Алексей Владимирович Июнин
Райгебок
У Очаровательнейшего дернулся уголок губ.
– Твои предположения чересчур смелы, Райгемах. Они могут стать поводом к их исполнению, так что впредь советую не высказывать их вслух, тем более мне – официальному представителю Его Светлости.
– Однако, герр Лайзельвин, вы ведь со мной не спорите, – Райгемах поставил руки на пояс.
– Споры – для слабых, – произнес герр Лайзельвин как будто в никуда. – Сильный – доказывает!
– Так докажите мне, герр Лайзельвин! Пока кроме слов у вас нет других аргументов.
– Так вы не доверяете слову Его Светлости?
– Увы, герр Лайзельвин. Предложение герцога могло бы вызвать интерес, но есть две вещи, которые не позволяют мне принять положительное решение. – Райгемах поскреб пятерней косматую бороду. – Первое – я не торгую родными детьми. Второе – со дня на день у Райгебока случиться «клин», после которого у него начнется другая жизнь, он уйдет и от меня и от вас. Задержать его вы не сможете, иначе собьете его «клин», что сами знаете, может привести к неожиданным последствиям для всех.
– По поводу первого твоего высказывания… – Лайзельвин даже бровью не повел. – Никто не говорил о торге. Мы предлагаем жизнь Райгебоку. Такую о какой он и мечтать не мог, наверное… У него будет все…
– Золотая клетка, да?
– Пусть так! – вынужден был согласиться Очаровательнейший. – А в какой клетке он живет сейчас? Да он не может даже из дома выйти без того, чтобы не получить вал камней в спину и хор проклятий и унижений! Ведь я прав? А по поводу «клина»… Его Светлость не задумывается над этим, он знает, что Райгебок не человек, по-этому «клина» у него быть не может.
– Вы так уверены, что он не человек?
– Он сам это доказывает тем, что из-за хладнокровия на него не реагируют угри-светометы. Насколько я понимаю – люди хладнокровными бывают лишь тогда когда из них выходит жизнь!
– Зачем он вам? – спросил Райгемах.
– Отвечая на этот вопрос, я раскрываю государственную тайну, и если кто-то узнает то, что я сейчас расскажу, я казню тебя, Райгемах.
– Говорите. Речь идет о моем сыне! Если это действительно тайна, я буду молчать. Клянусь.
Очаровательнейший повел себя так, словно внезапно забыл о собеседнике и, будто бы предался, раздумьям. Пожевав губами, он озабоченно прищурился и надолго остановил взгляд на дырочки от жучков-древоточцев, что с недавних пор стали украшать балки перекрытия над их головами.
– Его Светлость обдумывает версию военного вторжения в графство Борбанское. Великий ум его светлости произвел в свет гениальную со всех точек зрения идею использования угрей-светометов в военных целях, – говорил герр Лайзельвин. – Специально созданные войска будут нести с собой мешки с угрями-светометами и при приближении к врагу, делать в мешке дыру и направлять ее перед собой. Кроме того эти мешки можно бросать с помощью катапульт и требушетов через крепостные стены. Ты, Райгемах, можешь представить какой урон произведет, скажем, сотня угрей? Это как минимум сотня поверженных солдат бесчестного графа Цицинбора. При том, что наши войска еще даже не приближались к месту сражения! Да графские солдатики разбегутся в панике, раскидав все свое оружие, а сам граф Цицинбор начнет заикаться от трепета перед Его Светлостью герцогом Ваершайзем! – Очаровательнейший усмехнулся. – Его Величество дали добро.
– И вы хотите, чтобы Райгебок доставлял угрей герцогу? – Райгемах почистил ноздрю и щелчком отправил извлеченное на земляной пол.
– Именно! Повторяю – Его Светлость готовы щедро вознаградить ваше семейство.
Сам Райгебок все прекрасно слышал и боялся сделать даже вдох. Он по-прежнему прятался за дальней бочкой с яблочным соком, опасаясь шелохнуться.
– Прежде чем я дам свой ответ, позвольте спросить, герр Лайзельвин, – произнес отец, замечая, что при общении с благородным сударем стал стараться так же красиво выставлять слова и использовать высококультурные речевые обороты, которые в повседневной жизни не употреблял, – откуда вам стало известно, что именно мой Райгебок ловит угрей-светометов? Ведь я держу это в тайне. Торгуя угрями на ярмарках в Лойонце, я еще никому не рассказал секрета их ловли. Мало того, герр Лайзельвин, в городе и про Райгебока-то ни знает никто!
Очаровательнейший немного подумав, вновь растянул губы в улыбке. Но на этот раз она была не приветливая и не надменная, как когда он мечтал о разгроме армии заклятого графа Цицинбора. На этот раз в улыбочке герра Лайзельвина читалось лукавство и плутовство.
– Желаешь знать? Что-ж, почему бы не рассказать? Вон там в стороне, шагов в ста отсюда, прямо рядом с твоим домом проживает семейство Скау…
Отец свирепо заорал и с размаха саданул ногой по снятой с бочки деревянной круглой крышке. Та с грохотом отлетела к противоположной стене.
– Скаумар! – возопил Райгемах. – Подлый червь! Это он разболтал!
– Не разболтал, – спокойно поправил герр Лайзельвин, – а довел до сведения… Он явился ко двору Его Светлости и как раз помог герцогу обдумать идею с угрями.
– Давайте говорить начистоту, многоуважаемый герр Лайзельвин. Просто Скаумар пришел к герцогу и предложил ему использовать угрей-светометов в качестве оружия нападения. И по секрету доложил, кто может этим оружием обеспечить! Сколько? Сколько этот гад попросил в награду за столь ценный совет?
– О! – Очаровательнейший опять широко улыбнулся, показав ухоженные здоровые зубы. – В его словах не было просьбы! Он, по простоте своей крестьянской, переоценил свою значимость и осмелился требовать! Требовать у самого герцога Ваершайза!
– Что же он хотел для себя? Сундук золотых мааров?
– Должность главнокомандующего того самого войска! И даже этого ему показалось недостаточно и он, еще не дождавшись согласия Его Светлости, потребовал долю от награбленного!
– Если вы скажете, что Его Светлость согласились – я не поверю! Это смешно!
– Чтобы тебе было веселее – скажу, что Его Светлость приказали взашей вышвырнуть Скаурота из замка, наградив его в дорогу тридцатью палками. «Если, – кричал ему герцог, – еще явишься с подобной ахинеей – брошу собакам! А детей твоих продам в рабство тому самому графу Цицинбору!» Ну как? – поинтересовался Очаровательнейший. – Стало легче?
– Немного… И все же герцог обдумал идею Скаурота?
– Почему бы и нет? Просто Его Светлость вообще не собирались как-то благодарить этого Скаурота. Тем более назначать его главнокомандующим! Не говоря уже о доле от награбленного! Сам посуди, Райгемах, это же неразумно! Делиться с каким-то оборванцем!
– Тем не менее, этот же герцог желает отблагодарить наше семейство за то, что Райгебок будет снабжать его угрями-ветометами. Что-то, по-прежнему слабо вериться, герр Лайзельвин. Зато охотно повериться, если моего сына закуют в кандалы, посадят на цепь и будут угрожать расправой надо мной, моей женой и маленьким Райгетиллем, если Райгебок начнет упрямиться.
В винодельне наступило молчание. Герр Лайзельвин стоял неподвижно, от его улыбке не осталось и следа. Губы были сжаты до посинения.
– Как бы то ни было, – медленно произнес он уже другим голосом, – ты не сможешь отказать самому герцогу… Он послал меня к тебе не вести переговоры, Райгемах, а ставить конкретные условия. И то, что я сейчас говорил – это не предложение с которым можно было бы согласиться или от которого отказаться. Это руководство к действию! Понимаешь?
– То-есть, если мой сын не пойдет к герцогу сам, вы заберете его силой?
– Его Светлость не принимает отказов от своих вилланов. Все селение и ты в том числе принадлежите герцогу. И Райгебок принадлежит герцогу и Его Светлость просто-напросто желает задействовать свою вещь в деле. Он вправе распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению.
– Имуществом?
– Не усложняй, Райгемах, – вздохнул герр Лайзельвин. – Зови Райгебока, пусть собирается.
Райгемах вытаращил глаза на собеседника. Больше Очаровательнейший был не тем, кем являлся все эти годы, что его знали жители Аусерта и других селений. Оказывается, под личиной открытого, душевного и воспитанного человека скрывался хитрейший, подлейший негодяй, который всегда добивается желаемого. Если не уговорами, то силой. У него были все полномочия и он даже и не скрывал, что применит их, если дело примет нежелательное для него направление.
– А иначе? – спросил Райгемах, белея от ярости.
– А иначе для чего я прискакал с отрядом рыцарей? Не пойдет он, пойдет… ну, скажем, твой младшенький… как его… Райгетилль? Ну хватит демагогии, я полагаю, что сказано достаточно и мы начинаем попусту терять время. Эй, Райгебок! Я знаю, что ты все слышал, выходи. Ты прячешься за бочкой. Не надейся, что у меня плохое зрение, я увидел тебя сразу, как только вошел. Вылезай и собирайся, если будешь послушным и делать все, что прикажет Его Светлость, то ничего дурного он тебе не сделает. Глядишь, может он и впрямь чем-нибудь поможет вашему семейству…
– Никуда он не пойдет! – упрямо произнес отец.
– А теперь моя очередь произнести фразу «а иначе?», – улыбнулся герр Лайзельвин.
– Я не позволю забрать Райгебока! Герцог не выполнит ни одного своего обещания, которыми вы, герр Лайзельвин, меня накормили! Я ни на минуту не поверил вашим словам! И не позволю!
– Райгемах, Райгемах… – вздохнул Очаровательнейший. – Тебе меня не одолеть, даже не пытайся сопротивляться. Я не достославнейший герр Браустон. Он рыцарь и привык действовать под порывами чувств! Его можно понять, он королевский рыцарь и порой чрезмерное благородство затмевает его рассудок… Но я же не воин. Я привык продумывать все свои действия на десять шагов вперед, и, приходя сюда к тебе, я уже был готов ко всему, в том числе и к твоей несговорчивости. И чтобы доказать тебе мою решительность и безнаказанность, а также то, что ты не сможешь мне противостоять, я кое-что сделаю…
Герр Лайзельвин уже приглядывался к открытой бочке с бродившим соком к которой все еще была приставлена металлическая лестница. Он не торопясь забрался по ней до самого верха, и, поразив Райгемаха, развязал шнурки на шоссах и отстегнул их от жиппона под роскошным каттарди. Приспустив цельноскроенные шоссы и короткие брэ, очаровательнейший герр Лайзельвин достал свой детородный орган и с совершенно бесстрастным лицом пустил сильную струю прямо в бочку с соком.
Райгемах от переизбытка чувств аж закачался. Лицо его приобрело цвет и структуру камня, глаза вылезли из орбит, на лбу запульсировали вены. Борода угрожающе топорщилась. Он не знал чему был больше поражен: тому что герцог Ваершайз с помощью Лайзельвина забирает себе в подчинение Райгебока и как выученного сокола будет заставлять приносить ему угрей-светометв. Или тому, что его предал сосед Скаурот. Или тому, что герр Очаровательнейший все знал о королевском лейтенанте Браустоне. Или тому, что этот ранее уважаемый мужчина, которому весь Аусерт бесконечно верил и надеялся на его человечность и доброту, теперь стоит и открыто, без зазрения совести, мочиться в его благородное вино!
Отец опомнился от ступора и, взревев, одним быстрым движением запрыгнул на соседнюю бочку. Лайзельвин обернулся, его лицо расплывалось в улыбке, теперь уже не покровительственной и доброй как прежде, а злорадной. Он показал свое истинное лицо.
Райгемах обрушил на эту улыбку сильнейший удар кулачищем. Видно было, что он вложил в этот удар всю свою силу, всю ненависть и бешенство. Прямо в центр улыбки! В передние зубы! Очаровательнейший слетел с лестницы и нелепо махая руками, кувыркнулся в бочку, подняв целый взрыв сладко-кислых липкий брызг. В то же мгновение Райгемах перешагнул на освободившуюся лестницу и рукой, опущенной в сок, принялся давить на окровавленное лицо герра Лайзельвина. Тот барахтался, задыхаясь от нехватки воздуха и захлебываясь бродящим соком и кровью.
– Тони, змея! Тони! – яростно шипел Райгемах. – Подыхай, крыса! Ты захлебнешься и будешь плавать в этом соке и никто тебя тут не найдет! Сейчас сок в такой стадии брожения, что кислота превратит твое тело в кашу! Ты растворишься, от тебя останутся только пуговицы! Подыхай…
Лайзельвин барахтался, заливая все вокруг яблочным соком, но Райгемах не позволял ему выплыть на поверхность и сделать вдох. Очаровательнейший поднял со дна бочки осадок, сам весь пожелтел от него, пропитался им. Его трепыхания становились все реже и затухающе…
Райгебок сам не понял как оказался рядом и посмотрел на отца.
Он покачал головой. Отец на миг растерялся, но Райгебок покачал головой снова.
Райгемах отпустил Лайзельвина.
– Охрана!!! – возопил тот, откашливаясь от яблочной мути и собственной крови. Спереди у него больше не хватало нескольких зубов. – Охрана!!! Взять!!! Взять!!!
На глазах половины Аусерта доблестные рыцари Его Светлости герцога Ваершайза за минуту превратили крепкого здоровяка Райгемаха, отличавшегося отменным здоровьем и недюжинной силищей в измочаленную куклу. Герцог любил внушать ужас и трепет перед своими вилланами для чего приказал носить всем своим рыцарям разнообразнейшее оружие, отличающееся особой убийственной силой. И не просто носить для устрашения, а по малейшей возможности применять его по отношению не только к врагам, а и к мирным, но в чем-то провинившимся вилланам его герцогства. Рыцари, как правило, не исполняли этот приказ по отношению к безоружным, но тут было другое дело – тут дело касалось приближенного Его Светлости – самого герра Лайзельвина. И попробовали бы они ослушаться Очаровательнейшего.
Лайзельвин неистовствовал и вне себя от ярости аж трясся. Он пытался подтянуть безукоризненно скроенные из дорогой материи шоссы и завязать шнурки, но у него ничего не получалось, он это сделал кое-как. Еще до того, как он выкарабкался из бочки с яблочным соком с Райгемахом было почти покончено. Он лежал на животе в траве и земле, из ужасных ран хлестала кровь, он еле слышно хрипел и пускал алые пузыри изо рта и ноздрей. Рыцари сломали ему ноги, раздробили все кости правой руки, сломали ребра, голову превратили в одно сплошное кровавое месиво в котором едва ли можно было узнать стоявшего минуту назад мужчину. Кусок скальпа и несколько косточек черепа прилепились к булаве одного из рыцарей и тот искал чем бы снять это, не испачкавшись. Другой бы человек умер бы от таких травм, но Райгемах был немного крепче среднего мужчины, по-этому жизнь еще теплилась в его изувеченном теле. Во время избиения он терял сознания, но его приводили в чувства и вновь применяли орудия чрезмерной жестокости, которые так обожали Его Светлость герцог Ваершайз.
Наконец рыцари отступили, косясь на собравшихся аусертцев с неловкостью и стеснением. Люди стояли, оцепенев от жути, но боялись даже пикнуть. Герр Лайзельвин был в таком бешенстве, что готов был спалить все селение, а жителей продать в рабство куштамцам или четвертовать каждого. Тут было чего бояться, с герцогскими приближенными шутки плохи.
Подбежавшая Райгеслина, увидев, что сделали с ее любимым мужем, истерично заголосила и бросилась на Очаровательнейшего. Один из рыцарей преградил ей дорогу и коротким ударом по спине лишил ее сознания. Подхватив падающее тело, рыцарь, пряча глаза ото всех, аккуратно положил женщину на траву. Ему было невероятно стыдно, но иначе поступить он был не вправе. Маленький Райгетилль, прибежавший с мамой, захлебываясь в слезах, бросился к искалеченному отцу.
– Папа! Папа! – кричал он. – Папочка!!!
Лайзельвин сделал жест арбалетчику и тот, нехотя, взял мальчика на прицел. На всякий случай. Заряженный стальной болт был способен прошить детское тело навылет, поэтому арбалетчику пришлось целиться так, чтобы болт не впился в того, кто стоял за мальчиком. Кто-то из толпы прикрыл Райгетилля собой, но у герра Лайзельвина было с собой два арбалетчика.
Райгебок стоял и рыдал. Рыдал, не стесняясь и не сдерживая себя. Горько, безнадежно. Он мог бы без труда пополам переломать всех рыцарей, а герра Очаровательнейшего не переломать – разорвать пополам. Только к чему бы это привело? За такую проделку назавтра весь Аусерт от мала до велика будет болтаться на дубовых ветках или сидеть на кольях, а вороны будут выклевывать мертвые глаза селян и их сытное карканье будет эхом разноситься по пустой деревне. Маму могут бросить на растерзание в яму с кабанами Вегельмайера или живьем закопать в землю, а Райгетилля просто заколют мечом. Герцог может помиловать разве что домашних животных и то для того, чтобы заколоть их позже для продовольственных нужд.
Поэтому Райгебок рыдал, терзаясь от такого выбора. Ну как тут можно было сделать выбор тринадцатилетнему мальчику (а таковым, фактически и являлся Райгебок), если звериная ярость толкает его оторвать голову герру Лайзельвину. Отец еще дышал, еще не поздно спасти его… Но… Герцог Ваершайз вернется и отомстит. Его месть будет особо жестока. Для всех.
Монстр завопил и, рыдая, сел на землю, спрятав морду в лапы. Горячие слезы прожигали глаза, в душе громыхали ослепляющие молнии, тело тряслось.
– Теперь повинуйся мне, – услышал он голос над головой. – Твоего непокорного папашу мы забираем!
– Я! – проскулил Райгебок и, упав на колени, принялся касаться жесткими губами промокшей обуви герра Лайзельвина. Целовать он не умел, у него не было для этого соответствующих мышц на лице. – Меня! Я! Буду! Я!
– Э, нет, лягушка, теперь так просто ты своего папашу не получишь! – герр Лайзельвин протер покрасневшие и слезящиеся от кислого яблочного сока глаза. Он весь был пропитан этим сбродившим соком и осадком. От него пахло кислятиной и гнильцой. Этот запах теперь долго не смоешь, так что дорогой превосходно сшитый костюм Очаровательнейшего придется попросту выбросить. Вата, которой был подбит его каттарди намокла и отяжелела, из нее сочился сок при любом движении. Выглядел герр Лайзельвин очень ничтожно, особенно когда при разговоре показывал всем большие прогалы в зубах. Голос его звенел стальной струной к которой примешивалась неописуемая злость и… как будто страх. – Конечно, ты придешь к Его Светлости, куда ты денешься. Придешь как миленький, на коленях! На брюхе приползешь, лягушка! Приползешь и вылежишь языком подошвы Его Светлости и его придворного шута! И мои! И не просто приползешь, а принесешь с собой гостинцы! Две сотни… нет – пять сотен угрей-светометов! Тебе ясно, урод? Завтра же! Твоего папашу никто лечить не будет, если не поторопишься – будет поздно! Он издохнет как собака! Ясно? Завтра у Его Светлости праздник и только попробуй не принести «гостинцев»!
С этими словами герр Лайзельвин приказал рыцарям бросить тело Райгемаха через седло и скакать к ближайшему ручью, где можно было бы ополоснуть одежду и вымыться. Потом – в замок Его Светлости герцога Ваершайза. Рыцари проверили сердцебиение Райгемаха, поморщились и, пряча глаза от аусертцев, забрали главу семейства Райге с собой. Очаровательнейший, стараясь не терять последнее достоинство, прыгнул на коня и дал шпоры. Не в чем не повинный конь заржал и бросился из Аусерта самый первый. Вскоре рыцари покинули селение.
– Послушай, дружище… – перед мутным взором Райгебока появился длинноволосый Скаумар. – Я могу помочь. Я могу дать телегу. Ну… чтобы погрузить угрей. Тебе ведь понадобятся телеги? Могу одолжить и двух волов…
Райгебок сфокусировал остекленевший взор на появлении соседа.
– Телеги… – повторил Скаумар. – Тебе нужны будут телеги… И волы…
Чудовище поднялось с земли и, что было силы, заорало прямо в лицо мужчине, максимально оскалив огромные камнеподобные клыки. Если бы он их сомкнул, он бы мог раскусить соседу полголовы. Скаумар от страха намочил подоткнутые за поясок брэ, после чего Райгебок взял его лапой за грудки и с размаху швырнул далеко-далеко в заросшее осокой болотце. С визгом мужчина перелетел через изгородь и, размахивая конечностями, нырнул в трясину, разметав фонтан брызг.
– Вы дадите нам все, что попросит Райгебок. И телеги, и волов! – крикнул ему в след маленький Райгетилль. – Скаускай мне рассказал о том, зачем вы ездили к герцогу пять дней назад. Это все из-за вас!
– Ребята, – вперед выступил один из друзей Райгемаха – местный цирюльник (сомнительного, впрочем, опыта), – мы вам поможем. Сделаем все, что потребуется. Не будем отчаиваться. Сделаем, ведь, земляки?
Весь Аусерт в одном порыве закивали и помогли встать Райгеслине.
Под покровом ночи аусертский монстр, мерзкое чудовище, человек-ящер, Черепаший Рот – Райгебок покинул свою родную деревню, чтобы больше никогда не вернуться обратно. Он знал, что больше не увидит родного дома, он был в этом уверен. Его любимая матушка, проплакавшая все глаза, сейчас тихо и крепко спала – делали свое дело настойка полыни, которую Райгебок ей подлил в вечерний чай. Младший братик, Райгетилль посапывал с головой накрывшись колючим шерстяным одеяльцем, до сих пор пахнущим бараниной.
Пять повозок, запряженные пятью мулами. Все загружены «гостинцем» для герцога Ваершайза, сверху они замаскированы под стога сена, накрытые парусиной. Они были приготовлены на утро, но Райгебок решил отправляться сейчас, он решил это с самого начала. Монстр шагал рядом с первым мулом, укрывшись от всего белого света своим плащом с накинутым капюшоном. Он проклинал этот мир и всю несправедливость, что творилась в нем. Он ненавидел всех. Он не видел будущего, не представлял, что его ждет там – дальше. Он уже не знал о чем думать, на что надеяться, что ожидать. Единственная цель, которую он себе поставил – спасти отца. А что будет дальше, ему было уже совершенно безразлично, потому, что он прекрасно понимал, что будет только хуже и хуже.
Первый вол немного замедлил шаг и Райгебок уныло хлопнул его по боку. Повозки скрипели и расшатывались. Райгебок шел по черному, состоящему, казалось, из одних только острых теней лесу и прислушивался к шуму. Обычно в таких местах на путников нападали разбойники, обитающие в лесах в бесчисленных количествах наравне с дикими зверьми.
Он ушел ото всех, направляясь в самое логово своего врага, чтобы служить ему, подчиняться, хотя мог оторвать тому ноги и съесть их сырыми. Выхода у него не было, герцог Ваершайз ясно дал понять, что отказа не принимает. Да, герцог как всегда на высоте, он покорил Райгебока и чудовище станет исполнять любую его прихоть, только аусертский монстр поставит перед Его Светлостью свои условия. И единственное, что он потребует – освобождение отца. А дальше… Дальше герцог пусть подавиться своей победой.
Дорогу Райгебок знал, совсем недавно он уже ходил по этой колее в город Лойонц, а потом со всех ног бежал обратно. В тот раз он поклялся, что ни за что и ни при каких обстоятельствах не ступит на эту дорогу, ведущую в духовно грязный Лойонц, на окраине которого возвышался остроуглый и неоправданно толстостенный замок Его Светлости герцога Ваершайза. Этот герцог внес свои коррективы, Райгебоку пришлось нарушить данные самому себе обещания. Знал бы монстр тогда, когда получал слишком сильное эмоциональное потрясение и принимал мордой удары рыцарской булавы, что ему придется возвращаться, пусть не к королевским рыцарям в руки, но к герцогским, хозяин которых отличался безжалостным обращениям со своими подданными. Герцогские нравы не шли ни в какое сравнение с королевскими, которого не зря прозвали «Милостивым».
Среди ночи на обоз Райгебока напали разбойники. Угрожая луками и пиками они окружили пять телег и набросили на монстра рыболовную сеть, который в темноте, видимо показался им просто очень крупным человеком. Один из разбойников огрел монстра чем-то по затылку и к своему изумлению не добился желаемого результата. «Крупный мужик» даже не упал, только капюшон слетел. Райгебок зарычал и оскалил клыки.
– Это аусертское чудище! – завыл кто-то из разбойников. – Бежим!
На этом битва разбойников с Райгебоком окончилась.
Монстр сдернул и отшвырнул рыболовную сеть, вернул капюшон на голову и вдруг прислушался к шороху в одной из телег. Неужели под сено кто-то забрался? Лесной зверь? Райгебок подошел и откинул край парусины.
Райгебок молчал. Теперь он не знал, что делать. Возвращаться? Поздно, он ушел уже слишком далеко. Если уж он ушел, так ушел, а если он будет мотаться туда-сюда, потеряет драгоценное время. Но что же теперь делать? Под парусиной в соломе прятался Райгетилль. Посылать его обратно в селение, все равно что посылать на смерть – в лесу разбойники. Оставлять в первой попавшейся деревушке? Не получиться, Райгетилль теперь ни за что не отстанет от старшего брата? Придется брать его с собой в замок.
– Что это? – спросил маленький Райгетилль, указывая пальчиком в черное небо, где на северо-восточной стороне меж звезд двигался какой-то странный объект. Летающий объект был далеко-далеко в небе, пожалую в не одну тысячу салкийских клинков вдаль и просто так был и не заметен вовсе, если бы случайно был не обнаружен острым райгебокским зрением, когда чудовище справлял направление по звездному небу. Пристально приглядевшись, Райгебок напряг глаза и попробовал определить, что это может быть. Это точно была не птица, а что еще могло летать по небу, как не птица, Райгебок понятия не имел. Разве что предметы подкинутые вверх, либо брошенные катапультой или требушетом. Но объект в небе не имел ничего общего ни с птицей, ни с каким-либо предметом, он был гораздо больше их, на вскидку около ста салкийских клинков в длину. Объект был канатами привязан к очень большому надутому шару, что само по себе немало удивило братьев Райге. А объект под шаром Райгебок мог бы сопоставить с морским кораблем, изображение которого он видел в одном толмуде, только без мачт и парусов.
– Я не мог отпустить тебя одного, брат, – говорил Райгетилль, когда они в кромешной темноте преодолевали лес и то и дело переводили пораженные взгляды на летающий в небе объект. – Спросишь: как я смог оставить одну маму? Не хотел оставлять. Боялся, да… Но, пойми, Райгебок, ты ничего не сможешь добиться от герцога, ты даже не можешь разговаривать. Тебе нужен толмач. Я помогу тебе. Герцогу я не нужен, он ничего мне не сделает. Наоборот, с моей помощью ему будет легче с тобой общаться. Вдвоем с тобой мы не пропадем, Райгебок! Вызволим отца! Обязательно!
Райгебок поднял голову на луну. До утра недолго. В прошлый раз они с отцом добрались до Лойонца к полудню.
– Райгебок, – сказал младший брат, – По-моему, у нас неплохой план… Он должен сработать.
Монстр пожал плечом. План-то у них был неплохой, но рискованный. А без толмача, который бы понимал жесты и звуки Райгебока, чудовищу, действительно было бы непросто.
До утра оставалось недолго.
Аусердским монстр вновь взглянул на летающий в ночном небе объект с шаром, похожий на раздутый рыбий пузырь. Определенно, это был поднятый в небо корабль, походящий на широкопалубное торговое судно, называемое – когг, только с шаром вместо паруса. Но самое удивительно было в этом то, что Райгебок своим великолепным зрением смог различить на раздутом шаре изображенную серую тучку – герб рыцарского ордена Альтинцев, представители которого не занимались ни наукой, ни инженерией и в принципе не могли создать ничего подобного.
Лойонц остался в стороне, к нему шла хорошо утоптанная колея, которая сохраняла твердость даже в сезон дождей и на которую Райгебок избегал ступать. Первые лучи солнца уже испарили выступившую за ночь росу на полевой траве и первые ранние городские жители выходили из-за каменные стен: кто плелся за хворостом, кто тащил на плече удочки, а кто топоры и пилы, сонные мулы, подгоняемые еще более сонными крестьянами тащили пустые телеги, а у самых арочных городских ворот остановился отряд рыцарей Ордена Триумфального Беркута. Их строй, громко вышагивающий по колее, смялся, столкнувшись с городскими стражниками, не пропускающих их без каких-то специальных грамот и орденский капитан с высоким пером на шлеме, выкрашенном в черные, голубые и бирюзовые орденские цвета, раскрасневшись как вареный рак, доказывал начальнику стражи с пером на шлеме еще более высоким и выкрашенным в желто-золотые цвета Ваерского герцогства, что, дескать, их отряд имеет право проходить в крепостные города и без всяких разрешающих документов, которые у них, к слову, своровали жулики. Городские стражи были непреклонны как деревья и, скрестив длинные алебарды, закрывали для рыцарей вход в город. Спор между воинами продолжался и кое-кто из них уже предостерегающе держался за рукояти мечей и на всякий случай поправлял ремешки железных лат. Городские ворота были очень далеко от сюда и конфликт рыцарских интересов Райгебок мог слышать только исключительно благодаря своему феноменальному слуху. По счастью их с Райгетиллем путь предстоял не в Лойонц и, избегая приближающуюся группу пеших крестьян с вилами и граблями на плечах, она направили свои стопы на брусчатую дорогу отводившую их вправо от городских стен.
Это был другой путь и вел он не в город, населенный жителями подобно муравейнику, а в самое пугающее место, которое стараются избегать даже взглядом – в замок Вайер, который располагался на холму и к великому раздражению лойонцев был виден из любой точки города, если повернуть голову на юг или восток. Жилые дома в Лойонце стоили вдвое дешевле, если из их окон был виден этот холм и проклятый замок на нем, где обитал хозяин всех этих мест – его светлость герцог Вайершайз, по мановению руки которого крестьянские поселения сметались с лица земли, менялись русла рек, выкапывались и осушались озера, а если кто-то не выказывал по этим поводам бурный восторг, приближающийся к эйфории, то устилал своей сдернутой кожей лужи под герцогскими каретами.
Всех гостей и врагов великого тирана встречали ряды кольев с насаженными на них жертвами – по сто двадцать кольев с каждой стороны. Число месяцев с момента смерти прежнего герцога (отца Вайершайза) – Вайеррута и восшествии на герцогский престол нынешнего – Вайершайза (третьего сына Вайеррута, считая после Вайергрэга и Вайермальды, по-очередно отравленные третьим отпрыском, у коего на тот момент едва начала зарастать подбородок черными волосками). На кольях были казненные, и не важно в чем они провинились и провинились ли вообще – принятую герцогскую традицию нельзя было нарушать и каждые тридцать дней кто-то обязан был сесть на кол. Просто обязан и все тут! Казнь сажанием на кол герцог обожал больше всего в жизни и прибегал к ней как можно часто, причем чтобы заработать ее несчастному неудачнику достаточно было оказаться не в том месте не в то время или, например, недовольно поморщить нос при оглашении очередного герцогского указа.
Так что гостей из Аусерта сначала встречали двести тридцать девять нанизанных на колья трупов, двести тридцать четыре из которых, по счастью, были уже скелетизированы и не вызывали жутчайшую оторопь у непривыкших к таким зрелищам маленьким детям. Кости были накрепко привязаны к своим кольям и не осыпались десятилетиями, а вот нескольким мертвецам еще только предстояла такая участь – они были еще относительно свежими и на разных стадиях разложения. Специальные стражники не успевали отгонять от них ворон и диких зверей. Райгебок и Райгетилль минули двести тридцать девять кольев и подошли к последнему. Жертва, а эта была женщина, сидевшая на нем была еще жива и из последних сил выла, задрав голову вверх. Вошедший в нее кол прошил ее внутренности и торчал на длину пальца из правой ключицы.