, это было преувеличением, но не слишком большим.
– Располагайся, – Серега указал Паше на табурет, а сам полез в ящик под мойкой и выудил оттуда початую бутылку водки и две стопки. Затем к ним добавился пучок петрушки, найденный в стареньком холодильнике, и небольшая кастрюлька с вареной картошкой.
– Чем богаты, – чуть виновато развел руками Серега, подавая Паше вилку.
– Да все нормально, ты чего! – ответил Паша, стараясь не вспоминать те деликатесы, которые он без меры поглощал в Дубае. – У меня самого схожий рацион, – он ободряюще улыбнулся Сереге и поймал на вилку небольшую картошину.
– Ну что, за встречу? – Серега разлил водку в рюмки и поднял свою навстречу Паше.
– За встречу! – согласился Паша и смачно чокнулся с Трямкиным, пролив несколько капель на полосатую потертую скатерть.
Не успел Паша отправить в рот картошку и поставить пустую стопку на стол, как Серега вновь наполнил рюмки.
– После первой не закусывают, – быстро проговорил он, снова поднимая свою стопку. – Давай, за нас с тобой.
Друзья выпили еще по одной. Серега шумно занюхнул петрушкой и потянулся за картошкой. – Так-то лучше, – сказал он, жуя пучок травы.
– Так что с твоими ногами-то случилось? – снова задал терзающий его вопрос Паша.
– Они же как, гниды, бьют, – начал Серега, разливая по третьей. – Отводят тебя в спецкласс воспитания, значит, а там уже стая этих шакалов собралась. Давай, – он махнул свою рюмку, не дожидаясь Паши.
– Четверо или пятеро тебя держат, а остальные херачат дубинками по ступням. Потом меняются, когда устанут, твари. В рот тебе кляп вставлен, чтобы не шибко орал. Несколько раз за время экзекуции ты теряешь сознание. На этот случай у них ведра с водой припасены. В них же они тебя периодически топят. Я каждую блядь ихнюю запомнил на всю оставшуюся жизнь!
– Что за нелюди, – потрясенно прошептал Паша, ставя опустевшую рюмку на стол и забыв про закуску. – У них же наверняка семьи, родные. Зачем они это делают? Как они потом домашним в глаза смотрят?
– Как, как… каком кверху, вот как! – Серега выпил еще одну рюмку, а затем достал из ящика уже запечатанную поллитру. – После ихнего «воспитания» у меня и начались проблемы с ногами. Отеки, тромбоз… потом гангрена. Тюремная медицина – это вообще отдельная тема. Знаешь, сколько людей выходят на волю инвалидами или калеками? – Трямкин налил водки в пашину рюмку и кивнул ему, приглашая выпить. Глаза Сереги сначала остекленели, а затем подернулись какой-то мутной пленкой. – Эти коновалы, мать их… они же в своих заключениях ничего не признают, ни одного синячка!
– Может, нам уже хватит? – робко спросил Паша, выуживая со дна кастрюльки последнюю картофелину. Опьянение накрыло и его, и лишь «закулисная», так сказать, работа Моргана не позволяла Паше «поплыть».
– Вот допьем ее, – Серега сгреб бутылку за горлышко и, приподняв над столом, потряс ее, – тогда и хватит!
– Ты уверен? Мне кажется…
– Пей! – грубо перебил Серега.
– Окей, как скажешь. За тебя! – Паша отсалютовал стопкой и опрокинул ее себе в рот, невольно морщась от теплого и горького пойла.
– Помнишь Крупье? Мы с ним еще в общаге вместе жили? – ни с того, ни с сего выдал Паша, пытаясь перевести разговор на какую-нибудь нейтральную тему, и в его голове сразу же запиликал сигнал тревоги, сопровождаемый строгим голосом Моргана: «Ни слова про это!»
– Это тот, что из села какого-то… Рулетка что ли, или как там его… – начал бормотать Серега. – И что с ним?
– Да… ничего. Просто хотел узнать, помнишь ли ты его? – выкрутился Паша, коря себя за неудачный выбор предмета разговора.
– Помню. Я помню практически всех наших однокурсников. – Трямкин снова наполнил рюмки. – Так же, как помню этих ублюдков: Альберта Гнутого с кривым мизинцем на левой руке, Витюшу Маленького – этого амбала двухметрового, конченого Игорька Пропеллера, Радика Бухумбетова, Лысого Артема, Диму Токаря, Веню Скромного…
– Постой, – перебил серегины излияния Паша. – Ты про кого сейчас? Тюремные дела?
– Конвоиры, мать их. Охранники. Те самые мрази, что избивали меня и остальных… – Серега с надрывом всхлипнул и жадно припал к своей рюмке, словно умирающий от жажды путник. – Знал бы ты, что они творили при помощи проводов и динамо-машинки… У людей будто кожу живьем сдирали. А, бывало, и к яйцам прикручивали электроды… К яйцам, представляешь!? Сука, все хотели повесить на тебя дела, о которых ты даже не подозревал!
– Слушай, – в голове у Паши мелькнула светлая, как ему показалось, мысль. – А вы писали на этих уродов жалобы? Ведь это – самое настоящее злоупотребление служебными полномочиями. За такое они сами могут присесть, и надолго!
– Ха! – Серега громко хлопнул ладонью по облупившейся столешнице. – Да они там все из одного корыта хлебают! Скажешь тоже!
– Ну а что? – не собирался так просто отказываться от своей идеи Паша, можно же написать в какой-нибудь Департамент собственной безопасности или типа того. Как он там у них называется?
– Как ты себе представляешь? – разозлился Серега. – Зэк, все письма которого на волю проходят жесточайший контроль и не одну вычитку теми же упырями, напишет телегу на своих мучителей? Думаешь, сколько он после этого проживет?
– Хорошо, хорошо, – поднял руки в примиряющем жесте Паша. – Пусть не из тюряги. Ты же уже вышел! Что мешало написать жалобу с воли? Да ты бы хоть к тому же Некто обратился! – выдал очередную идею Паша. – Он такие истории любит. Снял бы ролик, поднял шум…
– Паша! – перебил его излияния Трямкин. – Ты вообще в каком мире живешь? Какой Некто? Какой шум???
– Постой, мы же с тобой оба за него ходили митинговать! Ты теперь его не поддерживаешь? – спросил Паша.
– Да когда это было?! Все просрал этот твой Некто! – Серега резко налил в рюмки водку и жестом показал: пей, мол. – Были протесты, была толпа людей, готовая пойти за ним, – он опрокинул в рот свою рюмку и занюхал рукавом рубахи. – И что сделал Некто?
– Что? – повторил за ним Паша.
– Да ни хера, вот что! – Серега с такой силой шлепнул рюмку о стол, что Паша испугался за сохранность инвентаря. – Видосики, хреносики! Вот и все, на что способен твой Мессия! Да, это у него получается классно, не спорю. Вот только кроме этого нужны реальные действия!
– А я не хочу подставлять свою жизнь и жизнь матери под удар ради пиара этого персонажа! Как мне потом жить, если он сделает меня героем своего очередного разоблачающего сюжетца, а? Да сюда на следующий же день придут те самые молодцы, что так долго трудились надо мной в тюряге!
– Как к той девчонке из его последнего ролика! Ей, небось, тоже кто-то говорил: «Обратись к Некто, он поможет! Тебя никто не спалит» и что получилось? – Трямкин тяжело и шумно задышал, словно пробежал с километр.
– Постой, постой. А что с ней случилось? – Паша вспомнил девушку из видео про Кемеровского губернатора. – Ты имеешь в виду ту историю про изнасилование?
– Ее, конечно. Весь интернет уже в курсе. Знающая его часть, естественно, – язык Сереги уже вовсю заплетался, и слово «естественно» из его рта прозвучало как «есссессеенн». – Твой Некто по этому поводу очередное свое творение выпустил. Но я его не смотрел. Люди пишут.
– Так что с ней? – в животе у Паши образовался тяжелый ком от дурного предчувствия.
– На куски порезали, вот что! – Серега судорожным движением схватил бутылку и вылил остатки себе в рот. – Ты понимаешь, что ты вообще мне предлагаешь? С этим гребаным Некто теперь вообще никто не свяжется! Себе дороже, и толку нет.
– Что ты такое говоришь? Я не понимаю… Ты серьезно? – Паша не мог поверить в сказанные Серегой слова. Это казалось ему полным бредом. Порезали на куски? Кто? Люди губернатора? Чепуха какая-то.
– Сам почитай. Или посмотри, если воли хватит, – буркнул Серега, уронив голову на скрещенные на столе руки. – Не о таком мы с тобой мечтали, да? – он поднял на Пашу совершенно пьяные уже глаза и разразился хриплым каркающим смехом. – Но жизнь, как говорится, вносит свои коррективы!
– Закругляйся, – подал голос молчавший доселе Морган. – Пора уходить.
– Слушай, Серега, мне уже пора. Проводишь? – Паша посмотрел на часы и встал на ноги, в которых, как следствие водочных возлияний, ощущалась небольшая ватность. Он заставил себя пока не думать про несчастную девушку. Трямкин, все-таки, хорошенько нагрузился и наверняка что-то напутал.
– Может, останешься? Мать сейчас придет, пошлем ее в стекляшку? – Серега с сожалением потряс над столом пустой бутылкой, перевернув ее горлышком вниз.
– Извини, мне действительно надо спешить.
– Слушай, Паштет, тут же тебя искали какие-то черти, – вспомнил Трямкин, пытаясь выкатить свою коляску из-за стола. Получалось у него не очень хорошо, поэтому Паша двинул стол на себя, освобождая Сереге проезд.
– Что за черти? – переспросил Паша. – Точно меня? Здесь, в Клину?
– Ну да. Месяц с небольшим назад. Приходили двое. Все из себя. – Серега вдруг клюнул носом и упал бы с коляски на пол, если бы Паша не схватил его за плечо.
– Осторожнее, ты чего!? – Паша медленно покатил Трямкина по коридору.
– Спокуха, Дункель, болото будет нашим! – пробормотал тот какую-то ахинею.
– Так что с теми двумя? – напрягся Паша. Все его, уже порядком подзабытые, страхи насчет поимки и заточения в каком-нибудь мрачном каземате вновь ожили.
– Да что с ними будет? Мать-то вообще не в курсе, а я тебя с института и не видал. Чешутся, собаки! Как нажрусь, сразу чешутся! – Серега схватился за свои культи и остервенело заработал ногтями. – Ооо, – негромко простонал он сквозь сжатые зубы.
– Они что-то про меня говорили?
Серега не ответил, продолжая расчесывать остатки ног.
– Бизон! – Паша чувствительно дернул его за плечо, поворачивая вместе с коляской лицом к себе. – Они. Тебе. Что-то. Про меня. Говорили? – раздельно спросил он, глядя в осоловелые глаза товарища.
– Да ничего не говорили. Просто спрашивали, давно ли я тебя видел, знаю ли, где ты сейчас и все такое…
– И что ты им ответил? – не сводя глаз с Трямкина спросил Паша. Хмель, под воздействием нервного напряжения, практически улетучился из него, чего нельзя было сказать о Сереге.
– Да что я им мог сказать? – вяло махнул рукой Серега. – Я ж тебя только сегодня увидел! Слушай, может, махнем еще по бутылочке? Сейчас придет ма…
– А адрес? Адрес мой ты им сказал? – перебил его Паша. – Тот, на который письмо отправил?
– Обижаешь! – надулся Серега. – Я хоть и разочаровался во всем этом протестном движении, но каким-то сраным сексотам не скажу даже сколько кусков говна высрал утром!
– Понятно, – выдохнул Паша. – Ладно, Бизон, бывай! – он протянул Сереге руку и, секунду подумав, добавил, – Я что-нибудь придумаю, как тебе помочь. Не дело это, киснуть тут в нашем возрасте.
– Да, да… – вяло пробормотал Трямкин, слабо пожав пашину руку. – Может, еще навестишь меня?
– Обязательно навещу! Дай мне свой номер телефона, я наберу тебя через пару дней, – Паша уже вышел за порог и обернулся на Серегу. Тот, похоже, снова начинал засыпать, откинув голову на спинку коляски.
Видеть молодого и не так давно еще здорового и жизнелюбивого мужика в подобном состоянии было невыносимо. Не дождавшись от Сереги ответа, Паша аккуратно прикрыл дверь и снова поднялся на площадку, ведущую к чердаку.
Там он вновь пережил до дрожи неприятную процедуру трансформации, а затем вышел на сумрачную клинскую улочку, едва не сбив с ног немолодую женщину, которая в этот момент заходила в подъезд.
– Извините! – вежливо сказал ей Паша. Он до сих пор не мог как следует видеть после очередной смены лица – перед глазами сновал туда-сюда огромный рой черных мушек. Поэтому тетка в какой-то темной хламиде на фоне вечерне-унылого пейзажа оказалась совершенно незаметной для него.
– Смотри, куда прешь! – вскинулась она, разворачиваясь вслед уходящему Паше.
Тот не стал задерживаться для препирательств и направился в сторону ожидавшего его Тамаша.
Женщина за его спиной с кряхтением потопталась на месте, затем зло плюнула Паше вслед, и, наконец, скрылась в подъездном чреве, бурча себе под нос разнообразные ругательства.
– Можешь узнать, где живет Иван Алексеевич Разин? – спросил Паша Моргана, забираясь в тойоту. После встречи с Трямкиным у Паши появилось зудящее чувство какой-то недосказанности, или скорее даже неправильности происходящего. В пашин затылок словно ввинчивался маленький буравчик, вызывавший у него лихорадочное возбуждение и тягу к действиям, пока, правда, непонятно каким.
– Думаю, что да. Подожди немного, – ответил тот и включил для Паши саундтрек к фильму «Миссия невыполнима».
– Ну что, Романо, решил свои вопросы? Куда двигаем дальше? – цыган убрал в бардачок небольшую книжонку и выключил свет в салоне, готовясь тронуться с места.
– Постой пока, Тамаш. Надо поразмыслить, – Паша закусил губу и посмотрел на вечернее небо, на котором сияла полная луна. – Хорошее время для темных сил, – задумчиво проговорил он и забарабанил пальцами по коленям.
– Что ты сказал? – переспросил водитель.
– Отец, бывало, в детстве мне говорил: «В полнолуние темные силы властвуют безраздельно!» – пояснил Паша.
– Ааа. – Тамаш поковырял в носу своим толстым пальцем, скатал извлеченную оттуда добычу в приличных размеров комок и щелбаном отправил его в приоткрытое окно. – Мой папашка частенько нажирался в такие дни и поколачивал матушку.
– Впрочем, он проделывал такое при любой фазе луны, – добавил цыган с невеселым смешком чуть погодя.
– Офигеть, – отреагировал на это признание Паша. – И долго это продолжалось?
– До тех пор, пока я не набрался смелости и не пристрелил говнюка, – буднично ответил Тамаш и пожал плечами. – Романо, когда будешь готов ехать, просто назови адрес.
– Хорошо, – Паша не стал расспрашивать цыгана о том, что случилось с ним и его матерью дальше. Он понимал, что Тамаш и так сказал слишком много.
– Слушай, у тебя нет ничего пожевать? – Паша решил сменить тему. Тем более, что голод, ни с того ни с сего, и впрямь вдруг разыгрался не на шутку. Видимо, две трансформации, пережитые за столь короткий срок, наконец, дали о себе знать.
– Сейчас, – Тамаш наклонился вправо и нашарил рукой что-то шуршащее, а затем протянул Паше две большие, грамм по триста пятьдесят шоколадки. – Мне сказали, что ты захочешь перекусить, – пояснил он, предвосхищая вопрос Паши. – Если что, в багажнике есть еще.
– Спасибо, – с признательностью ответил Паша, принимая шоколад, и повторил про себя уже для Моргана: – Спасибо.
Несколько минут Паша сосредоточенно жевал в тишине, восполняя утраченные калории.
– Нашел, где живет Разин, - подал голос Морган после того, как с шоколадом было покончено. – Извини, что так долго. Пришлось влезть в закрытые базы МВД России. Наш полковник проживает под другой фамилией в частном доме в районе населенного пункта Лаврово. Это не очень далеко отсюда.
– Постой, Серега же говорил про майора Разина? – уточнил Паша.
– Все правильно. Только теперь он – полковник. Заместитель начальника Главного управления по противодействию экстремизму по Московской области. Птица высокого полета.
– Неплохо поднялся, мерзавец. Наверное, много таких как Серега позакрывал, – предположил Паша.
– Немало, – согласился Морган. – Поэтому ему и выправили прикрытие.
– Недалеко, говоришь… – задумчиво повторил Паша. – Хотел бы я посмотреть на его домишко. Небось, не халупа.
– Я могу дать соответствующее указание Тамашу.
– Если тебя не затруднит. – Паша закрыл глаза, сцепил между собой пальцы рук и до хруста сжал их, совершая при этом круговые движения кистями.
Тамаш, видимо, получил какие-то инструкции, потому что машина вдруг плавно тронулась с места и, набирая скорость, оставила улицу Крупской позади.
– Так что случилось с той девушкой из расследования Некто? – обратился к Моргану Паша, не открывая глаз. – Серега попутал что ли? Не могли же ее действительно порезать на куски? – он невольно поежился от возникшей в его воображении картины и поспешно открыл глаза, вглядываясь в черноту за стеклом, которая изредка расцвечивалась тусклыми огоньками далеких домов. Тамаш выехал на трассу, и сейчас они неслись по ней со скоростью ста сорока километров в час. Цыган не любил ездить медленно.
– Давай я тебе кое-что покажу, – вместо ответа сказал Морган, и Паша вновь сомкнул веки в ожидании.
Через несколько секунд перед ним открылось уже знакомое окно браузера, в поисковой строке которого возникли буквы, словно кто-то быстро набирал их на невидимой Паше клавиатуре. «Последний ролик Некто» успел прочесть Паша, прежде чем открылась какая-то незнакомая страничка с аршинного размера шапкой на латинице «VERITAS». Судя по бесчисленным окошкам с записями, это был какой-то крупный видеохостинг, но Паше он прежде не встречался, хотя он всегда считал себя довольно продвинутым пользователем интернета.
Он успел отметить про себя еще адрес странички veritas.all и доменное расширение тоже показалось ему странным, а потом начался ролик.
Перед глазами Паши возник человек, сидящий спиной к камере на фоне неоштукатуренной кирпичной стены. Первые несколько секунд человек сидел неподвижно, а затем неторопливо развернулся, и Паша без удивления узнал Некто. Вот только выглядел он как-то… слишком грозно что ли? Паша привык, что Некто выступает в своих роликах эдаким балагуром, который с кривой усмешкой рассказывает об очередном севшим в лужу коррупционере, не переставая отпускать остроты и колкости в его адрес. Нынешний Некто, со сжатыми в тонкую белую линию губами, сошедшимися у переносицы бровями и без тени улыбки, отличался от старого как арбуз от редьки.
– Здравствуйте, дорогие друзья и единомышленники, – начал Некто, пристально глядя прямо в камеру, от чего складывалось впечатление, что он обращается к каждому зрителю отдельно. – В последнее время произошло несколько событий, о которых я не могу молчать. – Здесь он немного помедлил.
– Трудно найти слова, чтобы описать чувства, которые я испытал и испытываю с тех самых пор, как узнал о бесчеловечной расправе над героиней нашего прошлого ролика, Ксенией Ивановой, и ее родными. – Некто опустил голову вниз и сделал еще одну паузу. После того, как он вновь посмотрел в камеру, Паша увидел блеск слез в уголках его глаз.
– Сейчас я могу называть ее имя, – дрогнувшим голосом продолжил Некто. – Потому что те нелюди, которые расправились с семейством Ивановых, не оставили в живых никого, кто мог бы пострадать от разглашения мной этих сведений. Мы же с вами, в свою очередь, должны навсегда запомнить имена погибших от рук этих гнусных шакалов людей.
На экране появились, сменяя друг друга, фотографии погибших, а Некто декламировал за кадром.
– Ксения Андреевна Иванова, Андрей Петрович Иванов, Надежда Ильинична Иванова, Петр Сергеевич Иванов. Они не пощадили даже маленького братика Ксении, Илюшу. Илья Андреевич Иванов. – Последняя фотография изображала улыбающегося пухлощекого малыша, лет четырех, сидящего верхом на синем трехколесном велосипеде.
– Запомните Илюшу, ему было всего четыре с половиной года, – произнес Некто, после чего экран погас и на несколько секунд наступила тишина.
– Я хотел бы извиниться перед близкими людьми семьи Ивановых и перед всеми вами, – продолжил Некто, после паузы вновь появляясь перед камерой. – Они убивают нас. Эти подлые мрази убивают нас за то, что мы хотим положить конец беззаконию и унижениям, воровству и кумовству, вседозволенности и хамству. Жестокая расправа над Ксенией и ее родными – это расправа над всеми теми, кто еще готов выступать против беспредела кучки узурпировавших власть тварей, недостойных называться людьми. Они хотят запугать нас. Они объявили нам войну, – не в силах сдержать эмоций, Некто встал со своего места и принялся расхаживать взад-вперед, рубя ладонью воздух перед собой.
– На меня была совершена попытка покушения. Эти ничтожества хотели и моей смерти. Но правду и свободу так просто не задавишь! Мне пришлось покинуть страну, где я родился и вырос, но лишь для того, чтобы собрать силы и, вернувшись, нанести решающий удар по Узурпатору и его прихвостням! – Некто остановился, и камера вновь крупно выхватила его лицо. Паша заметил, как на правом виске политика пульсирует жилка.
– Они хотели войны? Они ее получат! Я обращаюсь к Узурпатору. Я знаю, ты увидишь эту запись. Твои замыслы и планы провалились. Я объявляю тебя вне закона! Ты, и твоя бандитская шайка ответят за все свои преступления, и ответ будет скорым и жестким! – Некто поднес к камере ладонь и крепко, до боли, сжал ее в кулак. Затем экран погас, на сей раз окончательно.
Паша проморгался, привыкая к сумраку салона тойоты. Тамаш уже свернул с трассы, и теперь они неторопливо пробирались по ухабам какой-то проселочной дороги.
– Так это правда? – подумал Паша, пытаясь уложить в голове дикие факты, услышанные от Некто. – Они там что, совсем охренели от своей безнаказанности? Одно дело – воровать, но это… Уничтожать собственных граждан… Не могу поверить!
– Секундочку, – включился Морган. – Послушай вот это.
В ушах у Паши раздался какой-то шум помех, словно настраивали старый радиоприемник, а затем он услыхал знакомый голос, с плохо сдерживаемыми нотками гнева: