Алия Амирханова
Тайный агент
Глава 7
Не успел командир закончить, как в дверь постучали, и вошёл высокий, хорошо одетый мужчина. Белая рубашка, галстук, аккуратная стрижка – всё говорило, что этот человек далёк от военной службы. Ребята дружно встали – ещё сильна была школьная привычка.
– Здравствуйте, ребята, – мужчина доброжелательно поздоровался и помахал рукой, давая понять, что можно садиться. – Сегодня мы будем говорить с вами о равенстве. Узнаем, все ли люди равны в нашей стране.
В классе послышался смешок.
– Я догадываюсь, что слово «равенство» вызвало у вас смех. Так вот, если не все люди равны в нашем обществе, то почему?
– Ясное дело, – хмыкнул Белохвостиков.
– В том-то и вопрос, что дело не ясное. Если нет равенства, то это неправильно. И сегодня мы как раз поговорим о том, почему нет равенства, по какой такой причине.
Учитель подошёл к телевизору, который висел на стене и, вставив флэшку, включил его. На экране стали появляться великолепные леса, заповедники, озёра, моря. В них плескалось полным-полно рыбы. Множество буровых вышек качали нефть.
Пару минут лектор молчал: казалось, он вместе с ребятами заворожен красотами природы, показанными на экране. Вскоре, однако, он заговорил.
– Ребята, это всё наша с вами Родина. Вам даже невдомёк, что все эти богатства – нефть, моря, рыба в них, леса – принадлежат вам, всем нам
Ребята недоумённо посмотрели на лектора. Тот, поймав их взгляды, добавил:
– Все эти богатства создал Бог. Не какой-то один человек или народ, а Бог, и для всех нас. Но я буду прав, если скажу, что вы впервые слышите об этом, и что даже миллионная часть этих богатств не принадлежит вам.
– Всё принадлежит богатым, это ясно как день, – сумничал Белохвостиков.
– В нашей стране – да, – учитель улыбнулся парню. – Но есть страны, и таких немало, где с рождением ребёнка на его имя государство открывает счёт и кладёт на него достаточно большие деньги. Да, да, вы не ослышались. Рождается человек – и сразу же получает от государства большие, очень большие деньги. И никто, кроме него самого, этими деньгами не может воспользоваться. Никто, даже родители. Когда ребёнок вырастет, ему исполнится шестнадцать лет, тогда он может по своему усмотрению потратить эти деньги. К слову сказать, этих денег ему хватит и на то, чтобы купить квартиру, машину, выучиться, и так далее. Такое стало возможным по причине равенства людей в этих странах. Деньги, которые приносят земные богатства этих стран, делятся поровну на всех, потому как богатства созданы Богом, а, значит, принадлежат всем.
На экране тем временем продолжали мелькать красивейшие места Владивостока, Сочи, луга Алтая, поражающие своим разноцветьем, леса Сибири, богатые пушным зверем, вершины гор, освящённые багровым закатом.
– Но в нашей стране, – продолжал лектор, – справедливости нет, и оттого вы никогда, никогда не сможете даже просто посетить эти прекрасные места. У вас нет денег! Вас ограбили, обворовали. Посмотрите, как живут эти воры.
На экране стали появляться замки и дворцы олигархов, их роскошные яхты, машины, самолёты.
– Почему у них всё есть? Потому что они присвоили себе общее, – лектор говорил страстно, с некоторым пафосом. – Полюбуйтесь на их методы присваивания себе общего достояния.
На экране появились старенькие деревеньки – без дорог, без больниц и школ.
– На нашу деревню похоже: ни больницы, ни клуба не было, – выкрикивали ребята один за другим.
– У нас школы не было. В соседнюю деревню ходили. Четыре километра от нас. …Зимой очень тяжело.
Затем на экране замелькали представительные мужчины на крутых машинах. Они улыбались, сострадали жителям и раздавали обещания, что помогут построить дороги, больницы, школы.
– Обратите внимание на деревенских жителей, – сказал лектор, указывая на лица, стариков, молодых женщин и мужчин.
Шли года, в деревнях ничего не менялось, зато рядом с деревенькой вырастали коттеджные посёлки из замков, окружённые высоким забором. Постепенно – шаг за шагом, дом за домом – деревенька отступала, уменьшаясь, и в конце концов её не оставалось вовсе.
– Вы спросите, куда делись люди из этих деревень? – лектор вновь стал комментировать происходящее на экране. – Кто куда, в основном в бараки или в другое аварийное жильё, или в психиатрическую больницу, или в дом престарелых.
На экране опять появились знакомые теперь уже лица деревенских. Вот бабка лежит на больничной койке, рядом с которой бегают, кричат сумасшедшие. Вот спившийся мужчина собирает бутылки в городе, в нём с трудом можно было узнать бывшего тракториста. Молодая деревенская женщина стала проституткой. Зрелище было весьма печальное. Кадры, которые мелькали на экране, были сфабрикованы, монтаж был явным, но фильм затрагивал больную для всех присутствующих тему, что отвлекало от всего остального.
– Как видите, вместо обещанной помощи им заменили жильё – в широком ассортименте… Но пора положить всему этому конец, – голос лектора перешёл на крик, – надо прекратить это вопиющее безобразие, надо отобрать у богатых всё, что не принадлежит им по праву! Надо уметь защитить себя! Никто на блюдечке с голубой каёмочкой вам не принесёт то, что принадлежит вам по праву. Забрать его – ваша собственная задача.
Напористость лектора, выражаемая голосом и правильными словами, действовала на психику ребят по-особому. Она будоражила их, вселяла смелость, желание действовать.
Лектор ещё долго, с большим энтузиазмом, яростно возмущался несправедливым положением дел. Более двух часов он рассказывал о чиновниках, об олигархах, которые безжалостно и нагло обворовывают людей. С небольшим перерывом на обед лекция длилась весь день до ужина.
Коля сидел за одной партой с Сергеем Дербенёвым. Как-то так получилось, что их койки в казарме оказались рядом. С этого времени они держались вместе, вернее сказать, Сергей больше искал дружбы с Колей, чем наоборот. Оно и понятно. Худой Сергей был слаб физически, и у него, похоже, было больное сердце. Он с удовольствием ушёл из детдома с Артистом по одной простой причине – заработать денег, которые тот обещал. Деньги Сергею нужны были на лечение матери: она была больна – что-то с ногами – и совсем не ходила. Отец от них ушёл, как только мама заболела. Сердобольный деревенский врач устроил мать в Дом престарелых, а Сергея с братиком определил в интернат. Парень несколько раз сбегал из интерната, навещал мать, и всякий раз с болью в сердце давал себе клятву найти деньги на лечение. Коля, хоть и был меньше Сергея ростом, но зато здоровее телом в несколько раз. Инстинктивно Сергей чувствовал, что Коля будет хорошим другом. Поговорить, узнать друг о друге больше пока не представлялось возможным.
Когда лекция закончилась, и лектор ушёл, ребята ещё долго приходили в себя от услышанного. Хотя и были уставшими, но заснули не сразу. Под спальню в казарме отводилась специальная комната, метров двадцать, где в два ряда стояли железные кровати. Каждый из ребят ещё в первый день выбрал себе место. В глубине комнаты – самые шустрые. Кровати Коли с Сергеем стояли первыми, почти у двери.
– Вот, оказывается, в какой стране мы живём! Сволочи, всю страну разграбили. Уничтожать их надо, – Белохвостиков лежал на своей кровати с открытыми глазами и громко комментировал увиденное.
Этот долговязый юноша – с редкими прыщами на щеках, с кривым носом, сломанным в драке, и глазами-пуговками – был круглым сиротой. В детдоме он жил все свои семнадцать лет.
Его возмущение не оставило равнодушным никого.
– Правильно. Уничтожать их надо! – поддержал Белохвостикова красивый крепкий парень Степан Коновалов и тут же продолжил. – У меня отец хотел фермером стать. Пришёл в колхоз землю просить. Так шиш, ему дали! Отказали, гады. Говорят, кишка тонка. Видите ли, образования нет, выпивает. Да мой отец мастер был на все руки! Он что хочешь мог смастерить. Этот председатель у меня ещё попляшет.
– Я, к примеру, круглый сирота. А как же ты в детдоме оказался, если у тебя родители нормальные? – с усмешкой спросил Белохвостиков, надеясь изобличить парня во лжи.
– Да, ясное дело, врёт! Нет у него родителей, – выкрикнул кто-то.
– Ничего я не вру. У меня хорошие родители были. Батя лишь когда в колхозе отказали с катушек сошёл. А что ему оставалось делать, как не водку жрать, – работы-то в деревне нет, – Степан говорил со злостью, с ненавистью. И было понятно, что вся эта ненависть была направлена на председателя. – Отец по пьяни мать приревновал и убил. Нас с сестрёнкой в детдом и отправили, – эти слова он добавил уже тихо, но все услышали.
На дальней от разговаривающих койке сидел Виктор Марченко. У него было простое русское лицо, на котором особо выделялись добрые глаза, по-детски доверчиво смотрящие на всех и на всё. Ему тоже захотелось поддержать разговор, потому он быстро добавил.
– У нас председатель хороший, а толку? Всё равно работы в деревне нет. Нас тоже хотели по детдомам разбросать, но соседи помогли. Всем селом за нас встали. У меня ведь мамка от рака умерла. Отец сбежал. Я в семье старший, остальные мал-мала меньше. Всего пятеро. Как они там без меня? Я сюда пришёл за деньгами. Детей поднимать надо. В деревне таких денег, которые командир обещал, ни в жизнь не заработать.
– Верно! Это из-за них, сволочей, мы так живём, – подхватили ребята, и каждый, перебивая друг друга, стал рассказывать свою историю нищенской жизни.
Коля и Сергей тоже перешёптывались.
– Что правда, что ли?
– Ты о чём?
– Ну то что, когда рождаешься, государство деньги даёт.
– Не знаю, – Коля лежал на спине с открытыми глазами и о чём-то думал.
– Если правда, то наши – гады. Лично мне во как деньги нужны! – Сергей провёл пальцем по шее, показывая крайнюю нужду. – У меня мать больная. Лечить бесплатно никто не хочет. Врут гады, что лекарства дорогие. Наверное, деньги вымогают, чтобы себе в карманы засунуть. А где я деньги возьму?
– Да не верь ты! Байки всё это.
– Ты про что?
– Да про то, что нам сегодня лектор рассказывал и показывал. Есть, конечно, подонки, олигархи всякие, но не все же.
За разговорами и не заметили, как вошёл командир, но его рык сразу всех вернул к действительности.
– Прекратить разговорчики! – рявкнул командир. – Ещё раз услышу – подниму и заставлю отжиматься.
Когда он ушёл, громко хлопнув дверью, больше никто не разговаривал.
Виктор Марченко проснулся от тихих всхлипов. Было три часа ночи. Он привык спать чутко. Его мать два года болела раком. Последний год был особенно тяжёлым, и тогда-то Виктор натренировал ухо, чтобы слышать малейшее движение, не то что всхлипы. Он привстал и оглядел кровати ребят. Все мирно спали, лишь головы Белохвостикова не было видно: тот, похоже, укрылся одеялом с головой, но именно оттуда Виктору слышались тихое всхлипывание и стоны. Чтобы не будить ребят, Виктор потихонечку встал с кровати и подошёл к товарищу. Убрав одеяло, он шёпотом спросил.
– Хвост, ты чего?
– Голова, – единственное, что смог вымолвить тот.
– Что же ты раньше не сказал? – Виктор вернулся к своей кровати и достал из кармашка рубашки две длинные иголки.
– Не бойся, у меня мамка мигренью страдала. Сейчас легче станет. Ляг лицом вниз, – Виктор говорил почти губами, но Белохвостикову было всё равно. Адская головная боль не позволяла ему соображать, и он просто безучастно подчинялся, тем более, что Виктор помог ему перевернуться на живот и упереться лбом в согнутые в локтях руки. Белохвостикову было всё равно, что тот собирался с ним делать, лишь бы убрал эту невыносимую боль. А между тем, Виктор воткнул иглы в какие-то точки на задней стороне шеи и головы товарища, и стал их медленно вкручивать. Прошло буквально несколько минут – и боль стала затихать. А через тридцать минут Белохвостиков уже крепко спал. Виктор же, заметив это, потихонечку выкрутил иглы и вернулся на своё место. Прежде чем лечь спать, он тщательно вытер иглы и убрал их сначала в футляр, а затем уже в потайной кармашек.
В столовой сидели по двое. Сегодня на завтрак была каша, бутерброды и чай. Поставив на поднос тарелку с кашей и чай, Белохвостиков подошёл к столу, где сидел Виктор.
– Шерш, встань!
– С чего это? – Шерстобитов, который сидел за одним столом с Виктором, грубо огрызнулся, но вместе с тем перестал выставлять с подноса свою еду.
– С Борзым сидеть будешь.
– С чего это? – Шерстобитов всё никак не хотел уходить.
Виктор сразу догадался, что Белохвостиков хочет сесть с ним, и, опасаясь ссоры, быстро встрял в разговор.
– Ладно, Шерш, чего ты? Какая разница, с кем сидеть в столовке?
– Чёрт с вами! – недовольно огрызнулся Шерстобитов и, взяв поднос с едой, прошёл на то место, где раньше сидел Белохвостиков.
– Так-то лучше, – вслед ему самоуверенно произнёс Белохвостиков и, поставив поднос на стол, стал его освобождать.
Виктор продолжил есть свою кашу.
– Рисовая, моя любимая, – Белохвостиков сел на стул и поднёс тарелку каши к носу. Ноздри его кривого носа тотчас расширились и затрепетали, втягивая внутрь запах варёного риса. Судя по выражению его лица, он собирался получить удовольствие от аромата, но что-то ему не понравилось, и, сморщив нос, он разочарованно произнёс:
– Чёрт, по запаху молоко немного подгорело! – и он раздражённо поставил тарелку на стол.
– Не удалось словить кайф? – Виктор с усмешкой посмотрел на товарища.
– Ага. Но есть всё равно надо, – уже без энтузиазма Белохвостиков, зачерпнув ложкой немного каши, стал есть. Но тут же его настроение вновь улучшилось.
– Слава Богу, подгорелость на вкус не чувствуется, – удовлетворённо произнёс он.
– Хватит болтать, – Виктор одёрнул товарищу, и глазами показал в сторону двери, через которую в столовую вошёл командир.
– Не боись, всё под контролем, – тон Белохвостикова был весьма самоуверенный. Виктор, не поддержал его бравады и продолжал есть молча.
– Слушай, – Белохвостиков всё не унимался. – Чего ты мне вчера сделал, что голова мигом прошла?
– Иглоукалывание называется. У нас в деревне живёт один кореец, это его сын меня научил. У того в городе целый кабинет. К нему по записи люди ходят. Он даже в Китай учиться этому ездил.
– Во даёт! Небось, бабла зашибает немеряно.
– Наверное. Он меня научил и иглы подарил. У мамки моей страшная мигрень была. Только иглами и спасал.
– Ты теперь для меня сам Бог, – эти слова Белохвостиков пробубнил с полным ртом.
– Обращайся, – Виктор покончил с кашей и стал есть бутерброды, запивая чаем. Но, похоже, его мучило любопытство, потому как теперь он начал расспрашивать.
– Хвост, и давно ты головой мучаешься?
– Года три точно.
– Сотрясение было?
– Ага, в больнице даже лежал.
– Ясно. Небось, в драке?
– Стенка на стенку. Один битой шибанул…. Сволочь.
Наконец они дождались внимания командира. Тот с раздражением на лице подошёл к ним и грубо сказал.
– Прекратить разговоры. Хотите наряд на кухне получить?
Остальное время завтрака провели уже молча.
С этого времени Белохвостиков и Виктор Марченко держались вместе. На лекции, на которую они пошли после завтрака, сели рядом.
Лектор был новенький. Маленький толстый мужчина лет сорока после непродолжительных возмущений обстановкой в стране перешёл к призывам действовать.
– Хватит! Хватит терпеть это безобразие! – кричал он. – Пора положить всему этому конец! Вам, дорогие вы мои, выпала честь расправиться с этими негодяями. Пришло время их уничтожить, истребить, выжечь калёным железом, чтобы никогда, понимаете меня, никогда им не захотелось протянуть руки к вашему добру! Да, именно к вашему! Бог создал всех равными! Они ничем не лучше вас, но они наглее вас. Пришло время – постоять за себя.
В том же тоне воинствующей справедливости лекция продолжалась до позднего вечера, с перерывами лишь на еду. На третий день всё повторилось в таком же духе, но акцент делался на том, что присутствующие ребята являются своего рода мессиями – посланниками Бога для свершения правосудия. Что они, эти ребята, призваны защитить обездоленных, несправедливо ограбленных, и что сам Бог дал им добро на любые методы, которые они изберут, вплоть до убийства. Информация давалась в большом количестве, с энтузиазмом, затрагивала больные места всех присутствующих, что делало её легкой для восприятия, запоминающейся, точнее сказать – проникающей в душу. Лекции произвели на ребят серьёзное впечатление. Сознание большинства из них значительно изменилось. Они словно повзрослели, почувствовали себя хозяевами жизни, вершителями судеб. Через три лекционных дня все вновь собрались в учебном классе.
– Ну что, дорогие вы мои, – командир серьёзно обратился к ребятам. – Я думаю, цель, которая стоит перед вами, вам ясна?
Ребята дружно закивали головами в знак одобрения.
– Хорошо. На вас вся надежда! Вам выпала благородная миссия, можно даже сказать – честь: расправиться с негодяями, которые мешают жить всем нам счастливо. Пришло время их уничтожить, истребить, выжечь калёным железом, чтобы никогда, понимаете меня, никогда им не захотелось протянуть руки к вашему добру! Да, именно к вашему! Бог создал всех равными! Они ничем не лучше вас, но они наглее вас. Пришло время – постоять за себя.
Я научу вас, как эту работу выполнить. Для этого вам надо стать сильными, смелыми, многому научиться. Главное – научиться воевать. Враг силён, но вы его победите. Я даже не сомневаюсь. На всё про всё вам отводится пять месяцев. По истечении этого срока вы поступите в распоряжение людей, с которыми приступите к ликвидации врага и возвращению всего того, что принадлежит вам по праву рождения. Напоминаю, что за свою работу в среднем вы будете получать по сто тысяч рублей в месяц. Вы станете истинно свободными, богатыми людьми. Но пока будем учиться. С сегодняшнего дня запрещены всякого рода стычки между собой, игры в карты, выпивка, и так далее. Увижу, узнаю – сурово накажу. А теперь – всем на спортивную площадку!..
Глава 8
ПТУ, что на окраине города Лесное, представляло собой небольшое двухэтажное здание, где располагались учебные кабинеты, спальни и столовая. К нему примыкал ряд хозяйственных построек. В нескольких метрах за самим зданием располагалась спортивная площадка.
Лёня пришёл на приём к директору ПТУ. Предварительно постучав, он приоткрыл дверь. В кабинете помимо директора, который сидел за большим столом, сидели ещё два человека, один из которых был в белом халате.
– Можно?
– Входите. Если ребёнка устраивать, то у нас уже набор окончен.
– Нет, я по другому вопросу.
– По какому? – директор, с которым Лёня перебрасывался репликами, не был особо доброжелателен.
– Я на работу хотел устроиться, – Лёня остановился посреди кабинета.
Сесть ему никто не предложил.
– Да? И кем же?
– Я врач – хирург.
– Это к тебе, Николай, – директор бросил взгляд на сидевшего рядом мужчину в белом халате.
– В какой области специализируетесь? – спросил доктор.
– Абдоминальная хирургия.
– Очень хорошо. Вы не могли бы подождать меня за дверью? Я скоро буду.
– Ладно, – и Лёня вышел из кабинета.
ПТУ напоминало обыкновенную двухэтажную школу. По коридору сновали мальчишки, только поверх одежды у них были надеты чёрные фартуки: похоже, на первом этаже располагались мастерские. Мужчина в белом халате заставил себя долго ждать, и Лёня изрядно устал, дожидаясь его. Наконец мужчина вышел в коридор.
– Николай Фёдорович, – представился он. – Пойдёмте, нам надо поговорить.
И он направился к выходу на улицу.
Сев на ближайшую скамейку, он взглядом предложил сделать то же и Лёне. Достав сигарету, закурил. Мужчина вблизи уже не казался молодым. Он был тучный, с лысиной на голове, но особенно старили его лицо глаза. Окруженные мелкими морщинками, они выглядели усталыми и страдальческими.
– Расскажите о себе. Как зовут и сколько вам лет?
– Иванов Леонид Александрович. Мне тридцать лет. Холост, до сегодняшнего дня работал в центральной больнице города Благое.
– И что же вас привело к нам в глушь?
– Проблемы личного характера.
– Несчастная любовь? – усмехнувшись, мужчина посмотрел на Лёню.
Тот неопределённо пожал плечами.
– Хирург вашего профиля нам как раз и нужен, но… – доктор как-то странно, с неким прищуром посмотрел на Лёню. – Понимаете, в чём дело: место, где вы требуетесь – секретное, это своего рода филиал нашего училища. У них много ограничений, я сам там работаю, но зато платят хорошо.
– Меня здесь ничто не держит. Я месяц как похоронил отца, из родных у меня больше никого нет. Если возьмёте на работу – я согласен.
– Хорошо. Где ваши документы?
Заглянув и в паспорт, и в «трудовую», доктор остался доволен.
– У вас есть два часа свободного времени, встречаемся здесь же, – доктор, положив документы себе в карман и мило улыбнувшись на прощание, ушёл.
Лёня, посидев на скамейке ещё пару минут, встал и пошёл к автобусной остановке. Он решил съездить в магазин и купить себе бельё и принадлежности личной гигиены, а заодно позвонить другу.
– Сёмка, привет! Не перебивай и слушай, времени у меня в обрез, – Есть у меня должок к одному человеку, который, возможно, убил моего отца. Я должен во всём разобраться. …Не отговаривай. Да понимаю я, что дело серьёзное. Но мне надо, я не смогу спокойно жить, пока хотя бы не попытаюсь узнать правду. Я допустил ошибку, мне её и исправлять. Думаю, всё будет хорошо. Мне кажется, я схватился за ниточку, посмотрим, куда она меня приведёт. Сам мне не звони, я буду звонить. С работы я уволился. …Временно. Жди. …Я сам тебе буду звонить.
Поговорив с другом, Лёня пошёл в местный магазин.
Купив себе несколько пар трусов, маек и кое-что из одежды, а также средства личной гигиены, он вернулся в ПТУ. Было начало зимы и темнело рано. Доктор его уже ждал.
– Пройдёмте, – и, взяв Лёню за локоть, доктор подвёл его к машине и предложил в неё сесть.
На улице было темно. Ни номеров, ни каких-то других примет машины не было видно. Судя по внутреннему убранству, скорее всего это была «десятка». Лёня сел на заднее сиденье, а доктор – на переднее, рядом с водителем. На заднем сиденье уже кто-то сидел. В шапке, натянутой до глаз, в очках – это единственное, что увидел Лёня.
– Вам сейчас завяжут глаза, уж извините: я предупреждал, что заведение секретное, – усаживаясь удобнее, сказал доктор.
Рядом сидящий мужчина после слов доктора тут же обыкновенным чёрным шарфом завязал Лёне глаза, и только тогда машина поехала. Ехали уже приблизительно минут сорок, когда доктор вновь заговорил.
– Я расскажу вам о некоторых особенностях организации, где вы будете работать, – начал он. – С вами заключат контракт на четыре года. В течение этого времени вы не имеете право покидать то место, где будете работать.
– Что же вы сразу не сказали, что эта организация располагается так далеко от ПТУ, и что с такими условиями?
– Вы сказали, что вас ничто не держит в городе, тогда какая разница, где работать?
Лёня промолчал, довод был весьма убедительный. Доктор между тем продолжал:
– Место, где вы будете работать, сравнительно далеко от ПТУ. Бежать бесполезно, вокруг густой лес и болото.
У Лёни участилось сердцебиение, страх медленно стал вползать к нему в душу, но он быстро успокоился, подумав: не стоит волноваться. Зачем я им нужен?
Доктор тем временем продолжал.
– Вы, согласно контракту, не сможете общаться ни с кем, причем не только визуально, но и по телефону, не сможете писать даже письма. Телефон, кстати, отдайте, пожалуйста. Ваши документы тоже побудут у меня.
– Я что, в тюрьме работать буду? – Лёня достал телефон, и мужчина, сидящий рядом, забрал его.
– Что-то вроде этого. Теперь, после моих слов, у вас дороги назад нет, – доктор замолк, и весь оставшийся путь ехали молча.
По ощущению, ехали долго. Лишь после того, как машина остановилась, Лёне развязали глаза. Он некоторое время привыкал, хотя на улице была кромешная тьма, и светились только окна ряда одноэтажных домиков казарменного типа.
– Нам туда, – и доктор указал на казарму, стоящую обособленно от всех остальных.
– Это наша медсанчасть, милости прошу, – доктор открыл дверь, пропуская Лёню вперёд. – Раздевайтесь, я покажу, где вы будете жить и работать.
В одной из комнат, куда они вошли, стояла железная кровать, печка-буржуйка, стол, стул, висела раковина с холодной водой.
– На этом условия заканчиваются – горячей воды нет, уборная на улице, – сухо бросил доктор.
Находясь на своей территории, он перестал любезничать с Лёней и говорил жёстко и весьма неохотно.
– Дальше у нас процедурный кабинет и операционная, – поймав удивлённый взгляд Лёни, добавил. – А что вас удивило? Мы оперируем. С вами хирургов теперь двое. Один из них я. С лекарствами у нас всё в порядке, я сказал бы – даже отлично. В санчасти вы будете жить с медсестрой Клавой, она по соседству с вами. Он указал на дверь её комнаты.
– По необходимости она и за операционную сестру. Кстати сказать, мастер своего дела, и ей шестьдесят лет, – поймав удивлённый взгляд Лёни, начальник лагеря с усмешкой добавил. – Предупредил, а вдруг ты бы сегодня ночью, по нужде мужской, к ней в комнату ломанулся бы. Шутка! Я по совместительству анестезиолог. На этом количество медработников заканчивается. С вашим появлением, я большей частью буду заниматься организаторскими вопросами, я ведь здесь, ко всему прочему, исполняю обязанности начальника лагеря. У нас военно-спортивный лагерь для шестнадцатилетних подростков. Так что справляться будете без меня. Весь персонал человек двадцать, не более, включая ребят, так что, я думаю, справитесь. Если хотите, еду вам будут приносить сюда. А так у нас есть столовая. Баба Клава завтра вам всё покажет. А сейчас отдыхайте, если понадобитесь, вас вызовут. Кстати подъём в семь часов утра, завтрак в девять. Спокойной ночи.
Лёня прошёл в свою комнату и, подбросив поленья в печку, стал раздеваться, чтобы лечь спать. День был богат на события и реально вымотал. Пока раздевался, кое-что обдумывал.
Что тут за лагерь, если столько секретности? Неспроста! И документы отобрали. Боже мой, во что я вляпался?! Интересно, как я смогу связаться с Семёном, у меня ведь даже телефона нет?.. Ладно, что-нибудь придумаю. У кого-нибудь да возьму. Обеспокоенный, он лёг на кровать, но усталость взяла своё и через минуту он уже спал.
Утром в семь часов его разбудила медсестра Клава. Она сидела на маленькой скамеечке возле печки и совком в ведро выгребала золу.
– Ты, что ли, у нас новенький? – баба Клава, обернулась на тихое Лёнино "Здрасьте".
Женщине шло это имя. Она была полненькая, с круглым, красивым лицом, с короткой стрижкой. Выглядела она моложе своих шестидесяти лет, волосы у неё были кудрявые – то ли от природы, то ли она сделала химическую завивку. Большие карие глаза излучали тепло. Почему-то Лёне показалось, что он где-то уже её видел, но он быстро отмёл эту мысль.
– Я Леонид Александрович, можно просто Лёня.
– Печку, Лёня, топить умеешь?
– Да.
– Очень хорошо. Следи за огнём, дрова на улице под навесом – увидишь. Сильно не кочегарь, особенно когда отлучаешься.
– Хорошо. Вас как по отчеству? – Лёня решил спросить, потому как «баба Клава» для этой приятной и совсем ещё не старой женщины было рановато.
– Тебе что же, директор обо мне ничего не рассказывал? – женщина ушла от ответа.
– Рассказывал и представил, но… мне кажется «баба Клава» вам … не подходит. Как ваше отчество? – он опять повторил вопрос.
– Петровна, – смущённо бросила она, а потом поспешно добавила: – Я тут тебе воду согрела. Женщина тяжело поднялась и взглядом показала на маленькую кастрюльку, стоящую на печке.
– Умывайся. Если что спросить – я в процедурном.
– Спасибо за воду, – Лёня поблагодарил медсестру уже в спину.
Умывшись, он прошёл в процедурный кабинет. Лекарственными препаратами санчасть действительно была обеспечена хорошо, что вызвало у Лёни тревогу. В такой дыре, для двадцати человек – не слишком ли шикарно? Это первое, что пришло ему на ум и насторожило. Опять вспомнились завязанные глаза, когда его везли, слова начальника о том, что нельзя ни звонить, ни писать. В душе всё более нарастала тревога, и он понимал, что осторожность совсем не будет лишней. Потому решил пока ни о чём никого не расспрашивать, а самому осмотреться, понять, что здесь за люди, и вообще – что здесь происходит....
