Ася Пророкова
Царевна в бегах
22. Маат…
В черном беспробудном беспамятстве я перетекала из одного видения в другое. Я видела и теплый взгляд отца, и ужимки Смешного Далила, и даже беззубую ухмылку Финестры. Но почему-то каждый раз меня как прибоем выбрасывало в хижину Безголовой Маат, к тому самому видению, что пришло ко мне после глотка живой воды, подарка Нэрбэ. Или это был не подарок, а испытание… Я никак не могла понять. Ослабшая, побежденная, я блуждала в отголосках своих видений, как одинокий путник в темном, глухом лесу. И все выходила к Безголовой Маат… Зачем она мне? Зачем вообще мне ее тогда показали? К чему эти видения? Я силилась понять, что-то вспомнить, сопоставить, подспудно понимая, что это выведет меня из мрака. Но, сколько бы я не старалась, у меня это никак не получалось.
Между тем, тело моё начинало пробуждаться. И вот, в тот самый миг между сном и явью, перед моим взором яркой вспышкой вновь появилась Безголовая Маат. Ее скривившийся в ухмылку рот не открывался, но в голове у меня громко и четко звучали ее слова:
«Ночь пришла,
Головы сняла.
С плеч снимаю,
До утра оставляю.
Время. Змея. Око.»
И с тяжёлым вздохом я очнулась.
Вокруг было темно и сыро. Оглядевшись, я поняла, что лежу на каменной лавке. Да, это подвал. Застенки Нуминарда. Города, что я страстно желала вернуть.
За массивной дверью послышались шаркающие шаги. И почти сразу в замке скрипнул ключ. Я села, прижавшись спиной к каменной стене. На моей левой ноге звякнули кандалы. С факелом в трясущейся руке, вошёл мой единокровный брат Деметр. Пламя выхватило ехидное выражение его одутловатого лица.
– Очнулась уже? – скрипучим голосом пробубнил он, немного разочарованно. – Я надеялся тебя разбудить, хе-хе.
Он так мерзко хохотнул, вселив в меня уверенность, что он хотел разбудить меня, причинив боль. Я хотела что-то сказать, но к горлу подступил спазм. Нет, этот тщедушный человек не должен видеть моих слез! Он и так пришел сюда, как победитель. Пришел унизить, растоптать.
– Ну что, сестрица, поболтаем? – Слово «сестрица» он сказал с таким усмешливым пренебрежением, будто с отвращением выплюнул.
– Деметр, как ты мог… – Хрипло, давясь слезами, проговорила я, – Отец… Ты в этом участвовал?
– О, боги, Тира! Неужели ты и правда такая дура?! Какой отец? Этот старик Тирий только твой отец! Только не говори, что ты об этом первый раз слышишь! Вся Тентумбрия об этом шепчется с самого нашего с Пикси рождения. Ты одна, святоша, не в курсе! Хотя, нет, ты просто тупая. Хе-кх.
Он был так доволен тем впечатлением, что произвели на меня его слова. Язвительный смех его перешёл в гавкающий кашель. Он согнулся пополам, и если бы не цепь, прикованная к моей ноге, я бы справилась с ним и убежала в открытую дверь. Но. Деметр откашлялся и продолжил наслаждаться своим триумфом.
– Да, да. И, кстати, моя госпожа Мортида сейчас млеет в объятиях твоего ширинского муженька. Да-да, он выжил, рана у него не смертельная.
– Врешь! Врешь, подстилка! Ты всё врешь! – Тут уж я не выдержала и кинулась на него, и почти достала, но впившееся в щиколотку железо не позволило схватить мне свою жертву. Деметр с испугом выскочил в открытую дверь.
– Бешеная дура! Может, если б ты могла ублажить своего грязного ширинца так, как это умеет Она… Эх… Меня она тоже одаривала своими ласками… – Он закатил свои пьяные впалые глаза, но почти тут же опомнился. – Там, на площади, где ты хотела обрести победу и занять моё место, уже готовят эшафот! Госпожа Мортида хотела сначала одна насладиться твоими муками, и наслаждаться ими долго, но всё же решила сделать это прилюдно. Чтобы никому в Тентумбрии не повадно было! Хе-хе. Голову тебе снесут, да всему честному народу предъявят!
Последние его слова опять вернули мои мысли к Безголовой Маат. Зачем? Зачем!?
– О, моя госпожа! – Деметр внезапно упал на колени, глядя куда-то вглубь подземного коридора. Она. Она идёт.
Госпожа Мортида вплыла в дверной проем. Естественно, во всем царском облачении.
– Какая знакомая ситуация, – елейным голоском пропела она. – Набегалась? Неужели, ты и вправду думала Меня перехитрить?! Ха-ха-ха!
Она говорила, а я будто отстранилась, будто видела все происходящее издалека, будто это все не со мной… И внезапно звук победного голоса Мортиды заглушил такой знакомы бой барабанов. Бой в моей голове! Да. Я впадала в транс. Маат. Маат. Звучало в голове. Маат. Маат. И голос самой Маат, наконец, произнес ключевую, так недостающую мне фразу: «Ты станешь такой же, как я». Такой же как она. Мортида станет такой же, как Маат. Такой же… Безголовой!?
В тот же миг, не медля ни мгновения, я встала перед своим врагом в полный рост. Подняла голову и впилась взглядом в ее угольные глаза и черную душу. Мортида, ожидавшая встретить ту же униженную и поверженную девочку, что и в Суле, от неожиданности сделала шаг назад. И впервые я увидела на её лице испуг.
Не своим, даже не человеческим голосом, в такт ударам сердца и барабанного боя в голове, я произносила слова, так вовремя всплывшие в памяти:
– Ночь пришла. – с первым же словом Мортида выпучила глаза и ощетинились, не веря своим ушам. – Гловы сняла, – подбородок ведьмы задрожал, – С плеч снимаю, до утра оставляю! – моя жертва прижалась к сырой стене. А я продолжала, с торжеством чеканя слова. – Время. – Ее всегда надменное лицо застыло в мольбе. – Змея. – И я обеими руками схватила ее за волосы на затылке, совсем как она меня когда-то. – Око!
Стремительным и сильным рывком, в который я вложила всю боль пережитых страданий, я сорвала голову ведьмы с плеч!
Дальше все происходило как в тумане. Тело в тяжёлом бархатном платье рухнуло к моим ногам, в слепую хватая руками воздух. Держа голову Мортиды с выпученными от ужаса глазами, за космы на макушке, я повернулась к Деметру. Тот как помешанный лез от страха на стену. Я подумала, не тронулся ли он окончательно умом, меж тем как мне ещё была нужна его помощь.
– У тебя ключи от кандалов? – прогремела я, звякнув цепью на ноге.
– У г… у г… госп… у нее… у Морти-ти-ды. – Не попадая зубом на зуб, еле выдавил он.
– А ну, быстро достал и открыл замок!
На коленях, едва владея собой от ужаса, он прополз к телу бывшей хозяйки.
– Доставай все ключи, что найдешь! – торопила я Владыку Тентумбрии.
– Да, сестрица, д-да, сестрица…
– Ага, теперь я снова твоя сестрица, вшивый пёс?
– Ты госпожа, ты сестрица, ты повелитель. – Бормотал пьянчуга, пытаясь попасть ключом в скважину. Он даже попытался поцеловать мою ногу, но я резко выдернула ее, благо он уже открыл замок. От моего резкого движения Деметр ещё сильнее вжался в пол и лишь тянул вверх руку со связкой ключей.
– Ползи за мной, ничтожество.
Я вышла из камеры, за мной выскользнул Деметр. Одной рукой подобрав ключ, я заперла тело поверженной ведьмы. А голову понесла с собой, как трофей.
– Хаким! – Громко крикнула я в каменный коридор. Я была уверена, если он выжил, то находится там же, где и я, в темнице. Словам Деметра о том, что он «в объятиях Мортиды», я естественно, не поверила. И оказалась права! Из камеры у самой лестницы, ведущей наверх, послышалась возня и я тебя услышала глухой голос мужа.
– Тира!
Я хотела побежать, но решила, что бежать с головой ведьмы в руках как-то даже неприлично. В камере Хакима вместо двери была решетка, к которой он прижался и увидел меня прежде, чем я его.
– Тира! Что это у тебя там? Ты как освободилась, милая? Как? – И тут он разглядел-таки, что было у меня в руке, отчего глаза у него вылезли из орбит от испуга, радости и восторга одновременно. – Это что, ЕЁ голова?!
– Некогда объяснять, родной, нужно действовать.
Я открыла замок. Из камеры вышел сначала Хаким, с перевязанной раной на груди, а за ним и Кайрум. Не обращая внимания на их ошарашенные лица, я жестом показала им следовать за мной. На разъяснения у меня времени пока не было.
***
По галерее, ведущей к огромному балкону, который служил для обращений к народу на площади, мы шли как во сне. В моей голове ещё отдавался бой барабанов. Я шла впереди, держа перед собой снятую с тела Мортиды голову. Она открывала рот, закатывала глаза, как живая. Справа от меня шёл Хаким, слева Кайрум. Их лица выражали лишь готовность разорвать на части любого, кто посмеет нам помешать. Гвардейцы Деметра, несшие службу в стенах дворца, в ужасе от увиденного, разбегались кто куда.
Мы вышли на балкон. Но никто не смотрел в нашу сторону. Огромная толпа на площади Совета Десяти, наблюдала за возведением эшафота, прямо напротив нас. Наверняка, госпожа Мортида хотела наслаждаться зрелищем как раз отсюда.
– Жители Нуминарда! – Заревел у меня прямо над ухом Кайрум, так что я вздрогнула от неожиданности, а примолкшая в ожидании казни толпа, повернула головы к балкону. – Смотрите! И не говорите потом, что не видели! Пред вами Тира Прекрасная, единственная дочь Владыки Тирия Третьего!
Толпа взволновалась, зашепталась, устремив взоры на меня. Я сделала шаг вперёд, к самому краю и резко подняла руку с головой ведьмы вверх! Ах-х… Все затаили дыхание.
– Узрите, дети мои! Это голова черной ведьмы, кровопийцы, обманом занявшей трон Сулистана и прибывшей в Нуминард отнять и вашу свободу!
На площади стало ещё тише, люди боялись даже вдохнуть.
– Вашего милостивого Владыку, моего горячо любимого отца, убили по её приказу! И его место занял ничтожный Деметр, рождённый в вероломном обмане и предательстве!
Тут же Хаким толкнул скрючившуюся фигуру к краю и прошипел ему в ухо
– Говори всю правду, если хочешь сохранить свою убогую жизнь!
Деметр схватился за поручень, склонил перед толпой голову, и заговорил, захлебываясь слезами
– Да, это правда! Я не сын, не сын Владыки Тирия. Моя мать много лет обманывала его. И она… она… вступила в заговор с гос… с Мортидой из Сулистана, и отравила повелителя! А там, в Суле, на троне не Тира, её подменили моей сестрой Пикси, она правит там, именуясь Тирой Прекрасной.
От этого прилюдно признания Деметр совсем обмяк, под осуждающим взглядами толпы. Он закрыл лицо руками и упал на колени.
Я отвернулась от этого убогого зрелища и сказала громко:
– Видите, кто правит вами?!
И тут же самый бравый голос из гущи крикнул:
– Так правь нами ты, дочь Тирия!
И я уже не смогла ответить, люд разразился такими отчаянными криками ликования, что ревом пронесся по всей площади Совета Десяти звук «Ти-и-ра!».
Эпилог
Стоя на увитом виноградной лозой балкончике, выходящем во внутренний двор замка, я вдыхала полночный воздух раскинувшегося прямо под моими ногами Нуминарда. Весь город горел огнями – окна домов, уличные фонари, никогда не зажигавшиеся при Деметре, и бегающие огоньки факелов в руках, празднующих моё прибытие, людей. Это так грело душу. Пусть они меня не знают, или плохо помнят, но они действительно рады даже безвестной царевне – так осточертел им деспотизм Деметра. Еще вечером во все концы страны разлетелись гонцы с вестью о новой Владыке Тентумбрии, и сейчас, должно быть, многие уже знают обо мне.
Я, довольная и умиротворенная, посмотрела на сидевшего в углу балкона, прямо на полу, Хакима. Опираясь на яркие шелковые подушки, он потягивал вино и сверкающими глазами, полными любви, желания и восхищения, смотрел на меня. Мы решили спать на балконе, пока не почистят все царские комнаты от смрада вечных попоек бывшего Владыки.
– Ты счастлива?
Я задумалась. В темном углу стоял каменный сосуд, в котором я решила хранить голову Мортиды, пока не зная, что с ней делать. За этот день я пережила столько, сколько не переживала за всё моё путешествие. Плыла я за троном Тентумбрии , а получила в придачу и голову злейшего врага.
Я снова посмотрела на город. В руке древней статуи Тонгата мерцало тусклым синеватым огнем Копьё Правды, установленное туда Кайрумом. Над усыпальницами предков оно засияло в полную силу, укрыв защитным светом весь Нуминард. Теперь я, наконец-то, на своём месте, и в относительной безопасности. Я выполнила обещание, данное своей немногочисленной команде: мы уже не гонимые всеми ветрами изгои, совсем скоро мы превратимся в гонителей и изменим мир настолько, насколько считаем нужным. Я повернулась к Хакиму. Скажу ему.
– Да, Хаким, я счастлива.
Он подполз ко мне и обнял мои колени.
– И скоро у нас будет ребёнок. Ты станешь отцом, Хаким Даатский.
Он вытаращил на меня глаза, тут же наполнившиеся слезами, и уткнулся носом мне в живот. Я обняла его лысую голову, понимая, что от счастья он не может сказать и слова. Через минуту он решительно поднялся и твёрдо произнес.
– Клянусь тебе, нашему ребёнку не исполнится и трех лет, как я верну тебе твоего первого сына.
Мы обнялись так крепко, как никогда. Я верила ему, знала, что он непременно сдержит слово.