Алексей Владимирович Июнин
Райгебок
– Зачем ты хотела это сделать? – спросила Райгеслина с крыльца у дрожащей девочке. К Виллэйне уже подходил Райгебок с толстой накидкой.
– Действительно! – гремел отец. – Разве тебе не известно, что нельзя мешать «клину»! Ни в коем случае нельзя толкать Райгедона! Ни толкать, ни двигать, ни останавливать его движения, ни шевелить! Вообще нельзя как-то влиять на того у кого «клин»! Даже не прикасаться!
– Я… – девочка задыхалась от слез. Подошедший монстр укутал ее в накидку. Ее трясло от холода, горя и отцовского крика. Чтобы не доводить ее до истерики, Райгемах отпустил ее плечи. – Я… не хочу… не хотела… что бы…
– Чего не хотела?
– Что бы у Райгедона был «клин»… Я хотела вывести его из «клина»…
– Вывести из «клина»? О! Этого нельзя делать! – кричал отец. – Нельзя! Пошли в сарай, глупая девчонка, прежде чем дождь наградит тебя простудой, я розгами объясню тебе то, что не соизволили объяснить тебе твои родители! Ты понимаешь, что прерывание «клина» хуже смерти!
– Я… я… мне говорили…
– Тогда почему ты хотела это сделать? Неужели, вы поссорились с моим сыном и ты решила таким образом ему отомстить?
– Нет! Мы не ссорились! Мне нравится Райгедон! Он хороший! – девочка боялась крика бородатого Райгемаха, но она нисколько не опасалась появления монстра Райгебока, который своим видом однажды довел до безумия случайно проходившую мимо их дома прядильницу из Верхнего Турлата. Стоя в стороне чудовище не боялось напугать Виллэйну, потому, что вспомнил ее. Пару раз он видел ее вместе с братом, и она знала о существовании аусердского чудовища. Райгедон ее предупреждал о своем близнеце и они уже однажды знакомились. Ну как знакомились… Просто Райгедон ткнул в монстра пальчиком и сказал своей подружке: «Вот он! Только не бойся, представь, что это просто большая черепаха. Да нет, он не ест людей, он кушает… э… одуванчики. Поверь мне, он труслив как мышь и сам боится тебя больше чем ты его». Нельзя было сказать, что в тот день Райгебок вообще испугался девочку, но он не стал спорить с братом. Он только сорвал одуванчик, протянул девочке и быстро спрятался в сарае. Так что теперь она уже не поднимала визг от его появления, как хотела это сделать в первый раз.
– У меня… – говорила девочка дрожащим голосом, подставив личико под холодные струи дождя, – были сестра и брат. Старшие. У них тоже были «клины», – она закашляла. – После них брат ушел в рыцари и вот уже девять лет о нем ничего не известно. Видно, он уже закопан по каким-нибудь камнем на границе с Куштамом…
Райгемах молчал.
– А сестра, – продолжала Виллэйна, – сестренка… которая так любила цыплят, которая играла со мной в «догони воробушка»… она… стала… стала публичной девкой в самом дешевом публичном доме в шахтерском Наанселе!
Райгемах совсем замолчал.
– И я не хочу, чтобы и у Райгедона было что-то такое! – воскликнула Виллэйна и ее чепец, развязавшись, обнажил мокрые русые волосы с которых текла вода как с карниза дома.
– Понимаю… – уже другим голосом произнес отец. – Я тоже очень переживая за сына… Что с ним может быть после «клина»… Кем он станет? Но только ведь он может стать торговцем или сборщиком налогов! Или великим зодчим! Он может стать кем угодно, а сбив его с «клина», ты навек обречешь его на…
– В любом случае, после «клина» он позабудет и меня и… вас… Как позабыл нас мой брат-рыцарь!
– Согласен, – со вздохом ответил отец. – Это верно, позабудет… Но так уж устроена жизнь. После «клина» все забывают свою прежнюю жизнь. Я, вот, тоже не помню, что родился на самом берегу Бескрайнего Океанума в городе Кайц. Но кое-кто говорил, что именно от туда я и пришел в Аусерт, чтобы делать яблочное вино. Я не помню ни своих родителей, ни как жил до «клина». Только имя и фамилию. Такова наша жизнь, девочка.
– А ваша супруга?
– Райгеслина? Она из Дрекса. По слухам, ее родители мелкие дворяне, отец и по сей день владеет крупными угодьями и выращивал лен. Ткань от его мануфактуры привозили и в Аусерт, неплохие, надо сказать, ткани, почти не линяют. А после «клина» моя жена забыла и про отца и про лен, стала работать в саду и огороде. Вот уже больше полжизни она занимается исключительно выращиванием овощей, которые мы, кстати, неплохо вымениваем на сочные яблоки из Онга.
– Вам и вашей супруги повезло. А я? – спросила Виллэйна. – Через год у меня тоже будет «клин»! Кем я стану? Рыбной торговкой, как моя мама? Наложницей? Шлюхой как сестра? Кем? Я не согласна с тем, что мое будущее зависит не от меня, а от дурацкого слепого «клина». Трусливые Создатели решают кому кем быть! Какое они имеют право решать за нас! Я, может быть, хочу стать женой гончара! А стану посудомойкой в трактире или собирательницей слив! Почему так!
– Пойми, девочка, это наша судьба. Каждый человек проходит через «клин», потом у него возникает «воспламенение»… А как иначе? Как еще понять – создашь ты семью или нет, если не будет «воспламенения»? Тебе объясняли, что такое «воспламенение»? Это когда двое людей чувствуют внезапно вспыхнувшую тягу друг к другу от которого нет никакого избавления до конца жизни. Как равномерно распределять людской труд, если не через «клин»? А иначе все будут учиться исключительно на торговцев, а кто же тогда будет сажать и собирать рожь и горох? Если все пойдут в жонглеры и трубадуры, кто будет сжигать чумные трупы? Кто будет воевать и умирать за короля, если никто не пожелает идти в рыцари?
– Но я не хочу, чтобы за нас все решали Трусливые Создатели?
– Да нет никаких Трусливых Создателей!
– Кто же тогда все за нас решает?
Дождь усиливался. Райгемах не знал что ответить. Он относился к той категории людей, которые в существование Трусливых Создателей не верили.
– Однажды, – мрачно произнес он, смотря не на девочку, а на все еще перешагивающего через лопух Райгедона, – будучи в Лойонце, я увидел, что на главной площади города собираются люди. Много людей. Я заинтересовался и подошел ближе, встал прямо перед площадью. Оказалось, что в тот раз был день казни. Казнили детей. Двое девочек и мальчик. Всем по семь лет, как моему Райгетиллю. Кто-то в чем-то их обвинял, я не вникал. Их вывели на площадь и посадили на колья. Я не знаю, сколько времени они там умирали, я ушел. Но я навсегда запомнил толпу, которая меня окружала. И если до того дня я еще сомневался в существовании Трусливых Создателей, то потом истинно уверовал, что их нет и не может быть.
– А что… что было с толпой? – тихо спросила Виллэйна.
– Толпа орала. Толпа требовала смерти, толпа улюлюкала, толпа хлопала в ладоши и свистела. Толпа стояла там на площади и дожидалась смерти детей. Может быть она стояла там до вечера, и не удивлюсь, если многие остались там до ночи, пока дети не испустили дух. Мог бы хоть один Создатель, будь он хоть трижды Трусливым, позволить такое? Ежели они всевластны, то почему ничего не меняли?
Теперь Виллэйна не знала что ответить. Райгемах поправил на ней накидку, чепец и вытер лицо от воды.
– Видно в вашей деревне ничего не слышали про старика Хейтенгюрда? Иначе бы тебе сказали, чем грозит человеку в «клине», то, что ты хотела сделать с моим сыном.
Девочка о Хейтенгюрде не слышала ни слова. Райгемах так и думал. Он грустно кивнул и сделал знак рукой, давая понять, что спор закончен и его жена может подойти. Райгеслина немедленно подбежала и повела девочку в дом, на пороге которого стоял маленький Райгетилль. Отец прикрикнул на него, приказывая закрыть дверь и не пускать ветер, на что мальчик сказал, что из выбитого окна ветер все равно задувал внутрь. Райгемах проворчал ругательство и кивнул Райгебоку: пошли, мол, чего стоять-то?
В доме Райгебок, тронул отца за промокший рукав и, используя определенные звуки и жесты, дал понять, что у него есть информация о брате Виллэйны, который, по ее словам, после «клина» девять лет назад ушел в рыцари и исчез. Глава семейства велел жене немедленно нести сухую одежду, и пока они переодевались, Райгебок кое-как начал объяснять. Сначала он направил тему на ту поляну, где его схватили королевские рыцари. Потом урчанием и жестами показал на самих рыцарей. Потом выделил только одного.
Пока Райгебок махал лапами и издавал разного рода звуки, мама отвела Виллэйну в дальний угол и заставила снять мокрую одежду, взамен она дала девочке другую – теплую и сухую, только мужскую. По иронии судьбы девочке досталась одежда Райгедона, ибо никого подходящего в доме семейства Райге не было. Дети были только мужского рода. По выгнутым бровкам стало понятно, что Виллэйна впервые в жизни одела мужские брэ.
Тем временем Райгетилль принес еще дров для печи и подбросил несколько поленьев, в доме совсем быстро стало тепло. Отец закрыл выбитое им же окно двумя бобровыми шкурами. Он, наконец, понял кого имел в виду Райгебок и, немного, подумав, обратился к Виллэйне, сидящей прямо на устланном половиком полу перед печью и двумя руками держащую миску с обжигающей рыбной похлебкой.
– Говоришь, твой брат после «клина» стал рыцарем? – спросил он у девочки. Та кивнула. – В какой орден он вступил?
– Ни в какой. Он служил самому королю, – у девочки не было в голосе гордости или высокомерия, будто быть королевским воином было не намного престижней чем пастухом овец. – По крайней мере, так говорят родители. Мне был годик, когда он ушел, сама я ничего не помню, конечно.
– И что, с тех пор о нем ни слуху, ни духу? – спросила мама, подливая девочки похлебку. – Никто его не видел и ничего не может сказать?
– Кто-то говорил, что видел похожего на него рыцаря, да только тот был в ордене Триумфального Беркута. Мы даже не знаем каким видом оружия он владеет. Может конник, может лучник.
Райгебок уловил на себе отцовский взгляд. Райгемах недолго смотрел на уже затягивающиеся ранения своего сына, потом долил себе оставшийся в кувшине сидр и выпил одним махом.
– Зовут тебя, значит, Виллэйна… – размышлял он. – Семейство Вилл… Деревня Штросси… Кажется, я припоминаю. Это не твой отец выделывает заячьи шкурки? Да, ты на него похожа… – девочка обрадовалась, что Райгемах знаком с ее отцом. – Не знаю, как насчет твоей сестры, я ни разу не бывал в шахтерском Наанселе и не интересовался местными… э… девушками… Но вот, что касается твоего брата… Знаешь, мне кажется что мы с Райгебоком видывали его. Вилл… Вилл… Его зовут, случайно, не Виллдрин?
– Да! – воскликнула девочка. – Виллдрин! Так вы его видели?
– Похоже, мы с Райгебоком, с ним столкнулись, – проговорил Райгемах. Девочка аж чуть не подпрыгнула, она умоляла главу семейства Райге рассказать ей о брате. Райгемах сдавленно вздыхал и говорил, что вообще-то он мало что знает о рыцаре Виллдрине, что они лично не знакомы, а просто случайно повстречались. Да, Виллдрин – королевский рыцарь, мечник. Служит под командованием достославного лейтенанта Браустона. Отличается смелостью, доблестью и отвагой. Не предал своего товарища, рисковал жизнью. Одним словом – герой, да и только! И семейство Виллов не должно переживать за своего сына, с ним все в порядке, у него приличное место. Живет, должно быть, в казарме или где-то квартируется, хотя, не исключено, что Его Величество уже пожаловали ему прибыльный удел с виноградниками. Король не обижает своих рыцарей деньгами, во всяком случае, харю этот рыцарь отъел приличную. Глаза и почти все зубы на своих местах, только, кажется, не хватает одного уха… После таких прекрасных слов девочка просияла как ромашка в солнечное утро. Она закидывала Райгемаха вопросами, но тот больше ничего не говорил, ссылаясь на то, что сказал все, что знал. – Так что не волнуйся за Райгедона, и он может стать королевским рыцарем. Может, они с твоим братом будут вместе играть в кости.
Отец приподнял край бобровой шкуры, которой было закрыто окно и хмуро посмотрел на сына, который так и продолжал перешагивать через лопух.
– Недолго осталось, – сказала мама, принимая от Виллэйны пустую миску и давая взамен маленький кувшинчик с горячим молоком с медом и с овечьим жиром.
– Да, скоро уже… – согласился отец и опустил шкуру. – С Райгедоном все будет хорошо, надо только дождаться. Как зовут твоего мула, девочка?
– Пятно На Ноге. У него какая-то глазная болезнь, он не различает людей. Может боднуть.
– Отведу его в стойло, дам овса. Его надо приготовить к завтрашней дороге. Завтра утром я отправлюсь в Штросси, найду твоих родителей и сообщу, что ты у нас.
– Но я могу поехать с вами.
– О нет, дорогуша. Это ты сейчас себя пока нормально чувствуешь, а к утру обязательно заболеешь. Вон, уже носом шмыгаешь. Так что, допивай молоко и ложись спать. Райгеслина, приготовь для нее постель.
– Уже приготовила, – ответила его супруга.
– А как же Райгедон? – спросил маленький Райгетилль.
– Мы ничем не сможем ему помочь. От бессонных ночей будет только хуже. Ложитесь.
Через какое-то время Райгебок отправился в сени на свои мешки с соломой, там уже посапывала собачка Су. Монстр пристроился поудобнее и попытался уснуть. Но опять с этим возникли проблемы, хотя он уже двое суток нормально не отдыхал. Опять в голову лезли всякие мысли, только теперь они касались его брата-близнеца. У брата «клин». Кем он станет после него? Кем угодно. От прислуги в таверне до капитана военной галеры. От возделывателя пшеницы до каменотеса. У всех людей в тринадцать лет происходит «клин» после которого они становятся теми кем становятся. И не важно кем ты был эти тринадцать лет и кем были твои родители. Отпрыск графского лекаря мог стать дровосеком, а ребенок разбойников – ученым-философом. Потому что родители ребенка и сами в тринадцать лет стали теми, кем стали, а до этого возраста жили в семьях дворян или нищих, крестьян или воинов. «Клин» затрагивал всех без исключения – как мальчиков, так и девочек.
Только одна категория людей была совершенно не подвержена ни «клину» ни «воспламенению» – это был королевский род и герцогские наследники. То-есть – высшие касты. Короли и герцоги передавали свои троны по наследству, хотя бывали и казусы, когда в тринадцать лет сын (или дочь) наследника престола неожиданно для всех впадал в «клин», после которого приобретал какую-то профессию. После таких сюрпризов, мамаша, сгорая от стыда, возлагала голову на пень палача.
Райгебок ну ни как не мог быть наследником ни герцогского, ни уж тем более королевского престола. Значит он еще одно исключение.
Монстр догадывался, что хоть отец и велел детям в доме спать – сам он, равно как и мама, не смыкают глаз. Волнуются за Райгедона, то и дело выглядывают в окно (слышно скрип половиц).
Он не заметил, как уснул. Вот только что он лежал на мешках с соломой, рядом чесалась Су… И вот он уже в каком-то селении. Что он тут делает – не ясно. Дома плывут перед его взором, он не может сконцентрировать сознание. Какой-то туман в голове. Ничего не понятно. Было сильно дымно и пахло золой. Откуда-то он понимает, что ему нужно войти в определенное строение и подойти к столу, на котором лежат грязные инструменты, в основном ножи. Тут же рядом на полу находиться треснутая глиняная бадья с чем-то омерзительным. Райгебок нагибается и протягивает руку. Бадья доверху наполнена дохлыми животными. Разными. На разной стадии разложения. Он берет за хвост полуистлевшего кота, швыряет на разделочный стол, выбирает определенный нож и начинает сдирать с него шкуру. На стол падают личинки и черви. Потом он срезает вонючее мясо с костей и бросает его в какую-то другую бадью. Кишки и кости летят в третью. Кто-то забрал бадью с мясом и поставил пустую. Кто-то окатил разделочный стол холодной водой, смывая жирную слизь, и Райгебок потянулся за каким-то жирным раздувшимся грызуном с длинным лысым хвостом. Нутрия. Почти всю голову выгрызли полевые мыши.
Райгебок распахнул глаза…
Он в сенях на мешках с соломой. Рядом Су. За окном продолжался дождь.
Мыловар!
По телу чудовища пошла крупная дрожь. Он хотел вскочить и броситься к спящим родителям, сказать, кем станет их сын. Видимо, это почувствовала Су и с немым вопросом уставилась на своего крупного дружка. «Так что не волнуйся за Райгедона, – вспомнились ему слова отца. – И он может стать королевским рыцарем. Или еще кем-то получше. Надо только дождаться»
Мыловар! Что варит мыло не из ароматного растительного жира, а из животного. Мыло для малоимущих и неизлечимо больных, у которых нет даже ломаного медного маара на краюху жесткого как деревяшка хлеба из прелой муки.
Дверь в сени едва скрипнула и на пороге появилась девочка Виллэйна. Она стояла в одной ночной рубашке, разутая, бледная. Райгебок ошарашено напрягся. Глаза его были распахнуты, лягушачьи зрачки расширены. Она, эта девочка, не вовремя тут оказавшаяся… Ему срочно нужно будить родителей и передать им…
– Я не могу уснуть… – пожаловалась девочка и переминалась с ноги на ногу. Райгебок молчал, да если бы он и хотел что-то произнести Виллэйна не поняла бы ни слова. – Я лежу в постели Райгедона, на мне одета одежда Райгедона. В одной комнате с маленьким Райгетиллем. Он мне рассказал, что бывает с людьми, у которых «клин» если им помешать… Он мне рассказал про Хейтенгюрда. Теперь я поняла. Мне страшно.
Райгебок не знал как себя вести. Если бы у него были потовые железы, он бы пропотел. Девочка подошла ближе, монстр поджал ноги.
– Прости меня, Райгебок, за то, что я чуть не обрекла твоего брата на то, что происходит с Хейтенгюрдом, – произнесла Виллэйна и подошла еще ближе. – Теперь я знаю, чем это могло кончиться.
Она очень осторожно коснулась перебитых пальцев чудовища.
– Тебе больно? – спросила она. Райгебок сначала отрицательно мотнул головой, потом сделал короткий кивок. – Кто это тебя?
Монстр не мог ответить, что одним из участников его избиения был как раз ее брат Виллдрин, тот самый широколицый любитель кислого молока, которому чудовище нечаянно сломало руку. Тот самый «смелый, доблестный и отважный» королевский рыцарь, который, откровенно говоря, вел себя как последний трус. Райгебок неопределенно мотнул мордой в сторону маленького оконца.
– Райгедон рассказывал про тебя, – девочка рассматривала монстра. – Ты не страшный. Райгедон говорил, что ты страшный, но это не так… Я тебя не боюсь. А ты, что меня боишься?
Тут монстр совсем оторопел. Он вообще крайне редко общался с людьми, еще меньше с детьми, и совсем никогда – с маленькими девочками. Они его страшились. Почти взрослое население Аусерта пугало маленьких девочек Райгебоком, если те не слушались.
А тут Виллэейна…
– На самом деле Райгедон тебя любит… любил, – сказала она, поглаживая монстра по изуродованному запястью. – Хоть и никогда не признался бы в этом. Но мне признался. Он заботился о тебе, но всячески скрывал это. Стеснялся.
У чудовища перехватило дыхание.
– Мне страшно в постели, – пожаловалась она. – В комнате Райгетилль, но он уснул, а я спать боюсь… Меня пугают эти… светящиеся рыбы под потолком… Они… я к ним не привыкла. Можно я лягу с тобой, Райгебок? С тобой не страшно, ты большой.
Райгебок моргнул. Мыловар… мыловар… Пустое, это просто дурной сон… Просто сон…
Монстр кивнул девочке и они уснули. Крепко.
Утром, проснувшись довольно поздно, Райгебок обнаружил, что девочка еще спит, прижавшись к его грубому телу, а он аккуратно прикрывает ее лапой. Их кто-то накрыл шерстяным одеялом, которое сейчас почти сползло и монстр заботливо его поправил. Вообще-то, он лежал не очень удобно, у него затекла спина и ноги, но он и помыслить не мог сменить позу. Тогда маленькая Виллэйна неминуемо проснется. Последний раз Райгебок спал вместе с кем-то в далеком детстве, когда был размером со среднюю собачонку. Спал он с мамой, которая в зимние стужи из-за хладнокровного тела своего ребенка обогревала его своим. Но тогда он был совсем маленький и ничего этого почти не помнил.
Глядя на ангельское личико маленькой Виллэйны он попробовал прижать ее к себе покрепче, как когда-то мама прижимала его самого. Он хорошо чувствовал тепло девочки и хотел погладить ее по волосам, но не решился.
И вот он услышал шум в доме, звук посуды, топот. До него донесся приглушенный голос его младшего братика Райгетилля, он что-то говорил, а мама ему отвечала. Тихо, почти шепотом. Тут забегала и затявкала собачка Су, ее могла услышать и Виллэйна, по-этому Райгебок внутренне засуетился и напрягся.
– Сын, займи чем-нибудь свою собачку, – говорила мама. – Сделай так, чтобы она не лаяла. Разбудит Райгебока, ты же знаешь, что он просыпается от любого звука. Пусть спят. Им надо выспаться.
Но было уже поздно. Виллэйна зашевелилась и приоткрыла глаза. Осознав, что она лежит почти в обнимку со страшным ящером, она воскликнула и резко отстранилась. Но быстро вспомнила вчерашнее и виновато улыбнулась. Райгебок попробовал улыбнуться в ответ, но у него не было соответствующих мышц на морде. Вместо нее получался оскал.
В сени вошел Райгетилль, с ним суетливая собачка Су.
– Проснулись? – поинтересовался он. – Наконец-то. Пойдемте. Мама вас накормит.
– Что с Райгедоном? – нахмурившись, спросила Виллэйна.
– Райгедон ушел, – ответит младший братик.
– Ушел? – переспросила девочка, вставая на ноги и подтягивая шнурки на брэ.
– Да. Еще ночью. Я спал, ничего не видел. А родители всю ночь бегали к окну. То мама, то папа. А утром сказали, что Райгедона нет. Ушел. В очередной раз мама выглянула в окно, а Райгедона уже нет.
Монстр почувствовал, как у него внутри все оледенело от опасения за близнеца. Мог бы он нормально говорить, он бы спросил, куда ушел брат и известно ли что-нибудь о том, кем он стал. Но Райгетилль, отогнав беззаботно бегающую под ногами Су, сам продолжил:
– Отец сразу же выбежал на улицу, но Райгедона нигде не было. Все следы смыл дождь. Однако утром к нам приходил Варкморр-цирюльник и сообщил, что ночью видел нашего Райгедона, идущего мимо их двора. Брат шагал по дороге на Сейв. Больше ничего не известно.
Райгебок облегченно выдохнул. В его душе словно лопнул надутый телячий желудок. В Сейве не было мыловарни. Этот городок специализировался на производстве военных требушетов и телег для перевозки провианта. Хотя от Сейва расходились и другие дороги в другие городки и деревушки. Ящер тоже встал с мешков и определенным звукосочетанием и жестами спросил у младшего братика где отец.
– Чуть свет отправился в Штросси за родителями Виллэйны, – ответил Райгетилль. – Он не стал вас будить, осторожно вышел из дома.
– Почему он не взял меня с собой? – спросила девочка.
– Он не хотел нарушать твой покой, хотел, чтобы ты отдохнула и выспалась. Вы так мило спали вдвоем. Папа даже слезинку вытер, увидев вас. К тому же, он опасался, что ты, Виллэйна, слаба и можешь заболеть после вчерашнего дождя. Он взял только вашего мула в качестве доказательства того, что ты действительно у нас. Не переживай, он приведет твоих родителей уже сегодня. Верно, они уже на обратной дороге, до Штросси недалеко. Пойдемте же завтракать. Мама испекла жирный пирог с гусиной печенкой. М… объедение!
За завтраком мама грустила, разумеется, она все еще переживала за Райгедона и что бы хоть как-то прогнать тревогу, отвлеклась готовкой пирога, заодно сделала приятное сыновьям и девочке, которая уплетала пирог за обе щеки и совсем не выглядела простуженной. Во время завтрака мама рассказывала ей о Райгедоне, о его жизнь, о его детстве. Вспоминала. Улыбалась. Грустила.
Все знали, что Райгедон не вернется. Никогда. Дети не возвращаются.
Ни в одной семье нет и никогда не было детей старше тринадцати лет. Все дети уходят. Навсегда.
И как-то в разговоре мама завела речь о том, как родила близнецов Райгедона и Райгебока, но вдруг осеклась и перевела тему. Однако Райгебок успел услышать до селе ни разу не слышанное имя – Хейтенмарна. Услышав это имя, он как-то сам собой соединил его еще с одним именем, которое вспоминают в Аусерте с регулярной периодичностью – старик Хейтенгюрд. Точнее сказать, соединил не имена, а фамилии – Хейтен. Райгебок много раз слышал историю про старика Хейтенгюрда, но про Хейтенмарну ничего не знал. Кем она ему приходиться? Дочь? Сестра? Может, супруга? Может, старик Хейтенгюрд успел-таки жениться прежде, чем с ним произошло то, что произошло. Нет, не может быть, тогда он должен был жениться до тринадцати лет, а подобного не бывает. Ведь все же знают, что женятся только после того, как оба человека (речь идет о мужчине и женщине) почувствуют друг к другу так называемое «воспламенение», а оно случается не ранее восемнадцати лет отроду. С Хейтенгюрдом беда случилась в тринадцать, жены у него быть не могло. Значит и дочерей у него нет. Остается сестра…
В рассказе, в котором упоминалась Хейтенмарна, мама успела сказать, что эта женщина была бабкой-повитухой, принимавшей у нее роды. Это все, что сказала мама, прежде чем перевела тему.
Райгебок нахмурился и имя это запомнил.
Днем вернулся отец и привел с собой отца Виллэйны – мордастого краснощекого дядю по имени Виллгау, очень, кстати, похожего на мечника Виллдрина. Немного передохнув и подружившись с семейством Райге, Виллгау, выпоров дочь, посадил ее на мерина и поспешил обратно в Штросси. Райгебок отсиживался в сарае, а мама предупредила Виллэйну, что бы она не распространялась о Райгебоке, чем меньше людей знают о его существовании, тем спокойнее ему будет жить. И им тоже. Девочка обещала молчать.
Когда в дом семейства Райге заявился длинноусый худой дед Вацрик главы семейства не было дома, не было в сарае, не было в свинарнике, не было в винодельне и у соседей тоже не было. С самого утра Райгемах, второпях умывши бородатое лицо прохладной водой и взяв кошель с золотыми и серебряными маарами, а заодно двух товарищей, способных защитить его от разбойников, прыгнул в седло коня одного из товарищей и дал галопа в сторону городка Нижний Кройхейт. Дед Вацрик считался в Аусерте самым плодовитым мужчиной, у него родилось девять детей и это не считая еще трех, что имели несчастья умереть в младенчестве. «Клином» ему предназначено было стать крестьянином и он был им всю сознательную жизнь, ежедневно проводя в поле от самого рассвета до глубоких сумерек. Недавно старику перевалило за тот возраст когда просыпаясь утром человек понимает, что от него ничего не требуется, что ему никуда не надо и настало долгожданное время покоя. «Клин» его отпустил, как отпускает всех пожилых людей, которым возраст и здоровье позволяет разве что поглядывать на работающих со стороны. Теперь дед Вацрик стал совершенно свободен и решительно не знал как своей свободой распоряжаться, ибо кроме как работы в поле иного дела он делать не умел. Тело его с первыми лучами солнца ежедневно тянулось к земле, его худые прожженные от солнца руки просились к пшенице, ржи и бахчевым, пальцы то и дело терлись друг о друга кончиками словно измельчали колосок. А душа его маялась без потерянного поля и еще не привыкла к тому, что ей можно расслабиться.
От маяты и безделья дед Вацрик стал ходить по гостям, но приходил тогда, когда другие были чем-то заняты. Вот и сейчас, когда он, шамкая треснутыми деревянными башмаками по пыли возник перед калиткой дома Райге, мама Райгеслина работала на огороде, маленький Райгетилль помогал ей, а Райгебок чистил свой свинарник. Вацрик присел на бревнышко у огорода и сложил длинные худые руки на коленях. Смотря на работающих на огороде, старик Вацрик загрустил.
Тут появился Райгебок и дед, относящийся к монстру примерно как к послушному домашнему животному, обладающему разумом ребенка, подвинулся на бревнышке, приглашая того сесть рядышком. Райгебок сел и тоже сложил лапы. Вообще-то он был занят работой в свинарнике, а потом его позвали вырыть новый колодец.
Не отрываясь от прополки свеклы и редиса, Райгеслина спросила у деда о причине его грусти и тот, кручинно вздохнув, поднял слезившиеся глаза в глубокое небо, полное маленьких как кусочки ваты облаков. Шепелявя беззубым ртом он стал жалобно докладывать Райгеслине о том, что не может смириться со своим одиночеством. Дед Вацрик был вдовцом, его супруга скончалась несколько зим назад от чего-то, что сильно сдавливало ее грудь и не давало дышать. Все девять детей давным-давно разошлись по разным уголкам Салкийского Королевства, движимые «клином». И оставшись в одиночестве, дед Вацрик стал предаваться унынию и голову его стали посещать разного рода мысли о жизни и смерти. Раньше-то на такие раздумья у него не было времени – с утра до ночи в поле, дома куча детей и жена, море домашних забот и не забыть вовремя посетить «Гусь и Тетерев»!
– А теперь… – грустил Вацрик, – лежу, порой, на лавке, смотрю в потолок и думаю-думаю-думаю… Где теперь мои детишки? Где моя женушка, славная Вацбилия? И вот еще повадился я на поле-то мое приходить. Прихожу и смотрю как другие работают. А они смеются и зовут меня помогать, а я говорю: «Э нет, отработал я свое, спина не разгибается, а теперь вы погорбатьтесь»… Хе-хе-хе… Так вот. А вот недавно пришли к нам на поле две девочки и мальчик. Сначала одна девочка, потом вторая, после мальчик. Всем по тринадцать годочков. Ясное дело – «клин» у них. Крестьянами, стало быть, предназначается им стать. Как мне…
Слушая Вацрика Райгемарна перешла от свеклы и редиса к тыквам. Тыквы в этом году уродились не самые большие и мясистые, виной всему – засушливая весна. Выручка за них будет небольшая, но поливать все равно приходилось, хорошо, что Райгетилль помогал. А вот корнеплоды на огороде что надо! Осенью гора выкопанной свеклы может в сарае достать до балок перекрытия. Зимой с голоду не помрут.
– Известно нам про новеньких, – сказала Райгеслина, вытирая пот с шеи и лица, – Только не трое их, а двое…
– Как двое, когда трое? – встрепенулся Вацрик.
– Двое-двое, отец, – улыбнулась мама и кивком головы дала понять сидящему рядом с Вацриком Райгебоку, чтобы он набрал в колодце воды. Как только монстр освободил бревнышко и, взяв два опустевших деревянных ведра, опустил их в стоящий рядом колодец, маленький Райгетилль тут же это место занял собой и стал устало надувать щеки. – А третья девочка не в поле будет, а на прядилке. Мне уж рассказали про нее, хорошая, говорят, девочка. Откуда-то с севера пришла, не то из Шоро, не то вообще из Ноарменхорта, она так и не смогла вспомнить…
– Не смогла – следовательно, шла долго. Не менее трех, а то и четырех дней, – заключил Вацрик, задумчиво наматывая на палец длинный ус. – Ноарменхорт… Или Грэйек-на-Тирсе… У нее вышивка на чепце ну точно грэйековская, и руки ухоженные, стало быть городская. Ногти ровные…
– У кого она будет жить? У семьи Пугге?
– Да. У трактирщика. Будет с его семьей проживать, покуда «воспламенением» не найдет себе законного супруга и построит с ним свой дом.