За окном разыгралась непогода. Ветер ломал ветви деревьев в парке, срывал листья. Холодный дождь заливал оконные стекла, ревел в водосточных трубах. В темноте летней ночи гремел гром, сверкали молнии.
В кабинете догорал камин, бросая скудный свет на глубокие кресла, низкий журнальный столик с двумя бокалами и полупустой бутылкой вина. А еще освещал стену, на которой по прихоти хозяина было развешено раритетное оружие: два вычурных пистолета-близнеца, антикварное ружье, несколько замысловатых кинжалов и шпаг, сабля и морской кортик, по слухам, принадлежащий самому известному пирату Черной Бороде. Еще одну стену занимали книжные шкафы с дорогими книгами, еще допаровой эпохи. На другой, в тяжелых золоченых рамах, висели картины итамийских мастеров. Господин Ларкинс был известен своей тягой к редкостям.
Центральное место в комнате занимал солидный письменный стол с множеством ящичков. Модная лампа на элементарном кристалле освещала стопки документов, бухгалтерские книги, долговые расписки. Обычно аккуратно сложенные, сегодня они были разбросаны в беспорядке, несколько бумаг валялось на полу. Неслыханное дело для чистоплотного и педантичного человека.
Старик с лысеющей седой головой сидел за столом и, злясь на весь мир, писал очередной черновик письма. За его спиной неслышно открылась дверь, впуская в комнату девушку в вечернем платье.
– А, это ты! – господин Ларкинс сухо прокашлялся. – Наконец-то явилась! Подожди, милочка, я и с тобой разберусь…
Гостья, как под воздействием дурмана, ни слова не говоря, подошла к оружейной стене, сняла один из револьверов (все в доме знали, что старый параноик держал их заряженными), навела пистолет на ничего не подозревающего мужчину и нажала на курок.
Когда звук выстрела утонул в раскатах грома, как наваждение ушли и злость, и ярость, и обида. Бешеные чувства схлынули, как прилив. Пришло очень острое осознание непоправимости содеянного. Нельзя ведь отмотать время вспять, хотя бы на несколько секунд…
Я не просто УБИЙЦА. Я еще и убила НЕ ТОГО человека!
Утром этого дня
По обыкновению я спустилась в столовую первой. В небольшой светлой комнате был уже сервирован сытный завтрак. Традиционные блюда на семейном фарфоре, который продать не получилось из-за того, что не хватало одного блюдца. Традиционный чай и кофе. И плохо отполированное серебро.
Я едва успела присесть на стул и как следует разгладить льняную салфетку, как влетела Лаура.
– Утро доброе, сестренка! – прощебетала девушка и ритуально чмокнула меня в щеку.
– Доброе, – ответила я, рассматривая свою жизнерадостную сестру. В отличие от меня, получившей от природы высокую стройную фигуру, прямые темные волосы и серые глаза, Лаура Мария была миниатюрной шатенкой с вьющимися волосами цвета молочного шоколада, а глаза были скорее голубые. Обворожительная, с веселым легким характером, сестра привыкла купаться во всеобщем восхищении. Когда надо, она умела произвести хорошее впечатление. О ее эксцентричном темпераменте, казалось, знали только я и бабушка. Отец же боготворил младшую дочь и часто потакал ее капризам. – Как спалось?
– Чудесно! – девушка брезгливо наморщила свой маленький носик, одним пальчиком отодвинула тарелку с омлетом и беконом. Подумав, она притянула к себе сыр и жаренные тосты, налила яблочного сока. – Не начинай!
Спор о том, как следует завтракать юной леди между нами возникал с завидной регулярностью. Я придерживалась мнения, что утренний прием пищи должен быть основательным и плотным, сестра же увлеклась модным веянием, что леди необходимо питаться как птичке.
– Кстати, когда у нас опять будет нормальный апельсиновый сок?
– Когда у нас будут деньги.
Семнадцатилетняя девушка пожала плечами:
– Ты можешь быть такой скучной, Белла!
Ну да, не ей же решать, как растянуть невысокие доходы, чтобы никто не догадался о бедственном положении дел родовитого семейства. Надо придумать, как расплатиться с прислугой: кому-то в этом месяце, кого-то попросить еще подождать. Счета от мясника, молочника, портного, сапожника… Они тоже требовали оплаты. Дом, милый дом, хранящий память предков, нуждался в ремонте. Кристаллы отопления и освещения регулярно разряжались. Сад пребывал в запустении. Даже выбираясь на балы нам приходилось перешивать платья по несколько раз, одалживать у замужней старшей сестры ленты, веера, а то и туфли. От отца помощи не было.
– Кстати, Стелла приглашает нас на обед в ЛилиХолл. Она распорядилась прислать за нами коляску! Обещает что-то вкусненькое на десерт! А еще, представь себе, она пригласила Оскара Эрттона и его друга. Помнишь, я рассказывала?
– Джентльмен из Люнденвика? – сложно было бы забыть! Про молодого человека из столицы девушка щебетала уже без малого три дня.
– Да. Говорят, он служит при дворе Ее Императорского Величества, а еще, что он самый настоящий граф! Или герцог?
– А на меньшее ты не согласна?
Сестра фыркнула.
– Доброе утро, девочки! – громогласно объявил вошедший мужчина. Наш отец вообще ничего тихо делать не умел.
Щуплый, щеголеватый, щепетильный в мелочах. Человек доброго нрава, но абсолютно безалаберный и безответственный: пока я не стала достаточно сознательной и не взяла финансовые дела семьи в свои руки, умудрился спустить все деньги, доставшиеся в приданное жене. Наша покойная мать была аристократических и магических кровей, но брак был по любви и без одобрения родственников.
Джон Леонард Уильярд (вопреки традициям, он взял фамилию жены) умудрялся вкладывать деньги в самые невероятные аферы. Да, иногда они приносили деньги, но чаще – одни убытки.
При удачном стечении обстоятельств он становился щедр, дарил нам подарки – новые серьги, браслеты или ленты. Оплатить какие-нибудь из бесконечных счетов, он не догадывался. При очередном фиаско замыкался, надолго закрывался в кабинете, а потом вновь загорался новой сумасбродной идеей, что-то продавал, в который раз закладывал часть земли. Как ни печально, но право подписи все равно оставалось за главой семейства. Ни одно решение не могло быть принято без его одобрения.
Когда его невыразительные глаза сияли, жесты были порывисты, а походка летящей – стоило ждать беды: отец нашел еще один «гениальный» план.
– Доброе утро, папочка! – Лаура поцеловала родителя в щечку. Мне от отца достался вежливый кивок. – Мы с Изабеллой хотим вечером съездить на обед к Стелле.
– Отличная мысль, солнышко! Я тоже составлю вам компанию. У меня дела к господину Ларкинсу.
Я тщательно прожевала кусочек тоста, запила чаем. Плохие предчувствия сбывались: всем в округе было известно, чем нажил состояние сей господин.
– К вредному старикашке? – Лаура жеманно скривилась.
– Зачем? – я еле сдерживалась.
Джон Леонард поковырял вилкой в омлете.
– Опять яйца? Изабелла, дорогая, прикажи кухарке следующий раз приготовить рыбу. Семгу или осетринку.
– Семгу? Осетрину? Отец! Мы практически нищие! Откуда у нас деньги!?
– Масенькая, – засюсюкал папочка, заводя излюбленную песню. – Просто временные трудности. Но не гоже джентльмену терять достоинство перед лицом испытаний! А какое достоинство без рыбки, а?
Когда-то я ему верила. Каждому слову. Поддерживала в любом начинании. От былого восхищения осталась горечь разочарований.
– Рыбки? Да мы даже мойву себе позволить не можем!
– Все вот-вот изменится. Поверь! Я все делаю для вашего благополучия. Все это видят! Кроме тебя!
– Ах да, конечно! Только дела наши все хуже и хуже. Зачем тебе к господину Ларкинсу нужно?
– Я хочу вложить средства в строительство новой железной дороги в колониях. Через год-два…
– Ты собираешься заложить у Ларкинса Сосновую рощу?
– Всего лишь на год или два.
– Но это же… наше приданное. Последнее, что осталось у нас из земель… Мы станем бесприданницами… Без источника дохода. Да мы по миру пойдем!
– Ты как обычно все преувеличиваешь! Надежный человек …
– За игрой в карты!
– … сказал мне, что дело выигрышное. И вложить-то надо всего какие-то пустяки.
Весь остальной день превратился в скандал.
Я уговаривала, умоляла, требовала, унижалась. Подробно описывала наше положение, трясла стопкой счетов и бухгалтерскими книгами. Даже плакать пыталась. Отец же весело курил трубочку, повторяя, что все будет хорошо. Смеялся, убеждал, что его очаровательных, воспитанный и образованных детей возьмут замуж и без приданного. Стелла Сюзанна вот ведь вышла же.
Тут я все-таки вспылила. Образованием и воспитанием занималась бабка по материнской линии. Именно она и оплачивала наших учителей. А Стелла вышла замуж за первого, кто предложил – за вдовца не первой молодости с двумя детьми. Лишь бы уехать из родного дома.
Отец улыбнулся: «Вот видишь, все устроилось как нельзя лучше!».
В гневе я выбежала в сад.
Долго гуляла по заросшим тропинкам, пытаясь успокоиться и найти выход из ситуации. Перспектива пугала: бедность, позор, участь старой девы. Не только для меня, но и для сестры. Куда нам пойти? Что делать? Гувернантками в более обеспеченные дома? Содержанками? Или сразу на работу в «Розовый коттедж»?
В душе бушевал коктейль из ярости, обиды и беспомощности. Я не находила выхода.
Наш юрист, на мою просьбу сделать хоть что-то, лишь краснел, бледнел и блеял, что закон на стороне моего отца. Местный священник призывал больше жертвовать и молиться Единому.
Я злилась, кипела, рвала и метала… Но надо успокоиться, надеть привычную маску холодности и пойти собираться на этот демонов сестринский обед!
Если я туже затянула корсет да сменила лиф к повседневному наряду на более открытый, то Лаура отнеслась к сборам более ответственно. Платье было самым новым в ее гардеробе, голубое, с самым смелым декольте, со шлейфом, оборками и симпатичным турнюром. Украшения подчеркивали свежеть юной кожи, умелый макияж маскировал только ей видные недостатки.
Она даже мне помогла сделать прическу. Как в модном журнале, что мы видели у одной из подруг. Спереди волосы были высоко зачёсаны, на макушке и ниже уложены замысловатыми петлями, сзади локоны мягко падали на шею. Я в своей тёмно-синей одежде казалась ее тенью.
Едва мы поднялись на крыльцо, как к нам навстречу вышла хозяйка ЛилиХолл – наша сестра Стелла Сюзанна Роббинсон. Невысокая шатенка с рыжеватым отливом выглядела вполне счастливой и довольной жизнью. После жизнерадостных приветствий она потащила нас троих в дом.
– Я как можно скорее обязана вас представить! Такие прелестные господа! Папа! Не смейте уходить! Дядюшка уже в гостиной. Он нашел в лице лорда Мансфилда образованного собеседника. О делах вы можете поговорить и после обеда. Тем более – погода портится. Вам придется остаться на ночь!
Никогда не считала Стеллу очень умной особой. Разве можно назвать мужчину прелестным созданием? Сомневаюсь, что таинственный господин Мансфилд обрадовался бы такой характеристике.
В просторном зале с высокими потолками, стенами, обитыми темным шелком с рисунком лилий, дубовым паркетом и тяжелой мебелью собрались уже все приглашенные на обед. За стрельчатыми окнами с бархатными лиловыми портьерами был виден ухоженный парк. В отличие от мрачного и холодного ЛилиХолла, он казался светлым и таким уютным.
– Изабелла! Ты опять замечталась? – вернул меня в реальность голос старшей сестры. – Позволь тебе представить лорда Джеремайю Мансфилда.
Я сделала положенный по этикету реверанс. Мужчина поклонился, поцеловал руку, сказал дежурный комплимент. И Стелла занялась сватовством Луизы. Иначе сложно назвать. Речь была на грани приличий, реверанс младшей слишком низким, а голубые глазки так и стреляли в сторону нового кавалера. Хозяйка дома старательно отодвигала парочку подальше от остальных, чтобы потом незаметно оставить их в относительном одиночестве.
Оскара Эрттона мы уже знали. Несколько лет назад он приобрел поместье недалеко от нашего УильдРивер, но нечасто там бывал. Пару раз все-таки посетил балы, что проводились в нашем небольшом городке. Говорили, он владеет какими-то фабриками на севере. Стройный блондин с вьющимися локонами до плеч, с выразительными карими глазами, с тонкими, немного женственными чертами лица и без титула барона был бы хорошей партией. Однако ходили почти достоверные слухи про его помолвку. Но, к моему стыду, некоторые наши девушки на выданье считали, что невеста – не жена, а жена – не стена, подвинется. Он обладал широким кругом интересов, и был на самом деле интересным собеседником. Мы разговаривали несколько раз и от этих бесед у меня осталось только благоприятное впечатление. Во мне же им было оценено в первую очередь полное отсутствие попыток флиртовать.
– Леди Изабелла? Вы хорошо себя чувствуете? – поинтересовался барон Эрттон тихим бархатным голосом. – Вы бледны.
– Ничего страшного. Переволновалась немного.
Мужчина хохотнул.
– Боюсь, что Джеремайя не оценит ваших переживаний. Как и усилий ваших сестер.
О Небо! Стыдно-то как!
Я еще раз взглянула на столичного гостя. Он с ледяным выражением слушал чириканье моих сестер. Отец подошел к небольшому круглому столику с выпивкой, вокруг которого сидели хозяин дома, его старший сын и проклятый господин Ларкинс. Заплывший жиром коротышка Альбрус Карл Роббинсон походил на вечно сонного мопса. Пухленькие ручки он любил скрещивать на круглом животике, в минуты раздражения постукивал по полу ножкой в домашней туфле, иногда мог захрапеть в самый разгар беседы. На фоне мужа элегантно одетая в розовое Стелла Сюзанна выглядела еще более эффектно. Как выяснилось после свадьбы, господин Роббинсон оказался безвольным человеком, полностью зависимым от финансов его дяди, Самюэля Авраама Ларкинса. Стелла и Альбрус высказывали старику всевозможное почтение, но отлично помнили, как легко он может вычеркнуть их из завещания.
Марк Аврелий Роббинсон-младший наоборот был тощим, высоким, как жердь, молодым человеком с блеклыми волосами. Всего на год младше своей мачехи. Он учился в престижном университете, тщательно следил за своим внешним видом и втайне испытывал презрение к провинциальным нравам. Юноша манерно держал в руках бокал аперитива и украдкой следил за Стеллой.
– Вашему другу сегодня уготована роль главного блюда на сегодняшнем обеде, барон, – к нам подошла чета Куинси – молодящаяся женщина в безвкусном платье и просто одетый джентльмен средних лет.
– Леди Агнес, мое почтение, – улыбнулся барон Эрттон и поцеловал протянутую ручку в белой перчатке. Я присела в очередном реверансе. – Вы обворожительны.
– Ах, спасибо! – Агнесс Куинси кокетливо тронула его кисть кончиком веера. В своей жизни она в совершенстве умела делать три вещи: бесстыдно кокетничать, лгать и притворяться невинной овечкой. Кстати, она считалась лучшей подругой моей старшей сестры.
Лорд Стивен Арнольд Куинси молчаливой тенью следовал за женой. Крупной комплекции мужчина производил тяжелое впечатление. А эти его свисающие усы и пропахшая табаком одежда!
– Откройте нам тайну, Ваша Милость, ваш друг в самом деле граф? – женщина профессионально стрельнула глазками: в угол, на нос, на объект.
– Да, это правда. К тому же он служит при дворе Ее Императорского Величества. В отделе по расследованию магических преступлений.
– Фи! Как приземленно!
– Вы удивили меня, леди Агнесс. Обычно, женщины считают его работу романтичной.
– Работать? Удел плебеев! Как может граф и работать?!
Она что-то еще говорила, а я рискнула еще раз взглянуть на странного графа-сыщика. Джеремайя Мансфилд был высоким русоволосым мужчиной с безупречной осанкой и элегантными жестами. Он производил впечатление воспитанного, сдержанного джентльмена. Красив? Пожалуй, нет. Слишком хищное лицо, губы жесткие, а глаза колдовские, зеленые. И старый шрам над левой бровью.
Он словно почувствовал, что за ним наблюдают. Словил мой взгляд, краешек губ едва уловимо дернулся. Улыбка его совсем не красила.
– Он, к тому же, маг.
– Маг? – всплеснула руками Агнесс. – Тогда я ничего не понимаю!
Барон Эрттон и леди Агнесс перемолвились еще парой фраз о погоде. А еще о новом решении мера или о предстоящем бале, не помню точно. Когда мы проследовали в столовую, я краем глаза заметила, как Ларкинс приостановил леди Куинси и прошипел ей чуть ли не в ухо: «Мое предложение все еще в силе…». Агнесс раздраженно вырвалась из хватки старика, что-то пролепетала своему мужу, оправдываясь.
Столовая производила такое же неприветливое впечатление как и весь дом. Мрачные тона и лилии на шелковых обоях навевали беспокойство. Столичного графа посадили, конечно же, рядом с Лаурой. Сестра старалась изо всех сил, но мужчина был холоден и безупречно вежлив.
Погода стремительно портилась. Завывал ветер, обещая бурю. Первые капли дождя упали еще до того, как гости вернулись в гостиную после обеда: играть в карты, читать стихи, разговаривать о политике или слушать, как Стелла играет и поет на фортепиано. У нее был чудесный голос.
Отец и господин Ларкинс покинули общество практически сразу, где-то в половине восьмого. В моей голове был уже четкий план действий и никто не смог бы меня остановить. Отец всегда быстро подписывал документы, а старик-ростовщик сразу же уходил, он не боялся оставлять посторонних в кабинете. Через полчаса я предупредила хозяйку, что хочу уединиться в библиотеке и попросила принести туда чай.
В библиотеке меня и нашел Джеремайя Мансфилд.
Я выпила уже вторую чашку остывшего чая, съела пирожное и пыталась успокоиться. Руки дрожали, буквы прыгали перед глазами, и я не смогла бы ответить, какой именно сонет я сейчас читаю. Мне нужно было вернуться в гостиную. Срочно! Слишком долгое отсутствие выглядело бы подозрительным. Но выйти отсюда я не могла. Ноги не держали.
– Леди стало скучно в нашем обществе? – граф подошел и бесцеремонно уселся рядом на диванчик. Репутации конец! Но я не могла еще и об этом переживать.
От его спокойного и немного ироничного голоса стало еще больше не по себе. Вспомнилось, что он из отдела каких-то там преступлений. Наверное, не одного убийцу на плаху отправил, а я … я ведь… у меня и алиби нет!
– Я немного устала, лорд Мансфилд.
– Любите читать, леди?
Повисло молчание. Надо что-то сказать! Неприлично оставаться девушке наедине с малознакомым джентльменом. И вообще там труп в кабинете! А оружие убийства под моей юбкой спрятано! А разговариваю я, между прочим, со следователем!
– Леди Изабелла, вам плохо?
Нет, демон, мне офигенно хорошо! Может в обморок упасть? Сестрам всегда помогает. Да вот может выйти недостоверно, сноровки маловато!
– Простите, – пискнула я. – Я волнуюсь.
Демон! Безрогий! И еще рогатый в пару! Не ты же минут так 20 назад отрывал оборку одной из нижних юбок и приматывал разрядившийся пистолет к ноге (благо объемная конструкция турнюра с его кольцами и юбками позволяла и самого мертвеца спокойно вынести)! Не ты отряхивал платье от пыли потайного хода. И не ты изображал задумавшегося книгомана у стеллажей в библиотеке, когда служанка принесла чай! И не ты разговариваешь с человеком, который …Кстати, а может мне хоть раз да повезет, и он там просто бумажки подписывает?!
– Я вас так взволновал?
Еще как! Прямо вся трепещу!
Меня аккуратно взяли за руку.
– Леди? Вы вся дрожите…
А его ладони сухие, теплые, шершавые и сильные. Привыкшие держать меч или шпагу, а не перо.
– Здесь холодно. Позвольте попросить вас проводить меня обратно в гостиную.
– С радостью, прекрасная леди, – мужчина пристально посмотрел в глаза и начал нежно поглаживать кисть.
Я нашла в себе силы подняться с проклятого и ставшего таким неудобным диванчика. Только вот Джеремайя встал вместе со мной. Руку не выпустил, к себе ближе притянул.
– Что вы себе позволяете?!
– Ох уж эти провинциальные манеры! – мое возмущение его позабавило. – Ай!
Ни вырваться, ни толковой пощёчины дать не получилось. Правда, с последней я перестаралась. Книга, которую я вначале делала вид, что читала, была отпечатана на дорогой бумаге, с картинками и твердым переплетом. И обложка у нее хорошей, и на скуле наглеца отпечаталась качественно.
– Джери! Ты… Вы что тут делаете? – раздалось со стороны двери.
А на что похоже? Стоят тут двое, обнимаются, за ручки держатся. Оба красные и злые. После такого в приличное общество не приглашают.
– Оскар! – прошипел побитый лорд, но меня не отпустил ни на йоту. – Ты не вовремя.
Блондин ни капли не смутился:
– Слушай, я, конечно, понимаю, что у тебя тут личная жизнь налаживается. Но Ларкинса убили. Не вспомнишь, кто среди нас детектив, а?
– Съездил отдохнуть называется! – Мансфилд выскочил из библиотеки. Я за ним. Мою руку освободить он не удосужился.
До кабинета, где лежал труп, надо было пройти в другую часть дома по коридору мимо холла и подняться на второй этаж. По дороге барон на бегу сухо излагал факты:
– Его нашла горничная. Подняла крик. Сбежались все: и челядь, и гости, и хозяева. Дамы в обмороке. Я приказал дворецкому никого не пускать. За полицией послали.
Джереймайя что-то подсчитал в голове и выдал:
– Где-то минут 40-60 на убийство. Плохо. За это время из гостиной выходили как минимум по разу все. Включая нас с тобой. А леди вообще умудрилась просидеть в библиотеке в компании Байрона.
– Китса!
– Простите, леди, не разобрал, чем вы меня по щекам лупили!
Придумать что-нибудь острое в ответ не успела, мы прибежали к кабинету, где я оставила мертвого Ларкинса. Дворецкий с несчастным видом сдерживал у дверей натиск разъяренной Стеллы, растерянного Альбруса и его сына. Нас он пропустил без вопросов. Джеремайя почему-то и меня протащил внутрь.
– Я велел здесь ничего не трогать. До приезда полиции.
– Правильно. Ты молодец, Оскар.
Комната изменилась! Второй пистолет теперь лежал в руке мертвеца, бумаги были разбросаны по всей комнате, картины висели неровно, будто их кто-то двигал, кочерга для камина лежала рядом с убитым. А рана на его голове была еще больше. Кажется, я окончательно приобрела цвет цинковых белил. Никогда не думала, что так страшно смотреть на усопшего… на тобой убитого человека.
Мансфилд прошелся по вдоль стен, повел руками над креслами, принюхался к бокалам. Не притрагиваясь рассмотрел голову Ларкинса. Еще раз окинул взглядом комнату. Несколько раз глубоко втянул в себя воздух, шумно выдохнул. Хищно улыбнулся сам себе. Зрачки в нереально зеленых глазах расширились.
Я считала его холеным хлыщом и образцом джентльмена? Столичным франтом? Наглецом без принципов? Язвительным типом? Теперь я видела тигра. Опасного зверя, который не успокоиться, пока не словит добычу. Он будет искать. И от него не спрятаться. Охота началась.
Джеремайя еще раз оскалился и злым веселым голосом произнес:
– Занятный у вас тут покойничек! Жаль, я мало с ним был знаком! Один его отравил. Второй убил и утащил редкий пистолет. Третий сымитировал самоубийство. Четвертый ограбил. А пятый для верности раскроил черепушку кочергой.