Алексей Владимирович Июнин
Райгебок
– А что касается тебя, Райгебок, то… Ты сомневаешься в том, что вы со своим братом действительно близнецы, а твоя мама на самом деле мать тебе, а не подобрала тебя где-нибудь в барсучьей норе? Не выловила тебя из болотной трясины? Понимаю тебя. Надо признать, что на человека ты не походишь. Меня отпаивали настойкой подорожника, когда я увидела, что появилось из чресл твоей матери, после того как первый близнец благополучно появился на свет… Н-да… В том, что ты сын своей матери – даже не сомневайся. Отец тоже, по-видимому, твой родной. Не думаю, что в самый ответственный момент его заменил тритон или лягушка… Нет, разумеется. Тем более что брат-то твой нормальный человек. Тут дело, кажется, в каком-то заболевании во время беременности… Однажды я помогла родиться на свет двум девочкам, сросшимся спинами… С тобой, наверно, схожая история… Нарушение беременности…
Монстр кивнул. Но подумав, кое-как спросил, почему в отличие от близнеца, его – Райгебока – минул «клин»? Ведь все люди, исключая разве что королевские и герцогские фамилии, проходят через него. Вывод получается таков – или он не человек, или он король либо герцог. Райгебок – наследник королевского престола? Чушь! Его мама даже не знает, как выглядит Беневект Третий.
Хейтенмарна набрала воздуха, нахмурившись и задумавшись. О райгебокском «клине» она не ведала и вообще не знала, что прошло уже тринадцать лет, ведь она давным-давно потеряла счет дням. Но положение с «клином», которого у монстра не было, заставило ее привести свои застарелые мысли в движение, пытаясь выискать какой-то ответ или предположение.
– Значит, твой брат ушел? – спросила она и монстр кивнул. – А с тобой ничего не произошло… Хотя вы родились одновременно… Так-так… Вы близнецы, но… – тут в ее бледно-голубых глазах замелькала какие-то искорки. Они забегали, мысленный механизм в голове старушки пришел в движение, медленно и со скрипом, но вроде бы, начал производить какие-то результаты…
– Может быть, у тебя все еще впереди? – произнесла она, сделав уже раздражающее Райгебока движение рукой. – Ведь с момента твоего фактического рождения еще не прошло ровно тринадцать лет…
Райгебок не понял о чем говорит Хейтенмарна.
– Тебе разве неизвестно как именно ты родился? – спросила она, на что монстр пожал широкими плечами. – Родители тебе не говорили? И я тебе не сказала… А ведь ты появился на свет не сразу, Райгебок. После того как вышел первый мальчик – твой брат – роды у твоей матери продолжились. Мы все ожидали второго ребенка. Отец твой, присутствующий на родах, беспрестанно выбегал на улицу и умывал лицо ледяной водой из бочки. Однако… из чрева твоей матери вышел не ребенок… а яйцо.
Челюсть Райгебока, казалось, упала на землю.
– Мягкое кожистое яйцо… – продолжала старуха Хейтенмарна. – А внутри виднелся скрюченный зародыш. Ты. Тебя было видно на просвет… Так что ты родился не сразу, какое-то время ты был в своем личном домике. Родители тебя обогревали, твоя мама завертывала тебя в тряпицы и ложилась с тобой спать. Она согревала яйцо своим телом пока ты не… вылупился.
У Райгебока подкосились ноги и он бухнулся на зад.
– Только я не помню сколько времени прошло прежде чем ты вышел из яйца. Месяц… может больше… Совсем не помню… Просто через какое-то время меня снова позвали в дом вашей семьи и попросили осмотреть вылупившееся существо на предмет здоровья.… Я не могла найти ничего опасного для жизни, но посоветовала им обратиться к… цирюльнику по животным. Твои родители поблагодарили меня, заплатили и попросили никому не говорить про странного младенца. Больше я не видела тебя, но обещание сдержала, молчала о тебе как рыба. Возможно, твой «клин» придет к тебе через месяц… два, три… В любой момент…
В небе прогрохотал гром.
Дома было все нормально. Когда он вернулся, никто его не ругал, мама занималась по хозяйству, отец задержался на сокодавилке, маленький Райгетилль играл в гостях у семейства Скау. Пока он возвращался, уже успело стемнеть, но начавшийся было дождь с грозой, прекратился. Мама, занятая очисткой котла от сажи спросила, куда он ходил. Райгебок ответил как есть. Он рассказал про семейство Хейтен – мать и сына, и про их историю. Мама знала про них и только кивнула.
– Ты нашел повитуху не из-за Хейтенгюрда, – сказала Райгеслина, оттирая котел. – Историю старика со сбитым «клином» мог бы рассказать тебе любой в Аусерте. Пусть без мелких подробностей, но она известна почти всем. Сын, ты ведь хотел видеть ту, что помогла появиться тебе на свет? – чудовище кивнуло. – Ты узнал, что хотел?
Райгебок кивнул снова и кое-как пересказал маме то, что услышал от старой Хейтенмарны.
Мама устало бросила тряпку в корыто, отложила неочищенный котел и, вытерев руки о передник, присела к Райгебоку на лавку. Обняла его.
– Пойми, – говорила мама, поглаживая его по огромной голове, которую он положил ей на колени, – мы же видели, как ты места себе не находишь, переживаешь за свое происхождение. Мы боялись представить, как бы ты себя повел, если бы узнал правду о яйце. Ты совсем бы перестал считать себя не только членом нашей семьи, но и вообще человеком. Это окончательно изломало бы тебя, а тебе и так не сладко живется.
Райгебок согласился с мамой. Ну и что, что он из яйца? Прошло уже столько времени, что это сейчас уже не принципиально. Пусть хоть из икринки. Уже не важно. Разговаривая со старой Хейтенмарной, Райгебок узнал только одну по-настоящему важную для него вещь – то, что он вылупился через какое-то время после рождения своего брата-близнеца могло объяснять то, почему его минул «клин». Если Райгебок действительно человек, это покажется само собой в течении ближайших дней. «Клин» покажет правду и даст чудовищу его предназначение. Райгебок стал в это свято верить. Он понимал, что после «клина» он уйдет из дома и больше никогда-никогда не увидит ни маму, ни папу… Что-ж… Этого не избежать…
Однако если «клин» минует Райгебока, это докажет его нечеловеческое происхождение. Пусть он продолжит жить с родителями, но зато будет знать, кто он есть на самом деле. Точнее сказать, будет знать, что он кто угодно, но не человек. Лягушка, ящерица, черепаха, какой-то урод, но не человек.
Что лучше? Райгебок не хотел этого знать. Кровное родство с королем и герцогами исключается напрочь, поэтому эту тему монстр сразу отверг и больше не размышлял над этим вариантом.
Он спросил маму, как долго он находился в яйце до момента вылупления.
– Сын, я не могу ответить, – вздохнула мама. – Честное слово – не могу. Мы с твоим отцом просто не вели счет дням. Кажется, около месяца. Или больше. Я сейчас не могу вспомнить, у меня тогда кроме тебя был еще крохотный Райгедон, который отнимал все мое время. Я кружилась с ним день и ночь, не забывая и про тебя. Кормила Райгедона, стирала одежду, укладывала на ночь. Тебя грела. А тогда еще маленький Райгедон заболел простудой, его лихорадило. Не до счета мне было. Надо еще принимать во внимание, что вскоре после твоего с Райгедоном появления в Салкии скончался король Бенештарц Первый Скряга, а его наследник – нынешний король Беневект Третий Милостивый, как это и подобает, изменил летоисчисление, начав отсчет нового года со дня своего восхождения на трон. Из-за этого во многих городах и селах как всегда возникла путаница и в Аусерте тоже. Салкийский календарь сдвинулся на несколько месяцев. Видимо, мы с твоим отцом просто ошиблись в подсчетах, по-этому и проглядели «клин» Райгедона. Были бы мы к нему готовы, отправили бы твоего брата в специальный «цорренг» в Войге или в Оппенштэйне, где подростки дожидаются своего предназначения. Теперь я понимаю, что надо было вести счет дням, ведь тогда бы мы могли подсчитать день, когда у тебя и Райгедона случиться «клин».
По возвращении от Хейтенмарны, монстр съежившись сидел на лавке и смотрел на маму. Его знобило от переживаний, у него не было аппетита и он даже глядеть не мог на поросят. Райгеслина жалела его, говорила хорошие добрые слова. Наконец, когда стемнело, Райгебок сам попросил выпить настойки полыни, которые мама сама принимала, когда бессонница одолевала ее. Настойка оказалась горькой и на непривыкший к спиртному организм Райгебока она подействовала почти сразу и он, прикоснувшись кончиками жестких черепашьих губ к маминой щеке, отправился в сени спать.
– Ничего не бойся! – сказала ему мама, развязывая тесемки чепца. – Знай, что мы с отцом всегда любим тебя и не забудем, даже когда «клин» уведет тебя от нас. Как не забудем Райгедона и Райгетилля. Спи, сынок. Не бойся ничего! Ты сильный!
И он уснул.
Отец вернулся глубокой ночью, тихо открыв дверь и на цыпочках пройдя в сени. Райгебок мгновенно пробудился, его сон всегда был чуткий и даже в спокойные ночи он мог просыпаться до десяти раз просто от элементарного жужжания мухи за окном. Отец сделал жест, чтобы сын не шумел, однако не стал проходить в дом, а сняв с себя промокший плащ и сапоги, присел на один из мешков с соломой, на которых спал монстр. От него явственно пахло сидром и копченым окороком.
– Извини, что разбудил, – сказал отец шепотом, вытирая промокшую бороду. – Я не хотел возвращаться так поздно, но сегодня кое-какие обстоятельства, о которых я сейчас расскажу, заставили меня пойти в таверну «Гусь и Тетерев». Но прежде, я хочу сказать насчет твоей сегодняшней прогулки. Ко мне на сокодавилку прибегал Райгетилль и рассказал, куда и зачем ты ходил. Не бойся, я не буду тебя наказывать, на твоем месте я бы тоже мог уйти. Может быть ты и правильно все сделал, я прекрасно тебя могу понять. Только впредь, если соберешься куда-то отправляться один, предупреди меня, ведь с тобой может что-то случиться, и я должен знать хотя бы в каком направлении тебя разыскивать.
Райгебок протер глаза, если отец не собирался говорить о Хейтенмарне, тогда о чем? Что такого важного узнал отец, если даже прервал сон сына, зная, что Райгебок в последнее время и так спит очень плохо?
– Когда я заканчивал давить яблочный сок и уже отстегивал мула от пресса, – говорил отец, – ко мне прибежал один парнишка и сказал, что пузатый Пуггелот очень хочет меня видеть. Пуггелот – это мой старинный товарищ, это он хозяин таверны «Гусь и Тетерев», в которую я поставляю наш сидр. Парнишка сказал, что я должен явиться в его таверну как можно скорее, у Пуггелота, для меня, видите ли, есть что-то важное. Я вместе с мулом свернул в таверну, не забыв поручить парнишке, чтобы он сбегал сюда домой и передал вам, что я задержусь.
Райгебок кивнул. Действительно, вечером прибегал какой-то мальчик в рваной шапке, сбивчиво сообщил, что их глава семейства придет позже, потребовал медный маар за беготню и быстро убежал по своим юношеским делишкам. Мама, отдав ему маар медью, еще посомневалась, не наврал ли мальчонка, но отец задержался на самом деле и она легла спать без него.
Продолжая говорить, отец привстал с мешка и тихо вышел из сеней, но быстро вернулся, неся в одной руке снятый с потолка аквариум с мечущимся внутри угрем-светометом. Осторожно прикрыв за собой дверь, он поставил аквариум на бочку с водой, что стояла в углу сеней. По сеням заплясал насыщенный бирюзовый свет.
– Сегодня в трактир к Пуггелоту пришел пилигрим из Куштама. Пилигрим и, как оказалось, путешествующий жулик. Игрок в кости. Зовут его э… Пелецец Аверимий. Ох уж эти куштамские имена… Что за правило такое – имя и фамилию писать раздельно! Он просидел в «Гусе и Тетереве» весь вечер, опустошив кошели многих наших селян. Решил с ним поиграть и сам Пуггелот, который, к слову сказать, тот еще жулик и кости его специальные, у них смещенный центр тяжести. Два жулика схлестнулись. А за игрой Пуггелот решил влить в этого Пелецеца корыто самого тухлого вина, которое у него было припасено для бедноты. То еще пойло! С моим благородным сидором и рядом не стояло! Пока они бросали кости и отсчитывали друг другу маары, у опьяненного вином Пелецеца развязался язык. Он стал говорить, в каких городах побывал, в каких трактирах сидел, кого видел, кого знает… И рассказал, что в Куштаме, от куда он пришел, живут некие создания, которых он тут, в Ваерском герцогстве, почему-то не видел. Кто-то из посетителей спросил, что это за создания такие и Аверимий стал описывать их. С первых же слов селяне поняли, что Пелецец совершенно пьян и у него разыгралось нездоровое воображение, а вот толстяк Пуггелот вмиг послал за мной и велел немедленно прийти в «Гусь и Тетерев» послушать, что за невероятности рассказывает куштамский пилигрим. Наш трактирщик правильно посчитал, что мне как никому другому будет интересно это послушать. Тем более что одно из описанных Пелецецом созданий очень напоминает то, что я видел однажды в столице Салкии. Помнишь, Райгебок, я рассказывал, что видел на городской площади Дрекса выставленное на показ чудовище, похожее одновременно на паука и летучую мышь? Оно еще облизывало брошенного ему на потеху умершего младенца. – Отец дождался кивка Райгебока и, зачерпнув ковш воды из бочки, промочил горло. – Так вот… Я пришел в таверну, оставил нашего глупого мула у стойла жрать солому, а сам еще долго сидел за одним столом с этим Пелецецом Аверимием, который был уже настолько пьян, что легко проиграл весь свой выигрыш толстому Пуггелоту. Тот вернул деньги посетителям, а этого невменяемого пилигрима отдал мне. Пока Пелецец не упал без чувств под стол, я допытывался у него насчет созданий. Но, увы, он был совершенно пьян и уже не мог говорить по-салкийски. А куштамский язык я знаю плохо и его лепет почти не понимал.
Отец прислушался, не разбудил ли он своим разговором домочадцев и достал из принесенной сумки свернутый кусок березовой коры.
– Взгляни-ка, – велел он Райгебоку. Тот еще раз протер глаза и поднес кусок коры к аквариуму с угрем-светометом. На коре угольком в общих чертах были изображены какие-то уродливые твари. Если куштамский пилигрим Аверимий Пелецец был выдумщиком, то у него был очень чудное воображение, особенно пропитанное дешевым кислым вином. Как бы то ни было, Пелецец кое-что изобразил. Это были не животные и не люди. Райгебок поднес кусок коры ближе к глазам, отец терпеливо ждал и глотал воду из ковша. В одном углу березовой коры было нарисовано создание, походящее на человекообразного жука с клешнями, рядом кто-то напоминающий одновременно летучую мышь и паука, была тут еще стройная обнаженная женщина, у которой ниже талии было тело мокрицы, а лик исказила гримаса безнадежного горя.
– Ты вот на это смотри! – отец ткнул грязным ногтем в последний рисунок. Могучее человекообразное создание, с сильными полусогнутыми лапами на каждой из которых было по три толстых пальца с черными когтями. Короткий толстый хвост. Морда с большим ртом, но без выступающих зубов, кончик верхней губы чуть заострен как у черепахи. Крупные круглые глаза со зрачками-щелками. Уши отсутствуют. Ото лба шел тонкий гребень. – Аверимий Пелецец утверждает, что видел такого ящера в Куштаме в каком-то селении. Его держали на цепях в подвале и кидали ему грызунов, а когда он выбирался из своего места заключения, он охотился на людей и крупный скот и пожирал внутренности…
Райгебок вернул кусок березовой коры и совершенно потерянно взглянул на отца.
– Только маме не говори, – попросил Райгемах. – Лучше пока ей не знать. И Райгетиллю тоже. Узнает он – узнают все дети в Аусерте. А нам это надо?
Монстр медленно покачал головой.
Даже, несмотря на выпитую настойку, монстр уже не смог заснуть до утра. На куске березовой коры в нижнем правом углу без труда угадывался сам Райгебок.
«– Ты, Реппенштальц, лучше вяжи крепче, узлы лучше затягивай! Вспомни Оденгорга. Он тоже в тот раз плохо связал и остался без кисти! Помнишь?
– Я помню Оденгорга, мы с ним, бывало… Эх, да что теперь говорить… Бедняга с одной рукой теперь даже не может развязать тесемки на своих брэ…» – этот диалог двух королевский рыцарей всплыл в голове Райгебока и новый вопрос повис в воздухе… Специально созданные королем отряды, что выискивают и вылавливают разных чудовищ, в числе которых оказался и Райгебок…
В помещении, где бродила яблочная масса стоял характерный запах, который можно было бы приписать к гниющим яблокам, но Райгемах всегда поправлял – не гниющие, а бродящие. А это совсем другое! Глава семейства вообще раздражался, когда его сидр называли яблочным вином, он не уставал повторять, что вино может быть только из винограда, а то, что получается из яблок или груш – сидр или перри. «Я же не называю вашу бурду – виноградным сидром! – часто ворчал он. – Вино – это вино, сидр – это сидр! И не надо кривить носы от этого благородного аромата, который на ваш взгляд отдает гнильцой. Зато, какой вкус! И голова не болит, и живот не болит! Прелесть!»
Прелестью райгемахский сидр становился тогда, когда настоится в бочонках с полгодика, а на данном этапе та партия, с которой Райгемах и Райгебок собирались работать, представляла собой сбродившую яблочную кашицу, которая была заколочена в бочке около месяца назад и которая запахом сшибала с ног, а видом – вызывала отторжение. В этой теплой винодельне стояло и ждало своего часа порядка сорока огромных бочек, поставленных не как винные – на бока, а на дно, крышкой вверх. Все бочки были на разных стадиях брожения, на каждой угольком было написано, когда она была запечатана и когда ее нужно открыть, чтобы масса не перебродила. Райгемах и Райгебок искали нужную, прохаживаясь с вдоль рядов бочек.
– Ага, вот эта, – остановился он у одной из бочек и еще раз проверил написанную на ней дату. – Да, эта.
Монстр-богатырь кивнул и принес к ней лесенку. Отец, прихватив с собой топорик, взобрался к крышке. Вначале он снял водяной затвор – конскую сердечную артерию, одним концом опускающуюся внутрь бочки, а другим, выходящим наружу, опущенную в ковш с водой. Это позволяло выходить из бочки воздуху, но не заходить ему внутрь. Иначе – прощай сидр! Добро пожаловать в этот мир – уксус!
Райгебок принял конскую артерию и ковшик с водой, отложил их в сторону. Отец, стоя на лесенке, поддел крышку бочки топориком и с треском сорвал ее. Круглую крышку тоже передал своему сыну. Из открывшейся бочки с брагой ощутимо повеяло характерным кислым запахом, но Райгемах, стоя прямо над яблочной массой с удовольствием сделал большой вдох и закатил глаза.
– Волшебно… – удовлетворенно заключил он, осматривая содержимое. На самом деле ничего страшного в бочке не было. Кашаобразная яблочная масса давно выпала в осадок и покоилась на дне бочки, а сверху был полусбродивший яблочный сок. Отец достал из-за пазухи большую ложку, самолично вырезанную из молодой яблоньки, зачерпнул сок и шумно всосал его, стараясь не капнуть на бороду. – Прелесть! Сладковатый, но вполне замечательный! Неси бочонки, Райгебок, будем переливать.
Здроровяк-чудище, махнув коротким толстым хвостом, вышел на улицу, подошел к кучке приготовленных в тени раскидистой ивы бочонков и набрал несколько штук. Тут он расслышал стук копыт. Обладая превосходным слухом, Райгебок без труда определил сторону, расстояние и количество всадников. По дороге на Аусерт, со стороны лугов с юго-востока мчались с дюжину боевых всадников. К топоту копыт добавилось бряцание доспехов – рыцари. Райгебок немедленно взобрался на небольшой пригорок, оттуда была видна часть дороги. Слух не обманул чудовище – к Аусерту приближался рыцарский отряд. Сразу же монстр заострил внимание на рыцарские щиты, сюрко и плащи – какой герб он на них видит? Расстояние было еще далекое, гербов было не различить, но вот фамильные цвета герцога Ваершайза – золотой и желтый, были видны отчетливо. Как Райгебок не вглядывался, так и не разглядел на одеяниях рыцарей бардового цвета – фамильного цвета королевского рода Бене. Это немного успокаивало, но не сильно – Его Светлость герцог Ваершайз славился не только в своем герцогстве, но и во всей Салкии, неоправданной бесчеловечностью и безукоризненной тиранией. Хозяин этих земель заставлял своих воинов устрашать простолюдинов применением особо жестоких мер наведения порядка. В этих глухих землях герцогские люди не часто появлялись, а вот земли вокруг Лойонца, где располагался герцогский замок Ваер, скулили и заливались слезами от нравов Его Светлости. До короля доходили жалобы о зверствах герцога Ваершайза, но, по-видимому, никаких наказаний или выговоров Его Светлость от Его Величества не получал, а значит – не боялся. Только тех дерзких нахалов, кто бил челом перед королем и постыдно плакался ему на горемычную жизнь в Ваерском герцогстве, по возвращении хватали и публично умерщвляли особо жестоким образом.
Прихватив бочонки, Райгебок быстренько вернулся в винодельню и передал отцу о приближении к их селению герцогских рыцарей. Его короткий гребень на темечке стоял торчком.
– Герцог Ваершайз? – спросил отец. – Его люди посещают наш Аусерт только для сбора налогов, что им нужно сегодня? Все налоги мы оплатили, даже налог на воздух и на то, что мы топчем герцогскую траву… До осени, когда начнут взимать налог на печной дым еще далеко… Так… Пойду-ка, гляну… А ты, сынок, здесь будь, возьми черпак, начинай переливать сок…
Отец вышел, плотно затворив за собой дверь, которая до селе была нараспашку и впускала в помещение свежий воздух, которого тут всегда не доставало. Райгебок поглядел в маленькие оконца, но ничего интересного не заметил. Отец нахлобучил на темя шапку, высморкнул нос и пошел навстречу герцогским рыцарям. Оставшись один, монстр взобрался на лесенку (она была железная, специально, чтобы выдерживать вес чудовища) и принялся зачерпывать сок из большой бочки и переливать его в принесенные им маленькие бочонки. Разумеется, не забыв применить воронку, в которую наложил соломы для фильтрации. Работал он прилежно, как учил отец – зачерпывал сок сверху, так чтобы не поднимать осадок снизу.
Так он наполнил и забил пробкой три бочонка и вдруг услышал приближающиеся к винодельни шаги и бряцание доспехов. Разговоры мужчин, одним из которых был его отец. В маленькие оконца монстр увидел, что люди идут ко входу в винодельню. Райгебоку не надо было давать приказы – он прекрасно знал, как себя вести в таких случаях. Оставив все как есть, монстр бесшумно скрылся в противоположный угол винодельни и спрятался за одной из бочек. Как не был Райгебок огромен, но бочка была немного больше и могла заслонить его своим округлым боком, на котором рукой отца было выведено, что она была закупорена двадцать семь дней назад.
Дверь раскрылась, впустив вместе со свежим воздухом поток солнечного света и двоих мужчин.
– Не понимаю, зачем я вам сдался, – говорил отец собеседнику. – Налоги уплачены, претензий ко мне быть не может, герр Лайзельвин.
– Никто и не сомневается, Райгемах, что ты уплатил все налоги, – голос гостя был спокоен и мягок. – Не по этому вопросу я явился в эту провинциальную дыру, чтобы содрать с вас лишний маар… Поверь мне, Райгемах, у меня бессчетное количество поручений от Его Светлости и сбор налогов – это не основная моя обязанность. Лучше-ка ответь мне, где твой сын?
– Райгедон пережил «клин». Он покинул Аусерт, больше я за него не отвечаю, – ответил отец. – А младшенький, должно быть с матерью на огороде… Свекла уродилась – мед, а не свекла!
– Про Райгедона я все знаю, не он нужен мне. Ответь, где Райгебок? – гость произнес имя монстра с предельной отчетливостью. – Он опять спрятался?
– Да. Он всегда прячется при появлении чужих, герр Лайзельвин.
– Очень прискорбно слышать, что после стольких лет ваше семейство считает меня, можно сказать – покровителя ваших земель – все еще чужим… Мне это неприятно, неужели я не сделал много хорошего для вашей деревушки? Прискорбно… Я разочаровываюсь…
– Помилуйте, герр Лайзельвин! Вы – единственная наша отрада! Вы – надежда наша и мы всем селением бьем челом вам! Не вы чужой, герр Лайзельвин. Но ваша охрана.
– Ну да… охрана у меня всегда новая, – гость чуть пригнулся, заглядывая в низкое окошко винодельни, – в наше время никому нельзя доверять… Так где же Райгебок?
– В свинарнике, герр Лайзельвин. Как всегда.
– Есть ли кто еще здесь? – спросил гость и отец отрицательно покачал бородой. – В таком случае, я бы хотел поговорить с тобой, Райгемах, один на один. Закрой дверь. Охрана подождет на улице.
Услышав, что он, оказывается, в свинарнике, Райгебок очень осторожно выглянул из-за бочки. Подле той самой открытой бочки, с которой отец сбил круглую крышку, сложив руки за спиной, прохаживался мужчина. Он с интересом осмотрел бочонки, воронку, ковш и лошадиную артерию. Его окованные железом туфли делали аккуратные следы на земляном полу. Мужчина был хорош собой и это не оспаривал никто, даже те, кто недолюбливал герра Лайзельвина. Лицо его было слишком чистое, слишком открытое, такому человеку хотелось доверять. Человек с таким уравновешенным характером и открытым взглядом синих глаз не мог совершить зло. Он был как бы противоположностью своего герцога, который отличался неуравновешенностью и отвратительными повадками. Лайзельвин вызывал доверие, он располагал к откровению. А за его безупречный внешний вид и прекрасные манеры многие девушки в герцогстве Ваерском называли герра Лайзельвина – Очаровательнейший.
Этот человек был доверенным лицом Его Светлости герцога. Чаще всего, он посещал Аусерт для сбора ежемесячных налогов, по-этому предполагалось, что Очаровательнейший – есть главный сборщик налогов. Однако этот человек решал и многие другие вопросы. По его протекции между Аусертом и Штросси выровняли дорогу и с завидным постоянством вылавливают местных разбойников, на реке Русенгордии строили водяные мельницы и больше мостов. Вообще, герр Лайзельвин пользовался уважением во всей Салкии, а некоторые вилланы Ваерского герцогства, с риском для жизни, желали свержения нынешнего герцога-тирана и возведения на трон именно Очаровательнейшего, хотя понимали, что такое невозможно. Фактически, он был правой рукой Его Светлости герцога Ваершайза и сбор налогов входил в одну из его многочисленных обязанностей. Лайзельвин был светел ликом и волосами, вопреки моде, он стригся коротко, особенно виски; на макушке, оставляя волосы подлине, он придавал им очень аккуратную прическу. Опять же, вопреки традициям, герр Лайзельвин не носил ни усов, ни бороды; ежедневно рано утром Очаровательнейший терзал брадобрея, добиваясь от него, чтобы его подбородок блистал гладкостью. Рядом с ним растрепанный и бородатый Райгемах казался дикарем и необразованным вандалом, Райгебоку даже было немного стыдно за папу.
– Могу я спросить для чего вам понадобился мой сын? – поинтересовался Райгемах, не снимая шапку, как бы показывая, что раз они вдвоем уединились в винодельне, то разговор приобретает приватный характер, в котором бессмысленные церемонии отменяются. Лайзельвин не обращал на это никакого внимания, он так либерально относился к селянам, что даже не замечал того, что помимо семейства Райге никто больше его не встречал и ни мучил поясницы в беспрестанных полупоклонах.
– Не мне он нужен, а Его Светлости, – Очаровательнейший сбил несуществующую пылинку с прекрасно скроенной туники с медными пуговицами. – До двора Его Светлости дошли слухи, что ваше семья занялась одним делом, которое весьма заинтересовало герцога. Я говорю об угрях-светометах.
– Э… Ну да, мой сын научился их ловить и почему же мы не можем делать на этом выгоду. Я, кажется, понимаю вас, герр Лайзельвин, вы хотите обложить торговлю угрями налогами, да? Сколько же вы требуете?
– Мне симпатизируют ваши порывы добровольно пополнить казну Его Светлости, – улыбнулся Очаровательнейший, – но мой визит не этим объясняется. Его Светлость отпускает вам этот налог…
– Передайте Его Светлости мои благодарности… – Райгемах хотел было пропеть еще несколько лирических фраз в знак признательности, но Лайзельвин усиленно делал видимость, что герцогу Ваершайзу совершенно не интересны сладкие слова какого-то там крестьянина из глухой деревушки на окраине герцогства.
– Прежде чем приступить непосредственно к делу, – говорил Очаровательнейший, рассматривая паутину в одном из темных и неудобных для чистки углов винодельни, – Его Светлость герцог Ваершайз, да и я тоже, хотели бы узнать каким образом твой Райгебок вылавливает из Нольфа угрей-светометов. По всем законам действительности ни одно живое существо, кроме тварей присмыкающихся не может даже приблизиться к берегу Нольфа. Сколько уж у Его Светлости возможностей и власти, но даже он ни разу в жизни не видел этой реки воочию, а те байки, которыми кормят Его Светлость необразованные вилланы и фантазирующие пилигримы слишком похожи на выдумки. Сколько людей – столько и баек, а герцог не привык основывать свое личное мнение на чужих россказнях. Он должен знать все точно, тем более что часть Нольфа проходит через его земли. Ты, Райгемах, избавишь Его Светлость от применения методов поиска истины, если сам сейчас объяснишь, как твое необыкновенное дитя ловит сияющих рыб.
Несмотря на всю красоту словосложения, которым так славиться герр Лайзельвин, оба собеседника понимали, что под «применением методов поиска истины» подразумеваются разные способы превратить жизнь семейства Райге в кошмар и вымирание. А если Его Светлости желательно будет дознаться по возможности быстрее – в ход могут пойти самые обыкновенные пытки. Его Светлость обожал предсмертные вопли.
Герр Лайзельвин добродушно улыбнулся.
– Секрета нет, – ответил Райгемах, быстро смекнул, что в данном случае будет лучше не создавать конфликта и не сопротивляться линии, выбранной Очаровательнейшим. – Угри-светометы реагируют на тепло тела. Райгебок хладнокровен. Вот и все.
Лайзельвин кивнул. Пошагав между бочек, он, держа руки за спиной, обдумывал следующее предложение:
– Ответ правильный, об этом нам уже известно, я просто проверял честность твоих слов. – Очаровательнейший остановился. – Видишь ли, Райгемах, Его Светлость очень желает, чтобы твой необыкновенный сын пошел ему в… услужение. Нет, не правильное слово… Помогал бы Его Светлости. Способности Райгебока ловить угрей-светометов очень впечатляют герцога и от его имени я предлагаю за определенное вознаграждение передать Райгебока в услужение Его Светлости герцогу Ваершайзу. От их стороны я обещаю, что Райгебок будет обеспечен всем необходимым для жизни, регулярным и полноценным питанием, одеждой, соответствующим уходом… За стенами замка Ваер ему будет предоставлено отдельное место для жилья.
– Но при этом вы, герр Лайзельвин, не уточняете, что это будет за жилье и что за питание, из чего, зная определенные наклонности Его Светлости, я тянусь к предположению, что речь идет об обычной темнице. Там, насколько я знаю, тоже и кормят и одевают, и даже выводят на прогулку…