Андрей Арсланович Мансуров
Прислужник своего «Естества»
Переноска шкафов, их опрокидывание, и расстилка спальников заняли ещё десять минут. Зато теперь Андрей был спокоен: их и правда – не продует сквозняками, дувшими в широкую – с палец! – щель под входной дверью. Зато благодаря этой самой щели им уж точно не грозит задохнуться от углекислого газа – с таким-то «притоком» свежего воздуха! Он сказал:
– Гарнизон! Подготовить и зарядить карабины. Затем. Переодеться во всё сухое! Даже если придётся раздеться до гола. Даже трусики, если промокли – переоденьте! Я пока схожу тоже – по делам, и вернусь через… Минут десять! Если не назову себя при входе – разрешаю стрелять!
Выпученные глаза и приоткрывшиеся от удивления рты он проигнорировал, нахмуренными бровями дав понять, что вовсе не шутит. Анна сказала:
– Хорошо, командир. Мы будем наготове. – за что удостоилась «тёплого» взгляда от Магды. Андрей грозно посмотрел на обеих. Но больше ничего не сказал. И вышел.
Свой карабин он захватить не забыл. Поскольку по его прикидкам преследователи как раз должны были приближаться к Базе, и оружие лишним точно быть не могло…
Сходив куда было нужно, Андрей быстро прошёл по первому коридору ко входному тамбуру. Карабин болтался у него на плече, пять обойм грюкали в кармане парки. Тяжесть доски, прихваченной со склада, оттягивала другое плечо.
Однако оказалось, к счастью, что никаких поползновений на запертую наружную дверь никто не делал. Отперев и открыв её, Андрей с минуту всматривался в глубину тоннеля, но ни малейших следов прохождения кого-либо ещё, кроме его четверых девочек и себя, любимого, не обнаружил. Он отступил назад в тамбур, и снова закрыл и запер дверь.
Закрыв же внутреннюю, аккуратно и осторожно прислонил к ней длинную доску, поставив ту вертикально. Привязал проволокой к косяку гранату. Другой проволокой привязал чеку гранаты к доске – так, чтоб падая, та её выдернула. Получилось неплохо.
Теперь если кто и сунется к ним – грохот однозначно скажет, что у них – «гости!»
Возвращался Андрей с чувством, что сделал практически всё, что намечал. И теперь точно – можно отдохнуть. Правда, вот спать придётся кучей. То есть – теснясь, и согревая друг друга теплом своих тел.
А вот сексом сегодня ночью заниматься – точно не предстоит!
Жизель вынырнула из забытья от звука: кто-то тихо открыл дверь её спальни.
Точно: вон, на фоне светлого коридора обозначился силуэт. Женщины в халате. И женщины – немаленькой!
Но вот она и вошла в комнату, бесшумно прикрыв за собой дверь. Заперла её на задвижку.
В лицо ударил ослепительный после темноты свет – на потолке зажглись плафоны светло-голубых светильников! Сестра Дженифер.
Увидев, что Жизель очнулась, женщина подошла к изголовью постели, и поправила подушку под вспотевшей головой Главы Совета:
– Добрый вечер, госпожа Жизель. Как себя чувствуете?
Что-то имелось в её тоне… Настораживающее!
Странное.
Жизель постаралась придать всё ещё слабому голосу равнодушие и деловитость:
– Неплохо. Спасибо, сестра Дженифер. Но зачем вы пришли?
– Как это – зачем? Справиться о вашем здоровьи. Я захожу сюда каждые два часа. В прошлые два раза вы спали. А я докладывала о вашем состоянии доктору Джонс.
И сейчас, убедившись, что операция прошла нормально, и последствий удалось избежать, она легла вздремнуть. И, думаю, спать она будет хорошо. И долго.
Уж растворить пару таблеток веронала в её чае я не забыла.
– Что вы имеете в виду, сестра Дженифер?! – но сердце, забившееся, словно пойманный воробушек, и подсознание сказали Жизель, что имеет в виду сестра Дженифер! Недаром же черты её лица показались ей смутно знакомыми!..
– Да то и имею. Вижу, вы уже и сами всё поняли, уважаемая «Глава Совета». Теперь уже – бывшая. Уж я позабочусь! – разговаривая, сестра Дженифер сильными руками захватывала её кисти, привязывая их ремнями к спинке кровати. Попытки пациентки слезть она пресекла в корне, просто навалившись сверху на ослабшее тело Жизель, – Ну уж нет! Незачем вам теперь беспокоиться о бегстве. Раньше надо было бежать!
Ещё два ремня, затянутых на лодыжках, действительно сделали бегство невозможным. Жизель попыталась кричать – но голос предательски отказался служить! Или это были последствия наркоза?.. Или голоса нет – от того, что её так и не напоили?..
Убедившись, что тело пациентки зафиксировано надёжно, сестра Дженифер принялась вставлять в рот Жизель кляп. «Профессиональный» – из сексшопа. Жизель пыталась не позволить этого. Тогда сестра Дженифер просто ударила её – точно в солнечное сплетение! В попытках вдохнуть хоть каплю воздуха пришлось, конечно, рот открыть…
Теперь, когда все «предварительные» этапы подготовки оказались позади, сестра Дженифер словоохотливо пояснила суть своих действий:
– Я собираюсь отомстить вам, принципиальная леди. Да-да, моя милая, непримиримая и не знающая жалости и пощады, судья. Обрекшая мою мать, за банальную усталость, когда она, после третьего подряд дежурства, просто заснула на рабочем месте, на позор. И, соответственно, – на деклассацию. И десять лет рудников. В Гималаях.
Где она выдержала только три с половиной года. После чего умерла.
Нет, не от холода, каторжного труда, и невыносимых условий. А от сепсиса. Она поранилась, и в рану попала земля. А местные коновалы не пожелали тратить на неё сыворотку от столбняка – и просто промыли рану раствором марганцовки.
Не помогло.
Ну вот она и скончалась в страшных мучениях.
Мне даже не выдали её тело. Для похорон. Да что я вам рассказываю – вы куда лучше меня все наши законы знаете.
Жизель говорить уже не могла и не хотела – не только из-за кляпа, а и потому, что не видела смысла. В глазах сестры Дженифер имелось столько фанатизма и жажды мести, что унижаться, пускать слезу, и ёрзать по постели, умоляя, и пытаясь разжалобить эту всё рассчитавшую вампиршу, явно смысла нет!
Да, Жизель вспомнила тот суд, и даже фамилию сестры, заснувшей на рабочем месте. И из-за этого проморгавшей, как на мониторе одной из находящихся в коме пациенток пропали пульс и дыхание. И, возможно, это и сошло бы ей с рук, как допущение смерти «по неосторожности»…
Но скончавшаяся была – член Совета!
А в таких случаях никакой пощады быть не может!
Но что эта стерва собирается сделать с ней сейчас?!
«Стерва», достав из кармана внушительных размеров шприц, охотно просветила:
– А сейчас, солнце ты моё непримиримое, ревнительница Духа и Буквы Закона, собираюсь я ввести тебе в тело культуру бацилл, которые как раз и вызывают сепсис!
А чтоб подействовали они быстрее – я распределю инъекции равномерно по твоему телу! Но! Только – в руки и ноги! Я не хочу, чтоб ты умерла слишком быстро! И буду наслаждаться, наблюдая, как ты мечешься, и вопишь в тщетных попытках освободиться! И сдыхаешь, скрючиваясь и трясясь в крайне болезненной агонии!
Есть Бог на свете!!!
И именно он отдал тебя – в мои руки!!!
Спать тесно сбившейся в кучу почти монолитной массой оказалось не слишком удобно. Андрей, лежавший с одного бока девочек, и Магда, как самая «большая», гревшая их с другой стороны, почти не могли ворочаться. И лежали только на одном боку, или спине. Зато этот вариант ночёвки действительно доказал, что греться так – легче.
И печка, стараниями которой воздух в спальне прогрелся аж до четырнадцати градусов, своим тихим гудением вносила умиротворение в атмосферу их маленького мирка.
Собственно, Андрей не рассчитывал, что им удастся вот так, мирно и спокойно, проспать – ну, вернее всё же – продремать! – до символического утра. Но судя по тому, что граната не взорвалась, никто на их покой не покушался. Странно.
Ладно, он разберётся с этим после завтрака. Ну а девочки к первому входу не полезут – он приказал. А кроме того они панически боятся гранат и мин-ловушек!
Он выбрался из-под общего одеяла. Потянулся. Спал он в одних кальсонах и фуфайке, но не замёрз. Девочки зашевелились, заморгали: проснулись. Андрей сказал:
– Анна и Магда. Прошу вас: завтрак! А я пока схожу с остальными – к пирсу. Нужно посмотреть: действительно ли там когда-то были подводные лодки. Или, может, они там есть и сейчас. Может, хоть солярой удастся с них разжиться! Они ж – дизельные.
Выход к пирсу оказался без «сюрпризов». Андрей, собственно, этого и ждал: незачем ставить ловушки самим себе!
И вот они вновь под сводами чудовищной пещеры! Уж потолок этой, крутой и широкой дугой изгибавшийся, возвышаясь метров на пятьдесят, украшали чёртовы сталактиты! И стены тоже отсвечивали роскошью радужных конфетти, преломляя лучи их фонарей. Вниз, к поверхности океана, нужно было спускаться – перепад высот оказался метров в десять. Имелась и дорога – насыпанная из песка с опилками… Смёрзшимися.
И впереди, от берега – действительно выдавался в море длинный причал. Даже почти не разрушившийся от времени: всё верно – холод!
И, что ещё более удивило Андрея – у этого самого причала действительно стояли, пришвартованные бортами друг к другу – целых три подводных лодки!..
Мученья, которые она испытала, когда её укусил чёртов червяк, оказались цветочками по сравнению с теми, что сейчас терзали её пылающее и трясущееся в лихорадке тело! Боль оказалась поистине – чудовищной! Она даже не знала, что она такой бывает…
А ещё эти глаза – глаза широко открытые, пытливые и жадные – вглядывающиеся, казалось, в самую глубину её страдающей души, и горящие словно неземным светом!
Светом утоляемой Мести…
Жизель понимала, что тем, что ёрзает, извивается, и пытается мычать сквозь кляп, доставляет своей мучительнице подлинное наслаждение, но сделать с собой ничего уже не могла! Не помогали ей ни ставшая притчей во языцех «железная выдержка», ни ледяное равнодушие, ни самодисциплина!.. Тело умоляло об избавлении от этих мук! Описать которые не смог бы и Данте с его «Божественной комедией», где говорится о грешниках и их наказании…
Данте писал свою поэму до изобретения нацистами – «научных» методов допросов! И уж точно – про страдания заражённых сепсисом – не знал!..
А умно, конечно, ничего не скажешь…
Когда она умрёт, сестре Дженифер нужно будет только освободить её тело от ремней, и вынуть кляп.
И любое вскрытие покажет, что смерть произошла-таки – от заражения!
Ну, то есть – как бы разнёс кровоток слюну чёртового червя по её телу, и не помогли никакие лекарства и антибиотики!..
Но думать об этих мелочах она сейчас уже просто не может!!!
Потому что терпеть – больше нет сил!!! Да что же это?! А-а-а-а!.. Гос-споди…
За что ей такие муки?!
А тут ещё эти глаза…
Вблизи чёрные, словно призраки ночи, подводные лодки выглядели мельче, чем казалось от здания Базы.
Пока идущий чуть впереди Андрей, и расположившиеся по обеим его сторонам, как бы – клином, женщины преодолевали отделявшие их от берега полкилометра, развлекались беседой. Заодно Андрей прикинул на глаз, что в самой крупной лодке не больше шестидесяти шагов длины. А в диаметре почерневший от времени корпус явно не превышал четыре метра.
Как они, в-смысле, экипаж, и наверняка немаленький, там помещались?! Да ещё с торпедами, аккумуляторами, и запасами горючего, пищи и воды?!
Пока прошли половину расстояния, отделявших Базу от пирса, и нескольких имеющихся рядом с ним бараков, Андрей успел рассмотреть в свете их уже немного подсевших фонарей, и эти самые бараки, (Крайне примитивные, и не бараки, а, скорее – ангары. То есть – склады!) и лодки, и пещеру. Пещера уходила дальним концом в воду, полностью перекрывая доступ света и воздуха, и тут, как и везде в подземельях, царила тишина и безветрие. Да и общая атмосфера, несмотря на то, что он уже точно был уверен, что никто их не подстерегает, казалась гнетущей и угрожающей. Дух нацизма?..
С другой стороны, пещера – точно не запечатана герметично. В том, что существует-таки некий, вполне удобный, тоннель, соединяющий эту подводную и подлёдную полость с открытым океаном, он не сомневался. Как-то же эти лодки проникали внутрь! И стройматериалы и продукты привозили. А доставленные сюда деловитые и скрупулёзные немецкие рабочие всё это разгружали, и строили, монтировали, и оснащали… И пусть они строили и для нацистов, но уж – на века!.. Вон: бетонные стены. Даже не выкрошились!
Жаль только, что все эти пакгаузы – пусты, что отлично видно через оставленные распахнутыми настежь ворота…
Элизабет, которая и на лодки и на бараки смотрела так, словно из них, или из-за них вот-вот должны вот-вот выскочить твари ещё почище ледяных червей, сказала:
– Уж больно мрачно они выглядят. Чёрные, зловещие… Словно могильники!
– Не думаю, что там и правда – есть трупы, Элизабет. Мы же видели – Базу эвакуировали не в спешке. То есть – и забрать всё своё барахлишко, и продукты, и личные вещи, они смогли. А, значит, и убитых или мёртвых своих коллег наверняка увезли. Ну, или предали земле. Или воде. И вряд ли внутри кто живёт. Так что – опусти карабин.
Элизабет, взглянувшая вниз, на руки, которые держали карабин почти в положении прицеливания, вполголоса ругнулась: «Чёрт!» Руки опустила. Но вынуждена была несколько раз вздохнуть, прежде чем из её позы ушла напряжённость, а из тона – страх:
– Я понимаю. Что всё-таки – пятьсот лет! И вряд ли кто и правда – ждёт нас там… Но всё равно – страшно!
– Не парься. – Андрей хотел снова сморозить что-то «политкорректное» и «канцелярско-казённое», но решил применить это простое слово, – Мне тоже страшно.
– Что?! Тебе?! Мужчине? Да ведь нам все уши прожужжали на уроках истории, какие вы все были неоглядно-храбрые, безбашенные, не думавшие о последствиях, и очертя голову бросавшиеся сразу в бой! Или драку! Или – нажимавшие «ту самую» кнопку! Что вы – от природы не любите думать, а предпочитаете сразу – действовать! И именно так вы и про…рали весь наш мир!
Андрей не мог не рассмеяться, покачав головой:
– Всё верно. Нет, не про нас, мужиков. А про методику вашего обучения и воспитания. Пропаганда и промывание мозгов наиболее эффективны в раннем возрасте. Собственно, я и не сомневался, что вас должны воспитывать именно в таком ключе. Зомбируя на всю оставшуюся жизнь. Чтоб, не дай Бог, какой-нибудь обслуживающей автоклавы дурочке не пришло в голову оставить в живых несколько, или хотя бы одного, родившегося мальчика. С целью получения от него, вот именно, донорской спермы!
– Ни одной, как ты выразился, дурочке, это так и так не удалось бы. Потому что контроль и на «внутриутробной» стадии, и даже эмбрионов, ведётся многоуровневый. И – разными ведомствами. И все мальчики отбраковываются ещё на стадии бластулы. До, как ты выразился, взрослого донора не доводили никого даже в порядке эксперимента. Это прямо запрещено нашими Законами!
Потому что смысла в таких взрослых «донорах» – нет.
Ведь все они – вторичны! То есть – получены от сотни раз использованных образцов из банка спермы. Тех, что проверены. Поколениями! А те, что при проверке дали плохие результаты – ну, типа, потомство больное, слабое, или подвержено нервным срывам, агрессии, или меланхолии, у нас давно отбракованы! И не используются. И мы уж начали беспокоиться – запасы «проверенных» образцов, признанных пригодными, подходили к концу… А тут – в наши руки попадаешь ты!
Эксклюзив, так сказать! И пусть ты нравственно и – отпетая сволочь, но физически очень здоров! И внешне привлекателен – от этого никуда не денешься! – она кинула на него плотоядный взор, но Андрей не отреагировал. Тогда она продолжила мысль, – И уж не сомневайся: твои лидерские и деловые качества наши специалисты заценили. И если удастся воспитать наших полученных от тебя девочек так, чтоб убрать агрессию и жестокость – твой активный потенциал наверняка даст твоим детям массу достоинств! Тут тебе – и аналитический склад ума. И готовность быстро принимать решения и действовать! Вон: как мгновенно, не рассуждая, ты кинулся тогда на помощь Магде! И ведь понимал, не мог не понимать – что рискуешь жизнью!!!
Наши так – точно не смогли бы… А постарались бы создать Комиссию, посовещаться, и через этак недельки две вынести решение. Проголосовав.
Нашим – даже Лидерам, из Совета, так не хватает именно этого: инициативы, и способности оценивать критические ситуации трезво. И принимать решения – быстро!
– Спасибо за небольшой экскурс в тонкости вашей внутренней политики. Уж от Анны я бы столь откровенных и конкретных сведений точно – не получил бы!
– Да уж. Сестра Анна у нас – «белая кость». И не выносит на широкое обсуждение проблемы Совета в частности, и Руководства Федерации в целом. Клановая солидарность!
– Скажи, Жаклин, – Андрей вдруг обратился к так и помалкивавшей всё это время женщине, – у вас в Андропризоне видеокамерами оснащены все личные каюты? В-смысле – вы, инженеры, внутренняя Служба безопасности, и охрана, за всеми вели наблюдение?
– Ну… Да. Хотя, если честно, это – пустая формальность. Ведь контролируется только большая, жилая, комната. А ванные, туалеты, и, у кого есть – спальни, не оснащены камерами видеонаблюдения. Каждая сестра имеет право на… Личную жизнь!
– Ага. Вот как. То есть – проще говоря, вы не смотрите, какими именно фалоимитаторами, и как, и сколько, и когда, пользуются все сёстры?
– Именно. Как не смотрим, как они все справляют нужду, или моются. Личная жизнь каждой сестры – это её личная жизнь. И спальня – личное пространство! Руководство Федерации, и руководство Андропризона интересует только один аспект жизни членов Социума. А именно – добросовестное исполнение ими служебных обязанностей!
Андрей хмыкнул:
– Ну вы и дебилки. (Прости за такое слово!) Ежу понятно, что если человек уверен в том, что за каждым его шагом ведётся пристальное наблюдение, он будет вести себя одним образом. То есть – политкорректно и законопослушно. А вот если он знает, что у него есть непросматриваемое жизненное пространство… Тут тебе – и шанс для развития крамолы! И терроризма! И всяких заговоров! Хотя, с другой стороны…
Раз уж ваш Социум выживал как-то все эти пятьсот лет, и у вас не было революций или социальных катаклизмов все эти годы, значит – вы всё делали верно. И Общество функционировало нормально. И все – и правда, выполняли добросовестно свои «служебные обязанности». Даже без глобального контроля. Как было в знаменитой книге «1984».
– Я не знаю, как там в книге «1984», – это влезла прикусившая губу от обиды, что от неё отвернулись, Элизабет, – Но вот насчёт того, что у нас не было революций – это ты зря! А, ну да. Ты же – не знаешь нашей истории.
– Да вот очень хотел бы ознакомиться. Чтоб знать. Через что вам пришлось пройти. И какие законы принять, и традиции поведения ввести в своё однополое Общество, чтоб не сбрендить. И не поубивать друг друга! Какие, например, революции у вас случались?
– Хм-м… Ну, если честно, о них нам рассказывали не слишком подробно. Но основных было – не меньше пяти! Плюс ещё бунты и восстания на местах… Но после как раз первых пяти – наши законы и Конституция менялись кардинально!
– И как же это?
– Ну… В сторону развития демократии, и улучшения соблюдения Прав Человека!
Андрей не смог сдержать смеха. Ему пришлось даже приостановиться, не дойдя десятка шагов до пирса, и согнуться в три погибели – его так и трясло.
– Не вижу ничего смешного! – Элизабет, снова прикусившая губу, вспыхнула, а в голосе звучала обида.
– Точно! – Андрей, смахнув набежавшую слезу, выпрямился. – Прости. Смешного, вот именно, ничего нет. Особенно, если вспомнить мой личный опыт. Мою «историю». И учесть, что самый свирепый жандарм народов, эти чёртовы США, который при мне пытался диктовать свою волю Правительствам всех стран, что послабее, и не имели возможности ответить ядерным ударом, выдвигал именно такие лозунги!
«Усиление» и «развитие» демократии! Соблюдение «прав человека»!..
После чего в стране провоцировалась и проплачивалась оранжевая революция, и власть переходила в лапы радикалов. Попиравших эту самую демократию, и разваливавших экономику страны. И страна становилась зависима от… Внешнего управления!
А вот противники США – всеми способами помогали законному Правительству подвергшихся «демократизации» стран: подавить эти оранжевые революции. Иногда это удавалось. Но США, владея девяноста процентами всех денег мира, не сдавались!.. И организовывали новые бунты – «для защиты прав человека!»
И к чему это привело? Вот именно. К напряжённому политическому противостоянию на первых порах. И глобальному и открытому военному конфликту в итоге! Где сильные и экономически продвинутые страны, вооружившись атомными и водородными бомбами, и «гуманным» бактериологическим оружием, дружно «несли мир всему миру!» Да так, что человечество исчезло…
Но довольно об абстрактном. Меня просто поразило, как История повторяется… пусть и в виде пародии!
К делу. Мы прибыли. Вот теперь, девочки, будьте настороже. Я попробую пройти по мосткам, и залезу в люк рубки. Для начала – ближайшей, хоть она и не самая большая.
– А нам что в это время делать?
– А вам, Жаклин, нужно будет стоять здесь. Вот здесь и здесь. – Андрей расставил женщин на пирсе, у носа и кормы лодки, шагах в сорока друг от друга, – И бдить изо всех сил вокруг! Мне совсем не улыбается, чтоб пока я буду лазать по трюмам и ворошить старьё, какая-нибудь подводная тварь, типа осьминога, забралась на корпус, и полезла внутрь – за мной! И сожрала! Задача ясна?
– Так точно, командир! А что – здесь водятся осьминоги? В Антарктике?
Андрей хохотнул:
– Нет. Для них тут слишком холодно – у них же кровь не на гемоглобине, а на гемоциане. То есть, они – жители тёплых морей. Но! Дело в принципе. Мне очень не хотелось бы, чтоб мой тыл оставался неприкрытым, пока я буду фактически слеп, глух, и беззащитен там, внутри. Да, граната не взорвалась. Но это не значит, что наши преследовательницы не поступили хитрее. То есть – не полезли напролом, с фронта: в дверь, а просто обошли нашу Базу – с флангов! Поэтому – смотрите в оба!
– Ага, поняли.
– Есть, командир!
Андрей подумал, что маловато, конечно, в его «подчинённых» серьёзности и реального подхода к оценке ситуации. Но с этим пока придётся смириться. Не давать же ему им – по наряду вне очереди! За расхлябанность и легкомыслие… Но налобные фонари у обеих горят нормально, а на белой поверхности оставшегося позади пологого спуска всё равно спрятаться негде – враги незамеченными не подберутся! Тем более, что, как сказала Магда, маскхалатов белого цвета на складах Андропризона всё равно нет.
Мостки скрипели и тряслись, но его вес выдержали. Андрей с подозрением оглянулся на них, перейдя на палубу. Металл, конечно… Но за пятьсот-то лет – любой, даже находившийся без нагрузки, и хорошо прокрашенный, металл – устаёт.
На рубку поднялся по трапу с маленькими скобами-ступеньками, с тыла. В люк светил примерно с минуту. Но ничего подозрительного не заметил. И не унюхал. За эти годы выветрился даже неубиваемый запах солярки…
Зато остался налёт запаха тлена и запустения. Ну, и вездесущей пыли.
Спуск прошёл нормально. Внутренний трап оказался всё же поудобней наружного. Но рубка декором или обилием полезных предметов не поразила.
Всё, что можно было отсюда снять, скрутить и вынести, даже оголовок перископа – сняли, скрутили и вынесли. И сейчас он озирался, видя практически лишь голые переборки, и мощные кольца-фермы, придающие корпусу жёсткость. Пульты, рычаги, механизмы, кресла, имелись явно – вон там, там, и там… Но сейчас от них остались только посадочные места.
Он нырнул в люк, отделявший рубку от первого отсека в сторону носа.
Пусто.
В следующий.
Пусто.
И в последний.
О! Есть четыре торпеды на стеллажах! И люки, ведущие в пусковые шахты. А вот лебёдка, или тали, с помощью которых эти полутонные семиметровые громадины можно было бы перетащить к шахтам, отсутствовали.
Облом, стало быть. Разве что удастся вскрыть корпуса торпед, в головной части, да повыпотрошить взрывчатки… Только вот – для чего? Взорвать к …ерам собачьим тоннель, соединяющий Базу с Андропризоном?
Ну уж – нет. Он в глубине души надеялся, что рано или поздно оттуда заявятся парламентёры. И предложат ему! Условия, не которых он согласился бы…
Ведь он – последний мужчина!
То есть – по-идее, он должен себя беречь, а не лезть, очертя голову, во всякие подозрительные места, и «кидаться безоглядно» в опасные ситуации – как вон, с червями.
А с другой – если он начнёт себя «беречь» и сдерживать – это будет уже не он!
Не Мужчина с большой буквы! И грош ему тогда цена… И его семени.
Но! Разумная осторожность всё же не повредит!
В кормовой части лодки насчитал пять секций. Тоже, ясное дело, пустых. Сохранились только трёхъярусные стальные нары-койки, на которых когда-то спал экипаж. Андрей насчитал восемнадцать коек – стало быть, всего здесь жило и работало, если это можно так назвать, двадцать семь подводников. Для бодрствующей вахты постелей в тесном пространстве нацистский Кригсмарине не предусматривал – все спали по очереди…
Дизели не поразили размером и мощностью. Как и баки для топлива. Пустые, словно лопнувший воздушный шарик. Выяснил это Андрей просто: простукиванием, а затем не поленился: открутил верхние горловины обеих. Посветил фонарём. Чтоб увидеть сухое и ржавое дно трёхтонных ёмкостей… Аккумуляторов тоже нигде не было – вынесли. Зато сохранился центральный гребной вал – вот он, длинный, толстый…
И бесполезный.
Стало быть – пустышка.
Да и ладно. Есть ещё две лодки. Может, хоть с последней не всё забрали? Далеко же таскать? Да и явно она побольше, и какой-то особенной марки – вряд ли запчасти подойдут для обычных, массовых и типовых…
Девочкам он о результатах сказал, выбравшись на палубу первой лодки, и прокомментировав результаты обыска так: «Отрицательный результат, как говорят учёные – тоже результат!».
На что ему, фыркнув, сообщили, где видали этих учёных, и их «умные» мысли. А из насущно-полезного – что – ничего и никого. Андрей кивнул, и перешёл на палубу второй лодки. Мостки выдержали нормально.
Через минут десять разобрался и с ней.
А вот третья, пошире и подлиннее остальных, порадовала.
Имелись в ней «шикарно» (В смысле, даже отделанные шпоном из натурального дерева!) оборудованные каюты! Тут явно перевозили начальство!
Может, даже и лично самого фюрера!
Сестра Дженифер поймала себя на том, что уже минут десять стоит, замерев в напряжённой позе, и пялится в остекленевшие глаза, в которых запечатлелось, теперь уже – навечно, выражение дикой ненависти и невыносимой муки. Вот уж сочетание…
Но вот и сдохла обидчица её матери.
Однозначно сдохла – пульса, когда она заставила себя наконец сдвинуться с места, и пощупать, не обнаружилось. Значит, можно заканчивать – нечего тянуть.
Радуясь, что позаботилась отключить видеокамеру этой каюты заранее, сестра Дженифер быстро, но аккуратно развязала ремни, крепившие её «подопытную» к койке. Вынула и спрятала в карман медицинского халата и кляп. Осмотрелась.
Нет, ничто больше не указывало. Что произошло здесь на самом деле.
Да, их пациентка страдала от заражения крови, да, она мучилась. Но встать, чтоб пойти куда-нибудь за подмогой, или позвать на помощь – сил не хватило! Потеря крови!
Уходя из спальни сестра Дженифер даже не оглянулась. Уж облик-то твари, убившей её мать, а особенно – выражение глаз, она сохранит в сердце навечно!..
Иногда вынимая оттуда, как припрятанную секретную драгоценность, и любуясь! И смакуя, словно изысканный деликатес – да, месть, когда она свершилась, это – именно деликатес!
Ну а сейчас можно беспрепятственно сделать то, что она тоже запланировала давно.
В зал каюты, которую выделили Жизель для проживания в Андропризоне, сестра Дженифер вернулась без проблем.
Каюты здесь не запирались. Ну, вернее, они, конечно, запирались. Когда-то.
Но все ключи оказались утрачены – какой-то умник оставил их на полках склада в том месте, где сверху просачивалась талая вода. Вот вся связка и превратилась в огромный, и ощетинившийся, словно иглами, хрупкий пук рассыпающегося в руках ржавого металла. С одной стороны – никакой «личной» жизни. А с другой – очень удобно. Можно зайти к кому хочешь в любое время!
Если, конечно, каюта не заперта изнутри на щеколду…
То, что ей было нужно, сестра Дженифер нашла легко и быстро – Глава Совета прибыла с сумкой и чемоданом. Вот в чемодане-то, на самом дне, сестра Дженифер и обнаружила их. Сшитые ксерокопии дневника. Заключённого номер… Она не запомнила, какой, да и …рен с ним!
Спрятав распечатку на груди, под майкой, она оправила халатик, и быстро выскользнула из каюты. Аккуратно прикрыла за собой дверь. Главное – не шуметь! Этот коридор, как и каюта Жизель – сейчас не просматривается. Начальство запретило само! Но соседи могли бы услышать…
Теперь – к себе. Только – не спешить! Чтоб те, кто просматривают её коридор – ничего не заподозрили!
Она уже облизывалась, представляя, что сейчас прочтёт…
«…не сказать, чтоб лицо её поражало вот прям «неземной» красотой, но что-то в нём определённо имелось. Неординарного. Хотя, на мой взгляд, черты личика всё же были мелковаты – словно от другого, не столь крупного, тела.
Хотя и это тело тоже – не очень-то велико. Я же дал себе установку – крупнее сорок восьмого размера женщин не воровать! И старше пятидесяти – тоже. Уж больно они вонючие, ворчливые, и мерзкие! А уж болтливые – и не говорите! Не заткнёшь! Казалось бы – можно вставить кляп, но у меня же – и видео, и аудио-запись! Мне важно. Чтоб они реагировали на мои действия. И вопили! И стонали! И визжали! И умоляли!
А ни в коем случае не ворчали и не гнусили… Когда начинают канючить, и причитать, и уж тем более – «вразумлять» меня – падает всё моё «достоинство»!
Ну, к телу этой придраться не мог. Хотя под её дурацкой дублёнкой его было почти не видно – но я по лицу сделал вывод. Что её комплекция – то, что надо.
Не разочаровался. На вид – килограмм пятьдесят. И рост – метр шестьдесят два. Чётко обозначенная талия. Ноги, правда, коротковаты. И слишком длинная часть торса – та, что от талии – до того места, где расположена кошечка. Покатые, стало быть, бёдра.
Э-э, чего я придираюсь! Когда раздел – сразу понял: порядок! Возбуждает!
Распял её на верстаке. Начать решил сразу с пытки водой.
Сунул под нос пузырёк с аммиаком. О! Очнулась! Пытается что-то сказать, и дёргается – старается отвязаться! Ага, милая – два раза ты у меня отвяжешься!..
Вынул кляп из её ротика. Стянул повязку с глаз.
Она обвела мою вотчину безумным взором. И на меня уставилась. Но уже – молча!
А умная, похоже. Сразу догадалась, что раз я – в капюшоне, как у бойца какой Альфы, и она – явно в каком-то подвале, сейчас буду я её пытать. И снимать об этом реалистичное видео! И ей будет больно. Очень.
Но умолять отпустить её, или ещё какой-нибудь дебилизм выдумывать – не стала. Тоже, значит, гордая. Ну-ну. Мне, дурочка ты набитая, твоя гордость – только на руку!
