Андрей Арсланович Мансуров
Возвращение чувств. Машина
Осязание – словно у неё нет, и никогда и не было тела!..
Последним пропал слух.
Она потеряла связь с реальностью.
Потеряла тело.
Но…
Так уже было однажды. Она помнила.
Помнила слишком хорошо то страшное путешествие по тёмному коридору к яркому свету – туда, к вечности, к забвению, к небытию.
Сейчас же не было вообще ни-че-го… Только темнота и безликость.
Но нет – себя она помнила, осознавала… Сознание и память остались при ней.
Приказав себе успокоиться, она стала делать попытки выбраться.
Нет, не сюда. Какой-то инстинкт подсказывал ей, в какую сторону (сторону ли?!) должен двигаться (да и двигаться ли?..) её бесплотный и невесомый Разум.
Но что-то или кто-то ещё помогал ей! Она явственно ощущала помощь и поддержку тысяч друзей. Она продолжала двигаться на зов – он зазвучал сильнее. Она удвоила свои усилия. И что-то вдруг подалось, изменилось. Она рванулась ещё сильнее, ещё, изо всех сил! Её Разум пробивался к свету, к людям! И вот она словно прорвала невидимую стену!
Она вновь стала слышать. Да, она слышит!
Вначале это был, скорее, намёк на звук. Шёпот. Затем, по мере того, как она приближалась (она – приближалась?!), он действительно стал звуком, усилился, загремел.
И вот уже аккордами стотысячной единой глотки звучит мощный хор голосов. Хор, повторяющий тысячеликим эхом, и несчётное количество раз, единственную фразу:
– ХОРЭСТ АМРИ, УНЭСТ ВИРИТЭ!*
*Произношение изменено. Любое совпадение с другими заклинаниями случайно.
Она открыла вновь обретённые глаза.
Она находилась на вершине пирамиды, у ног Королевы. И руки той всё так же лежали на её голове.
Могучий рёв тысяч и тысяч человекообразных существ продолжал греметь, дружно повторяя магическую формулу, вырвавшую её из вязких объятий небытия. Огненными всполохами она отдавалась в мозгу, и навечно запечатлевалась в памяти, словно написанная буквами километровой высоты! Навсегда!
Она глубоко вздохнула, вновь ощущая себя единой со своим телом.
Тогда Королева вдруг отняла свои руки от её головы и вскинула их кверху. Тотчас могучий хор голосов разразился бурей приветственных криков.
Это приветствовали её – новопосвященную! Вернувшуюся вновь в своё тело, чтобы владеть им на новом уровне – на уровне созидательницы самой себя!..
Она чувствовала это, она знала – что стоит ей только пожелать, и тело её, прекрасное, послушное теперь её воле тело, примет любую форму, любой вид: магические слова навеки запечатлены в мозгу!
Это новое ощущение наполнило всю её чувством бесконечного восторга и свободы!
И в этот миг тёплые сильные руки подняли её с колен, и бездонные добрые глаза вновь заглянули в её ликующую Душу. Королева улыбалась.
– Теперь ты – свободна! Ты – одна из НАС! Возвращайся же сюда, когда захочешь. И помни: только ты сама вправе распоряжаться своим телом и Духом!
Ты – Женщина! Всегда и везде будь ею! – Королева чуть кивнула.
Катарина смогла только слабо улыбнуться и кивнуть в ответ. Любые слова были бы неуместны – слишком велик был тот невероятный Дар, что был теперь у неё, чтобы слова могли выразить всю степень её благодарности за это чудо…
Но она знала, что Королева и так читает это в её Душе – как в открытой книге.
Королева, ещё раз кивнув, подтвердила, что всё поняла: Боже, как прекрасна эта Женщина, эта подлинная Мать для своих Детей – как она понимает их всех!
– Поздравляю тебя – ты посвящена! А теперь прими участие в нашем Празднике!
Веселись, развлекайся, радуйся новым возможностям – они изменят твою жизнь! Будь самой собой, и ничего не бойся! – Королева махнула рукой, указывая вниз, и одновременно приветствуя толпу, затопившую свободное пространство арены, и волнами накатывающую на пирамиду, – Иди же к твоим Братьям и Сёстрам, они ждут тебя!
Катарина только успела поклониться и сделать три шага назад, как её подхватила и подняла на руки восторженно ревущая и кричащая толпа.
Её подбрасывали вверх, и, передавая с рук на руки, бережно несли по безбрежному океану людских рук, унося всё дальше и дальше от Королевы. Повернув голову, когда её подбросили в очередной раз, Катарина увидела Королеву уже очень далеко – она смеялась, и, прощаясь, махала ей рукой. Затем водоворот рук развернул и унёс её ещё дальше.
Передавали и подбрасывали её долго – словно каждый хотел коснуться её рукой, при этом чувство единения с этими созданиями каждый раз становилось острее и разнообразней, словно каждый передавал ей свою радость и частичку опыта, а она в ответ давала свои!..
Каждый и каждая радовались, дотронувшись до её нежного тёплого, и такого прекрасного тела, и её всё несло по неутихающему волнению океана рук, наполняя и её новой радостью и новыми ощущениями и знаниями. Здесь были только её Братья и Сёстры, сами прошедшие Обряд, и радующиеся за неё!
Но вот наконец она услышала знакомый звонкий голос:
– Сюда! Сюда! – и её, раскрасневшуюся и запыхавшуюся, опустили возле Марты, которая, радостно смеясь, заключила её в объятья, чуть не раздавив:
– Ты просто молодец! Так быстро нашла верный путь, и вернулась к нам! Поздравляю, Сестра! – Марта восторженно кричала, перекрывая могучий рёв окружавших их созданий.
– Спасибо. – отозвалась, вновь обретя дыхание, Катарина, улыбаясь в ответ окружавшим её весёлым и довольным лицам. Забравшись на бордюр, она привстала на цыпочки и приветственно помахала руками. Затем что было сил закричала:
– Спасибо!!!
Восторженный рёв толпы был ей ответом – все махали ей и поздравляли.
Однако спустя довольно короткое время большая часть бурлящее-кипящего людского океана разошлась и расселась по своим местам, и вокруг них осталось лишь насколько созданий, как позже поняла Катарина, близких друзей Марты.
Пока та знакомила с ними новопосвященную, на арене, с которой таинственным образом пропала пирамида, началось шоу – другим словом назвать эту развлекательно-распаляющую программу было бы неправильно.
Тут были и танцы, и пение, и хоровод драконов, грифонов и ещё каких-то чудесных ручных сказочных созданий, и откровенно эротические выступления сатиров, нимф, дриад и кентавров. Перед её удивлённым взором проходили сокровища морских глубин, волшебным образом вызванные над пространством арены – тут правили бал русалки и другие водные создания!
И пещеры-подземелья: усеянные разноцветными зубьями сталактитов-сталагмитов гроты с их странно выглядящими, причудливыми обитателями, и сокровищами.
И затем, она готова была поспорить, с инопланетными существами, затерянными в бесконечных глубинах Космоса. Последние, конечно, особенно поразили Катарину – о таких формах никто из местных явно не мечтал и не стремился повторить: они были дики, невероятны, но – отнюдь не чужеродны…
Однако всё же основу представления составляла эротика – экзотическая и невероятная в своём разнообразии: Катарина и не представляла себе, что существует столько способов и возможностей наслаждаться своим телом. Разумеется, слегка – а иногда и не слегка! – изменив его.
Но всё это Катарина запомнила плохо, так же как и большинство представленных ей Мартой новых знакомых, хотя лица их и оказались вполне человеческими. Как объяснил ей Кристиан, человек-минотавр – вполне, впрочем, милый! – почти все местные обитатели оставляли лица неизмененными, чтобы их друзья и подруги всегда могли узнать их в очередном ново-воплощенном теле. Что ж. Это казалось вполне понятно…
Напитки и еда, которые Катарина попробовала, придали телу ещё больше лёгкости и свободы, и подняли и без того прекрасное настроение. Впрочем, радостное чувство беззаботного веселья владело здесь всеми. Вскоре их соседи по ряду, никого нисколько не стесняясь, занялись любовью прямо здесь же, на мягких сиденьях, а кто и прямо на столе, сдвинув в сторону подносы и кубки.
Кое-кто из новых знакомых намекал, или, не смущаясь, говорил ей, что почтил бы за честь встретиться с ней, новообращённой – в любом теле и любым способом, какой она выберет. Но она ещё не чувствовала себя… готовой. Она слишком многое пережила за этот день: сознание буквально бурлило от впечатлений!..
Никто, впрочем, не настаивал – мужская половина общества была здесь очень вежлива и тактична. Возможно, потому, что только такие достойные и могли попасть сюда. Катарина была очень рада этому обстоятельству.
Она продолжала свои расспросы, изредка поглядывая на арену. Там одно феерическое зрелище сменялось другим – и всё под чудесную неземную музыку – то нежную и плавную, то взрывную и зажигательную, но всегда очень гармоничную и мелодичную. Большинство мелодий были незнакомы, но звучали и смутно знакомые…
Праздник торжествующей любви, однако, вскоре захватил и почти всех её новых знакомых. И все присутствующие в огромном зале предавались этому действу со стонами, выкриками и вздохами – со всем азартом, трансформируясь, смеясь, меняясь партнёрами и образуя живые клубки страсти, не переставая ни на минуту двигаться…
Это зрелище и захватывало Катарину, завораживая какой-то мистической, и поистине прекрасной бесстыдностью, и одновременно пугало её.
Испытывая некоторую неловкость от своей раздвоенности, она повернулась к Марте, которая ещё была с ней, хотя и держала нежно за руку одного из кентавров:
– Марта, что мне делать? Я… Как-то не совсем ещё готова полностью раскрепоститься и… в-общем – я стесняюсь! Но я не хочу портить Праздник тебе и другим.
– А, ничего! Вначале всем страшновато, или непривычно. Но это быстро проходит! Ты тоже привыкнешь! Ну а пока, наверное, с тебя, действительно, хватит. Извини – я немного увлеклась собой, да и друзей давно не видела… Ты можешь не бояться испортить другим Праздник – Посвящение уже позади и все заняты шабашем. Можешь, если хочешь, вернуться домой в любой момент, скажи только три раза «Аминь!»
– Спасибо! Я чувствую себя отлично – то есть так, как никогда прекрасно, но всё же… Мне немного неловко – наверное, это ещё сказывается то, прошлое воспитание… И я не могу пока вот так, сходу, присоединиться к вам. Но я чувствую, как это волнует и… Заводит меня!
И, конечно, ужасно привлекает. В следующий раз я, наверное, смогу! – Да, мне очень понравился Кристиан… Да и вообще – все-все!
Я счастлива, и благодарна – тебе и всем! Спасибо!
– И тебе спасибо! Этот Праздник – твой! В твою честь. Так он теперь и будет отмечен в Хрониках – Праздник Посвящения Катарины. И помни вот что: прийти сюда ты можешь теперь в любой момент, Сестра! Удачи тебе и счастья!
– Спасибо! Благодарю вас всех! До свиданья! – она, встав, помахала всем, кто мог её видеть. От избытка обуревавших её чувств она даже подпрыгивала!
Но для первого раза она получила ощущений и впечатлений – выше головы. Теперь всё это она должна переварить и обдумать. Здесь здорово – пожалуй, даже слишком здорово. Всё же слишком похоже на волшебный сон, чтобы быть правдой. И как же не хочется просыпаться! И возвращаться в опасные и трудные будни того, земного, существования…
– До свиданья! Счастливо! Возвращайся скорее! – откликнулись те её новые друзья, кто ещё не был полностью поглощён друг другом и соседями.
– Обязательно! – улыбнувшись им всем, и ещё раз помахав на прощание, она произнесла три раза магическое и в этом странном мире слово.
Без всякого перехода она оказалась сидящей на постели.
Где это она?!
О, Господи, да ведь она в гостинице, в том же номере, с Пьером, мирно сопящим носом к стенке, и Марией, удивлённо моргающей на неё заспанными глазами со своей кровати.
Освещает всё только серебристый свет огромной круглой луны, заливая комнату неправдоподобным полуволшебным сиянием серых и серебряно-синих тонов.
– Что Беллочка, опять кошмары? – горестно вздыхая, спросила няня, вылезая из-под одеяла. Подойдя, она присела к ней на постель, притянув к себе её чуть вздрагивающие плечи. Умные сочувствующие глаза старались проникнуть в ее душу: поддержать, успокоить…
Далёкий крик петуха прогнал ощущение жуткой, мистической пустоты и тишины, царящих вокруг: словно во всей Вселенной существовала только одна их комната, но вдруг, вместе с этим гимном нарождающейся заре весь остальной мир заново родился, возник вокруг них…
А может, так и было?!
– Нет. – поколебавшись, ответила Катарина, – Этот сон был, скорее, приятным. Да, хороший сон. Жаль, что только сон.
Она опустила голову, прижавшись опять к няне.
Да, жаль. Ах, если бы и вправду она могла изменять своё тело, и участвовать в беззаботных празднествах Волшебной Страны! Или…
Или это даже с Мартой происходит только во сне? Чудесный самообман?..
Посмотрев на свои ладони, она представила себя царицей зверей. Усмехнувшись, машинально произнесла про себя волшебные слова, огненными всполохами впечатавшимися в её память.
Но что это?!!!
Пальцы почти мгновенно уменьшились, ногти превратились в огромные острые когти, рука покрылась густой коричнево-рыжей шерстью!..
Перед ней оказалась лапа львицы!
Того самого животного, в которого она всегда хотела превратиться, чтобы стать сильной и независимой. Ещё не совсем сознавая, что делает и как, она поторопилась вернуть рукам первоначальную форму, быстро ещё раз произнеся про себя заклинание!..
Стук сердца громко отдавался в ушах. Она постаралась успокоить дыхание и унять дрожь, которая била теперь её тело. Мария забормотала:
– Ничего, ничего, Беллочка, вот всё и прошло… Я с тобой, мы в безопасности. Всё хорошо… – на своё счастье – да и на её тоже! – Мария ничего не видела, так как продолжала обнимать её за плечи, и лицо её было обращено за спину Катарины.
Катарина почувствовала, что глаза её полыхнули по комнате – ярким магическим светом, озарив на миг вспышкой, как от молнии, дальние углы! Хитро улыбнувшись самой себе, она окончательно расслабилась.
Нежно прижавшись к тёплой няне, она раздумчиво произнесла:
– Да, няня, теперь всё хорошо…
Мило улыбнувшись, и зная, что лица её никто не видит, она подмигнула самой себе.
30
Решив ещё немного поспать, они улеглись, и вскоре Катарина слышала своим обострённым слухом мирное посапывание из двух углов комнаты. Сама она, как ни крутилась, повторить свой смелый эксперимент не решилась. Что, впрочем, не мешало ей думать…
Заснула она лишь под утро, когда первые лучи солнца нежно трогали черепичные крыши начинавшего оживать города. Гул вернувшихся на улицы торговцев, стук ставней и скрип телег и крики развозчиков немного мешали.
Однако вряд ли она проспала больше часа. Почувствовав, что всё равно больше не заснёт, она решительно встала, и начала одеваться, стараясь не шуметь.
– Куда это вы в такую рань, сударыня? – проворчал Пьер, не поворачиваясь, и не поднимая головы с подушки. Ага, значит, он тоже проснулся. Тем лучше.
– Да вот, хочу навестить свою вчерашнюю подругу. Есть у меня к ней парочка вопросов. Хочу кое-что выяснить – и чем быстрей, тем лучше.
– Ах она, старая чертовка. Я сразу понял, что вчера ваши неприятности не закончились. Скажете, когда будете готовы. Я иду с вами.
– И я иду! – сердитый тон Марии не позволял усомниться в том, что у неё тоже есть претензии к гадалке. Поднявшись с постели, она стала помогать Катарине. Та с удовольствием отметила, что няня уже не слишком возмущается, когда она одевается сама.
– Ну хорошо, не возражаю. Идёмте всей толпой. Но вначале всё равно позавтракаем. Голод – плохой советчик.
После торопливо съеденного завтрака – всё того же сыра, и хлеба с молоком, которое поставщики уже принесли на кухню – все вооружились мечами и нацепили плащи, чтобы защититься от утренней прохлады и тумана, сегодня упорно не желавшего покидать улицы там, внизу, и неправильными рваными клочьями стлавшегося над мостовыми.
Пьер уже вполне уверенно мог ходить: три дня покоя и чудодейственная мазь братьев-отшельников сделали своё дело.
Внизу, в общем, ещё пустом, зале, ждала, подрёмывая, жена хозяина – не потребует ли ещё кто завтрак в номер.
По дороге, стараясь идти помедленней, словно они вышли на прогулку – чтобы Пьеру было не больно – она напряжённо обдумывала, что ей сказать Марте, и как поблагодарить за роскошный, но и страшный дар. И что ей делать дальше?
Пьер и Мария шли рядом и чуть сзади. Даже удивительно – но её няня хранила молчание. Наверное, ощущала напряжённость и важность момента.
На полупустых ещё улицах попадались только торговцы: зеленщики, молочницы, разносчики свежего хлеба. Лавочники ещё даже не все пооткрывали ставни – основная торговля даже на рыночной площади начиналась куда позже. А пока все товары были либо укрыты чехлами из плотной грубой ткани, либо оставались в палатках, или под прилавками, или в складах на окраинах.
Редкие ночные сторожа рынка, охранявшие за малую мзду прилавки и узлы, почёсываясь и позёвывая, сдавали вахту прибывавшим торговцам. Судя по многим признакам, народ здесь гораздо порядочней, чем в её время, и даже откровенное жульё соблюдало какой-то кодекс чести, ведя себя вполне достойно: по ночам цех попрошаек и нищих не работал. Что, впрочем, не смущало цех домашних воришек… Ну а в «её» время «бизнесмены» каких-то норм и принципов уже не придерживались.
Или она ещё не все местные стороны жизни узнала достаточно хорошо…
Обойдя рынок, они миновали фургоны и помост артистов, ещё не встававших, и вошли в ту улицу, где вчера была палатка.
Была.
Сейчас, конечно, её там не было. Катарина осмотрелась – да, место то самое.
Палатка исчезла. Зато, прислонившись к стенке дома напротив, на крошечной деревянной лавочке, спал, широко раскрыв рот, чумазый мальчишка лет десяти в лохмотьях нищего. Он настолько хорошо вписывался в общий ансамбль улицы, что, казалось, и родился на этом самом месте.
Когда они подошли, он, приоткрыв один глаз, бойко спросил:
– Ищете кого-то, благородные мессеры?
Рассудив про себя, что это неспроста, Катарина прямо ответила:
– Да, гадалку. Её палатка вчера стояла здесь. – про себя она уже не сомневалась, что, хотя личная встреча не состоится, но что-то её здесь ожидает: ценная информация… Или вещь.
– Тогда назовите пароль, и вы кое-что получите, – потягиваясь и поднимаясь со скамеечки произнёс чумазый почтальон.
– Что это значит, какой ещё пароль? – Катарина и вправду была удивлена.
– Ну, она сказала… Вы должны мне, короче, сказать, зачем вы сюда к ней пришли.
– Ах, вот оно что. Ну хорошо. Противоядие.
– Точно! Вот то, что она велела вам передать. Всю ночь здесь сидел, чтоб вас, значит, не пропустить. И чего только не сделаешь, чтоб заработать пару денье – даже честно поработаешь! – он показал маленький свёрток, не спеша, впрочем, с ним расстаться.
– О,кей, – пробормотала себе под нос Катарина, и, порывшись в карманах, вручила посыльному требуемое, после чего тот немного торжественно передал ей свёрток.
– Ну, большое спасибо вашей милости, да сохранит вас Господь! – он, повернувшись, поднял свою скамеечку, явно собираясь уходить.
– Постой-ка! А на словах она ничего не передавала? – задержала его за плечо Катарина. Он поскрёб нечёсаную щетину волос, щурясь.
– Н-е-е-т, про это я ничего не знаю. Она сказала передать – я передал. Вроде, всё правильно.
– И когда это случилось? Ну, я имею в виду, когда она тебе дала вот это?
– Да вчера вечером. Можно сказать, уже ночью. Я уж спать собирался – я ночую тут, на площади, под одним фургоном. А тут меня её мальчишка будит – он знает, где я ночую. И говорит: так, мол и так, заработать хочешь? Так кто ж не хочет-то?! Ну и вот я здесь… А что?
Что-то не так?
– Да нет, всё так… А палатка? Она долго ещё оставалась здесь?
– Какая палатка? Ах, палатка… Нет, она уже была собрана, ну, упакована, и навьючена на мула! Да ещё на другом она собиралась ехать сама. Зелёная такая. В-смысле, палатка…
– Понятно. Ладно, спасибо. Ты всё передал верно. – жестом она отпустила его, напряжённо размышляя: если гадалка ночью ехала, разумеется, никакого шабаша быть не могло.
Значит, ей всё приснилось.
А как же ночное превращение – во львицу? Или оно – О, Господи! – тоже всего лишь сон?! Ведь спала же она потом до утра? То есть, после «превращения» она снова засыпала. Не могло ли и это «пробуждение» тоже быть частью сна?!
От разочарования она просто готова была расплакаться, как обычная женщина. Но вспомнив, что она всё ещё в костюме мужчины, сдержалась.
Какая была прекрасная сказка!
Или всё же… Не совсем сказка?
Секунды ей было довольно, чтобы взять себя в руки. Что это с ней случилось? Где её трезвый аналитический ум? Ничего нельзя принимать на веру. Нужно всё проверять!
Вот ночью, когда её никто не будет видеть, она и попробует!
Просто нужно немного подождать – до ночи. Ерунда. Она подождёт! О, она – подождет!
Пьер и Мария подошли к ней ближе, с интересом рассматривая свёрток в её всё ещё сжатой ладони. Взглянув вниз, она подняла руку и развернула его.
Это оказался старый грязный пергамент, и в него был завёрнут маленький флакончик из темно-зеленого стекла. Выкрутив туго притёртую пробку, Катарина понюхала. Нет, жидкость, которая оказалась внутри, ничем не пахла. Это – точно не тот волшебный эликсир, что унёс её на Посвящение и Шабаш. А впрочем – был ли сам шабаш…
Ну хорошо. Oна снова заткнула пробку поплотней, и спрятала пузырёк в потайной карман – к звёздочкам. Стекло толстое, и не должно разбиться. Да и вылиться не сможет – пробка очень тугая.
Разгладив получше пергамент, на одной из сторон она нашла-таки послание.
Впрочем, многословностью оно не грешило: «Противоядие. Начать принимать сегодня.
Одна капля в стакане воды. Завтра – две. На третий день – три. И так далее, пока не опустеет.»
Вот это да! Вот за это – спасибо. Если это действительно оно, то честь и хвала Марте!
Она, даже исчезнув из её жизни, держит слово. Катарина уже твёрдо знала, что будет следовать инструкции. Ведь жить стоит. Жизнь, она очень стоящая и интересная штука!
И за магические слова она теперь была спокойна – сработают.
Конечно, они обсудили и противоядие, и бегство Марты. Но так как Катарина кое о чём умолчала, её друзья никак не могли взять в толк, что произошло с гадалкой. Они, постояв немного, двинулись, уже не торопясь, назад.
В гостиницу вернулись через оружейную лавку при большой кузнице, практически на окраине города. Её обнаружила Катарина по густым клубам дыма и звону молотов.
Кузница уже вовсю работала – огромный задний двор был весь завален углём, дровами, сырьём и металлическими полуфабрикатами. Здесь же гудели мехами три подмастерья с красными и потными лицами, голые по пояс, изо всех сил раздувавшие огромную, словно настоящая домна, печь. Подбегавшие к ней время от времени другие подмастерья то совали, то забирали раскалённые заготовки, которые обрабатывали мастера постарше, стоявшие у наковален, вооружённые молотами, и покрикивающие недовольно на нерадивых. Ковали здесь всё: от гвоздей до кольчуг и кирас. Впрочем, виднелись и вполне мирные плуги и бороны…
Как объяснил Пьер, цеховые правила гильдии кузнецов, да и любых других профессий, ставят всех мастеров, имеющих патент на свою профессию, и право ставить личное клеймо на свои изделия, в одинаковые условия: не больше, чем определённое количество подмастерьев строго определённого возраста. Работа – от стольки-то – до стольки-то. Печей – столько-то, и не больше. Инструменты – такие-то, и никаких других…
И так далее – ограничений типа профсоюзных, имелось очень много. Чтоб, значит, все мастера цеха этого города были в равных условиях. Но самое главное – строгий контроль качества изделий. Про себя Катарина усмехнулась: надо же, столько лет пройдёт, а почти ничего не изменится. Прямо первичная профсоюзная ячейка – наверняка и взносы дерут со своих членов, и корпоративные праздники справляют. И завидуют более умелым…
Однако она не могла не признать разумность и преимущества такой организации работ. Особенно в вопросах качества. И стандартных (ну, всё же, более-менее) цен.
Они купили ещё несколько стрел, пару хороших стилетов. Катарина, покопавшись под грудой в углу, подобрала себе ещё один хорошо сбалансированный кинжал для метания. Кольчуги оказались тяжеловаты и сильно полнили фигуры – пришлось отказаться от мысли нарядить Пьера и Марию в эти бронежилеты средневековья, спрятав их под одеждой. Расплатился Пьер – была его очередь.
Пооткрывались лавки и лотки с продуктами.
Домой они опять вернулись с массой вкусной еды: кое-что предстояло взять с собой, а кое-что предназначалось к съедению на месте. Им они и полакомились в гостинице, заказав вина и устроив себе второй завтрак, уже с паштетами и салатами.
После еды Катарина, чувствовавшая, несмотря на вроде бы нереальность своего сна, необъяснимую усталость, прилегла поспать, Пьер же, решив потренировать ногу, да и осмотреть город, не торопясь отправился снова на рынок, уже вовсю бурливший людским гомоном и толчеёй.
Мария осталась с Катариной, и, хотя спать не легла, сидела тихо, что-то заботливо подправляя в их одежде с помощью иголки с ниткой. Катарина смело проспала три часа.
Все послеобеденное время посвятили сборам. Нога Пьера, хоть и побаливала при хождении, особенно долгом, особых проблем не создавала. Опухоль прошла, повышенной температуры не наблюдалось, и рубцы выглядели хорошо зажившими, хоть ещё и свежими. Нет, эти братья – спасибо им! – определённо знали своё дело!..
После дневного сна Катарина выпила одну каплю противоядия в стакане воды.
Вкуса она не ощутила. Хотя где-то через час почувствовала нечто вроде легкого головокружения… Ладно, терпимо.
Мысли продолжали вращаться вокруг реальности сна. Дождаться глубокой ночи, чтобы повторить опыт, было тяжеловато. Да и червячок сомнения погрызывал…
Возможно, конечно, что всё это именно сон, вызванный сильным стрессом от воздействия на неё впавшей в транс гадалки, которая просто высказала вслух то, что подсознательно Катарина знала, чувствовала и сама. Но боялась и стыдилась самой себе в этом признаться… Комплекс «омужичившейся» женщины?..
И вот теперь во сне её собственное, заглушаемое до сих пор подсознание взбунтовалось, и высказало всё, что до этого Катарина отказывалась принять и признать… Или… Это её женская суть начала, наконец, пробуждаться и требовать: «Ну-ка, ты, вояка – подвинься! Пришла Я – Женщина!»
Ох. Как она может, и сможет ли принять и признать такие вещи и мысли, как будет жить с ними? Разве она не ведёт себя и не чувствует, как женщина? Ну, хорошо, будем честней хоть перед самой собой – не всегда, далеко не всегда.
А как тогда должна вести себя и что должна чувствовать настоящая женщина?
Ладно, будем действовать по обстоятельствам – как только переоденемся в женское платье, сразу и начнём переосмысливать манеру поведения, и стараться придать себе женственности, беззащитности и прочих капризов…
Стоп. Не будем так, с иронией, пренебрежительно, подходить к этим «женским штучкам» – всё равно осваивать их придётся… Придётся. И – не осваивать, а жить с ними. И – ими.
А что до любви…
Здесь тяжелее. Вряд ли её замужество и несколько случайных, ни к чему не обязывающих связей сильно обогатили в этом плане её душу. Наверное – правда, что эта часть её чувств пока спит. И Королева из сна наглядно показала ей, насколько пластично, выразительно и чувственно может быть её тело и лицо, когда их направляет Женская сущность Души… Кстати, это можно тоже принять на вооружение: на мужчин такое не может не подействовать.
Стоп!
Вот, она опять поймала себя на желании применить свои даже «женские» качества в чисто практических целях самообороны. Что это? Отсутствие смелости? Смелости перед самой собой? Смелости осуществления действительных перемен в жизни и мировоззрении? Ведь она опять хочет не жить, не чувствовать по-женски, а только симулировать такое поведение – опять-таки для достижения своих целей…
Нет. Ей нужно что-то другое. Нужно, чтобы женское поведение, женская грация, женский стиль и дух вошли именно в плоть и кровь, стали неотъемлемой её частью, глубинной сутью всей её жизни. Но как же этого добиться? Тренировкой? Самовнушением?
Подойдут ли для развития таких качеств методы У-шу и Айкидо?
Нет, пожалуй, вряд ли. А, может, ей тогда… Или…
Ага, отметила она про себя – вот уже зачатки женского мышления появляются: она колеблется и сомневается. А сомневаться тут нечего. Раз родилась в женском теле – и снова в него же воплотилась, придётся стать настоящей…
О, Господь! Ей придётся попробовать. Ей придётся попробовать всё. Она может, и должна сделать это.
Нельзя всю жизнь провести, глядя на мир из-за забрала доспехов.
Ведь мир не всегда воюет с ней. Он даёт такие разные возможности – особенно ей, женщине – Любить, рожать, путешествовать. Создавать семью и воспитывать детей…
Уж если произошло такое чудо и она вновь жива, по-крайней мере глупо – не использовать все те возможности, которые подарил ей Создатель!
Решено. Она попробует. Попробует так, как всегда подходит к решению всех вопросов – вдумчиво, серьёзно, обстоятельно и кропотливо. Работы намечается много.
Поэтому начать её можно будет не раньше, чем они окажутся в безопасности.
Она чувствовала свою ответственность за жизни этих славных, ставших ей такими близкими, людей. Нельзя допустить, чтобы они из-за неё пострадали – расслабляться рано!
31
Выехали ранним утром следующего дня.
Уже очень явно ощущался конец лета – утром опять было сыро и прохладно, хоть обошлось и без тумана. Пьер морщился, но молчал. Катарина по опыту знала, что сырость и движение вызывают боль в его ране – как, впрочем, и в любых шрамах – старых, или новых. Поэтому коней и нового мула они не торопили – ехали спокойным шагом.
Передвигались они теперь открыто и где-то даже нагло – прямо по дорогам, соединяющим крупные города. Честно говоря, состояние этих дорог было зачастую куда хуже, чем у любых сельских: разбитая копытами, колёсами и ногами широкая и ухабистая пыльная яма, зимой, скорее всего, превращалась в непроходимую топь, вынуждая прокладывать другое ложе – рядом. И с такими же последствиями. И так – до бесконечности… Ну, или до изобретения асфальта.
Как же не хватает несчастному Средневековью древне-римских инженеров, дороги которых служат до сих пор! И не было римских императоров – которые приказали бы эти дороги проложить: за счёт, и для укрепления центральной единой власти.
Здесь же или нет такой власти, или, (что вернее!), у неё нет на это денег и людей. Что по меньшей мере глупо: расширившаяся торговля быстро покрыла бы все затраты, даже за счёт одних налогов и таможенных сборов… Ладно, не ей критиковать правительство.
Всё равно большинство их попутчиков, да и встречных путешественников, ехали и шли по обочине петлявшей дороги, ведшей сейчас примерно на восток – по траве.
Сами они направлялись прямиком в Базель, до которого по прямой было не более двенадцати лье, но ведь дорога не шла по прямой. Теперь им приходилось двигаться по предгорьям – то вверх, то вниз, и скорость, конечно, упала. Однако к вечеру они добрались куда хотели, пару раз отдохнув и перекусив по дороге.
