Андрей Арсланович Мансуров
Прислужник своего «Естества»
Несколько секунд было тихо, и Андрей даже начал опасаться, что его попросту отключат, но затем дисциплинированный служащий и специалист в женщине победил:
– Вам придётся подождать минуту. – во взгляде женщины появилась определённая кислинка, словно ей задели за нерв в больном зубе, но какими-то переключателями на пульте перед собой она защёлкала, – Исполняющая обязанности Главы Совета, сестра Мэделайн Фоссетт, не любит, когда её будят среди ночи.
– Я тоже много чего не люблю. Вот об этом я и собираюсь с ней поговорить.
И выдвинуть свой ультиматум!
– Ах, вот как! – женщина по-новому взглянула на Андрея, оторвавшись на миг от своих приборов, – Вы ещё чего-то «выдвигать» собрались?!
– Да. И не вижу никаких препятствий к тому, чтоб наши условия были приняты!
Ждать, конечно, пришлось больше, чем минуту.
Но когда на экране возникло новое лицо, Андрей ни на секунду не усомнился в том, что появившаяся женщина облачена властью и представляет начальство в …рен его знает каком поколении – холёное, белое. С непередаваемым выражением, присущим всем самовлюблённым рабовладелицам и начальницам. Но он всё равно сразу обратил внимание на тщательно замазанные тональным кремом морщины.
Может, она так, прямо в креме, и спала?..
Значит, куда старше, чем хочет казаться. Но хочет выглядеть – молодо! И хорошо.
Это о многом говорит. (В частности, о том, что, похоже, и с ней ему когда-нибудь придётся!..)
Взгляд… деловой. Цепкий, внимательный. (Такая – ничего не упустит! Вот хорошо, что побрился! И одел свежую рубашку!) Ни капли любопытства или удивления.
Женщина его самого – тоже рассматривала без тени смущения: чуть прищуренные глаза не выдавали ни единой эмоции, кроме спокойного ожидания.
Андрей молчал. Помня, что согласно древним психологическим раскладкам про политиков и переговоры, что – кто первым начинает непосредственно «деловой» разговор – тот и проиграл. А уж сделать лицо – тоже спокойным и равнодушным – без проблем!
Наконец женщина сказала:
– Это вы тут пытаетесь выдвигать нам, Совету Федерации, условия?
Андрей снова взял паузу. Но – небольшую. Сказал:
– Во-первых, уважаемая Мэделайн, не пытаюсь – а выдвигаю. А во-вторых у вас просто нет выбора. Вам придётся согласиться на эти условия.
– Вот как? – женщина слегка подняла одну бровь, – И кто же нас заставит?
– Здравый смысл. И желание выжить. И обеспечить будущее своей Федерации.
Поскольку он не стал расшифровывать, дожидаясь наводящего вопроса, женщине после новой дуэли взглядов пришлось уступить:
– Что конкретно вы имеете в виду?
– То, что вы, вот вы лично, и наверняка и весь ваш Совет, прекрасно всё понимаете и сами. В частности, то, что наследие, оставшееся вам от «мира мужчин» не сможет работать вечно. И рано или поздно оборудование, отвечающее за сохранность запасов спермы, равно как и автоклавы, где вы выращиваете младенцев из бластул – придёт в негодность. А в связи со сложностью этого оборудования и отсутствия у вас достаточно квалифицированных кадров ремонтников, починить его не удастся. И все запасы спермы просто сгниют.
Но с автоклавами выращивания эмбрионов это может случиться ещё раньше.
И где тогда окажется ваше Общество?
Вот именно.
– То есть, вы хотите сказать, что рано или поздно мы окажемся перед проблемой невозможности воспроизводства?
– Почему – хочу? Оставим политикам эти демагогические приёмчики и отвлечённо-абстрактные фигуры речи. Я – так прямо и сказал. Или в вашем социуме и Совете такие темы – табу? И вы предпочитаете их стыдливо замалчивать? Полагая, что если не поминать чёрта, так он и не появится?
– Нет. Разумеется, Совету известны эти проблемы. И Анна Болейн, раз, как вы уверяете, перешла на вашу сторону, наверняка сообщила вам о наших текущих, стратегических, и системных… Неполадках. И проблемах.
Да я и сама не вижу смысла в сложившейся ситуации умалчивать о том, что пять из двадцати одного хранилища спермы нами уже утрачены. Причём два – в последние десять лет. Хотя эта информация сейчас для основного контингента и засекречена.
И мы, руководство Федерации, действительно – не можем не понимать, что рано или поздно холодильники выйдут из строя – все. Как и автоклавы и барокамеры. И то, что у нас нет достаточно квалифицированных кадров, разбиравшихся бы в их электронной и механической начинке, чтоб починить эти сложные агрегаты, тоже верно.
Я только одного не понимаю: вы «выдвигаете» свой ультиматум, и с нами собираетесь торговаться потому, что именно вы – такой специалист?
– Нет. Я – специалист в несколько другой области. – Андрей позволил себе жёсткую улыбку, – Я, говоря простыми и грубыми словами – самец-производитель. Высококачественный. Без дураков. И вы, как член Совета, не можете об этом не знать.
И поскольку я сейчас нахожусь, так сказать, в полном расцвете сил, и физических, и интеллектуальных, можно дать гарантию, что все мои дети, зачатые естественным путём – будут тоже высококачественными!
То есть – никаких наследственных тяжких болезней, никакой психической неустойчивости, очень высокий Ай Кью. Особенно, если женщины, которых мне будут предоставлять для оплодотворения, будут молоды, и тоже – здоровы физически. И устойчивы морально. То есть ваша идея получать от меня живую сперму – была вполне оправдана. А план предоставить мне для непосредственного оплодотворения – девственниц, кажется ещё более разумным. И своевременным.
Однако!
Куда более эффективным мне представляется всё же полное восстановление естественного, то есть – природного, способа оплодотворения всех моих партнёрш.
Потому что во-первых это – соответствует естественному же ходу эволюции. То есть – природа неспроста сделала носителями генов наследственности именно два пола. – он не удержался, чтоб не показать два пальца, – Потому что только благодаря случайному сочетанию этих самых наследственных черт и получаются дети – здоровые, талантливые, и просто – разные! Что и нужно популяции для выживания!
Умные. (Ну, разумеется, получаются и больные и глупые. Но такие обычно природой и Обществом попросту… Отбраковываются!) Высокие. Небольшого роста. Толстые и тонкие. В каждый конкретно исторический момент бывают нужны все эти генотипы.
А во-вторых – вы не можете не понимать, что рано или поздно вам так и так придётся оставлять в живых младенцев мужского пола. Для воспроизводства, вот именно, человеческого рода как такового. А вы их в настоящее время выбраковываете. Как бы. Потому что, возможно, у вас, у Совета, (Ну, или тех, кто стоит за вашими спинами, и руководит вашим бардаком по факту.) уже есть где-нибудь такой питомник!
Разумеется, содержащийся в строжайшей тайне.
И я прекрасно знаю о вашем плане направить ко мне первую партию. Так сказать, отборных девушек-девственниц. Именно для этой цели.
Так вот.
Я от работы по их качественному оплодотворению отказываться не собираюсь.
Потому что сам больше всех заинтересован в восстановлении естественной человеческой популяции, – Андрея внутренне корёжило, конечно, что приходится применять такие, казённые и бюрократические, формулировочки, но – деваться некуда! Он говорит с профессиональным Административным работником. Который других слов и формулировок просто – не понимает! А он должен показать, что такой «канцелярский» жаргон для него – не проблема! И, разумеется, то, что он владеет материалом!
– Нам – и вам в первую очередь! – нужно просто гарантировать чёртову Человечеству возможность выживания. И для себя, то есть – для Совета! – вы наверняка знаете, и прекрасно понимаете, что вовсе не «злобные и тупые» мужчины виновны в крушении древнего Общества! И цивилизации.
А те, кто надеялся отсидеться за бронедверьми отлично оборудованных бункеров! То есть – обладающая властью и деньгами – «элита»!
Конечно, вам придётся, приняв мой план, внести соответствующие изменения и в учебники, и в мировоззренческие установки вашего Социума.
Впрочем, думаю, это будет не сложно.
– Ваша позиция и… э-э… идейная база понятны. Но объясните мне только одну вещь. Почему мы должны попрать заветы предков именно сейчас – в вашем случае? И отказаться от отлично распланированной и размеренной жизни в угоду сомнительной идее восстановить нестабильный «природный» гомеостаз и способ воспроизводства человечества? И начать кардинально менять наш образ жизни и идейные установки, которые помогли нам стабильно и прекрасно существовать все эти пятьсот лет?
– Давайте сразу перестанем – о «прекрасно существовать». Вы не хуже меня знаете и понимаете, что ваше Общество, ваша Федерация сейчас – в тупике. Полная стагнация!
Никаких открытий в области фундаментальных наук. В медицине. В даже прикладных отраслях – всё так и осталось на уровне, который застал ещё я!
Техника и оборудование, чудом сохранившиеся от тех времён, ломается и портится постоянно. А чинят её… Плохо! Хоть и пытаются. (Именно поэтому, кстати, у вас и презирают техников – «нормальные» женщины, попросту ничего в ней не понимающие, так и считают, что это – удел низших. То есть – почти мужчин. Ну, или тех, кто обладает мужским складом ума. Что у вас считается недостатком. А напрасно. Никогда ещё незнание никому не помогло!) И даже если вам удастся вырастить и воспитать поколение «мальчиков из пробирки» – они окажутся абсолютно бесполезны в качестве профессиональных ремонтников и техников. Поскольку их будут воспитывать и обучать – женщины!!!
Так что и здесь я – ваш последний шанс.
Поскольку разбираюсь в технике. И когда не смогу уже работать по осеменению – смогу работать как профессиональный преподаватель. Технических дисциплин.
– Вот как. Хм-м… – женщина явно задумалась над его последним предложением. Стало быть – актуально! – Хорошо. Я поняла. Наша беседа, разумеется, записывается. И я дам всем членам Совета, когда мы соберёмся, прослушать её. Снабдив, понятное дело, своими комментариями. Но вы понимаете, разумеется, что такое решение должно приниматься только после обсуждения, и только – полным составом Совета.
Поэтому сейчас сообщите условия, на которых вы собираетесь предоставлять Федерации свои… Услуги. Чтоб мы представляли меру ваших амбиций.
– Амбиций у меня лично нет вообще. Меня эта предполагавшаяся работа вполне устраивает. То есть – осеменять красивых девушек и молодых женщин, и обучать подрастающее поколение технического персонала. Пусть пока и только – из девочек.
А условия мои просты до крайности: мне нужно, чтоб все мальчики, родившиеся от непосредственно меня – оставлялись в живых! И я – тоже помогал их воспитывать и обучать!
Далее.
Мне нужно, чтоб не предпринималось новых попыток захватить Андропризон – силой. Это была бы непродуктивная трата времени и живой силы. На всякий случай сообщу. (Не подумайте, что угрожаю!) В моём распоряжении сейчас несколько десятков торпед с нацистской Базы. И взрывчаткой из них я распорядиться смогу! То есть – заминирую подходы к Андропризону, и подготовлю ловушки для тех, кто захочет напасть с тыла или флангов. Далее. Управлять реактором я тоже умею. И привести его во взрывоопасное состояние – без проблем. Минутное дело! А уж – взорвать!.. – он пожал плечами.
Но такое решение я приму, только если меня – вынудят!
Далее. Все проблемы и разногласия мы должны решать – путём переговоров.
Ну и наконец – про персонал, нужный мне для того, чтоб обслуживать этот сложный комплекс. Я отправлю вам, на корабль, около семидесяти НЕ нужных мне работников. Остальные, которых я выберу для работы здесь, должны получать нормальное питание. И повышенную в два раза зарплату. С полным сохранением всех льгот и выплат по возрасту и выслуге лет.
Как видите – ничего нереального или противозаконного я не прошу.
Всё логично, и просто. И полностью соответствует идее сохранения в конечном итоге – Человеческой популяции!
– Я поняла. – женщина в очередной раз кивнула, – Утром, это значит, – она бросила взгляд в сторону – наверняка на имевшиеся рядом с пультом часы, – через четыре часа, мы, Совет, соберёмся на экстренное заседание. Обсудим ваши предложения и условия. На это уйдёт… Скажем, часа три. Независимо от того, какую резолюцию мы примем, вам об этом сообщим. А сейчас – до свиданья.
– Минутку, уважаемая Меделайн. То, что вы собираетесь принять резолюцию – без моего участия в совещании, или моего согласия – меня никоим образом не устраивает. Я хочу высказать свои аргументы и доводы – лично. Ответить на возникшие вопросы. И присутствовать на совещании непосредственно, пусть и в виде онлайн-конференции!
– М-м… – видно было, что женщина колеблется. Затем всё же решилась, – Хорошо. Мы соберёмся и включим трансляцию через пять часов! И вы – «присоединитесь».
– Отлично. Вот теперь – до свиданья.
– До свиданья.
Андрей щёлкнул переключателем, отключая трансляцию. Убедился, что отключен и микрофон. И только тогда позволил себе выдохнуть. И утереть пот со лба и шеи:
– Тьфу ты. Вот уж не думал, что так разволнуюсь!
– Что?! – Магда выпучила глаза, – Это ты-то – разволновался?! Да ты выглядел как настоящий политик! Невозмутимый, как танк, и абсолютно самовлюблённый и уверенный в своих силах! Я ещё подумала – куда там всем нашим «членам Совета» – до тебя! По части откровенной брехни и напускного пофигизма тебе воистину нет равных, о, господин наш!
Андрей, устало развернувшись вместе с вращающимся стулом к ней, криво улыбнулся:
– Магда, солнце моё. Спасибо, конечно, за моральную поддержку… Не поверишь: чувствую себя, как выжатый лимон! Да и вообще – не нравится мне вся эта фигня!
– В-смысле – какая?
– Да переговоры все эти. На самом-то деле это были – мои первые!
– Вот уж никогда бы не поверила!
– Сам с трудом верю. Но я и правда – долго обдумывал. Все эти условия. И возможности моей работы. На благо Федерации. Пытался оформить в чёткие и простые формулировки… Ещё тогда – пока сидел, как медведь в берлоге – в этой чёртовой камере. Где сейчас сидят девочки из гарнизона.
– Вот как. Хм-м… Ну, тогда ты и правда – профессиональный политик. От Бога. Ты и правда – очень чётко и конкретно всё им изложил!
– Уж постарался. Да и согласись сама: то, что я сказал – они, как руководство вашего миллиарда, прекрасно знали и сами! Америки я им не открыл. Зато!
Предложил реальный, и практически ими же уже разработанный и утверждённый, план по спасению. Социума.
– Ага. Ну а сейчас – мы можем, наконец, пойти поесть?!
Андрей тоже кинул взгляд на часы у пульта.
Ух ты!
За ожиданием и «переговорами» прошёл уже практически час!
Значит – пора и правда – на ужин. А то вон: коленки, гады такие, дрожат!
То ли от голода, то ли от волнения.
Но скорее всего – от банального перенапряжения!
Когда он нормально спал за последние несколько дней?!..
«… ну вот не могу я равнодушно смотреть на этот волшебный божественный Дар – женские ножки! Вот уж точно рассчитал этот парень, в-смысле – Господь Бог! – чтоб ни один самец не мог бы не возбудиться, посмотрев на это чудо!!!
Но пытки и истязания над ними позволяют достичь этого самого возбуждения ещё быстрее! И с лучшей, если мне позволительно так выразиться, эрекцией!!!
Вот с пальчиков, изящных и пикантно кривеньких, я и начал.
Когда содрал первый ноготь, она аж завыла, задёргалась всем телом! А как начала биться и ругаться моя Надюша там, у стенки! Хе-хе!
Но я сделал вид, что не обращаю внимания, и продолжил разговор со своей новой «пассией»:
– Ну, как тебе, ласточка? Видишь, как я забочусь о твоём свободном времени? Теперь тебе на ножках педикюр не нужно будет делать! – а про себя добавляю: «если б допустить хоть на секунду мысль о том, что ты из моего подвала выйдешь живой!»
Принимаюсь за второй ноготь. Ну, тут пришлось вначале под ним слегка скальпелем плоть-то – подрезать: а то плоскогубцами никак ухватиться не мог. И когда подрезал, и когда тащил его, уперевшись другой рукой ей в промежность, она снова верещала, и куночка под моей ладонью конвульсивно сокращалась!
Божественные ощущения!
Восторг!
Ну, с другой стороны, ведь по той же Библии выходит, что женщин Бог создал – двух. Одну – вместе с Адамом, из глины, а вторую – уже из его ребра.
Ну, будем честны: тут он всё равно дал промашку. Не получилось и из второй – достойной и верной «боевой» подруги для его любимого детища. Мужчины. А получилась только склочная, капризная, ворчливая и вечно всем недовольная сволочь! Ничего и никому просто так не дающая! А – за деньги. Ну, или, если говорить про жён – за сытую и обеспеченную жизнь…
Так вот: я готов поспорить на свою шляпу, что перед уничтожением той, первой, совсем уж, видать, неудачной, вредной и сволочной, и Господь, и Адам – уж не отказали себе в удовольствии провести её предварительно через все муки ада!
То есть – запытали до смерти!
Радуясь, как дети, что подлая гнусная сварливая тварь извивается в муках и вопит!
А уж кто подсказывал Адаму, что и как делать: дьявол, или сам непосредственный Создатель – это я судить не берусь. Для этого у нас есть теологи-теоретики…
Но вернёмся от идейной базы – к практике. Взялся я после первых двух ногтиков на её правой ножке – за левую.
Вот уж снова крику было! И визга, и стонов! И проклятий. (Это – со стороны Надечки! А погоди ж ты у меня! Разозлишь – я и тебе повыдергаю! Предметы для нанесения педикюра!) Смотрю, девушка созрела. Да и я готов.
Снимая штаны, подумал, не переборщил ли я сегодня. С противовесами, раздвигающими её милые ножки – на каждой по сто пятьдесят кило! А вряд ли они (То есть – ножки!) могут выдержать более, чем по двести, не выворачиваясь из суставов, и не отрываясь от торса! А мне здесь – море кровищи, как уже говорил – ни к чему! Я во-первых – брезглив, а во-вторых – не люблю возякаться с тряпкой и ведром!
Но пока решил – оставить, как есть.
Уж больно хорошо ножки растянуты!
А уж как куночка её напряглась, подёргиваясь. В предвкушении!
Не волнуйся, голубка! Мой красноголовый воин не заставит себя ждать!..»
«… и вот я его достал. Подхожу вначале несколько сбоку, к её личику: уж лёжа на спине она может глазками-своими-алмазками видеть всё вокруг – прекрасно!
Показываю, приподняв и раскачивая им из стороны в сторону:
– Смотри, солнышко! Какого я тебе жеребца-то качественного приготовил! Вот! Сам замерял: двадцать три (Ну, это я, положим, чуть преувеличил! Но – самую малость!) сэмэ! И все они – к твоим услугам! Ну как? Начнём?
Она уже ничего не говорит, но зато прищуривается, и плюёт в меня.
Ну, мне к этим финтам, оскорблениям, и прочим проявлениям нетолерантности к нам с моим другом – не привыкать! Помазал я слюной, стекавшей с моего лица, крайнюю плоть, да и подобрался к её куночке.
А кучерявенькие у неё тут волосики. Пушистые. Нежненькие… Лосьоном, что ли, каким мажет? Или часто выбривает – иначе таких зарослей не было бы!
Помазал вначале с помощью пальца там, внутри вожделённого лона – вазелинчиком. («Интимную смазку» я не уважаю!) А то чую, что пересохло там всё, как в Сахаре какой. Видать, от перенапряжения. И перевозбуждения! Хе-хе.
Вначале медленно и аккуратно, вставляю. Чую, как охватили моего жеребца стеночки, как пытается она из последних сил противиться моему проникновению!
А возбуждает. Невольно зарычал. Ах ты ж, такая-сякая гордая, ну погоди!..
И вот – понеслась!
О-о!.. Неплохо, неплохо. Очень даже… Всё так плотненько, приятненько… Но у Надюши – лучше! А уж у Валечки моей глупенькой… И чего ей не жилось спокойно?! Ведь не её же – пытал?! Почти.
Ну да ладно. Мне такие, «отвлекающие», мысли, помогают продлить. Акт. Да так, что начала снова извиваться и визжать, как свинья, которую режут, моя очередная конфетка. Как бишь её…
Тьфу ты: и правда – забыл, как её звать. А ведь только час как смотрел её пропуск.
Не суть. Главное, что её куночка снова стала конвульсивно сокращаться – так, как я люблю. Ну правильно: я же снова придавил её точёную шейку, чтоб заткнуть ей пасть! Чтоб не сбивала настрой бессмысленным непрерывным визгом.
Вон и личико – посинело. И глазёнки, кажется, сейчас выскочат из орбит.
Не-ет, лапочка моя визгливая. Так просто ты от меня не ускользнёшь!
Отпускаю руки, и воздух со свистом и рёвом входит в трепещущие лёгкие моей новой подопытной. Подышала? Хорошо. Продолжим!
Потому что привык я. Да и нравится мне это дело. С придушиванием. (И не надо с водой и тряпкой заморачиваться!) И куда только их гордость и спесь при этом деваются! И «разговорчивость»! А то – «сволочь»! Да «мразь»! Ну и – понятное дело «мерзкий садист»!
Только на пятом придушивании, наконец, кончил.
Это мне вазелин мешает. Скатывается он там, внутри, словно бы в какие-то катышки, что ли… Ну правильно – он не переносит воды. А куночка любой, даже самой расфригидной бабы всё равно что-то выделяет… И когда на «естественной» смазке, как, скажем у той же Надечки – кончаю я раза в полтора быстрее.
Но сейчас получилось хорошо. Теперь моё семя, оставшееся где-то там, глубоко внутри, само – заместо смазки. Потому что вытечь оттуда ему так просто не дам: затыкаю её кошечку, как пробкой, фаллоимитатором, с головкой потолще – почти с доброе яблоко.
Полежи так, свинка моя недорезанная. Пока я отдохну, чайку попью, да и пару-тройку строчек мемуарчиков накатаю… Вон: тетрадочка моя первая, куда переписываю начисто, уже закончилась, а стопка исписанных черновых листочков уже с два пальца толщиной! Если издать, даже за свой счёт – тут на приличный том хватит!
Однако я ж не совсем идиот – только под псевдонимом. И – в другом городе. Да и то – когда мне будет под восемьдесят.
И уже ничего в реале работать не будет…
Кроме воображения!»
Ужин прошёл в несколько натянутой обстановке.
Хоть они и сидели все за одним, сдвинутым из четырёх небольших, столом.
И несмотря на то, что Андрей и «вступительное» слово сказал, и поблагодарил ещё раз тех, кто абсолютно добровольно согласился – быть с ним, и начать строить Новое Общество, и ужин приготовил, и готов разделить тяготы, хотя и отлично понимает, что… и так далее, – внутреннего удовлетворения пока не было.
Недоделанное – не сделано!
И ещё не чувствуют эти девочки – его заботы и реального улучшения своих дел…
Поскольку он дьявольски устал, и физически, и морально, коленки всё равно слегка подрагивали. Но тон ему удалось сделать убедительным:
– … и последнее. Я не надеюсь, что вот прямо на все мои условия эти «членши» согласятся сразу. Наверняка мы будем достаточно долго торговаться. И обсуждать.
Но одно могу вам гарантировать: вы, моя личная гвардия, так сказать, приближённые, элита, будете жить лучше, чем жили до этого! И будет у вас всё то, что я обещал!
А сейчас – приятного аппетита. А, вот ещё что. Кто закончит трапезу – просьба. Использованную посуду относите в мойку сами. Включать не надо – я всё сделаю сам.
Когда чашки опустели, он, закончив первым, и дождавшись, когда закончат все остальные, объявил:
– Внимание. Предлагаю всем спокойно разойтись по выбранным комнатам, и лечь спать. Отдохнуть нам всем необходимо, поскольку на внутренних часах нашего Андропризона далеко за полночь. А работы завтра предстоит много. А разделю вас на рабочие группы я уже завтра. С учётом специфики ваших профессий! Ну, спокойной ночи!
Когда «добровольно присоединившиеся» восемнадцать девочек разошлись, с ним остались только женщины из его Семьи. Да и то – без Анны.
Магда сказала:
– И – что? Ты вот так храбро, даже не оставив никого на посту, отправишься спать?
– Ну, в-принципе, да. – он пожал плечами, – Насчёт «на посту» – не вижу необходимости. Ну а спать… А-а, да. Есть у нас ещё пара дел.
– Это какие же?
– Отослать спать и Анну. (Вот: чашку с её порцией нужно оставить тут, на кухне!) Нечего ей при этой «принципиальной» идиотке дежурить. Травмы у неё не слишком серьёзны. И внутренние органы не повреждены – били только по ногам и щекам. Что само по себе говорит о желании действительно – оставить доктора в живых, и не испортить ей основные рабочие органы. То есть – руки.
– Ага. Ну, пошли. Я – с тобой?
– Да, Магда. Вначале у нас – ещё дело. Отнесём одну среднюю кастрюлю с макаронами – нашим бравым воякам. А другую, побольше – вниз, в подвал. А, да. И ложки. Идём. – он кивнул, – Поделим то, что наша повариха наварила. А молодец, кстати.
– А тарелки девочкам? Или чашки? Или хотя бы – миски?
– Вот уж – фиг им. Обойдутся так. Будут черпать прямо из кастрюль!
Теперь вы, девочки, – он повернулся, – Жаклин, Элизабет. Вы уже выбрали нам большую каюту? На нас пятерых?
– Да, Господин! Номер Ди – пятьдесят пять.
– А без подколок можно? – он невольно поморщился, поскольку считал такое к себе обращение со стороны Элизабет – неуместным.
– Можно, конечно. Но это будет не так интересно. И весело. Да и в гаремах, насколько помню, именно так и обращались жёны к своему повелителю-султану?
– Да. Хм. Смотрю, у вас всё ещё в ходу кое-какие книги и сериалы из прошлого?
– Нет. Все старые книги, особенно художественные, – уничтожены! Поскольку там упоминались мужчины. И описывалось то «неземное» наслаждение, которое они дарили – особенно в мелодрамах. Так что наше руководство посчитало их – опасными. И запретило. И сожгло в печах. Остались только справочники. И учебники.
Андрей почесал в затылке. Вот! Когда Гитлер сжигал книги неугодных писателей – это было по-крайней мере понятно. Но тут… Опасаться даже «описанных» наслаждений?!
Надо же. Рэй Бредбери со своим «451 по Фаренгейту» – зрил в корень…
Вслух он сказал:
– Я понял. Ну да и ладно, фиг с ними, с книгами. Зато, смотрю, легенды и слухи всё же как-то передаются из поколения в поколение. Изустные, так сказать, предания. Ладно.
А сейчас отправляйтесь-ка вы двое тоже – на боковую. Остальных «девочек», сидящих сейчас по камерам и подвалам, мы накормим уж сами. Как и планируем делать теперь – каждый день. Раз в день.
Вопросы?
– Только один. Мы когда займёмся нашим «удовлетворением»?
Андрей подкатил глаза к потолку неизвестно уж в какой раз за сегодня:
– Элизабет! Я тебя умоляю. Давай поговорим об этом завтра! А то у меня сейчас голова занята предстоящей кормёжкой. И переговорами.
Которые надо будет вести всего через каких-то четыре часа!
И уж постараться не ударить в грязь лицом!
– А-а! Согласна. Это в данном случае – важней. Ну, чао! Мы – на боковую!
Когда его девочки ушли, Андрей обречённо вздохнул. Магда подошла. Подставила плечо, положив на него его руку:
– Не вздыхайте так тяжко, мой господин! Уж я-то понимаю ваше состояние! И знаю, чего стоят чёртовы переговоры! Я же всё видела и слышала.
Наш знаменитый «героический» санный переход – ерунда! По сравнению с этим.
– Спасибо, Магда. – он благодарно взглянул на неё, – Твоя правда. Что бы вы про нас, мужчин, не думали, мы – вовсе не двужильные. А просто немного более выносливые. Ну и, понятное дело – сильные. Но поспать бы всё же не помешало. А то мозги будут не такими свежими. И хорошо и быстро соображающими!
Ладно. Сейчас я включу чёртов посудомоечный агрегат. (Как это он у вас до сих пор жив!) И мы пойдём всё же отнесём кастрюли с ложками. А потом ещё посмотрим, как там дела у Анны с докторшей.
Кастрюли разнесли и раздали, как ни странно, без происшествий. Никто ни напасть, ни «коварно» испариться из мест содержания не попытался. Андрей помалкивал, а настороженно глядевшие заключённые не пытались его больше ни о чём спрашивать.
Не созрели, стало быть. Ну-ну.
У Анны тоже всё было в порядке. Развалившись на второй койке, имевшейся в изоляторе при госпитале, она мирно спала. Посапывала, правда, потихоньку.
Зато доктор Джонс маялась.
Попивая из трубочки, которой её рот был соединён с бутылкой с водой, она и постанывала, и вздыхала, всхлипывала, и что-то ворчала: похоже, ругалась.
Андрей не спеша «вплыл», бесшумно ступая по палацу, в изолятор, понаблюдав с порога за женщинами с полминуты.
Поскольку теперь он попал – даже в явно сузившееся поле зрения докторши, звуки, производимые ей, немедленно прекратились. Андрей сказал:
– Как ваши зубы, доктор?
Доктор, сделав усилие, вынула левой рукой трубочку изо рта:
– Лучше, чем я думала. – слова вполне можно было разобрать, хотя голос звучал и глуховато, – Все на месте. Только вот – шатаются сильно. Эти твари точно знали, сколько пощёчин и затрещин я смогу вынести!
– Больно было?
– Не так больно, как унизительно! И этих подлых тварей я лечила тридцать лет!
– Ну, положим, не тридцать, а только пять. В Андропризон вы завербовались именно тогда.
– Верно. Читали моё личное досье?
– Нет. Анна рассказала. – Андрей, кивнув в сторону спящей, говорил вполголоса, чтоб не разбудить свою вторую любимую жену.
– Согласна. Пять лет. Три года – там, на континенте. И два – здесь, в Антарктиде. Но если честно – девочки везде одинаковы. Гнусные твари! – в голосе доктора наконец прорвалась и злость, и отчаяние. И сожаление. Похоже, за своё бессилие.
И неспособность дать сдачи.
Андрей долго смотрел в глаза, из которых катились слёзы не боли, но – обиды.
– Я понимаю, доктор, ваше состояние. Вернее, я думаю, что понимаю его. – он покивал, – Конечно, это обидно. Лечить и тратить и силы и время, и волноваться, колдуя над больными в бессонные ночи. Поддерживать здоровье этих самых девочек. И вот такую «благодарность» получить от них, когда с вашего хвалёного Общества оказался сорван покров «цивилизованности». И законности. Не без моей помощи, понятное дело. Так что злиться вам всё же надо – в первую очередь на меня!
Это же я «тонко» намекнул этим воякам, что вас бы – проучить!
Доктор Джонс, как ни странно, попыталась улыбнуться. На разбитом и опухшем лице её улыбка казалась неуместной. И вымученной:
– Вы будете смеяться, Андрей. Но вот на вас-то я почему-то – не злюсь. И сейчас, как это называется – «задним умом», понимаю, что сама – дура. Нет бы мне промолчать и хитро затаиться!.. Это ведь я, я сама, своей дурацкой непримиримой, «принципиальной», позицией, вынудила вас изолировать меня от… Остальных.
– А вы думаете, вам с «остальными» было бы лучше?
– Ну… Да! – но что-то в тоне Андрея её явно насторожило.
Андрей усмехнулся:
– Магда, любимая моя. Не сочти за труд: расскажи доктору! Как в подвале Зэт пытались вразумить… И просто – поубивать плохо «вразумлявшихся» «инакомыслящих»!
Магда зло ухмыльнулась:
– Да уж – с удовольствием! Вы, доктор Джонс – до сих пор наивны, как ребёнок! И слишком хорошо думали про наших тварей! Короче: они…
Рассказ Магды занял не больше двух минут. Но уж описала она всё весьма эмоционально и красочно. Андрей почти видел, как летели все эти брызги крови, и задыхались полузадушенные жертвы, и трещали рёбра!.. Но вот Магда и закончила:
– … и если б мы не подоспели – восьмерых точно придушили бы, а ещё пятерых – запинали. До смерти! Без дураков! Так что вам, доктор, ещё повезло: Андрей же запретил вас сильно «портить»! Видать, понравились вы ему, – делано сердитый взор на него, – своей принципиальностью! И божественно стройными пикантными ножками!
