Алия Амирханова
Тайный агент
Глава 9
– Подъём! – зычный, как раскат грома, голос командира тревогой отозвался в головах ребят.
Просыпались без промедления, ибо командира боялись все. Со времени подписания договоров он изменился до неузнаваемости. Теперь не услышишь от него ласкового слова "ребятки", не увидишь на лице доброжелательной улыбки. Командир был словно комок злобы и ненависти. Опоздаешь со всеми встать в строй, – значит, бежишь дополнительные два километра и пятьдесят отжиманий, и это помимо основной физической нагрузки, и вдобавок, пропускаешь завтрак. Все старались не опаздывать.
– Вот сволочь, опять орёт! Месяц здесь живём, и никакая хворь его не берёт, – Серёга шёпотом жаловался другу Коле.
– Не отвлекайся. Тебе помочь? – Коля наклонился к кровати друга.
– Не надо.
– Чего не надо, одевайся, копуша! – и Коля стал быстрыми и ловкими движениями заправлять постель, он взбил подушку, и вот уже аккуратный треугольник вырос на кровати Серёжи.
– Бежим, – подталкивая друг друга, они выскочили во двор.
В нескольких метрах от казарм начиналась спортивная площадка.
Остальные ребята тоже подтягивались, и вот все десять человек в спортивных костюмах вытянулись перед командиром. Погода стояла морозная, хотя снега было мало.
– Начинаем тренировку! – приказал командир.
Ребята побежали вокруг площадки, внимательно прислушиваясь к голосу командира, потому как ждали от него подвохов. Метров двести бежали в обычном ритме.
– Засада! – неожиданно рявкнул командир. Это означало, что надо перестроиться и начать двигаться с кувырками.
Темп был весьма интенсивный, потому время на принятие удобной позы для кувырка не было, и все переваливались через голову как попало.
– Дербенёв! Петров! Мать вашу, чего вы с боку на бок, как беременные бабы, переваливаетесь?! Через голову надо, или хотите дырку в башке получить?! Так считайте, что получили. … Боже мой, с кем приходится работать!
– Стрельба! – командир отдал новый приказ, который означал передвижение ползком.
Деваться некуда, надо ложиться на снег и ползти. Постоянно, как раскаты грома, был слышен голос командира, который, сопровождая свою речь трёхэтажным матом, ругал очередного парня.
– Белохвостиков, ты чего свой котелок на шесте несёшь?! Всё, нет его у тебя! Подстрелили как утку. Вышибли твои куриные мозги!..
А потом чуть позже:
– Болваны! Голову втянули в плечи, на уровне рук держим. Ползём на брюхе, а не на коленках. …Господи, и откуда вы такие бестолковые мне на голову свалились?!.
– Переходим на гусиный шаг, – командир опять отдал новый приказ.
Сели на корточки и пошли. Гусиный шаг был самым тяжёлым, и командир, как назло, оставлял его напоследок, когда силы были на исходе. Этот ритм был тяжёлым ещё и потому, что если до этого командир орал и оскорблял ребят, то сейчас он начинал бить. У него была длинная пастушья плеть, которой он с удовольствием прохаживался по спинам и задницам ребят. Стоило чуточку приподняться, как тут же следовали свист плети и удар. Казалось, что командир получает особое наслаждение от ударов плетью. Его глаза при этом зловеще радостно сияли, с губ не сходила довольная улыбка.
Пробежав в рванном ритме три круга, по двести метров каждый, ребята получили новое задание от командира.
– Физподготовка, – приказал он, что означало: подтягивание на турнике, отжимание с земли, выпрыгивание вверх из положения сидя с хлопком.
Делать нечего, ребята идут к турникам и начинают подтягиваться.
– Что, Дербенёв, опять висим, как тряпка? – командир, злорадно усмехаясь, подошёл к турнику, где Сергей, подтянувшись от силы два раза, висел на перекладине, не решаясь спрыгнуть на землю, но и потянуться не было сил.
– Товарищ командир, он у нас слабенький и нежный. Такого рода нагрузки не для его женской натуры, – Белохвостиков не преминул поддеть товарища.
– А тебе, Хвост, какое дело? Гвоздь без шляпки, – вступился за друга Коля. – Мозги вышибло, а язык так помелом и остался.
Дружный смех парней ещё больше накалил обстановку.
– Ну, ты, Колян, дорвался! – Белохвостиков в бешенстве посмотрел на защитника.
– Отставить разговорчики! Нечего тебе, Белохвостиков, без разрешения голос подавать. Ещё одно замечание – пойдёшь в карцер. Продолжать тренировки!
Принцип подготовки был один. Необходимо было сделать определённое количество отжиманий, подтягиваний и других упражнений. После окончания тренировок командир оглашал результат.
– Утренняя физподготовка вновь не засчитывается у Дербенёва, – по ряду прокатился тихий смешок. – Я смотрю, Дербенёв, не в коня корм. Командир окинул презрительным взглядом Сергея.
– Как был доходягой, таким и остался, не прибавляются в тебе силы. Каждый день одно и тоже. Командир несколько секунд помолчал, о чём-то думая, а затем произнёс.
– В наказание почистишь от снега площадку, – и через несколько секунд он добавил:
– Всё равно не справишься. Другое наказание: из-за тебя сегодня все лишаются десерта.
– Почему?! Мы-то тут причём?! У, гад!– в адрес Сергея посыпались грязные ругательства.
– Можно мне за него отработать, не лишайте ребят десерта? – Коля сделал шаг вперёд.
– Что? – глаза командира округлились. Ты что, забыл инструкцию? Здесь каждый сам за себя! Поднимите руки, кому легко? – командир устрашающе обвёл взглядом ребят.
– Всем тяжело, – ответил за всех всё тот же долговязый Белохвостиков.
– Именно! – рявкнул командир. – Этот Дербенёв слабый духом. С таким любое дело завалится. Он заведомо в проигрыше. От таких, как Дербенёв, команда должна избавляться, ибо главное в солдате – агрессия. Агрессия идёт из души. Вы должны, как бы тяжело вам ни было, найти в себе силы для ярости, быть готовыми в любую минуту убить, попытаться убить, – иначе убьют вас. Вы контрактники, за это вам деньги будут платить. И не малые. Развели тут детский сад! Ясно? Глаза командира от ярости готовы были вылезти из глазниц.
– После моих слов готов за Дербенёва отпахать? – командир с усмешкой посмотрел на Колю.
– Готов, – твёрдо ответил тот.
– Против командира идёшь? Да я тебя похороню! Добренький нашёлся! Сто отжиманий! Ты, парень, у меня кровью харкать будешь, – глаза командира налились красным.
– Раз, два, три, – смеясь и грязно ругаясь, ребята дружно и громко начали считать.
Сергей стоял в сторонке. Отчаянье, охватившее его от бессилия помочь товарищу, буквально разрывало сердце на части. Душа парня обливалась слезами, но он не знал, как помочь другу. В лагере они были всего лишь месяц, но Сергею уже давно не хотелось жить. Он был чрезмерно слаб физически, и к тому же у него болело сердце, но здесь его здоровье никого не интересовало. Парень был в отчаянье, понимая, что ему здесь не выжить, что из-за него страдает Коля, но и выхода из создавшейся ситуации он не видел.
– Тридцать пять., сорок, – было видно, что, Коля отжимался из последних сил.
И тут Сергея прорвало. Парализующие оковы страха куда – то исчезли, и, словно головой в омут, не давая себе отчёт в происходящем, он вдруг яростно и с криком "Сволочи!" накинулся с кулаками на одного из парней. Сергей что есть силы бил парня по лицу и еще куда придётся. Правда, удары его были слабые и не точные, но тому, на кого он напал, было всё равно. Тот жаждал крови, жаждал поиздеваться, что было свойственно его натуре; впрочем, подобные свойства касались и всех остальных, стоящих и ведущих счет, потому, как только появилась возможность, они все набросились на Сергея и стали бить его – и кулаками, и ногами. Били злобно, жестоко, забыв, что их много, а Сергей один. Коля бросил отжиматься и кинулся на помощь другу. Но, в отличие от Сергея, он умел драться и делал это профессионально. Ему хватило каких-то пяти минут, чтобы кучка разъярённых шакалов, именуемых сокурсниками, уже валялась на снегу, охая и утираясь от крови и соплей. Командир, молча наблюдавший за потасовкой, был поражён смелостью и ловкостью Коли. Он также заметил, что и Виктор Марченко, утираясь от крови, все же восхищённо бросил в адрес Коли:
– Ну даёт! Один против всех!
Командир хотел зло оборвать пацана, но тут ему позвонили, и лишь крикнув:
“Прекратить потасовку! Всем в казарму!”, – он, на ходу разговаривая, первым ушёл с площадки.
– Вставай, – Коля помог Сергею подняться. У друга было несколько ссадин и ушибов.
– Они бы меня точно убили, если бы не ты. Спасибо тебе! – Сергей с благодарностью посмотрел на товарища. – Где ты так научился?
– Сосед у нас был спецназовец. Афган прошёл. Вот такой был мужик! – Коля поднял большой палец руки. – Он нас, дворовых пацанов, три года тренировал. Меня хвалил, говорил, что я на мастера тяну. …Застрелился он.
– Почему?
– Не знаю… Афган не любил вспоминать. Пошли быстрей умываться и завтракать!
Оставшиеся пацаны кое-как поднимались и – кто хромая, кто держась за больную часть тела – направились в казармы.
– Ты чего Серёге помогал, я видел? – Белохвостиков злобно посмотрел на Степана Коновалова, идущего рядом.
– А чего вы все на одного? Так не честно!
– Тьфу ты, "честун" нашёлся! – сплюнув на снег, Белохвостиков выругался матом. – Детский сад, – повторил он слова командира и, опустив голову, пошёл в казармы.
С этой минуты за Степаном закрепилась кличка Честун, по имени его уже больше никто не называл.
Белохвостиков шёл медленно. Каждый шаг тряской отзывался в голове, что означало приближение приступа мигрени. Виктор Марченко, заметив понуро свисающую голову товарища, замедлил шаг, и, когда они сравнялись, участливо спросил:
– Ты-то чего в драку полез? Тебе же нельзя.
– Ага, чтобы потом трусом считали?
– Глупости. Ребята поймут. Мне тот кореец, врач, который, сказал, что голову надо особенно беречь.
– А как её беречь? Ты говоришь: пацаны поймут. Как же! У нас в детдоме как узнали, что у меня голова болит, специально по ней били. …
– Суки. Звери!
– Не то слово. Я потому с Артистом и ушёл. Мне хоть куда, лишь бы из детдома.
Виктор промолчал, ответ друга был весьма убедительным.
– Ты боль особо не терпи. Скажи.
– Не. Иголки – это ночью, когда все спят. Мне доктор таблетки дал. Днём я их пью. Правда, они тоже плохо помогают.
– Ладно, как знаешь. Обращайся.
Белохвостиков промолчал.
Пацаны и командир затаили на Колю злобу. Если ребят обуревало простое чувство злости, даже скорее зависти, что он один справился со всеми, то командира мучило чувство другого толка. Его всегда раздражали такие, как Коля. Он внутренним чутьём чувствовал лишнее беспокойство для себя, чего он никак не желал. По своему жизненному опыту командир знал, что – рано или поздно – ребята начнут уважать Колю: за его бесстрашие, умение постоять за другого, и постепенно Николай станет их лидером. Этого командир допустить никак не мог. Здесь один лидер – это он сам. И только на него они должны равняться.
Сам-то он ни при каких обстоятельствах не ставил чужие интересы выше своих, тем более – жизнь. И даже гордился этим, считая себя умным и прагматичным, а таких, как Коля, – безмозглыми чурбанами. Ему с детства был присущ патологический эгоизм. Мать часто горестно повторяла, что он с лёгкостью променяет её на велосипед. Он тогда злился на эти её слова, но всё же с упрёком спрашивал, почему у всех мальчишек есть велосипед, а у него нет. На что мать, целуя и лаская его, в который раз объясняла, что у них большая семья, а денег едва хватает на еду. Это обстоятельство более всего злило его, и он кричал: "Зачем эти все нам нужны? Тебе что, меня не хватает?" В действительности, лишь он один был её родным ребёнком, остальные четверо детей в семье были детьми её покойной сестры. Ещё в школе он увлёкся спортом, стыдясь своей обделённости, и даже сдал на первый разряд по бегу на лыжах, но потом охладел к лыжам и увлёкся стрельбой. Имея отличные результаты в спорте, учился он неважно, по счастливому случаю был призван служить в спецназ. Восемнадцатилетний деревенский парнишка – и спецназовец! Он был очень горд.
Служба его увлекла, хотя и была достаточно сложной. Но и там он из-за своего характера долго не удержался. Всё разрешилось в первый год службы. Он долго потом вспоминал эти месяцы. Стояли январские морозы. Задание перед группой, в составе которой был и он – боец Сидоренко, стояло непростое: явиться на место операции и освободить «заложников». Сколько "террористов" удерживают «заложников», группе было неизвестно. Сама группа состояла из семи человек. До места дислокации – марш бросок десять километров на лыжах. Снега было много, плюс экипировка, одним словом – настоящая проверка на выносливость. Шли гуськом, лейтенант впереди. Ещё не прошли и половины пути, когда Лёха Петренко, один из бойцов, вскрикнул и присел на снег. По цепочке передали о случившемся. Все остановились и собрались в круг. Лейтенант осмотрел ногу. Судя по тому, как стонал Лёха и не давал дотронуться до ноги, стоило ожидать перелома или разрыва связок.
– Сидоренко, – лейтенант закончил осмотр ноги, – так как ты у нас перворазрядник по бегу на лыжах – тебе и флаг в руки.
Его губы тронула едва заметная улыбка.
– Доставишь бойца Петренко в санчасть.
– Есть – доставить в санчасть!
Петренко уложили на связанные вместе лыжи и привязали к ним. Получились сани-волокуша, ручку которых Сидоренко перекинул себе через пояс.
Встав на свои лыжи и взявшись за палки, боец Сидоренко, прежде чем двинуться в путь, смело спросил:
– Товарищ лейтенант, мне как, возвращаться или нет?
– Сам решай, Сидоренко. Смотри по времени. …Хотя, – чуть запнувшись, лейтенант добавил, – задание сложное, и терять ещё одного бойца не хотелось бы. Но решай сам…
Сидоренко прекрасно слышал слова лейтенанта, что задание сложное, но для себя сразу решил, что возвращаться не будет. «Щас, как же, буду я возвращаться! Нашли дурака. Делать мне нечего!». С такими мыслями он шёл не спеша, кряхтя, охая, одним словом – всячески демонстрируя Лёхе всю тягостность своего положения и вызывая, соответственно, у товарища чувство вины и раскаянья за свою неосторожность, приведшую к столь печальным последствиям. Группа в тот день вернулась поздно. Как оказалось, людей, захвативших «заложников», было больше, чем членов группы, и операция была особенно сложной. Когда по возвращении уставший лейтенант поинтересовался у него, почему он не вернулся на помощь, Сидоренко, не моргнув глазом, соврал, что не укладывался во времени. Лейтенант тогда ему ничего не сказал. Через две недели им снова предстоял марш бросок в десять километров. В этот раз их попросил о помощи председатель сельсовета из местной маленькой таёжной деревеньки. После сильного бурана повалило деревья, и единственный подъезд к деревне был перекрыт. Техники у деревенских отродясь не было, и рассчитывать приходилось лишь на помощь солдат. Работали по расчистке дороги часа четыре, и если учесть десятикилометровый лыжный переход, то силы у бойцов были на исходе. Когда они, уставшие, собрались возвращаться домой, председатель упросил лейтенанта разрешить подвезти на снегоходе одного из группы. Он ехал в район и собирался проехать мимо их части. Лейтенант уклонился от конкретного ответа, оставив решение за группой. У него была привычка проверять своих солдат. В начале службы – особенно. Он старался обходиться без приказов и оставлять решение за солдатом. Вот и сегодня он не отказал ребятам, а предоставил им право самим выбрать, кто поедет, но все вежливо отказались. Тогда он, боец Сидоренко, громко спросил:
– Товарищ лейтенант, если нет других желающих, то можно мне? – он был горд своей решимостью. Все отказались, как считал он, из-за банальной трусости, а он вот не струсил.
Лейтенант вновь ответил уклончиво.
– Тебе, Сидоренко, решать. Хочешь – езжай.
Он бы и поехал, но, случайно оглянувшись и увидев презрительные взгляды товарищей, отказался. Казалось бы, инцидент исчерпан, но на следующий день командир вызвал его к себе и объявил, что командование увольняет его из их части и переводит в мотострелковую, с отметкой "отсутствие требуемых качеств характера". На вопрос «почему?» лейтенант прямиком ответил: "Нет в тебе, Сидоренко, командного духа. А без него в спецназе делать нечего".
– Так вы же сами …! – возмутился он, поняв, за что его увольняют.
– Понимаешь, Сидоренко, -лейтенант поучительно посмотрел на него, – приказы выполнять легко, ибо там нет тебя самого, а лишь твоё подчинение. А в спецназе человек должен быть надёжным по собственной воле, а не по приказу. По собственной воле готов прийти на помощь, не бросить товарища, и так далее. Ясно?
Он кивнул головой.
–Тогда свободен. Собирай вещички. Скоро будет машина.
То, что его уволили из спецназа, сильно ранило самолюбие. Ведь одно дело – служить в спецназе, и совсем другое – в пехоте. По окончании службы он не стал возвращаться в родное село. Его мать много работала и всё же подняла остальных четверых детей, но сама долго не прожила. Умерла, не дождавшись его из армии. Оставшись без матери, он стал мотаться по свету, выбирая места, где лучше. Собственную семью так и не завёл. Не получалось у него привязаться ни к одной женщине. Детей у него тоже не было.
В сорок лет, попав в лагерь военруком, обрадовался, почувствовав родную стихию. Все работники лагеря были одинокими себялюбцами. Но появление Коли обещало лишнее беспокойство, чего он уж никак не желал.
Глава 10
В какой-то мере от изнурительных тренировок спасала зима. Начались метели. Ветер буйствовал, завывая, он метал снег из стороны в сторону, клонил деревья в надежде сломать их гордый ствол, срывал крыши с мелких построек. Уборка снега и устранение последствий снежных бесчинств значительно сокращали время, отведённое на занятия спортом. Из-за начавшихся буранов занятия по физподготовки были перенесены в спортивный зал. Количество упражнений и пробежек не уменьшилось, но тёплый воздух помещения всё же благотворно сказывался на выносливости ребят, и в особенности – Сергея.
Так, с горем пополам, прожили два месяца. К изнурительным физическим нагрузкам добавились занятия по стрельбе и теоретические занятия. Помимо командира с ребятами никто не работал. Включая стрельбу и теоретические занятия, которые вёл также он. Учиться стрелять начали в тире, который был достаточно большим. Одновременно стрелять могли шесть человек. Попадание в цель приветствовалось.
Потом перешли к автомату. Тренировочный автомат Калашникова был точной копией настоящего. На изучение его устройства и осваивание начальных навыков стрельбы из него командир отвёл буквально несколько часов. А потом учились бегать с автоматом и просто-напросто из него палить. Ребята обучались быстро: сказывался страх перед командиром.
К счастью, Сергей Дербенёв стрелял отлично. Его отец был охотником, и стрелять Сергей начал рано. У него врождёнными были те качества, которые прививаются в снайперских школах за многие месяцы обучения. Отличное зрение, высокая степень наблюдательности, пространственная ориентировка, умение быстро концентрироваться позволяли Сергею с лёгкостью попадать в летящего воробья. Талант к стрельбе на некоторое время ослабил придирки командира, но, как оказалось, ненадолго.
Сегодня едва вернулись из тира, как началась метель.
– Это надолго, – командир стоял спиной к классу. – Займёмся теорией. Сегодня у нас на повестке самодельные мины. Знания, которые я сегодня вам преподам, спасут вас от смерти в первые же дни, потому как покалеченные вы там будете никому не нужны, и вас просто пристрелят. Командир повернулся лицом к ребятам, на лицах которых застыло удивление или даже страх.
– Что вы так на меня смотрите? Испугались слова «смерть»? Какие мы тут все нежные, беленькие и пушистые!– голос командира стал злобным. … – Пусть встанут те, кто был в школе отличником, или победителем олимпиад … Вставайте, вставайте, смелей! Ну же! …А что так? Умом не вышли? То-то же! Дебилы, двоечники и тунеядцы. Я всех назвал или кого-то пропустил?
Ребята сидели, опустив глаза. А командир, между тем, заводился. В его глазах светилась презрительная усмешка.
– Вы забыли, как по дворам мотались, устраивая драки с поножовщиной, как выпивали? Выходит, забыли, раз так слова «смерть» испугались. Зажрались! Теперь красивую жизнь и красивые слова подавай? Так я вам напоминаю, что вы – отбросы общества, мусор, точнее сказать. Хотя от мусора больше пользы, чем от вас. …Но вам повезло, и вы попали к нам. Вам представился шанс выбраться из вонючего болота, и если поднапряжётесь, то вас будут бояться, вы будете вершить судьбы людей. И вы хотите это всё получить даром? – командир щёлкнул языком. – Нет! Так не бывает. Вы своим потом и кровью должны отработать то доверие, которое вам оказали, ту жратву, которую вы здесь на халяву едите. Так что будьте готовы умереть, а если не хотите, то будьте добры из кожи лезть, но обучаться всему тому, чему я вас здесь учу. Ясно? И ещё помните: обратной дороги у вас нет.
Ребята дружно и усердно закивали головами в знак согласия, боясь произнести хоть слово.
– То-то же… Итак, открывайте тетради и записывайте. Самодельные взрывоопасные предметы можно замаскировать, изготовляя их из вполне безобидных металлических банок: из-под пива, Пепси, Колы. А также из транзисторных приёмников, карманных фонариков, начиняя их взрывчатым веществом. Взрывчатые вещества в самодельных бомбах могут быть разного характера: твёрдыми, пластичными, порошкообразными – к примеру, порох, – жидкими, – монотонный голос командира словно прибивал к полу. Диктовал он быстро, со знанием дела, что вызывало особенный страх, так как не успевавшие записывать и в результате не понимающие о чём идёт речь, зная бешенный его нрав, сидели в ожидании в лучшем случае подзатыльника, а в худшем – отжиманий до потери сознания.
– Я смотрю, ты, Дербенёв, мечтаешь, – командир заглянул в тетрадь Сергея, который не успевал записывать за ним. – Зря! Он загадочно усмехнулся.
– Всем марш чистить спортивную площадку от снега!
Намело достаточно, потому провозились часа два, еле-еле успели к обеду. Уставшие от уборки снега ребята вошли в просторную столовую. Несколько небольших пластмассовых белых столиков, стойка, где выдавали еду, дальше шла кухня. Сидели по двое. Сергей первым подошёл к столу, за которым обычно сидели они с Колей.
– Смотри, кто-то брелок с ключами оставил, – Сергей показал на стол и, как маленький мальчишка, потянулся к брелку, желая вблизи получше рассмотреть его. Он доверчиво схватил брелок и только хотел сесть на стул, как прогремел взрыв. Инстинктивно Сергей отпрянул в сторону, но, не удержав равновесия, упал на пол, ударившись об острый край стойки. Взрыв не был мощным, но неожиданность и сильный шум, сопровождающий его, сыграли свои роковые роли.
– Серёга, ты как?! – Коля первым подбежал к другу и присел возле него. Тот не отвечал: похоже, потерял сознание.
– Вот вам самодельное взрывное устройство в полной красе, – командир, выросший словно из-под земли, довольно улыбаясь, оглядывал присутствующих ребят, которые столпились тут же. – Так будет со всеми, кто будет игнорировать занятия. Будьте всегда в боевой готовности. Всё свободное время зубрите, шарахайтесь от каждой бумажки, от каждой вам незнакомой вещицы. Ясно?
– Серёга, Серёга! – Коля тряс друга за плечи, стараясь привести в чувство.
Наконец тот с трудом открыл глаза, стеная от боли. Только перевернув друга на спину, Коля заметил окровавленную руку товарища. Вся кисть представляла собой кровавое месиво, и было непонятно, каковы размеры раны. Ребята и командир стояли тут же, но никто не пошевелился, чтобы вызвать врача или помочь товарищу. Сняв с себя футболку, Коля замотал рану и помог Сергею подняться с пола, затем, поддерживая его, повёл в санчасть.
– Фу, он ещё и обоссался! – один из подростков заметил небольшую лужу мочи, которая осталась на месте, где лежал Сергей. На самом деле лужи как таковой и не было, было лишь мокрое пятно, но концентрированный запах мочи чувствовался достаточно сильно.
Дружный нервный смех заполнил столовую. Ребята, обуреваемые чувством страха после случившегося, смеялись, чтобы скрыть этот самый страх. Сергей слышал смех, его плечи вздрагивали, он плакал без слёз: и от боли, и от страха, и от стыда.
К счастью, лишь посередине кисти той руки, которой он схватил этот злосчастный брелок, у Сергея была глубокая рана, но сами пальцы не пострадали благодаря мастерству Лёни как хирурга. Голову Сергей также рассёк, ударившись при падении о край стола. Лёня оставил парня на несколько дней в боксе стационара, предназначенном для тяжёлых больных. Почувствовав запах мочи, он шёпотом попросил Колю принести товарищу сменное бельё.
