Алия Амирханова
Тайный агент
Глава 16
Вернувшись в лагерь, Степан Коновалов был отправлен в карцер. Командир лично проследил за этим, не дав парню даже поужинать. Степан не спеша вошёл в холодное, еле освещённое, оттого устрашающе мрачное помещение, именуемое карцером. Оно было не более трёх метров в длину и двух с половиной в ширину. Железная кровать с матрасом, но без подушки и одеяла, стояла у малюсенького решёточного окошка размером с форточку, в углу – туалет и деревянная табуретка. Степан много раз слышал от ребят о карцере, об его «убранстве», и никто из них ни разу не упомянул о табурете.
Какая мне честь, табурет поставили, подумал Степан, ложась на кровать. "По приходу постарайся сразу же уснуть. Ночью спать не дадут", – ему вспомнились слова ребят, потому он закрыл глаза в надежде заснуть. Полежав на кровати несколько минут, Степан почувствовал, что кто-то ходит по его ногам. "Пошла!", – в страхе крикнул он и резко дёрнул ногой в попытке сбросить наглеца. А затем слегка приподнялся, чтобы посмотреть на результат. Но сделать это ему не удалось. Какая-то зверюга тут же прыгнула ему на грудь. “Сука!”, – выругался он и инстинктивно руками отшвырнул от себя незваного гостя. После всех этих событий лежать на кровати он уже не мог. Вскочив на ноги, Степан в страхе стал озираться по сторонам, пытаясь увидеть того, кого он швырнул на пол.
Мне даже защититься нечем, если эта тварь снова вздумает напасть на меня, – подумал он, решив посмотреть под кроватью. Стёпа наклонился и увидел толстую большую крысу, которая сидела на полу на задних лапках. В передних она что-то держала и грызла. В полумраке, освещённая лишь светом луны, который, преломляясь, едва проникал через окошечко в комнату, крыса приняла невероятно большие размеры и выглядела весьма устрашающе. Степан в страхе и с отвращением отпрянул, быстро выпрямился. Панический страх перед этим животным вмиг охватил его. Крыс Степан боялся с детства. Когда он был ещё мальчуганом, лет так пяти, его несколько раз укусила крыса. Он навсегда запомнил крысиный оскал, когда, открыв рот, это существо, омерзительного серого цвета прыгнуло на него из кормушки для свиней. И вот, новая встреча с крысой. Степан, задрожав, бросился к двери и стал стучать, звать на помощь.
– Здесь крыса, откройте! Откройте!
Но как он ни барабанил в дверь и ни кричал, никто не отвечал. За дверью стояла тишина. Боже мой, она меня покусает или того хуже сожрёт. Степан продолжал в отчаянии барабанить. Крыса, между тем, продолжала сидеть под кроватью, что давало ему время на раздумья. Надо что-то делать, как-то прогнать её. … Под кроватью оставлять нельзя, оттуда она меня точно достанет… Но куда прогнать? Его мысли перебирали всевозможные варианты. Время от времени Степан возвращался к двери и стучал в неё. Он в растерянности смотрел по сторонам в надежде найти дырку, куда бы загнать крысу, но дырок помимо параши не было. Туда она вряд ли запрыгнет. Он отмёл этот вариант. Нужна палка, но где её взять. Взгляд его стал скользить по окружающим предметам, от табурета перейдя к кровати и дальше. Изучив скудное убранство комнаты, его взгляд вновь вернулся к табурету. Единственная деревянная вещь. Не пришлось мне на тебе посидеть, – он едва успел это подумать, как увидел крысу, высунувшую вначале нос, а затем и всё тело из-под кровати.
Крыса пристально смотрела на Степана. Су…, бл.! – задрожав от страха, он схватил табурет и с силой швырнул его в животное. Крыса с визгом отскочила, а табурет с грохотом упал на пол. И тут крыса встала на задние лапы и заверещала. Её маленькие глазки закрылись, зато открылся рот. Голос у неё был пронзительно громкий, как сирена. Она верещала не менее минуты. Неожиданно крыса прервала крик и, оскалив зубы, прыгнула на Степана. Отскочив назад, он всё же успел поднять с полу табурет и стал размахивать им. Крыса же, прыгая, продолжала атаковать, рот у неё был приоткрыт, очевидно, чтобы успеть ухватиться за край одежды. Маленькие размеры комнаты не позволяли Степану убежать далеко. Он крутился вместе с крысой буквально на пятачке, и им обоим требовалась большая сноровка, чтобы увернуться: крысе – от ударов табуретки, Степану – от укусов животного. Крыса лапками пару раз цеплялась за штанину Степана, но тому всякий раз удавалось смахнуть её ударом табуретки. Как умное животное, крыса понимала важность оказаться на теле, ибо там ей будет достаточно доли секунды, чтобы вонзить свои стальные зубы в тело врага, именуемого человеком. Она то отступала назад, то вновь наступала, ловко изворачиваясь от ударов. Степан кричал от страха не меньше крысы. Наконец ему удалось раздолбать табурет, и у него в руках оказались две ножки, одна из которых была с гвоздём. Кое-как, загнав крысу в угол, он стал бить её ножкой с гвоздём. Неистово визжа, крыса, получая удары, всё же продолжала нападать. Если бы Степан со стороны наблюдал за крысой, то он был бы поражён её живучестью и смелостью.
Минут двадцать продолжалась схватка человека и крысы, пока наконец-то он убил её. Ещё некоторое время Степан стоял рядом с ней, готовый к новому удару, и ждал. Не скоро он осознал, что крыса мертва, когда же пришло это понимание, то, сев на пол возле крысы, он заплакал. Степан плакал от отчаянья, от безысходности положения, в котором оказался, да и вообще от судьбы, которая была так безжалостна к нему. В какой-то момент ему захотелось умереть. Он смотрел на гвоздь, торчащий из ножки табурета, и думал, что стоит ему провести им по вене на руке, как всё закончится: не будет командира с перекошенным от злобы лицом, не будет изнурительных тренировок, страха быть избитым, ничего не будет. Он не заметил, как уснул, сидя на полу.
Проснулся он потому, что замёрз. Ежась от холода, Степан встал и пересел на кровать. Одеяла не было. Сволочи, могли бы одеяло дать, – подумал он, но тут в комнате включили свет, и завыла сирена. Её звук напоминал какофонию. Через минуту подобное звучание стало уже невыносимым. Он сидел на голой кровате, кое-как укрывшись матрасом, и ждал, что будет дальше. Но ничего не происходило. Через некоторое время сирену выключили. Он, свернувшись калачиком, лёг на кровать, поверх себя положил матрас. Кое-как согревшись, только уснул, как вновь завыла сирена. Суки, уроды! – ругаясь, без сна Степан провёл всю ночь. Лишь под утро сирена отключилась, и измученный Стёпа провалился в сон. Он не услышал, как задвижка на входной двери шумно отодвинулась, и дверь открылась. На пороге появился командир. Он осветил лицо Степана ярким светом мощного фонаря, который не мог не разбудить спящего. Степан в страхе вскочил с кровати. Луч света скользнул на пол: похоже, командир там что-то искал. Увидев мёртвую крысу, он нисколько не удивился.
– Ну, что с боевым крещением! – довольно улыбаясь, командир обратился к Степану. – Убить голодную крысу, да ещё загнанную в замкнутое пространство, – это подвиг. Ты получил второе крещение кровью и обрёл реальное могущество. Я говорю серьёзно, теперь тебе даже сам чёрт не страшен. Молодец! Всё! Свободен! Иди в столовую!
В недоумении Степан остался стоять, не веря своим ушам.
– Ты что, приказа не слышал? – голос командира устрашающе задрожал.
Оставаясь в растерянности, Степан быстрым шагом направился к двери. Лишь оказавшись за пределами карцера, он понял, что произошло.
Су.... Убью гада! Крысу – это он специально подкинул. Ненавижу… Убью…, – кулаки его сжимались в бессильной ярости. Желание отомстить затмевало разум. Выйдя на улицу, он пошёл в сторону сараек, где хранились дрова, в надежде укрыться там и дождаться командира, чтобы напасть на него. Он весь дрожал. Схватив увесистую деревяшку, Степан буквально прилип к щели в стене, высматривая командира. Но тот всё никак не появлялся. А мороз, между тем, крепчал, и Степан начал мёрзнуть. Вместе с теплотой тела постепенно уходила и горячность души. Через некоторое время Степан выбросил деревяшку и, опустошённый, сел прямо на снег. Осознание того, что он не в силах противостоять, изменить что-либо в сложившихся обстоятельствах, полностью сломило его. Он сидел, понуро опустив голову, и не знал, что делать. Сбежать! Это единственное, что приходило ему в голову, но как же без паспорта?
Без документов далеко ли убежишь? …Вернут, и опять детдом. Ну нет уж! Туда – ни за что! Лучше я потерплю эту су… и потом стану свободным контрактником. Заживу спокойно. Я эту гниду всё равно достану. …Дайте время!
Затаив злость, Степан поднялся и пошёл в столовую. Ребята уже допивали компот, когда он показался в дверях столовой. Командир тоже был здесь. Он сидел за своим столом и ел.
Гад, когда успел прошмыгнуть? – подумал Степа, бросив мимолётный взгляд на командира.
– Ого, Честун! Ты, как-никак, на свободе! Давай к нам! – Степан не реагировал на выкрики ребят, взяв на поднос еду, он прошёл к своему столу....
Глава 17
На следующий день с самого раннего утра медсестра Клава начала делать уборку в процедурном кабинете. Она от души налила в воду хлорки и беспощадно натирала этим раствором каждый предмет в кабинете. Создавалось впечатление, что она пытается что-то скрыть.
– Клавдия Петровна, вы же только недавно делали генеральную уборку! Зачем же опять? Что же вы себя не жалеете? – Лёня хотел сказать, что не жалеет и его, ибо от хлорки ужасно резало в глазах, но тактично промолчал.
– Миленький ты мой, в процедурном кабинете должна быть стерильная чистота, – заботливо произнесла медсестра, и Лёня не нашёлся, что ответить на такой весьма внушительный довод, потому, лишь пожав плечами от удивления, прошёл в свою комнату на время уборки.
После обеда в санчасть пожаловал сам командир. Он сначала прошёл к медсестре в комнату. Заглянув к женщине, не поздоровавшись, он бросил.
– Слышь, ты, тебя шеф вызывал. Иди, он ждёт. Дождавшись, когда медсестра уйдёт, командир прошёл в процедурный кабинет.
Медсестра Клава с нехорошим предчувствием робко постучала в дверь кабинета начальника лагеря.
– Николай Фёдорович, здрасьте. Вызывали? Она не торопилась войти, ожидая приглашения.
– Клава, зайди-ка. Начальник лагеря сидел за столом и что-то писал. Когда женщина зашла, он взглядом предложил ей сесть. Пару секунд они молчали.
– Я хотел у тебя, Клава, спросить про наш с тобой уговор о сотрудничестве. Помнишь такой?
– Помню, – женщина произнесла тихо, но потом сразу же, закашляла. Она почувствовала страх, и чтобы как-то с ним справиться, стала специально кашлять, чтобы потянуть время.
– Заболела, что ли? – начальник лагеря недовольно посмотрел на женщину.
– Нет. Что-то в горло попало. Я помню наш с вами договор, – женщина ответила громче и смелее.
– Если помнишь, то хорошо. Так вот, я спрашиваю. Приходил ли вчера вечером или ночью в санчасть Артист? Начальник лагеря упёрся взглядом в лицо женщины, стараясь заметить малейшее волнение в её взгляде или мимике лица, или какое-то нервное дрожание рук. Но ничего подобного он не заметил. Медсестра уже успела взять себя в руки и спокойно, сама глядя в глаза начальнику, ответила.
– Нет. Вчера было всё спокойно. Никто не приходил.
– А ты не отлучалась?
– В столовую мы с Лёней вместе ходим и вместе возвращаемся. Дверь закрываем на ключ.
Медсестра умышленно утаила новость о Коле и Сергее, которые вчера вечером пришли в санчасть и остались там на ночь. Сейчас, спасая командира, она делала его должником, что всегда в отношениях с ним было особенно выгодно.
– Значит, говоришь, Артист не приходил? Не врёшь? А то, если правда вылезет, я тебя собственными руками задушу! Командир говорил это спокойным голосом, но было не менее устрашающе.
– Нет. Не вру.
Когда командир вошёл в процедурный кабинет, Лёня как раз был там. Командир вёл себя вызывающе. Он без приглашения вошёл в кабинет и бесцеремонно стал рыскать по углам. Заглядывал буквально в каждый уголок, принюхивался, брал в руки и внимательно рассматривал каждый предмет. Лёня сразу догадался, по какому поводу обыск, и чтобы не выдать себя, предпочёл молча заниматься своими делами. Командир, между тем, подошёл к штырю капельницы. Сердце Лёни замерло: он вспомнил звук разбившегося стекла, но не помнил, чтобы крышечка от бутылки, с рванными стеклянными краями, была им выброшена. Каково же было его облегчение, когда он увидел штырь с целой бутылкой!
Клавдия Петровна, должно быть, поменяла, ай да умничка! – с радостью подумал он о медсестре. Командир, между тем, продолжал обыск. Он заглянул и в контейнер для белья. И опять сердце Лёни замерло от страха. И там они, торопясь, забыли с Колей навести порядок. В контейнере могли быть следы крови на стенках. Но всё обошлось: похоже, и там было всё чисто.
– Что это у вас так хлоркой воняет? – брезгливо сморщив нос, произнёс командир.
Лёня к этому времени сумел успокоиться и довольно сурово ответил.
– Вы находитесь в процедурном кабинете, где должна быть стерильная чистота, – повторил он слова медсестры. А потом, и вовсе осмелев, спросил:
– Что вы здесь ищете, товарищ командир?
Тот ничего не ответил, а, как-то загадочно улыбаясь, вышел из кабинета. Сердце Лёни ушло в пятки, он нутром почувствовал неладное и оказался прав. Через пару секунд командир вернулся и, схватив Лёню за грудки, довольно произнёс:
– Слушай, ты, сучёнок, на кого рот открыл?! Я тебя гниду одним пальцем раздавлю! Не ответишь на мой вопрос, тут же убью. Что это? Чья это кровь! – командир махал перед носом Лёни брюками, испачканными в крови.
– А, впрочем, можешь не отвечать. Я и без тебя знаю.
Несколько секунд Лёня молчал, понимая, что это конец, кровь на брюках была Артиста. Испачканный кровью халат он постирал сразу, но впопыхах спрятал брюки в угол за умывальник, надеясь постирать потом, и забыл про них. Но спасение пришло неожиданно: он вдруг вспомнил, что в прачечную бельё ещё не сдавали, и рубашка Коли, вся в крови, лежит в ящике для грязного белья. Грубо убрав руку командира, понимая, что уверенность в словах и действиях – его спасение, Лёня вызывающе бросил:
– Это я у вас должен спросить, – и он уверенным шагом подошёл к ящику и достал грязную рубашку Коли.
Теперь он, размахивая перед командиром рубашкой, язвительно и тихо произнёс:
– Что такое должно было произойти, чтобы один боец был весь в мелких ранах, другой избит до полусмерти, и, вдобавок, оба были брошены в мороз одни в лесу, и как результат – у обоих обморожения. Я сам был весь в крови, оказывая ребятам помощь.
Командир обескуражено смотрел на Лёню, не зная, что ответить. А Лёня, между тем, нападал.
– По какому праву вы тут устраиваете обыск?! Я буду вынужден написать начальнику лагеря на вас рапорт. Нет, даже два! Второй будет касаться превышения вами служебных полномочий. Зря я в тот раз поверил вам и не дал хода делу с разодранной кистью у Сергея.
Лицо командира выдавало всю ту палитру ненависти, которую тот испытывал к врачу, но не мог высказать. Казалось, он готов убить Лёню, так неистово сжимались его кулаки, чувствовалось, что он изо всех сил старается сдержаться. Лёня потом долго будет вспоминать те минуты, когда он, замерев от страха, всё же нашёл в себе силы спокойно стоять и, не отводя взгляда, смотреть на командира. То ли под влиянием смелости врача, что доказывало его правоту, то ли по какой другой причине, но командир сумел обуздать свой гнев и уже спокойно спросил.
– У вас мои ребята, как они?
– Я думал, что вы вчера ещё зайдёте, ибо состояние ребят из рук вон плохое.
– Да некогда всё было… Леонид Александрович, – командир стал любезен, – честное слово в последний раз.
– Вы сломали Сергею психику, он всё время плачет, и я не думаю, что он в состоянии вернуться в строй.
– Хорошо. Значит дозрел. За него вы не переживайте, я пришлю к нему нужного человека. Он для нас пока не потерян.
– О чём это вы?
– Да, это у нас свои дела, пусть они вас не волнуют. А что со вторым?
– У Коли переломы и отбиты многие внутренние органы, – Лёня беспощадно врал, чтобы испугать командира.
– Когда он сможет вернуться в строй?
– Не раньше, чем через две недели.
– Так долго?
– А вы что хотели?! Ваши садистские выходки не знают границ.
– Ну, полно вам горячится. Две недели – так две недели… Да, кстати, к вам Артист не заходил?
– Артистов мне только не хватало! – Лёня сделал вид, что не знает никакого Артиста. Он быстро отвернулся от командира, чтобы ненароком не выдать себя. Чуть позже сделал вид, что собирается уходить.
– Странно, сказали, что он к вам пошёл. Значит, не видели?
– Не знаю я никакого Артиста, мне не до развлечений, – чтобы скрыть тревогу, которая вновь возникла у него в груди, Лёня говорил демонстративно громко и раздражённо.
– Всё, всё, ухожу, извините за вторжение, – уже в дверях командир как бы повинился.
Выйдя из санчасти, командир прямиком пошёл к начальнику лагеря. В дверях он столкнулся с медсестрой. Они обменялись презрительными взглядами, но не обмолвились ни словом.
Начальник его ждал.
– Ну, что там, Роман? Узнал, где Артист? – начальник лагеря начал задавать вопросы, едва командир открыл дверь его кабинета.
– Нет. Молчит сука, но это его вина, точно, – командир вошёл в кабинет, но садиться не стал. Нервно меряя комнату шагами и громко ругая Лёню, командир мелькал перед глазами начальника, которому приходилось следить за его перемещениями, что вызывало в нём раздражение. Но, не смотря на неудобства, тот не спешил останавливать командира, решив, очевидно, дать ему высказаться.
– Сука, на куски порву, ишь – вздумал хорохориться передо мной! Смелость свою показывает. Собственными руками задушу! Думает, обхитрил меня. Ещё не родился такой смельчак! Да я насквозь его вижу. Мне не надо ничего доказывать. Это он убил.
– Чего ты взбеленился? Шило, что ли, в одном месте. Сядь и толком расскажи, – начальник лагеря всё же не выдержал и одёрнул командира.
Тот, ворча себе что-то под нос, всё же прошёл и сел на стул.
– Так-то лучше. Я с Клавой поговорил. Не появлялся у них Артист. Ни разу.
– Врёт!
– Чего ты так на Лёньку взъелся? Вроде бы ваши пути не пересекаются. Что не поделили?
Командир хмыкнул.
– Делить? Попробовал бы что-то моё взять! Убил бы я его на месте. Но, смотрю, оборзел пацан: Артиста убил.
– Почему ты так решил? Есть доказательства?
– У него была причина.
– Какая? Что, успели уже повздорить? И потом, кто Артист – и кто этот Лёнька– доходяга?
– Помните, Артист хвастался, что убил отца врача, который его оперировал и спас ему жизнь?
– Ну?
– Так вот, наш Лёня и есть тот врач.
– Не может быть! …Как мир тесен! Выходит, Лёня знал, что Артист убил его отца, и стал преследовать – к нам специально устроился. Так, что ли?
– Выходит, так, – командир кивнул.
– Нет. Не может быть. Откуда Лёня мог знать, что Артист убил его отца. И вообще, откуда сам Артист знает, что убитый им священник – отец Лёни. Чертовщина какая-то получается. Полиция Артиста не вычислила, а Лёня прямо Шерлок Холмс? Вычислил, нашёл и убил! И ты в это веришь?
– Может, это всё при нём происходило? Хотя, вряд ли, Артист свидетелей не оставил бы.
– Это точно. Свидетелей он не оставил бы. Артист умён, хитёр и осторожен. … Погоди, погоди… Я припоминаю: при моём первом разговоре с Лёней он сказал, что недавно похоронил отца. Выходит, всё-таки он не случайно у нас оказался.
– А я о чём! Артист, как его увидел, прямо опешил. Чего, говорит, этот доктор у вас делает? Я говорю: работает, Николай Фёдорович привёз. Он вроде как успокоился. А потом мне всё и рассказал. Якобы, Лёня и есть тот самый доктор, который ему жизнь спас, а он убил его отца.
– Да, пригрели на своей груди змею… Что Лёня ищет убийцу отца – это возможно. Но как он Артиста вычислил? Вот загадка! Зачем вообще Артист к Лёньке пошёл, не знаешь? Заболел, что ли?
– Нет. Он мне совсем другое сказал. На брудершафт хотел с ним выпить. Говорит, один раз вокруг пальца обвёл его – и второй раз обведу. Мы, говорит, ещё с ним друзьями будем. Изворотливый сучёнок и наглый был, хоть о покойниках плохо не говорят.
– Что значит: вокруг пальца обвёл? Выходит, они уже встречались?
– Не знаю. Но похоже на то. Артист нам просто не всё рассказал. И я, дурак, не спросил. Кто думал, что его убьют?
– Всё-таки, думаешь, Лёня убил его? Может, Артист в разгул подался. С него станется.
– Убил. Я чувствую, – командир не сказал, что в санчасти находится Коля, в силе и смелости которого он нисколько не сомневался.
– Чего ты заладил: убил да убил, – начальник лагеря вдруг стал раздражённым. – Такое даже представить невозможно. И я, дурак, у тебя на поводу иду. Что Лёня, бандит какой? Не пори чушь! И Клаве я верю. Мы с ней здесь пять лет. Надёжная баба. В загул Артист подался, и не морочь мне голову.
– Чувствую я, что Артиста убили. На спор могу даже пойти!
– И потом, возможно просто случайное совпадение. Ты что, вообще этого не допускаешь? Я ведь Лёню лично на работу принимал. Он в училище собирался устраиваться. Я тогда ещё, помню, спросил, чего из города – он в Благое работал – к нам в глушь приехал. Вот тогда-то он мне про отца и сказал, что, дескать, недавно его похоронил. Я поверил. Думал, горе у парня, решил обстановку сменить. А почему нет? Вполне возможно. Я ведь сам, когда отца похоронил, поверишь, жить не хотел. Мы с отцом не разлей вода были. Ну да ладно, не о том речь. Одним словом, это я его сюда переманил, а так бы он в училище работал, где об Артисте слыхом не слыхивали. Значит, они не знакомы. Документы его у меня.
– Чувствую я, нутром чувствую, что Лёнька его убил, – командир настаивал на своём.
– Фу ты, заладил! Мозгами пошевели. Не мог он сам на такое пойти, не верю. Физически он слабее Артиста в сто раз. И вообще, какого чёрта Артист к нему попёр? Я ведь его предупреждал, чтобы соблюдал конспирацию. Болван. ….. Ну а если представить невообразимое, и Лёнька его действительно убил, я с него семь шкур спущу. Живым закопаю, – лицо начальника лагеря стало багровым от злости. – Артист у нас на весь золота был. Где я теперь такого отыщу? Сука!.. Убью! Даже не знаю, как мы без Артиста.
Начальник лагеря распалялся всё больше и больше, а это означало, что достанется всем. Командир, опасаясь, что тот узнает о Коле с Сергеем, тут же пошел на попятную.
– Николай Фёдорович, может, действительно Артист в разгул пошёл. Помните, он в прошлую зиму, почти два месяца пропадал? Телефон так же отключён был.
– Я тоже так думаю, – начальник лагеря сразу же поддержал командира, радуясь, что и тот так считает, а, значит, ничего страшного.
Потеря Артиста для лагеря была катастрофой. Все пять лет, которые существовал лагерь, они не знали проблем с людьми, потому что Артист бесперебойно снабжал их подростками. Этот невысокий, худой парень был сиротой. На своей шкуре испытав все тяготы неустроенной жизни, он научился превосходно разбираться в психологии подростков. И теперь, шныряя в округе в поисках ребят, он близко не подходил к компаниям подростков. Ему было известно, что вожак такой группы всегда бывает очень хорошо осведомлён об обстановке в стране, правилах жизни в социуме, и членам его группы было весьма опасно сообщать заведомо ложную информацию.
Артист всегда выискивал одиночек, которые уже своей обособленностью сообщали ему о наличии у них серьёзных проблем, в решении которых он и вызывался помочь. Хитрый, как лиса, он умело использовал человеческую природу, входил в доверие и, как результат, человек оказывался в лагере. Артиста совершенно не интересовала дальнейшая судьба подростка: то ли от того, что ему было не знакомо слово «сострадание», то ли потому, что он был игрок по природе. Каждое задание он воспринимал как партию в шахматы. Он продумывал план действий, направление поиска. Всегда делал пробный выход, чтобы выяснить подводные камни, расставленные ловушки, затем только выстраивал собственную комбинацию выигрыша. Вот почему исчезновение Артиста начальник лагеря воспринял как трагедию. Потеря такого работника действительно ставила под угрозу существование лагеря вообще. Но надежда умирает последней, и потому начальник тешил себя мыслью, что всё ещё образуется.
– С ним такое бывало и не раз. Телефон отключит и гуляет. Придёт – по шеям надаю. Сколько раз ему говорил: телефон ни при каких обстоятельствах не отключай. Опять отключил! Знает, что мы без него как без рук…. Подождём. Может, объявится. Бывало, на месяц пропадал. Ты адрес его подруги не знаешь?
– Нет. Артист скрытным был.
– Горячку пороть не будем. Не мог Лёня убить. Не трогай его пока. Куда он денется? Все его документы у меня. Каких–то три, четыре недели осталось. Надо партию сдать, потом разберёмся. Понял? – начальник лагеря строго посмотрел на командира.
– Всё, иди. Да …ещё раз напоминаю: товар портить нельзя. Мы аванс уже взяли. С теми ребятами шутки плохи. Смотри у меня!
Командир молча вышел из кабинета. А выйдя на улицу, грязно выругался.
«Товар не порти!» – он старался голосом походить на командира. – Попробовал бы сам из этого дерьма солдата приличного сделать! Суки, все учить лезут! А этот докторишка у меня ещё поплачет. Ещё не родился человек, который меня вокруг пальца обвёл. Я тебя, гниду, насквозь вижу. Это ты убил, а Коля тебе помог. Ну, ничего, я до тебя доберусь. Дай время. Пацанов сдадим – ты мне за всё ответишь.
А Лёня, между тем, как только за командиром закрылась дверь, схватив брюки, прошёл к раковине и, положив в неё брюки, поджёг их. Он с удовольствием смотрел на огонь и, не замечая дыма, радовался как мальчишка, ощущая себя разведчиком, которому едва удалось избежать провала. Когда же он вошёл в свою комнату, то увидел перевёрнутый матрас. Его сердце тотчас ушло в пятки. Он с ужасом осознал, что телефон Артиста командир взял с собой и уже наверняка направляется к начальнику.
– То, что у тебя было под матрасом, … у меня, – Лёня вздрогнул от страха – так тихо подошла медсестра Клава.
Увидев бледное лицо врача, она, чуть улыбаясь, доброжелательно добавила.
– Сохранней будет, – женщина повернулась и вышла из комнаты.
Лёня до того был удивлён сказанным медсестрой, что у него подкосились ноги, и он едва не упал. Опустившись на кровать, он минут двадцать приходил в себя от услышанного. В голове крутилась одна единственная мысль: медсестра всё знает, что делать? Не придумалось ничего стоящего, и ему ничего не оставалось делать, как, положившись на судьбу, жить дальше.
Лишь вечером Лёня сообщил Коле о приходе командира.
– Я ему сказал, что ты не раньше, чем через две недели сможешь вернуться в строй.
– Ого, так долго! Леонид Александрович, я пару дней полежу и уйду.
– Ты в своём уме?! Такие побои! Тебя месяц держать мало, – Лёня был крайне возмущён заявлением Коли.
– Скоро нас на место отправят, я должен обязательно попасть со всеми.
– Если хочешь, я могу написать рапорт начальнику про неуставные отношения, – Лёня перевёл разговор на другое.
– Нет, что вы?! Тогда мне точно не жить.
– Я тоже так думаю, потому и не пишу. …Я ему про Сергея рассказал, но он, сволочь, как ни в чём не бывало! Представляешь, говорит, что пришлёт к Сергею какого-то человека, который, якобы, вернёт его к жизни. Что он там ещё задумал?.. Бежать надо, пока не поздно.
Через несколько дней Лёня выписал Колю, и они договорились, если за чем-то Лёне понадобится Коля, то он просто придёт в столовую в тот час, когда группа командира будет обедать. Лёня даже не мог себе представить, что такая необходимость появится очень скоро.
