Сон. Что это? Отключение из розетки окружающего мира? А может, наоборот… подключение к чему-то невидимому и непостижимому для нас?
Джон Джуниор Крэг снимал небольшую квартирку-студию в бойком, не самом лучшем районе Лос-Анжелеса. Она состояла всего из одной комнаты.
Ее название менялось в зависимости от того, что там происходило. Разделение на гостиную, спальню и кухню было весьма условным, и, прогуливаясь с тарелкой пиццы, разогретой в микроволновке, Джон безнаказанно нарушал «территориальное пространство» то спальни, то гостиной. Только ковер у дивана перед телевизором высказывал свое недовольcтво вторжениями из кухни гримассами в виде следов от пролитого на него соуса.
Кризис подрезал Джона под самые коленки. Уволен он был неожиданно и одним из первых. Хозяин, выпроваживая беднягу из офиса и хлопая на прощание по спине, без всякой логики назвал его одним из лучших работников и отличным специалистом. Пребывая почти в шоке, он тогда, кажется, даже покраснел от неожиданных похвал.
Джон никогда не был экономным. Он привык жить в свое удовольствие. Робкие призывы здравого смысла к бережливости легко и решительно подавлялись его амбициями, возрастом и крепким здоровьем. Дорогая машина, отличная трехкомнатная квартира в Санта-Монике с видом на океан. Оттуда, естественно, пришлось съехать и вместо «Хайлендера» пересесть на почти ровесницу водителя маленькую «Хонду». Два года безработной жизни в буквальном смысле съели все сбережения. С горы жизни он съезжал вниз, неумолимо набирая скорость. До самого дна осталось совсем чуть-чуть. Срок аренды студии истекал послезавтра, и его ждало убежище для бездомных где-нибудь при церкви и бесплатные обеды с толпой чокнутых ветеранов разных войн на зеленой лужайке перед мэрией. Большинство принадлежащих ему вещей было распродано за копейки тут же, на улице, у входа в дом. На полу кажущейся теперь большой комнаты лежали матрас с одеялом и пластиковые мешки с никому не нужной одеждой. Для того чтобы получить обратно залог, заплаченный при въезде, он обязан был оставить помещение пустым и относительно чистым.
Из положительного в его жизни остались только сны, резко контрасти-рующие своей радостью и теплотой с холодом и безжалостностью окружающей его реальности. Фактически каждую ночь ему снилось, что он живет в красивом двухэтажном доме, окруженном высокими деревьями, с семьей, состоящей из двух мальчиков и очаровательной жены Джейн. Когда он звал ее или думал о ней, во рту всегда почему-то оставался вкус клубники. Джон любил детей, но жениться как-то не успел. В его же теперешнем положении выигрыш в лотерею выглядел даже вероятнее, чем возможность завести семью.
Проснувшись рано утром, Джон сбегал за кофе в открытую 24 часа за-бегаловку на углу и вернулся в квартиру.
Владелец, китаец средних лет, долго мялся, не желая отдавать ему залог. Только высчитав астрономическую сумму за чистку ковра, с явным неудовольствием расстался он со ставшими уже родными вечнозелеными листками.
Джон решил сегодня же отправиться так далеко, куда сможет дотянуть его пропахшая бензином и горелой резиной старушка «Хонда». Побродил напрощание у океана, бросил старому ворчуну никелированную монетку, оплачивая надежду еще когда-нибудь вернуться. Ближе к вечеру он заправил полный бак и, отсалютовав безразличному владельцу колонки, выехал на бульвар к фривэю.
В одном из своих последних снов он звонил Джейн с работы, чтобы предупредить о том, что задерживается. Проснувшись утром, нечаянно вспомнил занятную мелодию, которая получилась, когда он нажимал на кнопки телефона, набирая номер. Джон насвистывал ее теперь на разные лады от нечего делать, так как радио в машине давно не работало, а кассетника и тем более СD-проигрывателя в ней никогда не было. Так он и ехал, измеряя дистанцию не милями, а остановками, необходимыми, чтобы накормить пустые желудки: машины и свой. Почти к утру, когда даже очень крепкий кофе уже не помогал держать глаза открытыми, усталый странник повернул к расплывающимся перед его усталыми глазами огням маленького городка в стороне от шоссе.
У первой же заправки, встав поодаль, выключил мотор и мгновенно уснул.
Проснувшись утром без привычного клубничного вкуса на губах, Джон удивился, что спал без сновидений. Быстро умылся в туалете соседнего с бензоколонкой «Макдоналдса». Потом посидел немного в его зале, разглядывая входящих людей, позавтракал булочкой с яйцом и вернулся к машине. Устроившись поудобней, он достал из карманов и разложил рядом с собой на сиденье всю имеющуюся наличность. Не густо. Если бы не заплатил до конца года за телефон, было бы немного больше. Но это было необходимо, так как он продолжал искать работу и без номера телефона ему даже не могли бы сообщить… об очередном отказе. Как печально и обидно! Чтобы приободриться, Джон начал напевать приснившуюся вчера мелодию, подыгрывая себе на телефоне как на музыкальном инструменте. С нескольких попыток они зазвучали в унисон. Хотел еще раз повторить, но тут неожиданно из мобильника раздался хорошо знакомый голос. Только дрожащий и взволнованный:– Это Джейн, говорите.
И через секунду:
– Я вижу на определителе… Джон?
Джон от неожиданности почти крикнул:
– Да, я!
Женщина в трубке сначала расплакалась, а потом закричала радостнокому-то в сторону:
– Ребята, это папа! Джон, что случилось? Где ты? Первый раз за все эти годы ты не ночевал дома. Единственное оправдание, которое может тебя спасти, это то, что она не меньше, чем на 20 лет моложе меня! О, Джон! Любимый, что произошло?
Джон искренне ответил:
– Я и сам не понимаю. Какая-то заправочная станция. Могу попросить кассира, и он расскажет…
– Не волнуйся. Я найду тебя. Скорее дай ему трубку.
Джон толкнул захватанную руками дверь заправки, зашел внутрь и, протянув сидящему за стойкой служащему телефон, попросил:
– Объясните… как меня найти. Пожалуйста!
Тот не удержался и прокомментировал, качая головой:
–Такое случилось со мной только однажды, когда клуб «Лэйкерс» прои-грал финал. Но я хоть помнил город, в котором жил. Жена до сих пор зовет меня алкоголиком. Представляю, что скажет ваша.
Глядя на карту, он стал спокойно объяснять по телефону, у каких пунктов надо повернуть и какими шоссе лучше воспользоваться. Отмахнулся, видимо, от благодарности, попрощался и положил мобильник на стол.
– Уже выехала, с пацанами. Сколько их там у вас? Я слышал, как они лупили друг друга. Похоже, не меньше дюжины. Правда, придется набраться терпения: ехать им довольно долго. Занесло вас. Надо же так перебрать! Как еще не убился и не убил никого? Хотя кто знает? Сейчас новости посмотрю!
Через несколько часов к заправке подъехала машина. Из нее выскочила явно на скорую руку одетая женщина и бросилась к Джону. Она обхватила его за шею и повисла, задрав каблучки в воздух. Следом за ней из дверей, как десант из бронетранспортера, высыпали орущие мальчишки.
– Доктор сказал, что тебе нельзя больше пить таблетки, которые он прописал на прошлой неделе.
– Да? – удивился Джон. – Ну, если доктор сказал!
Какая из реальностей была настоящей, мозг понять не мог. Единственное, что Джон знал точно… Это была его Джейн. Ну, просто невозможно перепутать ни с чем этот вкус клубники!
Посадка на самолет закончилась. Все пассажиры уже достаточно переругались, укладывая вещи на полки, и теперь, недовольно поглядывая другна друга, наконец заняли свои места. Александр тоже устраивался поудобнее в кресле, готовясь к длительному перелету. Он изо всех сил боролся с наваливающейся на него страшной сонливостью, хотя бы до момента отрыва от земли. Приятно было думать, что в такой ответственный момент безпасность полета зависит и от его сказанной вовремя молитвы.
– Как взлетим, там, в небе, можно и поспать, – думал он про себя.
Александр со стыдом вспомнил свое сегодняшнее расставание с сыном. Всю дорогу от дома до аэропорта какая-то неудержимая сила пыталась увлечь его в водоворот сна, но мысль о допущенной к ребенку несправедливости больно кусала совесть и не позволяла расслабиться.
Обидел! За что?
Мальчик боялся расставаться с отцом, когда тот улетал в командировки, особенно после смерти матери. Всегда жался к нему во время сборов.
Сейчас Александр люто ненавидел себя за то, что, погруженный в свои мысли, он грубо оттолкнул сынишку, и ребенок отлетел в сторону, испуганный и несчастный. А тогда, в спешке, папаша этого даже не заметил. Более того, отругал мальчика, чтобы тот прекратил капризничать и не мешал! Поцеловав на прощание, сказал только:
– Слушайся бабушку!
Какой он после этого родитель!
Народ на этот полет собирался какой-то нервный. Это Александр отметил про себя еще при регистрации, услышав случайно, как капитан воздушного экипажа ругал за что-то бортпроводницу. Единственными цензурными словами в его речи были: «Ты у меня полетаешь за границу!» и «Пошла вон!».
В салоне царило напряжение, сравнимое разве только с возбуждением толпы перед дракой стенка на стенку. Пассажиры были раздражены и недовольны. Экипаж не уступал им в грубости и, не стесняясь, громко переругивался между собой. Действующий на нервы, громкий, разноязычный разговор заполнял все пространство вокруг. К нему добавился звук набиравших обороты турбин. Захотелось удалиться от всего этого шума. На Александра снова навалилась тяжелая сонливость, окутывая его, как коконом. Расстроенный отец вздохнул и перестал сопротивляться…
Во сне перед ним появился какой-то вежливый человек неопределен-ного возраста и заговорил:
– Ну, наконец-то! На честных людей с живой совестью иногда можно потратить невероятное количество энергии и… впустую. Вы были так искренне расстроены, что нам, невзирая на неоднократные попытки, не удалось предотвратить вашу посадку на этот рейс. Приносим извинения за доставленные неудобства. Но, как бы сказать помягче… самолет этот… скоро разобьется. Если вы оглянетесь вокруг, то увидите, что эти люди, включая экипаж, оказались здесь неслучайно. Мы собирали их вместе достаточно долго и они полностью заслуживают того, что произойдет. Поверьте! За исключением вас. Накладки случаются даже и… в нашем департаменте. Поэтому я должен дать вам инструкции о том, что нужно сделать, чтобы спасти свою жизнь. Слушайте внимательно и запоминайте. Когда вы заметите, что из двигателя на вашей стороне повалит дым, пройдите как можно быстрее в хвост самолета. Там у аварийного выхода, вы увидите…
Александр открыл глаза. Усмехнулся, вспоминая увиденный сон, взглянул на часы и потянулся. Только взлетели, а инструкцию тот человек читал не меньше получаса. Как это в снах получается? Хотел попросить стюардессу, ругающуюся рядом с каким-то пассажиром, принести воды, но передумал. Вместо этого он повернул голову и посмотрел в иллюминатор.
Из двигателя на его стороне валил дым....
Жизнь Кристофа Божена не отличалась высокими взлетами или глубокими падениями. Скорее была самой обыкновенной. Ложился спать и вставал он с похвальной пунктуальностью банковского служащего, который всегда должен быть хорошо отдохнувшим, чтобы усердно выполнять свои обязанности.
Он рассматривал процесс продвижения вверх по служебной лестнице как непредсказуемо долгий и неторопливый. «А вот упасть с любой ступеньки и потерять работу можно в миг», – думал он и очень этого боялся. Типичная философия мелкого обывателя. Все изменилось, после того как одним дождливым вечером его машину на пути с работы домой протаранила в бок допотопная «Вольво».
Первый раз это приснилось ему в ночь после операции. Но можно ли назвать сном то, что с момента, как он закрыл глаза, и до пробуждения Кристоф проследил весь день чужого и незнакомого ему человека. Прожил его, наблюдая за ним, минута за минутой. Вплоть до отхода того ко сну. Он даже чувствовал запах дорогого одеколона, когда мужчина брился, и дымок от пережаренных яиц на сковородке во время приготовления им завтрака. Редко до взволнованного наблюдателя со страшными искажениями доходили звуки, но чаще – монотонный шум, как от бегущего по железной крыше дождя. Сначала Кристоф хотел посоветоваться с психиатром, но передумал, разумно согласившись с собственным доводом, что начальству банка может не понравиться идея держать работника, который видит по ночам что-то, помимо снов.
Как человек рассудительный, Кристоф решил исследовать феномен и не паниковать раньше времени. Он стал экспериментировать со своим созна-нием во время сна, пытаясь понять, насколько оно свободно и до какой степени управляемо. Через несколько дней он установил, что, засыпая, сразу появляется рядом с этим человеком, как мыльный пузырь из соломинки; может мгновенно приближаться или удаляться от объекта на лимитированное несколькими метрами расстояние, вверх или в стороны; он связан с ним невидимой пуповиной; и, как ни старался, не мог переключиться ни на один другой объект. Не только переключиться, но даже выйти из зоны его притяжения, став как бы по-стоянным спутником или… надутой легким газом игрушкой на веревочке в крепко сжатом кулачке ребенка.
Его сознание могло обозревать все вокруг необычайно острым зрением. У них было временное смещение на три часа, как в разных часовых поясах. И еще, этот «ребенок», таскающий его за собой, оказался страшным бабником.
Каждое утро, открывая глаза, Кристоф чувствовал себя отлично. Бурлил энергией и бодростью. Раньше скромный клерк не пользовался большой популярностью среди коллег или друзей. Ситуация изменилась, благодаря тому что он проводил теперь столько времени с необыкновенно коммуника-бельным и, надо отдать должное, приятным человеком. Кристоф стал удачно копировать элегантное обаяние Жюльена Паскаля, так звали незнакомца – его жесты, непринужденную манеру разговора. Имя своего ночного босса, или, лучше сказать, «планеты», в спутника которой он неожиданно превратился, Кристоф узнал из таблички на его рабочем столе. Женщины, которые, казалось, раньше даже не смотрели в сторону скромного служащего, теперь соревновались в изобретательности и остроумии, чтобы обратить на себя его внимание.
Кристоф оказался хорошим учеником. Переняв стиль Жульена разговаривать с начальством уверенно, уважительно, но без подобострастия, он через полгода получил должность, которую добиваются обычно несколько лет. Если учесть неплохие рабочие и умственные способности Кристофа, его карьера, вне сомнений, была на взлете.
ОК! Надоело писать о себе, как о незнакомце. Я Кристоф Божен! И это мой дневник. Он должен помочь понять, почему я в конце концов отказался и от карьеры, и от жизни в привычном смысле… Почему решился на…
Самое интересное стало происходить через год после начала ночных бодрствований. К Жюльену переехала жить молодая девушка, скорее всего сестра. То, что это не любовница, было очевидно. Женщины, заглядывающие к нему в гости, снимали в его квартире… не только обувь! Ни одна «юбка» не уходила от него с той же аккуратной и уложенной прической, с какой пришла. Эта же девушка, на которую можно было, не уставая, любоваться часами, целовала Жюльена в щеку и спала в соседней комнате одна! Кристоф мог приближаться к ней близко-близко и вдыхать запах ее волос. То, что он чувствовал запахи, но не мог различать звуки, было для него не более странным, чем все остальное из того, что происходило. Он специально ложился пораньше, чтобы видеть, как девушка сладко просыпается, как сбегают струйки воды по ее смуглой коже, как разбиваются капли, отскакивая от твердых, цвета мореного дерева, сосков.
Девушка страстно любила рисовать и так же, как ее брат, была спонтанна и непредсказуема. Убегая куда-нибудь рано утром, она оставляла для своего обожаемого родственника забавные рисунки на поверхности зеркала. Восхищаясь всем, что касалось сестры Жюльена, я попытался повторить как можно ближе к оригиналу те сюжеты, которые сумел запомнить. Моим каракулям, естественно, не хватало профессиональной легкости, которая была у девушки. Тем не менее, купив под улыбчивым взглядом продавщицы красную помаду, я изобразил на своем зеркале подсмотренные у Люси фигурки, со всем усердием, на которое был способен. Предполагал ли я, что мои «наскальные рисунки» приведут к целой цепи невероятных событий…
Ложиться спать в определенное время стало привычным, и, проявляясь в квартире Жюльена, я знал, что произойдет там в ранние часы, с большей или меньшей вероятностью. Утреннее пробуждение не отличается разнообразием, но это утро не было похоже ни на одно. Жюльен взволнованно ходил по комнате, время от времени указывая невидимому собеседнику на зеркало в прихожей, исписанное текстом сверху донизу. Приблизившись, я в изумлении прочитал: «Здравствуй, Кристоф! Я тоже в шоке!
Узнавал, признаюсь, многие из своих жестов, но никогда бы не догадался, пока не увидел, как ты рисовал на зеркале то, что могли знать только я и моя сестра!
Я путешествую с тобой уже несколько лет. Как давно это началось у тебя? Где ты живешь? Готов ответить на твои вопросы. Задавай!»
Что я испытал? А вы… читая?!
Жюльен посидел на полу, думая о чем-то, и через некоторое время написал еще одну фразу:
– Надеюсь, ты здесь…
Заговорщически оглянулся по сторонам и дописал:
– Как тебе моя сестренка, Люсьена? Не влюбился еще?
Потом стер последние строчки, улыбнулся своей обаятельной улыбкой и подмигнул!
Времени, чтобы все обдумать и проанализировать, у меня не было, а тут тем более пришла очаровательная художница.
По ее сдержанным жестам я понял, что она в курсе событий и спрашивает брата, могу ли я их слышать. Тот ответил, и девушка, показав кулак, по всей видимости, мне, пробежала в ванную.
Самое главное, мы теперь могли общаться!!!
Еле дождавшись ближайшего выходного, я вылетел в Клермон-Ферран, где, судя по ответу на зеркале, проживали Жюльен с сестрой. Я узнавал эти улицы, по которым бродил столько раз со ставшим ближе, чем родной брат, Жульеном и… не узнавал. Газетного киоска здесь никогда не было. На этом углу мы всегда покупали вино, а сейчас там висело название ювелирной лавки. Поднявшись быстро по лестнице на второй этаж, я с трепетом нажал на звонок. Дверь открыла маленькая девочка. Слышно было, как стучали ее туфельки, когда она бежала. Задрав свою курчавую головку, малышка смотрела на меня и улыбалась. Тут же недоверчиво и осторожно выглянул средних лет мужчина, одетый в пижаму. Спросил сдержанно о цели визита. Я объяснил.
– Не живут здесь такие и никогда не жили, – сказал жилец, успокаива-ясь. – Удачи в поисках.
Захлопнул дверь, а с ней… и мою мечту. Спустившись на улицу, в совершенном смятении я написал веточкой на песке, обращаясь к Жюльену:
«Вы, оказывается… не существуете».
Заснув и проявившись утром в квартире Жюльена, сразу же ринулся к зеркалу. Там было написано: «До тебя подобное уже проделал я. Не удивляйся… Ты тоже не существуешь! В этом вопросе все, похоже, зависит от точки зрения наблюдателя. Давай подумаем вместе, как облегчить нашу жизнь. Я знаю, например, как помочь тебе».
Оптимизм, которому я только начал учиться у Жюльена, был в нем неисчерпаем. Под улыбающейся рожицей и детским рисунком мальчика и девочки он приписал:
– Попрошу Люсьену чаще составлять мне компанию. Ты ведь этого хочешь, не так ли? Мы теперь как сиамские близнецы и должны заботиться друг о друге. Моя сестра – чуткая и нежная душа, уже переживает за нас обоих. Я сказал ей, и не возражай, что…
Тут поле зеркала кончилось, но я с радостью увидел стрелку, указывающую на надпись под зеркалом на полу: «В гостиной у окна». Проследовал туда и увидел Жюльена с черным учительским фломастером в руке, дописы-вающего строки на высоком белом пластиковом щите. «Что она тебе нравится», – возобновил я чтение.
– Вот ведь! – подумалось. – И не знаешь, радоваться или… Конечно, радоваться, кретин!!!
Я вернулся к написанному. Далее Жюльен сообщал, что давно нарисовал для Люси мой портрет. По ее просьбе. Он и раньше много рассказывал ей обо мне, как о своем далеком друге. Ему кажется, что Люсьена даже одно время была втайне в меня влюблена. Часто расспрашивала, просила пригласить в гости. Теперь, когда она узнала, кто я на самом деле, она растерялась, но попросила брата дать ей возможность со мной пообщаться.
Так мы начали, как по электронной почте, оставлять на импровизированных дисплеях, в которые мы превратили зеркала, свои сообщения. Мы понимали, что никогда не встретимся, но писали изумительные по искренно-сти, полные любви письма. Люси стала для меня той девушкой, про которую я мог сказать, что она мне дороже собственной жизни. Жюльен, посмеиваясь, передавал сестре на словах мои письма. Иногда он перевирал их содержание, чтобы подразнить меня и насладиться моим ужасом и отчаянием. Потом исправлял ошибку и весело смеялся, как мог это делать только он.
Наши отношения с Жюльеном переросли понятие обычной дружбы. Места, неприятные для посещения любой из сторон, уважительно избегались.
Мы не просто великолепно понимали друг друга, но искренне сопереживали всем радостным или грустным событиям, случавшимся с нами. Незримо присутствуя на них, мы могли наблюдать, оставаясь незамеченными, за всем, что происходило вокруг наших «планет». Ограничений и преград, за исключением невозможности выхода за пределы «орбит», не существовало. Стены помеще-ний при их прохождении ощущались, как сгустки тумана.
Были и другие выгоды.
Однажды Жюльен заметил, как один из моих сотрудников, пока я что-то копировал в соседней комнате, осторожно вошел в мой офис, вытащил из висевшего на стуле пиджака портмоне и, выловив несколько крупных купюр, быстро и незаметно удалился. Он, конечно, не мог предположить, что у меня есть такой бдительный ангел-хранитель! Я дал воришке выбор: быть уволенным или уйти самому. Он выбрал последнее, кляня незамеченную им камеру слежения.
Вы спросите… Как чувствует себя индивидуум, который никогда не спит? Представьте, что сутки длятся 24 часа, но усталости совершенно нет. Одну треть этого времени, ночную, я проводил, созерцая новую, необычную об-становку, и упивался возможностью летать. Много находил интересного в чужих подсмотренных жизнях и с любопытством наблюдал, как в бесконечном сериале, за развитием событий. Также с увлечением читал. Идея, конечно, принадлежала Жюльену. Следовать за мной на работу и висеть под потолком офиса день за днем для такого деятельного человека, как он, было невыносимо. Вот он и придумал, чтобы я приобрел древний, программируемый автоматический переворачиватель книжных страниц для парализованных. Предварительно он заказывал мне книгу для прочтения, и я брал ее, если находил, в библиотеке.
Его идею быстро перенял и я. О некоторых названных им авторах ни я, ни элек-тронная система поиска никогда не слышали. То же случалось и с моими за-казами. Сотрудники, заглядывающие в наши офисы, развлекались, глядя на подобное чудачество. Мы отговорились тем, что ритмичный шелест благотворно влияет на нервную систему. Такого простого объяснения обывателям хватило, чтобы быстро потерять интерес к нашим странностям. Шелестели страницами прочитанные книги, бежали дни, недели, месяцы.
Когда у Жюльена был выходной, мы проводили его вместе с Люси. Оназнала, что я нахожусь рядом, и писала мне на купленной в магазине школьных принадлежностей маленькой, почти игрушечной доске. Скоро я отлично научился читать по ее губам, и она подолгу разговаривала со мной, рассказывая о себе и задавая вопросы, на которые я потом отвечал через Жюльена.
Он натренировал себя специально для этой цели запоминать длиннейшие тексты, написанные мной, и потом наговаривал их на диктофон, чтобы любимая сестра могла прослушать их в уединении и не по одному разу. Только по письмам можно влюбиться в человека до потери рассудка. Это случалось с людьми не раз в прошлом, случается и в настоящем. Я давно был безнадежно влюблен в Люсьену. Теперь и она признавалась, что не представляет своей жизни без моего в ней присутствия.
Как-то осенью Жюльен написал мне крупно:
– Нам надо серьезно поговорить. Настройся. Это не очень приятно.
Будь точно в 6 часов. Можешь… раньше.
Я встревожился, думая почему-то, что разговор зайдет о Люси. Приготовился читать его губы, но он сначала написал:
– Подожди. Я отошлю Люсьену за покупками.
После того как сестра, быстро собравшись, вышла из квартиры, он по-дождал несколько минут… И только потом медленно произнес:
– Вчера я не следовал за тобой. Всю ночь из-за страшных болей в животе пришлось провести в больнице. Дежурный врач сказал, что это очень серьезно. Возможно, рак.
Сделал паузу.
– Поэтому не удивляйся, что сегодня вместо работы мы посетим онко-лога. Я должен был тебя предупредить. А Люсьена пусть… пока не знает. Ей я соврал, что всю ночь играл в казино. Она даже не удивилась.
Тут мой друг рассказал мне, сменив тему, пару забавных историй о сестре. Вскоре появилась и Люси – радостная, нагруженная пакетами с покупками. Жюльен помог уложить продукты в холодильник и засобирался.
По тому, как грустно разводили руками специалисты, было понятно, что новости не из приятных.
На следующий день из-за корпоративной вечеринки я не смог присут-ствовать на заключительном консилиуме. Мой друг написал, чувствуя, что меня не было рядом:
– Врачи дали мне меньше 6 месяцев.
Он не поддавался отчаянию. Трезво и внешне спокойно отнесся к при-говору и только сказал:
– Времени мало, а столько еще надо успеть!
Он завел секретный (от сестры) список, в котором отметил то, что необходимо было сделать. Скрупулезно вспомнил даже самые маленькие долги и без промедления раздал. Побывал на могилах родителей и оплатил услуги по уходу за участком на несколько лет вперед. Посетил своих старых друзей и приятелей. Переписал все имущество на сестру.
Врач ошибся. Жюльену стало хуже значительно раньше. Морфин в таблетках перестал помогать от страшных болей, и Люсьене пришлось отвезти брата в больницу. Оттуда в отделение хосписа. Люси не отходила от него ни на минуту. Она дремала в кресле рядом с кроватью. Просыпалась от любого шороха. Даже в этой ситуации Жюльен не изменил себе. Он прикладывал огромные усилия, чтобы не спать днем и не лишать любимых им людей возможности быть вместе. Я невыносимо мучился от своей беспомощности, видя страдания друга и любимой женщины.
Люсьена с ужасом смотрела в пространство перед собой, в котором просила меня постоянно находиться. Она хотела знать, что я с ней.
Я был там, когда Жюльен умер. Заплаканное лицо Люси внезапно за-дрожало, и все исчезло. Как будто во Вселенной потушили свет…
Надеюсь, что тот, кто прочтет мой дневник, поймет, почему я сделал этот выбор. Почему отказался от карьеры и от жизни в привычном для вас смысле… Почему выбрал сон вместо бодрствования.
Приборы будут снабжать мою кровь необходимым количеством снотворного и питания, и я буду спать в этой частной клинике до тех пор, пока не найду Люси в своих снах. Жюльен был ей родным братом, и существует шанс, что я встречу ее. Так же, как когда-то встретил ее брата. Даже если этот шанс один из миллиардов…