Антон Сергеев
Сказка с (не)счастливым концом(?)
– ДЖАРВИС, тебе не кажется, что ты слишком рьяно взялся за дело? – от обилия событий и информации у Паши разболелась голова.
– Ты отдохни немного, – вместо ответа сказал ДЖАРВИС. – Время в пути составит еще около двадцати четырех минут. А я пока просканирую полицейские частоты, чтобы удостовериться в нашей безопасности.
Он умолк, а в голове у Паши зазвучал Чайковский.
Через, без малого, полчаса машина остановилась. Паша открыл глаза и увидел, что они стоят у медленно открывающихся кованных створок довольно больших, метра в три высотой, ворот. За воротами виднелась темно-бордовая крыша загородного коттеджа. Не дожидаясь пока створки распахнутся настежь, Тамаш направил лэндкрузер вперед и вниз. Машина въехала в просторный, машин на пять, не меньше, подземный гараж. Одно из мест уже было занято темно-синим минивэном марки «фольксваген» с глухо затонированными окнами.
– Ну, Романо, вот мы и прибыли на место, – сказал Тамаш, заглушая двигатель. – Тебя ждут наверху. Если буду нужен – ты знаешь, как со мной связаться, – он повернулся к Паше и протянул ему свою крепкую широкую ладонь. – Бывай, брателло! Надеюсь, еще пошумим! – Он лукаво подмигнул своим карим глазом и соорудил на лице некое подобие кривой ухмылки.
Паша пожал руку цыгана и, взяв свой чехол, вылез из бронированного джипа, аккуратно захлопнув тяжеленную дверь.
– Выход найдешь слева! – на прощание крикнул Тамаш и вновь завел тойоту.
Паша махнул ему рукой и с опаской покосился на стоящий рядом минивэн. Ему казалось, что из машины за ним наблюдает не одна пара глаз. После недавнего фокуса с наемниками ДЖАРВИСа он каждую секунду ожидал, что дверцы фольксвагена вот-вот распахнутся, и оттуда выскочат бравые молодцы в полной экипировке. Не решаясь повернуться к машине спиной, Паша бочком прокрался мимо нее и дернул ручку зеленой двери, скрывавшейся за широким квадратным столбом, который поддерживал потолок гаража.
За дверью обнаружились ступеньки. Поднявшись по ним, Паша оказался в просторной прихожей и, с непривычки, сощурился от яркого света, отражавшегося от сотен кристаллов висящей под потолком огромной люстры. Справа была витая, по виду мраморная, лестница с коваными перилами, ведшая на второй этаж. Слева, как догадался Паша, располагалась входная группа – коричневое дверное полотно с причудливой резьбой и бронзовым кольцом вместо ручки словно парило в воздухе, обрамленное с трех сторон широкой рамкой матового стекла. Рядом, у стенки, стоял небольшой диванчик с красной атласной обивкой. Напротив той двери, откуда вышел Паша, он увидел арку, отделявшую холл от гостиной – там виднелся незажженный камин.
Паша принюхался. В воздухе ощущался явственный аромат корицы. Он навевал воспоминания о детстве. Паша закрыл глаза и вспомнил, как возвращался домой, накатавшись на коньках с соседскими мальчишками, и жадно набрасывался на только что приготовленные мамой, еще горячие, кексы.
– Ау! Есть здесь кто? – негромко позвал Паша.
– Двое наших людей охраняют периметр – сказал ДЖАРВИС. – Тебе нужно подняться наверх, а затем направо по коридору.
– И что там? – спросил Паша.
– Это сюрприз, о котором я говорил.
– Понятно. – Паша нерешительно потоптался на месте. – Неудобно как-то в обуви идти, тут все так… роскошно, – он с тревогой уставился на начищенный до блеска паркет, который раньше видел только по телевизору.
– Если тебя это смущает, можешь оставить свои туфли, да и вещи тоже, у двери, – подсказал ДЖАРВИС.
Паша подошел к дивану и положил на него чехол. Затем снял туфли и пошлепал по направлению к лестнице.
– Что это вообще за место? – спросил он, поднимаясь по холодным ступенькам.
– Дом одной богатой семьи, которая эмигрировала во Францию.
– Ты что, его купил?
– Не совсем так, – уклончиво ответил ДЖАРВИС. – Скорее, взял в аренду. Долгосрочную. Все равно хозяева не собираются сюда возвращаться.
– ДЖАРВИС, только не говори мне, что мы вломились без разрешения в чужое жилище! – возмутился Паша. – Хватит с меня твоих штучек!
– Не скажу. Это – аренда. Могу предъявить доказательства денежного перевода на счет хозяев, – в голосе ДЖАРВИСа послышалась обида.
– Ладно, ладно… верю, – решил не обострять ситуацию Паша. – Куда теперь, направо? – он поднялся на этаж и оглядел широкий, гостиничного типа, коридор с множеством дверей.
– Направо, вторая дверь.
Паша подошел к двери и замер, прикоснувшись к ее продолговатой ручке.
– Что-то мне не по себе, – признался он, в волнении покусывая нижнюю губу. – В последнее время я почему-то потерял интерес к сюрпризам…
ДЖАРВИС промолчал, и Паша приложил ухо к двери, пытаясь уловить хоть какой-то звук, но ничего не услышал.
– Блин, – нервно выругался он себе под нос и, выдохнув, дернул ручку на себя.
За столом, стоящим у окна небольшой комнатки, сидела, наклонившись вперед, какая-то женщина. Небольшой торшер без абажура освещал пряди ее седых волос, собранных в пучок. Женщина услышала звук открываемой двери и, с видимым трудом, повернулась на стуле, устремив на гостя такой знакомый взгляд своих темно-карих глаз на постаревшем за годы разлуки лице.
– Мама! – потрясенно выдохнул Паша, опираясь на дверной косяк. – Мама, как ты здесь оказалась?
– Кто вы, молодой человек? – прищурилась Раиса Петровна, с кряхтением привставая со стула. – Вас прислали Борис с Дмитрием?
– Мам, это же я! – Паша немного оправился от неожиданности и сделал шаг навстречу к женщине.
– Не шутите так со мной, это жестоко! – Раиса Петровна с силой сжала спинку стула, руки ее мелко задрожали. – Вы совсем не похожи на Пашку!
– Ах, черт! – Паша вспомнил, что теперь у него другое лицо и застонал. – Посмотри, мам, вот у меня родимое пятно на боку, ты все время говорила, что это – мой отличительный знак! – Паша сделал еще шаг к матери, расстегнул пиджак и задрал вверх рубашку, поворачиваясь левым боком, чтобы она увидела светло-коричневый пигментный овал неправильной формы в районе нижних ребер.
Раиса Петровна на несколько секунд уставилась на пашин бок, а потом снова перевела взгляд на его лицо.
– Нет, – прошептала она, качая головой. – Этого не может быть. Лицо не его. Этого просто не может быть!
Женщина медленно осела на узкую кровать, стоявшую рядом со столом.
– Молодой человек, зачем вы устроили эту клоунаду? Где мой сын? – она прижала ладони к вискам и зажмурилась, будто от сильной боли.
Паша подошел к матери вплотную и сел на корточки, смотря на нее снизу вверх.
– Мам, это я. – он дотронулся до ее коленки. – Просто я попал в этот чертов взрыв в метро. Ты наверняка слышала об этом, мам!
Женщина приоткрыла глаза и нерешительно кивнула.
– У меня сильно пострадало лицо, – выдумывал Паша на ходу. – Доктора сделали несколько пластических операций и вот… Посмотри, каким я теперь стал.
– Меня предупреждали, что мой сын изменился, и я могу не узнать его… – сказала она самой себе. – Но не говорили, что у него теперь другое лицо…
– Кто предупреждал, мам? – спросил Паша.
– Люди, которые привезли меня сюда, – Раиса Петровна нерешительно протянула руку и коснулась пашиных волос, словно проверяя его реальность.
– Зря я, конечно, тогда так все сделал… – пробормотал Паша. – Но я не мог иначе, пойми… Просто не мог. Вы с папой… Моя душа будто разлетелась на куски…
Она кивнула. В уголке глаза показалась блестящая в свете лампы слезинка и медленно скользнула вниз по морщинистой щеке.
Паша взял ее руки в свои и легонько сжал, а затем пересел на кровать и обнял маму, прислушиваясь к своим ощущениям. Он не находил внутри себя былой обиды. Близость матери пробудила в нем целую россыпь давно уже забытых было чувств. Перед глазами промелькнул калейдоскоп детских воспоминаний, и Паша едва сдержался, чтобы не зарыдать в голос.
Некоторое время они сидели молча, прижавшись друг к другу, ошарашенные этим внезапным воссоединением.
– Паша, – первой нарушила молчание Раиса Петровна, – эти люди сказали мне, что ты в опасности?
– Понимаешь, мам, тут такая запутанная история, – Паша пересел на стул и уперся руками в подбородок. – Даже не знаю, с чего начать…
– Ты сделал что-то противозаконное? Связался с бандитами? Те двое, что отвезли меня сюда, очень похожи на головорезов! – Раиса Петровна повела плечами, словно от озноба.
– Нет, мам, все не так! Я тебе сейчас все объясню. Дай только сообразить, как это лучше сделать… – Паша задумался, прикидывая, что он может рассказать матери, чтобы не выглядеть сумасшедшим.
– Надеюсь, ты не пошел по стопам своих отца и деда? – напряженно сказала мама.
– Мам, ну не начинай!
– Нет-нет, теперь я… – Раиса Петровна глубоко вздохнула. – Теперь я понимаю, что они, во многом, был правы. Я же вижу, что творится кругом, смотрю телевизор. Сопоставляю, так сказать, картинку с реальностью. Времени-то у меня хватает… У нас в больнице не всегда хватает чистых простыней и наволочек для вновь поступивших больных, не говоря уже о лекарствах, а с экрана нам рассказывают про укрепление здравоохранения…
– А молодые наши, доктора? Угробили столько пациентов, ты бы знал! – она махнула рукой. – Да вот только правота эта тому же отцу ничего кроме быстрой смерти не принесла! – мама выставила вперед ладонь, упреждая вертевшийся на пашином языке ответ. – Знаю, спорить будешь… Да только сам подумай. Вместо того, чтобы заниматься наукой и хотя бы достичь каких-то высот, как твой дед, Андрей растрачивал себя на этот бессмысленный протест!
– Уж если тогда это ни к чему не привело, что говорить про нынешние времена? Слышала, что сейчас планируют еще ужесточить наказание за… – она пожевала губами, вспоминая, – «Несогласие с политикой властей», кажется, так! Тебе это надо, Пашенька?
– Мам, хоть тут дело и не в этом, но ответь, – не выдержал Паша, хотя разговор уже грозил свернуть на их извечные споры, ничем хорошим не заканчивавшиеся. – Скажи мне, что делать тем, кто видит куда мы, все мы, катимся? Нам что, мало было этого гнилого СССР с его железным занавесом, талонами и доносами? Зачем мы пытаемся все возродить?
– Затем, что история повторяется, Пашка. История повторяется! И опять будут посадки и расстрелы, репрессии, слава вождю и так далее. С этим ничего не поделать, Паша, ничего! – с жаром заговорила Раиса Петровна. – Нам нужно смириться, понимаешь?! Смириться и заниматься своими мирскими делами. Не пытаться перешибить обух плетью! – почти прокричав последнюю фразу, она замолчала, тяжело дыша.
– Я тебя понял, мам, – грустно сказал Паша. – Но, поверь, тут дело не в протестах… И эти люди – не бандиты. Они… – он поискал подходящее слово. – Спецагенты, можешь называть их так. А вот бандиты, наоборот, хотят до меня добраться. Но не переживай, все будет хорошо! – он постарался, чтобы его слова звучали бодро, но получилось не очень.
Несмотря на это, мама, казалось, чуть успокоилась.
– Я посылала их за продуктами, – чуть смущаясь сказала она. – И приготовила тебе твои любимые кексы. Они мне сказали, что ты должен скоро приехать.
– Спасибо, мам. Я почувствовал запах корицы, – проговорил Паша с облегчением. Он был рад, что они сменили тему разговора.
– Да! Чуть не забыла… – Раиса Петровна потянулась за сумкой, стоявшей у изголовья кровати, и начала рыться в ней.
– Вот, – она достала из сумки измятый конверт и протянула его Паше. – Где-то с полгода назад письмо пришло. На твое имя. От какого-то Трямкина С. Я не открывала.
– Трямкин? Серега? Вот так совпадение! Недавно о нем вспоминал. – Паша забрал письмо из маминых рук и сунул его во внутренний карман пиджака.
Они проговорили еще часа полтора. Паша рассказывал об институте и своей работе, избегая говорить о ней в прошедшем времени. Мама, в свою очередь, поведала о жизни в Воскресенке, о больнице, тете Зое и о ее противной собаке Ритке, которая вечно метила их дверь… Затем Раиса Петровна почувствовала тупую ноющую боль в левом боку.
–Что-то я утомилась, Паш. Слишком много эмоций… – она охнула от резкого укола. Сердце словно пронзили длинной иглой. – Сердечко прихватило.
– Мам, может, врача вызовем? – испугался Паша.
– Да не надо. Хорошо, что у меня с собой есть таблетки, – мама легла на кровать и закрыла глаза. – Они там, в правом кармашке. Достань, пожалуйста, Пашенька. У меня такое уже было. Надо просто отдохнуть, и все пройдет.
Паша нашел в сумке наполовину пустой блистер и вложил его маме в руку. Она наощупь вынула одну таблетку и положила себе под язык.
– Сейчас будет получше, не переживай, – едва слышно проговорила Раиса Петровна.
– Давай, я с тобой посижу? – спросил Паша.
– Иди лучше покушай и отдохни. Ты наверняка устал с дороги, – мама немного приподнялась с подушки и посмотрела на него. – Ступай, сынок, со мной все будет хорошо.
– Ну как хочешь, – нерешительно ответил Паша. – Отдыхай.
Он тихонько вышел за дверь и аккуратно прикрыл ее за собой, стараясь не шуметь.
– Ну что, как тебе сюрприз? – включился ДЖАРВИС, едва Паша оказался в коридоре.
– Офигенный, – ответил Паша и, в свою очередь, задал вопрос: - Как она здесь оказалась?
– Долгая история… – ДЖАРВИС, казалось, замялся, – Понимаешь…
– Не понимаю. Расскажи, да без утайки! – Паша заподозрил, что ДЖАРВИС хочет что-то скрыть от него, и не намерен был слушать полуправду.
ДЖАРВИС уловил пашин настрой и решил сказать все как есть.
– Первый приказал похитить ее и держать как рычаг давления на тебя. Планировалось запустить в средства массовой информации сведения об участии твоей матери в бандформировании, которое планировало противоправные действия в отношении властей.
– Моя мама? В бандформировании? Что за бред! – перебил его Паша.
– Представь себе. Они хотели вынудить тебя на какой-либо безрассудный поступок. Чтобы ты раскрыл свое местонахождение.
– Черт бы подрал этого Первого и всю их кодлу! На кой хрен я им так сдался? – тут Пашу, словно молния, пронзила догадка. – Они что, как-то узнали про тебя? – ему вдруг резко сделалось дурно, и он тяжело оперся на перила.
– Не выдумывай, – осадил его ДЖАРВИС. – Конечно же, нет. Однако, они сопоставили кое-какие данные и заподозрили неладное в твоем графике восстановления. Как я тебе говорил раньше, без моего вмешательства ты бы не пережил этого инцидента. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два и получить четыре. И им это удалось. Первому очень интересна твоя персона. Сам понимаешь, он ведь немолод. А тут такая способность к регенерации тканей.
– Ты же обещал, что они от меня отвяжутся? – запаниковал Паша. – А теперь получается, что эта охота никогда не закончится?
– Именно поэтому я и изменил твой облик, не забывай об этом, – флегматично сказал ДЖАРВИС. – Не беспокойся. Мы всегда будем на шаг впереди. Да и потом, Первый, повторюсь, не молод. Тебе достаточно потерпеть еще несколько лет, а потом все забудется. Им будет просто не до тебя.
– Да уж, несколько лет… сейчас медицина на таком уровне, что этому козлу будут продлевать жизнь еще лет двадцать! – Паша, наконец, спустился на первый этаж и, осознав тот факт, что он опять проголодался, отправился в гостиную, вдыхая манящий аромат кексов с корицей.
Его вниманием всецело завладело широкое блюдо, с горкой наполненное аппетитной выпечкой. Оно стояло посередине овального стола, занимавшего добрую половину кухонной зоны гостиной.
Паша взгромоздился на высокий стул и по-хозяйски пододвинул блюдо к себе, наклонясь к нему практически вплотную, чтобы как следует насладиться чарующим запахом детства.
Съев разом четыре кекса, он подумал, что неплохо было бы чем-нибудь смазать их тернистый путь к его желудку. Паша подошел к холодильнику и достал оттуда литровый пакет молока. Теперь дело пошло гораздо лучше. На семнадцатом кексе Паша громко крякнул. Молоко давно кончилось, и последние пять штук он проглотил насухую. Ему вдруг стало совестно, что он смолотил так много, и он решил оставить последние три кекса маме на завтрак.
В животе приятно потяжелело. Паша снял пиджак и прилег на кожаную кушетку, располагавшуюся около камина. Он решил отдохнуть несколько минут, а потом пойти проведать мать, но уже через две минуты забылся тревожным сном.
Проснулся Паша лишь на следующий день. Он открыл глаза и увидел стоявшую на квадратном стеклянном столике рядом с кушеткой чашку, источавшую насыщенный кофейный аромат.
– Спасибо, мам! – крикнул он, приподнимаясь. – Тебе уже лучше?
– Раиса Петровна еще не спускалась к завтраку, – раздался позади него мужской голос.
Паша резко обернулся и увидел позади себя крупного мужика, сидевшего за кухонным столом. Рядом с ним стояла такая же чашка, как перед Пашей, и лежал пистолет.
– Кто вы? – Паша постарался, чтобы его голос звучал поуверенней. – Это вы ее сюда привезли? Сколько сейчас времени?
– Так точно – по-солдатски ответил мужик и улыбнулся. Точнее, он попытался улыбнуться, но получился какой-то издевательский оскал. Во рту незнакомца сверкнул золотой зуб. – Мы с напарником. Он снаружи. Я – Глотов, – он говорил короткими фразами, точно выплевывал пули. – Сейчас десять тридцать семь утра.
– Понятно, – Паша встал с кушетки. Им овладело нехорошее предчувствие. – Пойду поднимусь наверх.
Глотов коротко кивнул, но Паша уже не смотрел на него, быстрым шагом выходя из гостиной. Взлетев по лестнице, Паша в два прыжка преодолел коридор и очутился перед маминой комнатой.
– Мам, ты проснулась? – он аккуратно постучал в дверь и прислушался, но в комнате было тихо. Подождав с минуту, Паша вновь постучал – без ответа.
– Мам? Я захожу. – он дернул ручку на себя и вошел в комнату.
На столе у окна все так же горел торшер. Мама лежала на левом боку, отвернувшись к стене и поджав под себя ноги, словно стараясь защититься от сильной боли.
– Мам! – Паша подбежал к кровати и легонько потряс Раису Петровну за плечо, пытаясь разбудить.
Женщина, словно тряпичная кукла, опрокинулась на спину, и Паша заглянул в ее, теперь уже невидящие, темно-карие глаза.
– Нет, мама, нет… – прошептал он, обессилено падая на колени рядом с ее бездыханным телом.
Копившееся все эти безумные дни напряжение, наконец, вырвалось наружу, и Паша горько и безутешно зарыдал, спрятав лицо в ладонях.
– Ну почему? Почему все это происходит со мной? – простонал он сквозь сжатые до боли зубы, сотрясаясь всем телом от лихорадочной дрожи.
– Если хочешь, я могу убрать боль, – раздался вкрадчивый голос ДЖАРВИСа.
– Пошел к черту! – зло крикнул Паша и, раскачиваясь, стал биться головой о деревянную боковину кровати.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо… – с монотонностью метронома повторял он после каждого удара.
– Если тебя это успокоит, она не страдала. Смерть от сердечного приступа мгновенна и, практически, безболезненна, – решил, наконец, вмешаться ДЖАРВИС, когда счет ударов перевалил за тридцать.
– Зато страдаю я! – огрызнулся сквозь слезы Паша, продолжая самоистязание.
– Вы с матерью последнее время не были близки…
– Она – моя мать! Тебе не дано этого понять, бесчувственное ты нечто! – Паша в сердцах долбанул кулаком по полу. По паркету зазмеились трещины. – Зачем ты это сделал? – спросил он у ДЖАРВИСа, увидев результат своего удара.
– Что именно? – невинно ответил тот и добавил: – Говори, пожалуйста, про себя.
– Ты знаешь, что. Это! – Паша проигнорировал просьбу и показал на пол.
– Ах, это… Ну, знаешь. Мне же надо было как-то тебя встряхнуть.
– Да пошел ты, – буркнул Паша, поднимаясь на ноги. – Что мне теперь делать с мамой? Я же не могу ее так оставить! – он сел на стул и только сейчас заметил на столе две кучки гречневой крупы – одна побольше, другая поменьше. – Что это такое? – озадаченно пробормотал он, рассматривая крупинки. Слезы перестали течь, оставив после себя на щеках сухие дорожки.
– Гречка, – сообщил очевидное ДЖАРВИС. – Паша, я отдам распоряжения, чтобы твою маму похоронили на… – он на несколько секунд прервался, сверяя информацию, – ну, скажем, на Кузьминском кладбище, здесь, в Москве. Ничего?
– Я где-то краем уха слышал, что московские кладбища сейчас закрыты для новых «постояльцев».
– Для ваших важных чинов, как и для меня, это – не проблема. Ваганьковское кладбище не обещаю – это будет слишком, а вот Кузьминское, чтобы не привлекать излишнего внимания, в самый раз.
– Делай, – кивнул Паша, задумчиво перебирая гречневые крупинки.
Несколько минут он сидел молча, смотря на маму невидящим взором. В памяти пролетали обрывки сценок из детства. Бесконечные ссоры отца с матерью отошли на второй план, оставив лишь хорошее. Паша вспомнил, как мама мазала ему зеленкой разбитые коленки, приговаривая при этом: «У кошки боли, у собачки боли, а у Пашеньки заживи». Или тот раз, когда они с папой подарили ему на девятый день рождения большой самосвал с красной кабиной, и он от радости минут пятнадцать скакал по комнате. Или летнюю поездку в Сочи, где они все вместе прыгали в море с разбитого волнолома. Папа сигал в воду «рыбкой», а Паша с мамой – «солдатиком». На его глаза снова навернулись слезы.
Паша взял маму за руку, крепко ее сжал и пробормотал: «прости, мам». Затем он прикоснулся губами к ее холодному лбу и, развернувшись, вышел из комнаты, сопровождаемый звуками «Реквиема» Моцарта.
Он спустился по лестнице и зашел в гостиную за пиджаком. Глотов все так же сидел за кухонным столом, внимательно наблюдая за пашиными перемещениями.
– Она умерла, – сказал Паша головорезу.
Тот кивнул и повернул голову влево, указывая пальцем на передатчик в ухе. – Я в курсе.
– Тогда вы, наверное, в курсе, что надо делать? – сухо осведомился Паша.
– Так точно. Меня просили передать, что машина будет через тридцать восемь минут.
– Какая машина? – спросил Паша.
– Та, что должна отвезти вас в аэропорт.
– А. Понятно.
– ДЖАРВИС, ты мог бы проявить хоть малую толику такта? – возмутился Паша про себя, выходя в холл.
– Что я сделал не так на сей раз? – перед Пашей вновь появилась фигура старого актера. – Кстати, ты можешь называть меня Морганом. Мне это имя больше нравится. – Фримен лукаво подмигнул Паше. Сегодня он, видимо, в знак траура, был облачен в строгий черный костюм и черную же рубашку.
– Да ты задолбал читать мои мысли! Да, я хочу свалить отсюда! Пофиг куда! Главное – подальше! Меня все это достало уже! – Паша в сердцах швырнул пиджак на диван у выхода. – Это просто какой-то бред! Что еще должно случиться?
– Осознавая твое внутреннее состояние, я попросил Тамаша отвезти тебя в аэропорт, – невозмутимо сообщил ДЖАРВИС-Морган. – Пойми, я не могу НЕ читать твои мысли, это невозможно! Так же невозможно, как и разделить нас. Ты же не потерял загранпаспорт?
– Нет! – буркнул Паша, нашарив в кармане брюк заветную корочку. – И куда ты меня решил отправить? – подозрительно спросил он, усаживаясь на диван, чтобы одеть туфли.
– В ОАЭ.
– Куда??? – Паша вскинул голову от удивления.
– В Объединенные Арабские Эмираты. А точнее, в Дубай.
– А почему именно туда?
– Во-первых, туда не нужна виза. Я, конечно, могу влезть в базу данных любого мирового правительства и оформить необходимые документы, но лучше лишний раз не светиться. Во-вторых, ОАЭ пока не входит в довольно большую, к слову, группу стран, с которыми у России натянутые отношения. В-третьих, тебе не повредят солнечные и морские ванны. Ну, и, в-четвертых, это – отличный плацдарм для дальнейших путешествий! Там у нас будет время, и я смогу оформить тебе любое подходящее гражданство. Самолет из Шереметьево вылетает через три с половиной часа. Я уже купил тебе билет. Полетишь бизнес-классом.
– А чего не первым? – решил поманерничать Паша. – И где я возьму подходящую одежду, плавки те же? У меня ж, по сути, ничего нет.
– Там и купишь. За деньги не беспокойся. А насчет твоего первого вопроса я подумаю. Если будешь себя хорошо вести, в следующий раз полетишь первым.
– Ну и пожалуйста, – фыркнул Паша. – Скоро там этот цыган приедет?
– Через двадцать семь минут.
– Отлично, подожду его здесь. – Паша улегся на диван, поджав под себя ноги, и закрыл глаза. Он попытался вспомнить, что слышал про Дубай, но кроме жаркого климата и знаменитых небоскребов ничего в голову не приходило. Мысли его то и дело возвращались к оставшейся наверху матери. Какой до нелепого короткой получилась их последняя встреча! Почему он не нашел времени за все эти годы хотя бы позвонить ей? Неужели нелепая смерть отца настолько его ожесточила? Как бы повернулась их жизнь, если бы папа не поскользнулся на этих чертовых осколках тарелки, что в гневе разбила мама? На эти вопросы Паша не находил ответа.
– Тамаш ждет тебя в подземном гараже, – прервал Морган пашино самокопание. – Не разлеживайся, а то опоздаешь на рейс.
– Да иду я, иду, – Паша с кряхтением распрямил затекшие ноги и поднялся с диванчика. Он посмотрел на потолок в той стороне, где на втором этаже находилась мама, и немного помедлил. Потом решил все-таки не подниматься наверх, чтобы не наносить дополнительный удар по своей истерзанной за последнее время психике, и направился к знакомой двери, ведущей в подвальное помещение.
Тамаш встретил его у машины сверкающей улыбкой и с преувеличенно низким поклоном открыл перед Пашей заднюю дверь. – Прошу, Романо! – цыган подкрутил несуществующий ус. Сегодня он был облачен в фиолетовый костюм-тройку и темно-бордовые туфли с большими золотыми пряжками. Волосы его были напомажены и зачесаны назад с прямым пробором, придающим ему какой-то совсем сюрреалистичный облик.
– Да ладно тебе, Тамаш, заканчивай! – смутился Паша, залезая в салон. – Ты как всегда отлично выглядишь.
– Благодарствую, Романо! – он захлопнул за Пашей дверь и забрался на переднее сидение. – Путешествуешь налегке?
– Да. Не люблю чемоданы, я не очень-то вынослив, – попытался отшутиться Паша. Вышло не очень.
Они тронулись с места и выехали по пандусу наверх и миновали открытые ворота, оставив позади высокого мужчину в низко надвинутой на глаза вязаной шапочке.
– Твой друг? – спросил Тамаш у Паши, кивая назад.
– Ага. Лучший. После Гитлера. – на этот раз шутка удалась. Цыган прыснул со смеху, хлопая себя по бедру.
– Ай, Романо! – воскликнул он отсмеявшись. – Ну даешь!
– Стараемся, – сухо ответил Паша и уставился в окно, наблюдая за мелькающими то тут, то там верхушками крыш, видневшимися за высоченными глухими заборами.
Скоро они миновали узкие поселковые улочки и помчались по четырехполосному шоссе со скоростью опаздывающего гонщика-профессионала.
– Тамаш, ты это… мог бы ехать чуть помедленней? – Паша очень постарался, чтобы его голос звучал как можно более беззаботным.
– А что такое? – неподдельно удивился Тамаш, перестраиваясь через два ряда, чтобы обогнать, по его мнению, недостаточно быстро ехавших водителей. – Мне было дано указание срочно доставить тебя в аэропорт.
– Ну не настолько же! – Паша про себя в сердцах выругал ДЖАРВИСа или Моргана, как он просил его называть. – До вылета моего рейса еще почти три часа. Успеем!
– Э, Романо! Ты точно русский? – Тамаш хитро сощурился, пригнувшись над баранкой, словно пилот истребителя за штурвалом.
– Конечно, да, а что? – не понял Паша.
– Ну, а какой же русский не любит быстрой езды? – процитировал Тамаш классика, в последний момент избежав столкновения с каким-то грузовиком резким движением руля. – Тут мы, цыгане, с вами похожи! – он ощерился в зеркало заднего вида, а затем показал средний палец бедолаге, едущему по соседней полосе.
– Это когда-нибудь кончится? – простонал Паша и закрыл глаза, чтобы не видеть эту бешеную гонку. Билли Айдол затянул свою бессмертную композицию «Скорость» – ДЖАРВИС-Морган тоже юморил на свой лад.
Паша не открывал глаз до того момента, пока Тамаш не остановил машину.
– Приехали, – немного разочаровано фыркнул он.
– Мы еще живы? – приподнял веки Паша. Внедорожник стоял у шестого терминала Шереметьево. Вокруг кипела типичная для аэропорта суета. Люди с сумками и чемоданами сновали туда-сюда, кричали таксисты, по громкой связи делали объявления о порядке досмотра и вылета.
– Романо, ты надолго улетаешь? – задал неожиданный вопрос Тамаш.
– Не знаю, – откровенно ответил Паша. – Посмотрим…
– Ну, счастливого пути! – цыган знакомым уже Паше жестом протянул свою широкую ладонь и подмигнул озорным глазом.
– Покеда, – Паша пожал руку, вылез на тротуар и, не оглядываясь, прошел в крутящиеся двери терминала, встроившись в поток ожидающих досмотра граждан.
– Ваш багаж? – спросил угрюмый постовой в грязно-серой униформе, когда Паша подошел к продолговатой капсуле сканирующего аппарата.
– У меня его нет, – пожал плечами Паша и зашел внутрь сканнера.
– Руки над головой поднимите, – мужик нахмурился и сделал в планшете какую-то пометку.
Паша выполнил его требование, и аппарат тут же загудел и защелкал как старый томограф. Процедура заняла минуту, после чего Паше указали на зеленый коридор, тянущийся по левую сторону от входа. Пройдя по коридору, он оказался в зале регистрации. Бизнес-класс в Дубай регистрировали на двадцать седьмой стойке. Когда Паша подошел туда, он оказался единственным вылетающим. Остальные пассажиры либо еще не пришли, либо уже зарегистрировались.
– Паспорт, пожалуйста, – улыбнулась хорошенькая девушка, сидевшая за стойкой. На бейджике было написано ее имя: «Владислава».
Паша выудил из кармана загранпаспорт и протянул его девушке.
– Какое место желаете? – спросила она, быстро щелкая по клавиатуре. – У окошка или у прохода?
– Давайте у окна. – Паша до этого летал на самолете лишь два раза, и оба раза сидел у прохода, поэтому ему хотелось полюбоваться открывающимися из иллюминатора видами.
– Отлично! Ваше место – пять А, – сказала Владислава и подала ему посадочный талон и паспорт. – Проходите, пожалуйста, на седьмой выход. Приятного полета! – она улыбнулась, сверкая ослепительной белизной зубов.
– Спасибо, – Паша улыбнулся в ответ и зашагал в сторону паспортного контроля.
В окошке контроля, на контрасте с Владиславой, обнаружилась совершенно омерзительная физиономия. Паша даже не понял, кто перед ним – мужик или баба. Низко надвинутая на самые брови фуражка с кокардой погранслужбы, огромный нос картошкой и три подбородка украшали широкое, размером с немаленькую сковородку, лицо. Паша хотел было включить заднюю скорость, но был остановлен суровым низким басом существа: – Стоять! Документы!
– Вот, держите, – Паша подал в окошко свой паспорт с вложенным в него посадочным талоном и отступил на шаг назад.
Баба – похоже, это была все-таки женщина – вырвала из пашиной руки удостоверение личности и начала рассматривать, целую вечность поворачивая его в разные стороны, словно это была карта сокровищ. В какой-то момент Паше показалось, что она готова попробовать паспорт на зуб, но до этого, к счастью, не дошло.
– Первый раз за границу? – хмуро поинтересовалась эта, выдающаяся во всех отношениях, леди.