Анна Цендина
Тэртон Мандавасарпини был сумасшедшим
Варианты
Вариант I
Мага сидел перед юртой и строгал палочку. Он еще не знал, к чему ее приспособить, но палка была очень хорошей – ровной, крепкой, так что подойдет для многого. Пока же он срезал сучки, счищал кору. От усердия Мага кривил рот и сопел. «Совсем как отец», – думала мать. Из левой ноздри мальчика свисала длинная сопля. Время от времени он втягивал ее, но она тут же повисала, как прежде.
Вчера мама с папой ругались.
– Что, он хуже других?
– Тогонские не отдали, и ничего, никто не говорит, что их сын хуже других.
– Сравнила! Наш Мага способный, башковитый. Может, из него получится ученый, инженер или бизнесмен. Не всем же пасти скот, как мы всю жизнь.
– А что в этом плохого? Кому-то надо и пасти.
– Как была немытая, так и осталась!
– А что же ты за такой немытой два года бегал?
– Кто за кем бегал-то?
Мага знал, что папа хочет отправить его в школу в центр сомона, а мама – нет. То есть мама тоже хотела, чтобы он стал инженером или бизнесменом, но боялась отпускать младшего сынишку в школу-интернат.
Победил, как всегда, папа. Поехали они довольно поздно, так как пришлось что-то чинить в мотоцикле. Мама ворчала, что лучше бы они отправились завтра с утра. Но папе нужно было готовить зимовье, и он, усадив сына на заднее сиденье, надавил на газ. Они помчались. Мага очень любил ездить с отцом. В ушах свистело, мотоцикл подскакивал на кочках. Ух!
В сумерках папа не заметил ямку, и они полетели кувырком. «А-а-а!» – заорал Мага. Так он орал до самого поселка, потому что нога болела страшно. Почерневший папа привез его в больницу, где Маге наложили гипс по самые уши, потому что нога была сломана, вкололи успокоительное и в спящем виде выдали отцу. В середине ночи папа вернулся домой. В темноте он ехал медленно. Мама встретила их заспанная. Она охнула, но ничего не сказала. Папа и так был весь черный от горя и вины.
Через несколько дней Мага весело прыгал на костылях, которые смастерил ему отец, и в ус не дул. Когда сняли гипс, оказалось, что у него осталась легкая хромота. Врач спросил: «Будем ломать? Или пусть так остается?» Мама чуть в обморок не грохнулась от этого вопроса. И Мага остался на всю жизнь хромым.
В школу он все-таки пошел, но уже в конце ноября. Он был, действительно, смышленый, поэтому догнать одноклассников не составило труда. Посадили его за парту вместе с девочкой Гундэгмой. Место рядом с ней было не занято, так как ее соседку забрала в город какая-то комиссия, которая объезжала сомоны в поисках музыкально одаренных детей. Гундэгма была отличница, правильная, слушалась учительницу беспрекословно. Все 10 лет он толкал Гундэгму, щипал, дергал за косы, а по окончании школы они поженились. Дали им юрту, скот – живите! И они зажили.
Дети у них рождались каждый год. Одни мальчики. Как на подбор крепкие, ловкие, хулиганистые – все в отца. И пели хорошо. Мага сам был певец отменный. Пел и в степи, и на праздниках, и во время застолий. Гундэгма подпевала ему тонким голосом, получалось складно.
Потом Магу послали на курсы управленческого резерва в аймачный центр. Там он влюбился в библиотекаршу. Весь месяц ходил мимо библиотеки (они слушали лекции в том же здании), посматривал на нее. Она вообще его не замечала. Это был хороший знак. Мага был опытный мужчина. На заключительном банкете, когда Мага запел, библиотекарша так смотрела на него, что Мага понял – сейчас или никогда. И они ушли в степь.
Утром к нему явился муж библиотекарши. Он был директором средней школы – большой человек по местным меркам. Директор был вдрызг пьян. Стал хватать Магу за дэли, трясти его, ругаться, обзываться вагиной (так говорят в американских фильмах; на самом деле директор ругался русским словом). Мага терпел, только отмахивался. Но когда муж библиотекарши назвал его «грязными хромыми штанами вдовицы», не выдержал и врезал. Соперник упал. Как ребенок, он сидел в пыли и размазывал по лицу слезы и кровь. А Мага повернулся и ушел. Потом сразу уехал домой.
В резерве его оставили. Мага даже одно время был главой сомона. Но это ему оказалось не по душе. Бегаешь по начальству, выпрашиваешь то то, то сё, а все вокруг недовольны. Поэтому он вернулся к своему стаду, которое, надо сказать, увеличилось изрядно – хозяином он был хорошим. Время от времени он заезжал к библиотекарше. У той тоже появился сынок – крепкий, ловкий, хулиганистый. И пел хорошо.
Так жил Мага – пас скот, растил детей и пел.
Вариант II
Когда муж библиотекарши стал трясти Магу и обзывать вагиной, тот сильно ударил его. Муж-директор отлетел и упал. Упал неудачно – головой о каменный столбик, который торчал из земли для того, чтобы там не ездили машины. Умер сразу.
После этого всё завертелось – полиция, суд. Дали Маге 7 лет. В тюрьме Мага познакомился с Пуджей. Пуджа был атаман.
Монголы любят слово «атаман». Оно означает «главный». Когда мне вручали награду «Лучший монголовед 2017 года», проректор Университета назвал меня «атаманом монголистики». Я была горда. Видно, это слово распространилось у монголов со времен соседства с казачеством, которое жило по границам Российской империи.
Пуджа был вор-профессионал, карманник. Бесстрашный, рисковый и справедливый. Этим он привлекал к себе много народу. Подпал под его обаяние и Мага. Пуджа тоже полюбил Магу за его легкий характер и песни.
Выйдя из тюрьмы, Мага заехал ненадолго домой. Видно было, что Гундэгма с мальчиками с хозяйством справлялись.
– Подзаработаю и приеду, – сказал Мага и уехал в Улан-Батор к Пудже.
Пуджа оказался в Санкте. Так монголы называют Петербург. Там у него была банда – все монгольские ребята. Мага поехал.
В Санкте Мага несколько дней болтался по вокзалам в надежде встретить какого-нибудь монгола и найти Пуджу. Все телефоны, которые ему дали в Улан-Баторе, не отвечали. Дозвониться до Монголии и через тамошних ребят найти Пуджу у Маги не получилось – быстро кончились деньги. Мага стал бомжом. Побирался, подворовывал, бегал от полиции.
Питер Маге не нравился – холодно и сыро. Однажды он грелся на редком солнышке, как вдруг к нему подошла старая женщина.
– Чининэрэхэмбэ?117 – сказала она.
Мага не сразу понял, что она говорит по-монгольски.
– Мубайна. Монголхун иймхэрэггуй118. Нет, ийм байдж болохгуй119, вот! Джаханхулээгээрэй120.
Тетенька ушла большими шагами, потряхивая седой кикой. Через некоторое время она вернулась. Вручила Маге хлеб, какое-то страшное черное мыло и сказала:
– Нашир! Халуун ус хэрэгтэй. Джиджиг амьтан ална!121
Через несколько минут Мага оказался у тетеньки дома. Обалдев, он смотрел на горы книг в квартире, стоявшие на полках, стеллажах, лежавшие на стульях, диванах. Был и другой хлам. Все намекало на Монголию – картинки, шкура волка… Мага не успел хорошенько все рассмотреть, как тетенька запихала его в ванную и долго показывала, как он должен мыть волосы черным мылом.
Вымытый, накормленный и одетый в чужую чистую одежду, Мага разомлел и все рассказал тетеньке. Он понял, что она какой-то ученый и изучает монголов. Она очень внимательно слушала Магу. Было неясно, понимает она его или нет, но он, измученный и усталый от чужого мира и непонятного языка, рассказал ей всю свою жизнь. Наконец, тетенька сказала:
– Дариганга?122
– Дариганга, – удивленно подтвердил Мага.
– Яадж хэлнэ: дутам или тутам? Гайгуй или гаагуу?123
Мага ответил.
– А песню такую знаешь? Про Тоорой-банди?
Тут уж Мага в грязь лицом не ударил. Запел так запел. Тетка аж зашлась в довольном смехе.
Так Мага стал информантом по даригангскому диалекту монгольского языка знаменитого ученого-лингвиста Валерии Валерьяновны Гиацинтовой. Она потом написала книгу на эту тему.
Тетка Маге была по душе. Он у нее прямо прижился. Только одно в ней ему не нравилось. Как человек микофобной культуры он никак не мог привыкнуть к тому, что она все время кормила грибами – солеными, жареными, вареными. Особенное отвращение вызывал суп, в котором плавали какие-то черные и коричневые сопли.
Закончив главу о синтаксисе, Валерия Валерьяновна собрала немного денег, связалась с монгольским консульством и сдала Магу властям.
Приехав в Улан-Батор, Мага с удивлением узнал, что Пуджа давно здесь. Он уже занимался грузоперевозками из Внутренней Монголии.
– Привет, пацан, – Пуджа был рад. – Ух ты, п…, до Санкта доехал? Ну, ты даешь! Ладно, придумаю что-нибудь для тебя. Мне честные ребята нужны. А ты честный, я знаю.
Через несколько лет Мага заработал достаточно, чтобы перевезти семью в столицу. Сыновья – кто учился, кто ему помогал. Гундэгму он тоже приспособил. Она стала заведующей центром по изучению даригангов, который учредил Мага. Центр собирал предметы быта и культа народа дариганги, записывал легенды и песни, издавал журнал. Сам Мага записал альбом «100 песен Дариганги».
Вариант III
В сумерках папа не заметил ямку и мотоцикл перевернулся. Колеса еще долго крутились наверху. «А-а-а!» – заорал Мага.
– Все, хватит, ну ушиб немного, ничего, скоро пройдет, – строго сказал папа. Он поставил мотоцикл на колеса и поспешил в сомон.
Как он ни торопился, вечером в школу Магу не приняли, а сказали прийти утром. Переночевав у родственников, Мага с папой явились в школу. Не успели его записать, как директор школы велел Маге отправляться на прослушивание – в школе работала комиссия из Улан-Батора по отбору музыкально одаренных детей.
Мага оттер сопли, выставил ногу и запел.
– Все, хватит, берем, – сказала комиссия, сраженная его талантом.
Папа пил чай у родственников перед дорогой, когда его нашли и объявили, что Мага едет в Улан-Батор в музыкальную школу. Обалдев, он купил сыну новую одежду, еще какие-то глупости, и, сказав, что они с мамой, как только смогут, навестят его, помахал сыну рукой. Всё!
В Улан-Баторе его определили в класс фортепьяно. Учиться пению можно будет только после того, как голос сломается, сказали ему. Но он пел в хоре, на концертах, слетах – везде. Выставлял ногу и пел.
Музыкальная жизнь его захватила. Еще будучи подростком, он сколотил национальный ансамбль, сам в нем играл на морин хуре124 и исполнял песни с горловым пением. Они здорово зарабатывали на концертах для иностранцев. Конечно, большую часть денег забирали старшие мальчики, ставшие их администраторами, но и малышне тоже кое-что перепадало. Перейдя из школы в училище, они с ребятами организовали джаз-банд с национальным колоритом. Успех был большой.
Несколько раз к нему приезжали родители, да и он ездил к ним на каникулы. Но очень скоро скотоводческая жизнь ему стала чужой. Мама с папой посматривали на него отстраненно, как будто он был не их родным сыном. А его девушку, Цэтку из балетных, и вовсе побаивались.
Однажды осенью его отправили на конкурс певцов в Варшаву. К 17 годам у него появился баритон неземной красоты – бархатный, густой, мягкий. Он ничуть не волновался, выставил ногу и спел программу. Мага, этот худонский парень, обладал природным чувством сцены, артистизмом и властью над залом.
Он получил вторую премию, но ничуть не расстроился. Тем более что вечером к нему в номер пришла немолодая полная женщина и предложила контракт Мариинского театра.
– Вас услышал маэстро Гергиев, это мой брат, он предлагает Вам поработать и поучиться в нашем театре.
Мага с педагогом напились в этот вечер польской водкой «Желудковой», сладкой и довольно противной.
Так Мага оказался в Санкте, мокром, холодном и лишенном солнца. Учился Мага истово, в отличие от многих монгольских мальчишек и девчонок, постигавших профессии артистов, певцов, танцовщиц и художников в Петербурге. Правда, иногда он с этими мальчишками и девчонками напивался до колик, но в целом жил вполне праведно.
Постепенно Мага стал получать приглашения петь в небольших европейских театрах. Начал неплохо зарабатывать. Привез к себе Цэтку, она к этому времени успела два раза выйти замуж и два раза развестись. Обосновался в Кёльне, в тамошней опере был его первый большой ангажемент. Пару раз к нему приезжали родители с младшими братьями. В Монголию он уже не вернулся.
Вариант IV
Он выступал на конкурсе в Варшаве во второй день. Волновался не сильно. По крайней мере не так, как некоторые участники, которые чуть в обморок не падали перед открытием занавеса. Правда, занавес долго не открывался. Выступления задерживались. Прошел уже час после назначенного времени, когда, наконец, певцов стали выпускать на сцену. Мага вышел, выставил ногу и спел. Спел отлично. Так ему казалось. В ряду кресел, где сидели члены комиссии, зияло пустое место. Стало известно, что председатель комиссии, маэстро Гергиев, не смог присутствовать из-за острого приступа колита, хронической болезни, которой он страдал на протяжении многих лет. Бигос был лишним.
Мага получил вторую премию. Они с педагогом в этот вечер напились польской водкой «Желудковой», сладкой и довольно противной. Отметили. В самолет сели со страшной головной болью. Но Улан-Батор встретил их ярким солнцем. Ребята с курса пришли в аэропорт. Качали, кричали – конкурс был очень престижный.
Через год Мага с друзьями организовали музыкальную группу. Таких групп в Монголии было много, но Магина сразу стала знаменитой. Ребята были профессионалы, Мага – хороший организатор и певец, и цель у них была не просто деньги зарабатывать, а играть и петь хорошую музыку. Стали гастролировать, записали несколько дисков. Особенно популярными они стали во Внутренней Монголии КНР, а их песня «Великая Монголия» – чуть ли не гимном монголов, желавших свободы своему народу. В конце концов, их даже перестали пускать во Внутреннюю Монголию. Но Мага не унывал. Им было где петь.
Заключение
Вариантов жизни Маги можно придумать много. Но во всех есть одна константа. Пение. Это был его несомненный талант, исток всех перипетий жизни.
Как всякий средний человек, разглядывая чью-то жизнь, я ее невольно примеряю к себе. Примерила и Магину. И задумалась. А если у меня нет никаких талантов? Тогда без вариантов что ли? Родилась, постругала палочку и всё?
Ну, нет. Не может быть. Надо подумать.
До свидания, до новых встреч!
