Алексей Коротяев
Прости. Забудь. Прощай
Теория вероятности
Собака захлебывалась ненавидящим лаем и рвалась c цепи, но из дома никто не выходил. Мужчина осторожно обошел избушку, держась подальше от внушительных клыков, и крадучись приблизился к одному из двух маленьких оконец. Заглянул.
– Держи руки на виду, – услышал он за спиной громкий женский голос и характерный звук взводимого курка.
Не оглядываясь, он повиновался и поднял руки.
– Уже давно за тобой наблюдаю. Что надо?
– Заблудился я, – начал мужчина.
– Врешь, а я этого не люблю.
– Правда!
– Сказала же: не люблю. Откуда-то надо идти, чтобы здесь заблудиться. Тут в радиусе ста километров ни одного поселения. Ты около дома c полчаса слоняешься. Собака у меня хорошая, сразу заприметила. Роняй мешок на землю и оттолкни его ногой. Не вздумай дергаться. Мне своя жизнь дороже твоей. Шарахну из обоих стволов и Руслану скормлю. Он даже костей не оставит. Клади! Только медленно!
Мужчина усмехнулся, скосил глаза и, не оборачиваясь, сказал спокойно:
– Ладно! Я с нар соскочил. Иду давно. Очень устал. Ты меня даже сдать никому не сможешь. Сама говоришь, не живут тут люди. Из оружия – только
заточка. Хочешь, отдам?
Он потянулся было к ботинку, но голос хлестко остановил его.
– Нет! Отстрелю все.. если еще раз сделаешь что-то без моей команды.
– Понял! Из одного лагеря в другой. Начальник, ты чего?
– Ненавижу эту вашу феню с детства.
– Я могу и культурно.
– Хватит! Разойдемся по-доброму. Ты мне скажешь, куда идешь, и я
научу, как туда добраться. Понятно?
– Если бы я знал куда! В том-то все и дело.
– Чего бежать было, если идти некуда? Тебе тюрьма наверняка как домродной. В этих местах одних головорезов держат. Скажешь, за книжку, не сданную в библиотеку, срок тянешь? Стоять! – приказала она, заметив, что мужчина сдвинулся с места.
Игнорируя предупреждение, он опустил руки и вызывающе повернулся лицом к направленным на него стволам.
– Шмальнешь? Я из 40 лет своей жизни только первые 15 провел на свободе. Породу людскую в тюрьме во как изучил. Ты рот раскрыла слово произнести, а я уже знал, что стрелять не будешь. Меня автоматные рожи на мушке не раз держали.
– Шаг сделаешь, точно стрельну.
– Дай сказать! Я не задумал ничего плохого, и темных мыслей у меня нет. Отдохнуть надо. Так что, хочешь ты или нет, а мириться со мной придется.
– Ишь, какой скорый!
Женщина, взяв ружье наизготовку, обошла вокруг непрошенного гостя и, не спуская с него глаз, начала отстегивать собаку от цепи.
Мужчина напрягся и потянулся к ботинку.
– Не дергайся! Я не собираюсь Руслана спускать. Мы с ним заходим в
дом. Попробуешь сунуться – всадника без головы сделаю.
– Книжки любишь читать? Я тоже!
– Чтобы утром тебя здесь не было.
– Вот утром и поговорим.
Людмил взвела на ружье оба курка и, удерживая Руслана на коротком поводке, осторожно открыла дверь. Пес, неистово лая, немедленно потянул к баньке.
– Не ушел, значит! Вот ведь!
Негодуя, она приблизилась к срубу и, заглянув осторожно за угол, куда тащила ее собака, увидела вчерашнего визитера, раздетого по пояс, обливающегося водой из кадки. Вся его спина была изрезана уродливыми и страшными шрамами. Поверхность кожи выглядела как рельефная карта каких-нибудь Анд или Кордильер. Он повернул голову и широко улыбнулся. Эта улыбка сразу сбила ее с толку. Не улыбается так плохой человек. Открыто, радостно, тепло!
– Какая красота! Живут же люди!
Чтобы не вдохновлять к разговору, Людмила ничего не ответила. Подумала: «Это мы-то живем?»
– Ты должен был уйти!
– Я расскажу тебе про себя, а ты решишь.
– Я еще вчера все сказала. Убирайся!
– Погоди, – серьезно и резко оборвал ее мужчина. – Я понимаю, что ты
не знаешь меня…
– И знать не хочу!
– По-го-ди!!! Я все равно скажу!
Мужчина быстро накинул рубаху, тихо ругаясь:
– Комары тут как пчелы, – и продолжил торопливо: – Ни родителей, ни
родственников у меня нет. Вырос в детдоме. Воспитывался… хоть и не подходит это слово к моей ситуации, почти всегда пьяной воспитательницей Анкой. Язык не поворачивается по отчеству назвать. К нам регулярно – с криками «Бей детдомовских!» – приходила драться местная ребятня. Одному из них я случайно, а может, даже и не я, в куче разве поймешь, врезал так, что тот разговаривать на время перестал. В отличие от меня у него отец был. Местный мент. Упаковали по полной программе в колонию. Папаша проследил, чтобы в самую… где точно уроют. А я выжил. Вернулся в городок, куда же еще, а мент тот уже начальником отделения стал. В себя даже не дал придти. На стоянке дальнобойщиков одного бедолагу из машины выкинули со сломанной шеей. Между собой что-то там не поделили. Так папаша злопамятный нашел какого-то гада, который якобы меня с ним видел. Ключи от грузовика, естественно, в моих вещах появились – при аресте. Закрыли – и попал я в лагерь. Тянул свое, с блатными не конфликтовал. Пока не заступился за одного хорошего паренька. Себя в нем увидел. Напали на меня кодлой и выбора не оставили – или я, или… Признаю – да, убил. Одного из них. Настоящую мразь – садиста, насильника. В общем! Если бы не убежал, кончили бы. Идти мне некуда, помочь некому. Решай!
Он замолчал, спокойно, но с надеждой глядя на женщину.
– Ждешь, что я к тебе сейчас на шею брошусь? В тюрьме таких историй – как в тайге комаров. Не знаю почему, но хочется тебе поверить. Смотришь открыто, крест носишь. Хотя это дела не меняет. Жизнь ты загубил и платишь за это!
Итак! Что ты хочешь?
– Владимиром меня зовут, – отозвался мужчина. – Спасибо за прямоту и за то, что выслушала. Я только в книгах читал, как люди живут, да истории разные слышал от сидельцев. Вот так, на рассвете не просыпался никогда по своей воле, без команды.
– Короче!
– Позволь пожить здесь. Окрепну, соберусь с силами и уйду. Я человек слова.
– Мне компаньон не нужен. Сам видишь, справляюсь и не скучаю, – твердо ответила Людмила.
– Послушай! Я заметил, что банька у тебя совсем рассыпается и крышуна доме нужно починить. На «хозяина» всю жизнь работал, а так мечталось…душой. Я ведь умею. Ни лезть с разговорами, ни глаза мозолить не буду. Все, что хочу – это поймать тишину.
– Хорошо, – сказала наконец Людмила. Оставайся. Я тебе не судья, а дело сделаешь – в расчете будем. Инструменты в сарае.
Через неделю девушка уже не жалела, что позволила парню остаться. Владимир свое слово держал. Работал с утра до вечера, не навязывался с разговорами, не мешал. Да и она продолжала жить как раньше: ходила в лес за ягодами, работала на огороде. Скоро и трапезничать вместе стали. А за застольными беседами многое можно о человеке узнать.
– Ну, а после работы чего делал, – спрашивала Людмила, подпирая голову обеими ладонями.
Ей почему-то не терпелось узнать все об этом парне с такой закрученной и нелегкой судьбой, дать ему понять, что кому-то небезразличны его мысли и переживания. Его мечты, его… Подобного интереса к мужчине она уже давно не испытывала и, поймав себя на этой мысли, даже испугалась. Но Володя сидел перед ней, такой свой, такой по-детски естественный, что все ее беспокойства тут же бесследно растворились в его обаятельной улыбке. Когда Володя улыбался, то открывались пробелы в верхнем ряду зубов, и это сразу делало его похожим на маленького, трогательного мальчишку. Он охотно отвечал на вопросы, глаза не прятал.
– Читал много. Пристрастился. Даже научную литературу – о теории вероятности. Из художественной – Джека Лондона, Дюма, О.Генри. Даже по нескольку раз.
– А я Грина люблю и Ремарка. Они про… чувства хорошо пишут.
Володя пожал плечами.
– Не знаю. У нас книжки про любовь вряд ли бы в библиотеке держали. Не положено зэку об этом думать и перевозбуждаться. И так зашкаливает. Один бывший лепила… Прости. Врач бывший. Так вот, он писал… про это. Все зачитывались. Очередь целая была! Его даже на легкие работы определили, чтобы творчеством мог заниматься и огонек поддерживать. Продолжений ждали. Я тоже, – смущаясь добавил Владимир, – ждал.
– Ну что, – вставая и тем самым заканчивая разговор, сказала Людмила. – Я сегодня баньку истоплю. Сама. Ты так не сумеешь.
Сначала помылась Людмила. Потом, выходя из двери, позвала Владимира. Комары не давали покоя ни днем, ни ночью – и одета она была в плотную, длинную полотняную робу. Лицо распаренное, румяное, довольное. Кончики распущенных волос сверкали каплями влаги из-под наброшенного платка.
– Водицы с травами оставила достаточно для тебя. Не жалей. Банька не высохнет до утра. Так что, спать сегодня будешь в доме. Найду для тебя угол.
Владимир постучал и, подождав чуть-чуть, зашел в дом. Людмила хло-потала у стола, уже аккуратно причесанная, в светлом с голубыми цветами ситцевом платье неизвестно каких времен. Она была в нем так несказанно хороша, что Володя замер и почему-то покраснел. Наверно, потому что за одну секунду он смог своим воображением сделать то, на что другому потребовались бы неторопливые минуты. Губы его онемели, и кончики пальцев задрожали.
– Вот, – просипел он, проглатывая слюну, – помылся.
– Садись сюда, – сказала Людмила, указывая на скамью, поставленную у небольшого покрытого серой скатертью стола с едой. Сама же присела на краешек кровати армейского типа напротив. Другой мебели в комнате не было.
Владимир осмотрелся вокруг. Чисто. Ничего лишнего. Печь посередине. В углу, на откидной полке и на стене, нехитрые кухонные принадлежности. – Так я и живу, –проследив за взглядом Володи сказала Людмила. –Там еще комнатка есть за печкой, с моими вещами на все случаи жизни и одеждой. Там и спать будешь сегодня. Давай покушаем.
Только сейчас Володя посмотрел на то, что стояло на столе. В центре, в глубоком блюде, возлежал покрытый коричневой поджаристой корочкой гусь. Вокруг него, как будто приготовившись к долгой осаде, залегли груды нарезанных овощей. Казан с картошкой. Плошка квашеной капусты. Плошка с ягодами. Венчала все это благолепие нераспечатанная бутылка водки.
– Что Бог послал. Старалась.
Заметив, что Владимир резко побледнел, забеспокоилась:
– Что-то не так?
– Я ничего подобного не видел, – только и смог ответить он после паузы. – Не ждал меня никто. Никогда. Нигде…
Он беззвучно заплакал, даже не пытаясь сдержать катящиеся из глаз слезы. Они полились так обильно, что закапали с его подбородка на поставленную перед ним тарелку. Владимир опустил лицо, но потом, внезапно ре-шившись, потянулся через стол к Людмиле, схватил ее ладонь и поцеловал.
От резкого и неловкого движения тарелка упала на пол, но не разбилась. Люда от неожиданности отдернула руку, но, тут же встав, подошла к Володе, не в состоянии сдерживать так долго копившуюся нежность. Он вскочил, взволнованный, и они обнялись, часто дыша, не произнеся ни слова, ошеломленные чудом, которое только что с ними произошло. Людмила сама, дрожа всем телом, сделала шаг назад к кровати.
Следующие несколько дней они вставали, наверно, только чтобы поесть. Перерывы в «любви» делались исключительно «по техническим причинам». Между ними установились те удивительные отношения, когда можно говорить и делать что угодно без стеснения и опасения быть при этом непра-вильно понятым. Они с любовью и почти детским любопытством долго рассматривали друг друга и наслаждались любой возможностью порадовать любимого человека.
– Если не хочешь, не говори, но как тебе удалось сбежать, и почему до сих пор не ищут? – как-то, лежа рядом, обняв Володю за шею, спросила Людмила.
– Из лагеря, как оказалось, можно сбежать, а вот от мыслей этих не получается. Хорошая ты моя, родная! Чувствуешь, что беспокоит меня. Ну, так вот. Работали мы в штольне как обычно, и напарник случайно пробился в давно отработанный штрек. По очереди слазили, посмотрели. Выход из него нашли, плохо замурованный. За разработкой. Рвануть-то рванули взрывчаткой, а проверить результат поленились. Тут и план созрел. Рисковый, конечно, но не в моем положении было выбирать, да и мужик тоже не сильно радовался своему сроку. Подготовились. Опоры в шахте все сделаны на скорую руку, плохо. Как уж он это устроил, не знаю, но сыпанул он ее. Это не раз и раньше случалось по небрежности, то есть «по естественным причинам». Откапывать сразу не торопятся. Зачем? Ночью выбрались, и в разные стороны. Это я тебе коротенько рассказываю. Там много было еще чего в промежутках. Продирался через тайгу с короткими остановками для сна. Лишь бы подальше. На эту вырубку вышел. Так что теперь искать начнут, как только раскопают могилку, или подельничка моего приберут. Я тебя тоже хочу спросить. Как ты такая красивая, и одна?
– Красивая, – рассмеялась Людмила. – У нас тут говорят, что через пару лет жизни в тайге и беличье дупло женщиной покажется. Мужики, конечно, – поторопилась пояснить она. – Я училась в Иркутске, в лесотехническом. Влюбилась в парня одного, а он ноль внимания. Вот какая красивая была, – взъерошив Володины волосы, засмеялась Люда. – Уехала. Отец у меня – большая шишка на ровном месте – бушевал, но я упрямей оказалась. Сначала работала в охота-совхозе, а потом, после, когда… меня изнасиловать попытались, ушла с дедом одним сюда. Станцию биологическую организовала. Он помер давно, а я вот все живу. Теперь знаю зачем, – сообщила она серьезно, поцеловав Володю несколько раз в лицо. – Не отстану, – добавила мечтательно, – и не надейся!
– Это что же получается? Мы с тобой теперь муж и жена, что ли? –спросил радостно Владимир, закладывая руки за голову.
– Выходит так.
Она потерлась своей щекой о его щеку и прошептала ему на ухо:
– Любимый. Единственный.
Счастье их длилось недолго…
Первым звук мотора услышал Руслан. Он каждый раз сходил с ума, когда вертолет садился на свободную от деревьев, поросшую кустарником широкую просеку. Раз в году, по пути на затерянную в тайге боевую ракетную точку, привозили запасы необходимого с большой земли, лекарства. Без вакцины против энцефалита, который буйно процветает в тайге благодаря одноименному клещу, выжить невозможно. Но это был не регулярный вертолет. Людмила схватила Володю за руки и потащила в дом.
–Я все предусмотрела. Я запасливая. Вот, бери! В мешке продукты, спички, кружка, нож. Сразу надень балахон с накомарником. Берданку дедову возьми. Сапоги его, запасную одежду и патроны я тоже положила. Карта там есть старая. Пометила места, что обходить надо и где спрятаться можно, переждать. Паспорт тут дедов, просроченный. Глупо, но что есть. Бороду отрастишь и, может, еще пригодится. Беги!
Владимир быстро накинул плащ, забросил за плечи рюкзак. Прижал к себе Людмилу так, что у обоих перехватило дыхание.
– Откроюсь! Ты у меня тоже первая. Не знаю, что в таких случаях говорят, но я люблю тебя так, что другой женщиной в моей жизни теперь может быть только смерть. По теории вероятности, мы, наверно, и встретиться никогда не должны были, а вот встретились. Два девственника, в центре тайги. Жив буду – найду.
Владимир выбежал из избушки и быстро скрылся среди деревьев.
Вертолет приземлился, расчесывая на пробор траву и кусты вокруг просеки. Из него высыпали, пригибаясь и удерживая головные уборы, несколько солдат с собаками и два офицера.
– Убери кобеля, а то пристрелю. Нам работать надо.
– Чем обязана?
– Делай, что говорят!
– Был он здесь. Точно, – доложил подошедший лейтенант.
– Хорошо! Идите в…
Хотел сказать «в баню» и рассмеялся:
– В банное строение! И чтобы ни одна рожа не выглядывала оттуда. Я буду производить дознание. Своими методами, – добавил он с усмешкой.
– Что вам надо? – спросила Людмила
– Куда беглый подался?
– Не было тут никого.
– А вот это очень зря, потому что называется подобное противоправное действие пособничеством. Статья серьезная и срок, скажу я вам полагается немалый.
Майор ходил по кругу с заложенными за спину руками и запугивал.
– Так и в соседнем лагере-лагеречке оказаться можно.
Людмила молчала.
– А ты знаешь, что он особо опасный и отдан приказ стрелять на поражение?
Люда не сдержалась, вздрогнула и испуганно посмотрела на майора.
– Зацепил он тебя, вижу. Но я тоже человек и… мужчина. А ты…
Он сально посмотрел своими красными глазками и ухмыльнулся:
– Женщина. У тебя есть что продать, а у меня на что купить. Зэков на мой век хватит, а вот баб таких… Теперь слушай. Если сговоримся, то начну поиски рано утром, и у твоего… будет шанс подальше уйти. Спрошу завтра, куда зэк рванул – покажешь нам. В какую сторону пальцем ткнешь – туда и 
двинемся. Кроме того, если он сам на нас выйдет, прикажу стрелять поверх головы и брать живьем.
– Не обманешь?
– Слово офицера! Ну… так?
– Дай подумать.
– Через полчаса за ответом приду. Не ошибись!
Ровно через полчаса зашел.
– Ну что, решила?
И положил руку на ее бедро. Она не убрала.
Утром, с рассветом, майор поднял команду. Людмила вышла из дома, запахнутая в длинный теплый платок. Вынесла картошку и горячий чай.
– В каком направлении скрылся беглец, – по-военному спросил майор женщину.Она показала туда, куда побежал Владимир.
– Ставлю задачу, – прокричал майор. – Найти опасного бежавшего за-ключенного и уничтожить. Пойдем быстро и без остановок, но не туда, куда показала эта кошка драная, а в направлении противоположном! Вон туда.Он подошел к солдату с рацией за плечами, вызвал кого-то и доложил:
– Можно снимать все силы и сосредотачивать их на одном направлении. Северо-восток. Да, уверен, сведения точные. Спасибо. Рад стараться!
Замурлыкал себе под нос:
– Ай да майор! И бабу поимел, и, может, даже звездочку. Пошла вон, –закричал он на еле стоящую на ногах Людмилу.
– Товарищ майор!
– Что тебе? Почему не приступаете к преследованию?
– Вы бы… так не выражались на Людмилу Андреевну,– осторожно сказал лейтенант.
– Какую еще Андреевну???
– Она же дочка нашего генерала. Вам что, разве не сказали в штабе?
– Что же ты мне раньше не предупредил, сволочь!!!
Людмила подошла к лейтенанту, раскрыла платок, обнажая исцарапанное, покрытое синяками тело, едва прикрытое изодранной ночной рубашкой.
Прошептала, быстро бледнея:
–А сколько дают за изнасилование? – и упала.
Нельзя все в жизни предугадать. Тем более с помощью теории вероятности. Что такое теория вероятности? Всего лишь цифры. А здесь люди… Живые!
Прости. Забудь. Прощай.
Сознание возвращалось медленно. Расталкивая путаные мысли, в тело ворвалась боль. Сначала в виски, как будто голову погрузили в котел с кипящей водой. Потом в плечи и спину. Ног не чувствовала вовсе. Юля вспомнила, что с ней случилось, и от ужаса сердце заколотилось так быстро, что перехватило дыхание. Пытаясь захватить больше воздуха открытым ртом, она откинула голову назад и… ударилась затылком о гулкую металлическую поверхность.
Юля специально выбирала лето для поездки в Москву. Зарабатывала она достаточно… чтобы едва прокормить себя, больную маму и самых запущенных животных, принесенных домой из ветеринарной клиники, где она трудилась санитаркой, или, как было сказано в документах, ассистентом ветеринара.
Зимой или осенью нужны были бы приличные сапоги и пальто, а их у Юльки не было. С наступлением тепла либеральные джинсы и футболка скрашивали социальное неравенство, и оно не так бросалось в глаза.Типичная студентка, как многие. Маму забирала сестра к себе на дачу. Так что путь на Москву был открыт!
Юля любила этот город! Никому нет до тебя дела, и чужие не лезут в душу по любому поводу с расспросами, как дома. Если ведешь себя уверенно, то и милиция с проверкой документов не пристает! Больше всего девушке нравилось бродить по оживленным центральным улицам, заходить в бутики и притворяться, что она может все это, если захочет, купить. Останавливалась в допотопной «Звездочке» без звездочек. За разумные деньги ее, из года в год, пускала переночевать уборщица, с которой она однажды случайно познакомилась в магазине.
Обедала в «Елках-палках», но чаще в «Макдоналдсе» на Старом Арбате. Ела, не торопясь, и допивала колу до последней капли, пока соломинка не начинала предательски громко засасывать воздух вместо напитка.
– И чего ругают? – думала она. – Каждый день есть не станешь, а пере-кусить на бегу – то, что нужно!
Юля, не спеша, шла по тротуару.
Впереди, у ступенек здания Думы, остановилась черная БМВушка, и из нее, отдавая на ходу какие-то указания, выскочил мужчина лет пятидесяти пяти. Широким шагом направился к дверям.
– Вадим Иванович!
Мужчина остановился. Быстро посмотрел по сторонам. Нашел. При-гляделся.
– Юлька! Не может быть! Последний раз на Сережиных похоронах виделись. Ну, как ты?
И тут же добавил:
– Знаешь, я сейчас очень занят. Позвони мне вечером, после семи, – сказал он, доставая визитку. – Только обязательно! Я бы тебя сейчас с собой взял, да не успею пропуск оформить, времени мало! Договорились?
Юля кивнула.
– Конечно, я так рада вас видеть!
Город стремительно менялся, и в каждый приезд было интересно под-мечать новые вывески, рекламные щиты, названия. Неизменными оставались только пахнущие селедкой и копченой рыбой продуктовые магазины на окраинах города. Даже неприветливые тетки в них работали те же.
Юлька купила карточку и позвонила из автомата у метро.
– Ты где сейчас? Там и стой. Я через полчаса приеду и заберу тебя.
В машине пахло дорогой кожей. Юля принюхивалась и крутила головой, с интересом рассматривая салон.
– Красота какая! Никогда не ездила ни на чем, кроме маршрутки и «жи-гулей».
Вадим Иванович усмехнулся.
– Это все мишура. Машина, конечно, отличная, но и на танке мы с твоим Серегой неплохо себя чувствовали. И понятней там все было, чем сейчас.
– Вадим Иванович. Дядя Вадим! Да что вы! Посмотрите вокруг! Жить в Москве! Да это счастье какое! Там у нас скука! Приеду, так сразу начнут расспрашивать, как да что.
– Эх, Юлька! А меня вот уже сколько лет никто ни о чем не расспрашивает…
Юля прижалась к плечу Вадима Ивановича и только сказала мечтательно:
– Вы просто не понимаете, как здесь хорошо!
– Да! – рассмеялся мужчина. – Известное дело! Что имеешь, то не це-нишь. Голодная?
Было понятно, что в этом пригородном ресторане Вадима Ивановича уважали. Как только они вошли, администратор расплылся в улыбке и сразу проводил их в отдельный кабинет.
Вадим не сказал ни слова, но на столе появились закуски, коньяк и блюда, названий которых Юля не знала.
– Это же так дорого, я не привыкла, – начала Юлька, но Вадим Иванович ее сразу остановил:
– Я могу себе позволить, не беспокойся. Это ресторан моего босса. Ну, человека, которого я охраняю. Для меня это копейки. Ты мне как дочь, так же, как Сережка был. И не потому, что он спас мне жизнь и остался калекой…
– Дядя Вадим! Сережа рассказывал мне, как это произошло. Еще двое бросились к вам, но мой муж оказался первым, и он всегда этим гордился! У вас галстук сбился. Дайте поправлю.
Ансамбль играл отлично. Недостатка в заказах не было, и настроение музыкантов заметно улучшалось пропорционально заработанным деньгам. Атмосфера вечера умело поддерживалась на ноте, когда всем хорошо, но драться еще не хочется. Юля несколько раз ходила танцевать и возвращалась возбужденная и радостная. За ней порывались последовать молодые люди, но она им вежливо отказывала.
Юлька доедала дессерт, когда в кабинет вошли трое шкафообразных парней. Из-за их спин появился среднего роста гладенький юркий человек. Вадим Иванович поднялся из-за стола и пошел к нему навстречу. .
– Босс! Не ожидал!
– А так и должно быть. Помнишь, сам учил: никаких предсказуемых, запланированных появлений. Хороший ученик? Будешь знакомить со своей дамой?
– Юля!
Девушка сама протянула руку.
– Мы тут с дядей Вадимом…
– Ну вот, а я-то надеялся застать шефа своей безопасности с дамой сердца. Но и это не так уж плохо. Значит, можно поухаживать.
Юля рассмеялась.
– Да какая я дама сердца…
– Купла Юрий, – представился мужчина, – и никаких возражений. Не люблю, когда меня красивые девушки по имени-отчеству называют. Давайте выпьем! Я не собирался сюда сегодня. Ты своих не гнои за то, что не доложили. Я лично отпустил. Колесников свою охрану дал. Гады братья-депутаты все нервы вымотали. Если не расслабиться, то от забот можно лопнуть. Ты лучше других знаешь. Решил вот сегодня незапланированно расслабиться.
От этих слов Вадим Иванович немного напрягся, но тут же рассмеялся и сказал:
– Правильно, босс. Надо снимать стресс. А мы как раз собирались уезжать. Юля устала. Она только сегодня приехала в Москву.
– Нет, Крутов! Не отпускаю! Это приказ.
Видя, что Вадим недоволен, босс шутливо продолжил:
– Знаю! Что за удовольствие проводить свободный вечер со своим патроном! В Думе, скажи, надоел! Куда приятней с молодой девушкой.
– Не девушка я ему… Юрий. Дядя Вадим и мой муж вместе воевали.
– Вот оно что, а я думал, конспирацию боитесь нарушить. Тебе хоть
восемнадцать-то есть?
– Вы мне льстите.
С каждой выпитой рюмкой в поведении Куплы появлялось все больше развязности и агрессии, а в его речи все меньше нематерных слов. Вадим Иванович был спокоен, но чувствовалось, что это просто выдержка профессионала. Он явно хорошо знал своего босса.
После того как Крутов несколько раз твердо остановил Куплу, начинающего приставать к Юле, тот набычился и перенес поиски в зал. Народ к этому позднему часу уже не обращал ни на кого внимания и веселился от души. Купла высмотрел в толпе молодую симпатичную девчонку и, расталкивая танцующих, направился к ней. Девушка притворилась, что не замечает вцепившегося в неё взглядом сильно выпившего кавалера и, не дожидаясь, когда музыка закончится, быстро пошла к своему столику. Купла двинулся ей наперерез.
– Я здесь не одна и никуда с вами не пойду, – возразила девушка, когда мужчина крепко взял ее за руку и потянул за собой.
Купла усмехнулся и, дав какие-то указания сопровождающим его охранникам, развернулся к оркестру, крикнул:
– Мою любимую давай.
Музыканты заиграли. Купла мутно посмотрел на стоящую перед ним дрожащую фигурку в цветастом сарафанчике и спросил заплетающимся языком:
– Ты знаешь, кто я?
– Нет! Я приезжая. Я ничего вам не сделала. Оставьте меня, пожалуйста, в покое.
– Просто приглашаю тебя к своему шалашу. Не обижу.
– Я здесь с другом. Ему не понравится.
– Не беспокойся! Когда он узнает, кто тебя пригласил, еще благодарен будет. Девушка растерянно посмотрела по сторонам в поисках защиты, но Купла уже тащил ее за собой.
Он действительно вел себя довольно прилично, хотя уже начал время от времени поглаживать сарафанчик руками… Тут за дверями кабинета раздалась какая-то возня, и в дверь вместе с громкой музыкой из зала ввалился здоровенный парень лет тридцати.
– А, вот ты где! Вы ребята чего? –сразу заметив, как испуганно и с мольбой смотрит на него девушка. –Она со мной пришла! Мужики вы или нет?
Этот молодой явно не знал хозяина кабинета.
– Нельзя же так надолго оставлять свою девушку, – резонно заметил Купла c нехорошим прищуром. – Вот мы и взяли ее под свою защиту. А вот где ты пропадал все это время?
Парень покраснел.
– Курил.
– Целую пачку, что ли? – с издевкой спросил один из охранников.
– Нам пора идти. Тем более, жратва здесь…– дрянь. И музыка тоже!
Купла замер. Переспросил медленно:
– Чего ты сказал?
Девушка вскочила и испуганно побежала к выходу. Ее никто не остановил. Парень огляделся и, похоже, начал понимать, что попал в неприятную ситуацию. Попытался отыграть назад.
– Ладно, чего там. Мы с ней только здесь и познакомились. Все нормально, мужики. Из десантуры есть кто? Я служил под…
Брошенный Куплой бокал попал парню в лицо и, разбившись, разрезал ему левую щеку. Хлынула кровь. Десантник дернулся к обидчику, но тут же был сбит на пол и буквально за двадцать секунд растоптан охранниками.
Купла подскочил и, оттолкнув всех, сам стал бить его ногами. В последней отчаянной попытке спастись парень собрался с силами, встал на ноги и шагнул к двери. Купла со всего размаха ударил его по затылку хрустальным графином. Ноги у несчастного подкосились, и он опять упал. Дернулся пару раз и затих.
Юля вскрикнула, и все посмотрели на нее. Девушка в ужасе обхватила лицо руками и подбежала к Крутову. Тот посадил ее на стул рядом с собой, а сам начал отдавать охранникам четкие команды. Парень лежал без движения в луже крови и, похоже, был мертв.
Вадим Иванович вывел дрожащую Юлю на улицу и усадил в свою машину.
– В нехорошее дело ты попала по моей вине, дочка, – отрывисто сказал он. –Скверная история. Тот, кто только что на твоих глазах убил человека, в тюрьму не собирается и позаботится о том, чтобы о случившемся ни одна живая душа не узнала. Купла – очень опасный человек. У ассенизатора, только что почистившего без перчаток забитый коллектор, руки чище, чем у политика.
– А у тебя, дядя Вадим?
– С кем поведешься, Юленька, с кем поведешься…
– Дядя Вадим, но ведь ты – тоже свидетель…
Вадим Иванович после паузы и с неохотой выговорил:
– Я не свидетель. Я тот, кто устраивает так, чтобы их не было…
– Что же мне теперь делать?
– Во-первых, забыть о том, что видела и где была. Легко сказать, но надо. Во-вторых, я отвезу тебя на вокзал и посажу на поезд, поедешь домой. О деньгах не беспокойся. Все устрою. Я ставлю свою жизнь за твою, и, поверь, она кое-чего стоит. Но и меня не подведи. Будешь молчать. Хорошо, дочка?
Юля, не в силах сдерживаться, уткнулась Вадиму Ивановичу в плечо и зарыдала.
Веселье в ресторане не прекращалось ни на минуту. С заднего входа, очистив предварительно коридор от посторонних, как это делали всегда, когда Купла приезжал или уезжал, тихо вынесли свернутый в толстый рулон ковер.
Крутов сидел в кабинете напротив своего основательно протрезвевшего босса. В комнате больше никого не было.
– Ты меня знаешь. Я своей жизнью ручаюсь за девочку. Она единственная чужая, «со стороны», не считая трупака, и я уверен, что мы сможем это уладить. Без… крайних мер. Она мне как дочь, и с ней ничего не должно произойти. Даже случайно. Потому что случайностей в нашем деле не бывает.
Купла не сказал пока ни слова, но было ясно: ни тон, ни тема разговора ему не нравятся.
– Ты думаешь, из-за твоей девчонки я пойду на риск все потерять? Тычто, идиот?
– Она уедет, никогда больше здесь не появится и никому ничего не скажет.
– Я много лет тебя знаю, Вадим. Даже странно видеть такую беспомощ-ность от профессионала. Вот почему вам нельзя иметь семьи. Ты же знаешь правила и законы нашего бизнеса не хуже меня. Неужели не понимаешь? То, что ты просишь, это смешно.
– Я не позволю этому случиться, – твердо сказал Вадим.
– Угроза?
– Нет! Я уверен, что мы сможем договориться. Я намного лучше в качестве друга, чем врага.
– Все-таки угрожаешь. Ладно, – усмехнулся Купла и уже миролюбивей продолжил: – Позаботься чтобы посадка забитого барана на «поле чудес» прошла без осложнений, как положено. Наверное, ты прав. Нельзя переступать через семью. Что нам тогда останется? А главное, кто с нами останется? Бульдоги, такие, как Ломоть и Сеня? Я все обдумаю и о своем решении дам тебе знать. Иди, работай. Девочку пока никто не тронет. Даю слово!