Александр Петрович Пальчун
Театральные комедии
(Входит ЭЛИЗА.)
ЭЛИЗА. Бруно, какой вы нарядный! Не будь вы женаты, я бы в вас влюбилась. А где ваша супруга?
БРУНО. Она… она сейчас блины печет. Но обещала прийти на отпевание.
ЭЛИЗА. Доктор Дориан, вас ищет друг нашей семьи нотариус Эдвард.
АНТУАН (Дориану). Доктор, соглашайтесь со всем, а то как бы чего не вышло.
ЭЛИЗА. Да… в вашем положении лучше не спорить.
(ЭЛИЗА и ДОРИАН уходят.)
АНТУАН. И что нам делать?
БРУНО. Обнаковенно в порядочных домах расплачиваются.
АНТУАН. Ничего не знаю. Я тебе денег не обещал.
БРУНО. В таком случае я и дальше буду лежать пока не получу свое. (Уходит в «мертвецкую».)
АНТУАН (вослед). Смотри, долежишься, пока закопают!
БРУНО. Ничего. Я все слышу. А за прилюдное воскрешение возьму с доктора еще пятьсот франков.
(Входит БЕРГЕНС в ветхой одежде молочника.)
БЕРГЕНС. Что здесь за шум?
АНТУАН. Бруно требует дополнительно пятьсот франков за воскрешение.
БЕРГЕНС. Какое воскрешение?
АНТУАН. Доктор Дориан распорядился его оживить.
БЕРГЕНС. Не с его способностями. Он специализируется на другом. И вообще, в этом доме командую я.
БРУНО (появляясь в дверях). Вот и я им говорю…
БЕРГЕНС (Бруно, строго). Что еще за самодеятельность?! Почему поднялся раньше срока?!
БРУНО. Так ведь доктор сказал…
БЕРГЕНС. Я этого доктора рядом с тобой уложу! Где это видано – покойник не спросясь выходит из гроба?!
БРУНО (уходит, недовольно ворча). Голову морочите… то вставай, то лежи… В следующий раз попросите умирать, деньги наперед возьму.
БЕРГЕНС (вослед). А тебя кормят здесь?
БРУНО (хмыкает). Так… чтобы только не умер.
БЕРГЕНС (Антуану). Кормить, как на убой! И бутылочку винца поднесите. Не всем нравится отдыхать в гробу.
АНТУАН. Сделаем. (Загораживает дверь «мертвецкой» венком.)
БЕРГЕНС. А теперь расскажи, как встретили мое новое завещание?
АНТУАН. Наплевательски.
БЕРГЕНС. Это как понимать?
АНТУАН. Порвали на кусочки.
БЕРГЕНС. Элиза?
АНТУАН. Эдвард… ее дружок. Сказал, что бумага не имеет юридической силы.
БЕРГЕНС. Что ты говоришь?!
АНТУАН. Это он так говорит.
БЕРГЕНС. Ах ты, мерзавец! Где он сейчас? Я ему покажу!
(Входит ЭЛИЗА и ЭДВАРД.)
ЭЛИЗА (Бергенсу). О-о-о, Бруно! Вы уже опять переоделись?
ЭДВАРД (Элизе). Что это за тип? Что ему надо?
ЭЛИЗА. Это наш молочник. Бруно, что вы хотели?
БЕРГЕНС. Э-э-э… мы…
ЭДВАРД. Перестань мычать! Ты не в коровнике. Что тебе надо? На, возьми наперед. (Кладет деньги в карман Бергенсу и выпроваживает его в дверь.) Теперь не до тебя! (Элизе.) Я уверен, сейчас чередой пойдут сапожники, часовщики и прочие жулики. И все они станут уверять, что усопший им задолжал. Направляйте их ко мне.
ЭЛИЗА. Спасибо, Эдвард.
ЭДВАРД. А приедут родственники – им тоже не потакать! Хотят плакать, пусть плачут сколько угодно. А завещания – не было и нет! Вы единственная законная наследница. (Антуану.) Это надо же, что удумали с доктором!
АНТУАН. Да мы не претендуем…
ЭДВАРД. На виселицу вы претендуете!
(Входит кредитор МАРКУС с портфелем в руках.)
МАРКУС. Добрый день.
ЭДВАРД. Добрее некуда. Здравствуйте.
МАРКУС. Где я могу видеть господина Бергенса?
ЭДВАРД. Бергенса? Боюсь, что увидите его не скоро.
ЭЛИЗА. Он в той комнате.
ЭДВАРД (Маркусу). Зачем он вам нужен?
МАРКУС. Это конфиденциально.
ЭДВАРД. И все-таки?
МАРКУС. Я представитель банка. Вчера истек срок погашения кредита, а деньги нашему банку до сих пор не возвращены.
ЭДВАРД. Ну вот! Я же говорил! Еще один мошенник! (Маркусу.) Немедленно выметайтесь вон!
МАРКУС. С кем имею дело?
ЭДВАРД. Распорядитель имущества покойного Бергенса. А это его вдова.
МАРКУС. Покойного?
ЭДВАРД. А что, по-вашему, он забрался в гроб, чтобы нас посмешить?
МАРКУС. Так он умер?
ЭДВАРД. Несомненно! Как то, что я живой.
МАРКУС. Приношу свои соболезнования. Это меняет дело… Но не кардинально. Где я могу видеть его наследников?
ЭДВАРД. Вот она перед вами – его супруга.
МАРКУС. Мадам, еще раз мои соболезнования. Но я вынужден поставить вас в известность, что ваш супруг полгода назад взял в нашем банке крупную сумму. И кредит до сих пор не погашен. За нами остается право взыскать его долг с наследников.
ЭДВАРД. Это что ж получается?! Он взял деньги и ушел с ними на тот свет?!
ЭЛИЗА. Зачем ему деньги на небесах?
МАРКУС. Я не знаком с привычками вашего супруга. И не намерен вникать в детали. Но самое позднее через две недели наш банк начнет процедуру взимания долгов. (Вынимает лист бумаги из портфеля.) Распишитесь, что вы уведомлены о задолженности.
ЭДВАРД (Элизе). Ничего не подписывай.
МАРКУС. Это ваше право. Но я уведомил вас при свидетелях. (Антуану.) Как ваше имя?
АНТУАН (притворяясь глухим). Что вы сказали?..
МАРКУС (кричит). Ваше имя?!
АНТУАН. Что?! Я плохо слышу… И не знаю никаких долгов!
МАРКУС (раздраженно). Хорошо! Но это ничего не меняет. До встречи в суде. И еще раз мои соболезнования. (Уходит.)
ЭЛИЗА. Эдвард, объясни, что все это значит?
ЭДВАРД. Дорогая, вероятно, все очень плохо. Если у банка есть закладная, они рано или поздно получат свое.
ЭЛИЗА. Что именно?
ЭДВАРД. Ну… не знаю… Этот дом, издательство… другие активы.
ЭЛИЗА. И ничего нельзя сделать?
ЭДВАРД. Боюсь, что нет. Эх, если бы его оживить…
ЭЛИЗА. О чем ты говоришь?
ЭДВАРД. Это я так… гипотетически. Тогда бы его засадили в тюрьму, не прикасаясь к имуществу.
ЭЛИЗА. Кого засадили?
ЭДВАРД. Должника! По нашим законам всего на два года. Потом, как правило, амнистия. Многие жулики именно так и поступают. Сначала нары, а потом Канары.
ЭЛИЗА. И почему Теодор так рано умер? Он мог бы еще столько лет наслаждаться жизнью!
(Входит ДОРИАН.)
ДОРИАН (Эдварду). Мое почтение.
ЭДВАРД (Элизе). Кто это?
ЭЛИЗА. Доктор Дориан.
ЭДВАРД. А-а-а, беглый отравитель.
ЭЛИЗА (представляет Эдварда). Это Эдвард, друг нашей семьи. Любезно согласился взять на себя хлопоты по организации похорон.
ЭДВАРД (Дориану). Свидетельство о смерти оформлено?
ДОРИАН. Нет, но это займет нескольких минут.
ЭДВАРД. Отставить! Ничего не надо. Наших предков хоронили без всяких бумажек.
ДОРИАН. Да я и не настаиваю…
ЭДВАРД. Правильно и делаете. С этим свидетельством можно так вляпаться…
ДОРИАН. И не говорите…
ЭДВАРД. Напишешь, а он возьмет да и оживет.
АНТУАН. Да как это можно?
ЭЛИЗА. Если Эдвард говорит, что можно, значит можно.
ЭДВАРД. (Антуану и Дориану). Вот что, дорогие мои кандидаты на виселицу. Ее супруг (указывает на Элизу), в завещании, вернее, в путевке на каторгу, почему-то упомянул вас.
ДОРИАН. Вы нас подозревает?
ЭДВАРД. Я уверен. Но решил не губить ваши растленные души. Фальшивое завещание порвано, и у вас появилась возможность для раскаянья.
АНТУАН. Да мы не виноваты.
ЭДВАРД. Полностью обвинения будут сняты, когда Бергенс… оживет.
ДОРИАН. Э-э… Вы не исключаете такую возможность?
ЭДВАРД. Да. И это не возможность, а необходимость.
ДОРИАН. Извините, я вас плохо понимаю.
ЭДВАРД. Ваш компаньон по умерщвлению хозяина этого дома (указывает на Антуана), вам расскажет детали. Посмотрите, как радуется, что избежал петли!
АНТУАН. А я что… Я не радуюсь.
ЭДВАРД (угрожающе). Не радуешься?!
АНТУАН. Что вы! Напротив, очень рад.
ЭДВАРД. Так-то лучше. Надо срочно подыскать Бергенсу замену.
ЭЛИЗА. В каком смысле?
ЭДВАРД. Уложить на место покойника кого-то здорового, и пусть он оживет.
ДОРИАН (глубокомысленно). Над этим надо подумать…
ЭДВАРД. Вот и думайте! Если хотите увеличить клиентуру, лучшего способа, чем оживит покойника, не придумали.
ДОРИАН. А потом?
ЭДВАРД. Значит, вы согласны? Доктор, вы хорошо соображаете. А потом недавний покойник отправится в тюрьму.
ДОРИАН. Покойник?!
ЭДВАРД. Нет. Покойник – в рай, или куда там ему положено по разнарядке. А человек, изображающий воскресшего Бергенса – в долговую тюрьму.
ДОРИАН. За то, что воскрес?
ЭДВАРД. Господи! Антуан вам все расскажет. Ваша задача – найти подходящего кандидата и привыкать к титулу великого целителя. Согласитесь, это лучше, чем звание отравителя?
ДОРИАН. Но кто добровольно согласится на тюрьму?
ЭДВАРД. Всего на два года. А затем его ожидает долгая безбедная жизнь. А разве все мы не находимся в тюрьме у работодателей, чтобы потом иметь, заметьте, сомнительную возможность отдохнуть на пенсии.
АНТУАН. Я думаю, с таким предложением можно обратиться к Бруно.
ЭДВАРД. Кто это?
ЭЛИЗА. Молочник. Ты его видел.
ЭДВАРД. А, этот. (Делает несколько шагов, изображая хромоту.)
АНТУАН. Мне показалось, он очень покладистый малый.
ДОРИАН (словно раздумывая). И в самом деле. В камере ему не придется нагружать больную ногу.
ЭДВАРД. Вот и займитесь этим. Разумеется, его двухлетний отдых будет достойно оплачен. (Элизе.) А сейчас срочно отбей телеграммы родственникам. Пусть сдают взятые в аренду сюртуки и выпьют за здоровье Бергенса.
ЭЛИЗА. Но они не поймут…
ЭДВАРД. Если они родственники Бергенса, то давно привыкли к его выходкам. Сообщи, что он хотел посмотреть, как родня встретит известие о его кончине. Так и быть, телеграммы отправим вдвоем. (Эдвард и Элиза уходят.)
АНТУАН. Везет же этому Бруно – деньги так и сыплются.
ДОРИАН. Да. Сначала покойник, а теперь каторжник.
АНТУАН. Но для вас лучше не придумаешь. Вместо отравителя сделались великим целителем.
(Входит БЕРГЕНС в ветхой одежде молочника.)
БЕРГЕНС (весело). Господа, как поживает наш покойничек? Не жалуется ли на подушку из стружек?
АНТУАН. Угомонился. Кажется спит.
БЕРГЕНС. А я принес новое завещание. Уж его этот мерзавец не порвет – заверено у нотариуса.
ДОРИАН. У Эдварда?
БЕРГЕНС. Можно подумать, в городе только один продажный нотариус.
АНТУАН. И кому достается ваше состояние?
БЕРГЕНС. Молочнику Бруно. Все до последней копейки.
ДОРИАН. А ваши долги?
БЕРГЕНС. О-о-о, долги – это мелочь! Я в любую минуту мог бы их погасить, но считаю это неразумным. Никогда не давай в долг, а если взял, то никогда не возвращай! Первая заповедь всякого порядочного бизнесмена.
ДОРИАН. А долговая тюрьма?..
БЕРГЕНС. …На покойников не распространяется.
ДОРИАН. Но когда-то вы оживете?
БЕРГЕНС. Разумеется. Я не гусар, стреляться из-за мелких долгов. Но когда я оживу, у меня с вашей помощью на руках будет свидетельство о смерти. А с этой бумагой я смогу судиться с кредиторами до настоящей моей кончины.
АНТУАН. Гениально!
БЕРГЕНС. Разумеется, если сильно прижмет, то придется заплатить. Но ладно. Мне некогда. Катрин недовольна, когда я отлучаюсь надолго. Завтра забегу, посмотрю, как они встретят нового наследника. (Смеется, направляется к двери.)
ДОРИАН (вослед). Погодите, тут…
БЕРГЕНС. Все. Некогда. До завтра. (Убегает.)
(Входят ЭЛИЗА и ЭДВАРД.)
ЭЛИЗА. Доктор, вы поговорили с молочником? Нам сказали, что он только что был здесь.
ДОРИАН. Нет.
ЭДВАРД. Почему?
ДОРИАН. Не осмелился…
ЭДВАРД. …Побеседовать с молочником?
ДОРИАН. Полагаю, что теперь он не позарится на ваше заманчивое предложение посидеть в тюрьме. Вот. (Протягивает новое завещание.) Только что нашли в кабинете Теодора Эмильевича.
(ЭДВАРД читает завещание, потрясенный садится на стул.)
ЭЛИЗА. Что там?
ЭДВАРД. Все свое имущество передал…
ЭЛИЗА. Кому?
ЭДВАРД. Молочнику! Хромому молочнику!
АНТУАН. Он теперь, благодаря доктору Дориану, не хромает.
ЭДВАРД. И заверено у нотариуса. (Бросается к Дориану.) Доктор, молочника из нашего плана вычеркиваем. Он для тюрьмы не годится.
ЭЛИЗА. Почему?
ЭДВАРД. Слишком богат. Богатому легче пройти в игольное ушко, чем оказаться за решеткой. Срочно ищите другого кандидата.
ДОРИАН. Да где ж его найдешь?
ЭДВАРД. Доктор, вы меня удивляете! Выйдите на улицу, там каждый третий потенциальный каторжник. А уж о списке Форбс я молчу!
ДОРИАН. Хорошо, мы подумаем.
ЭЛИЗА (Антуану, игриво). Антуан, я всегда считала вас благородным человеком, способным пожертвовать собой ради прекрасной дамы.
АНТУАН. Я бы и рад. Но уж очень я не похож на Теодора Эмильевича.
ЭДВАРД. Да, он слишком молод. Вот лет через десять…
АНТУАН. …Когда Теодор Эмильевич воскреснет и возьмет новый кредит… тогда мы в любую минуту. А сейчас не могу. Как говорится, фейсом не вышел.
ЭДВАРД. Ищите другого счастливчика. Желательно, чтобы был похож.
(ЭДВАРД и ЭЛИЗА уходят.)
ДОРИАН. Хороши дела. Где его найдешь, похожего?
АНТУАН. Да-а-а, папаша Теодора Эмильевича старался, но могли ведь получаться и девки? А вот Бруно был копия. И что теперь с ним делать? Растолкать лежебоку?
ДОРИАН. Он проснется и станет владельцем этого дома и твоим хозяином.
АНТУАН. А Теодор Эмильевич?
ДОРИАН. А Бергенс – нищим. Кажется, он заигрался. Так что, если хочешь угодить новому хозяину, пойди и поправь ему подушечку. Еще неизвестно, как все обернется.
(ДОРИАН убирает венок у дверей «мертвецкой».)
АНТУАН (входя в комнату «покойника»). Эй, любезный, можешь немного размяться. Есть хорошая новость… Эй, Бруно! А-а-а! (Выбегает из «мертвецкой».)
ДОРИАН (взволновано). Что там?
АНТУАН. Он… он… умер! И весь синий.
(Дориан вбегает в «мертвецкую» и вскоре медленно выходит.)
ДОРИАН. Доигрались… Он и в самом деле умер. Слишком погрузился в свою роль.
АНТУАН. И что теперь?
ДОРИАН. Что? Напрасно заказали гроб на десять сантиметров длиннее.
АНТУАН. А как же Теодор Эмильевич?
ДОРИАН. А ему-то что. Он отхватил… все свое состояние. В придачу – молочницу.
АНТУАН. А я?
ДОРИАН. А ты остался без места.
АНТУАН. Черт побери! Надо было соглашаться на предложение хозяйки. Отсидел бы два года… и вышел на пенсию.
ДОРИАН. Да! Там быстрее, чем на Севере – год за пять считают.
АНТУАН. Свинья этот Бруно. И выбрал же время умереть!
(Входит ЭЛИЗА.)
ЭЛИЗА. Кто еще умер?
АНТУАН. Бруно. Это хромоногое чудо.
ЭЛИЗА. Бруно?! Да как это можно?! Они что, сговорились?
ДОРИАН (оттесняя Антуана). Нам сказали, что Бруно умер. Но, скорее всего, это сплетни. А может, просто зависть.
ЭЛИЗА. Доктор, не понимаю вас.
ДОРИАН. Что тут непонятного. У нас ведь как? Богатые соседи построили дом – и мы затеваем стройку. Купили машину – и мы купим. Умер богатый книгоиздатель – а мы что, хуже?!
ЭЛИЗА. Доктор, что вы говорите? Вам плохо?
АНТУАН. Нет, нет. Ему уже лучше. Просто сражен известием об очередной смерти.
ЭЛИЗА. И я потрясена. Как мы теперь без молока?!
ДОРИАН. Если мадам обожает молочко, то я бы порекомендовал ей стать второй женой молочника.
АНТУАН. Извините, хозяйка, доктор еще не пришел в себя.
ЭЛИЗА. Похоже на то. (Уходит.)
ДОРИАН. И что нам теперь делать?
АНТУАН. Опять рассылать приглашение родственникам Бергенса. (Приставляет венок к дери «мертвецкой».) И надо посоветоваться с Теодором Эмильевичем. Он хотя и сделался молочником, но любого судью проведет.
(Входит ЖАННА.)
ДОРИАН. Жанна, что вас опять привело сюда?
АНТУАН. Точная дата погребения еще не назначена.
ЖАННА. А я не за этим. Хочу услышать правду о наследстве. Никто из моих знакомых, кроме Теодора, не умер. Значит, вы читали его завещание. Я слышала его вот за этой шторой.
ДОРИАН. Мадам, вам необходимо пройти обследование. Многие сумасшедшие слышат голоса.
ЖАННА. Отдайте мою половину, и я пройду его у самых лучших врачей.
(Входит БЕРГЕНС в облике молочника.)
БЕРГЕНС (невольно). Жанна, что ты здесь делаешь?
ЖАННА. Кто это?
ДОРИАН. Наверное, еще один из ваших поклонников, которого вы подзабыли. Я же говорю – вам надо провериться.
ЖАННА (Бергенсу). Откуда вы меня знаете?
БЕРГЕНС (опомнившись). Обознался, мадам.
ЖАННА (Дориану). Среди моих знакомых нет таких оборванцев. Посмотрите на его тряпье!
АНТУАН. Нормально выглядит.
БЕРГЕНС (обиженно). Мадам, вы на себя посмотрите.
ЖАННА. Ты еще смеешь рот открывать?!
БЕРГЕНС. Смею! Очень даже смею!
ЖАННА. И отчего ты так расхрабрился?!
БЕРГЕНС. Оттого, что у вас на левой груди родинка!
ЖАННА. (Инстинктивно хватается за грудь). Что?!
ДОРИАН. Я же говорил, вы просто забыли приятеля.
ЖАННА. Хамье! Но я добьюсь своей части наследства через суд. (В гневе уходит).
АНТУАН. Теодор Эмильевич, хорошо, что вы не упомянули ее во втором своем завещании…
ДОРИАН. …Но плохо, что вписали туда Бруно.
БЕРГЕНС. Это почему же?
ДОРИАН. Потому, что покойнику деньги не требуются.
БЕРГЕНС. Какому покойнику?
ДОРИАН. Бруно! Который умер.
БЕРГЕНС. Что?
ДОРИАН. Умер! Вон в той комнате.
БЕРГЕНС. Не может быть!
ДОРИАН. Все умирают, даже молочники…
АНТУАН. …Особенно, когда обстановка располагает к этому. Знаете… цветочки, веночки… гробик и слезы родственников.
БЕРГЕНС. Что-то я еще ни одной слезинки в этом доме не заметил!
АНТУАН. Сейчас самое время пролить их о безвременно ушедшем Теодоре Эмильевиче.
БЕРГЕНС. Что ты мелешь?
ДОРИАН. Антуан очень трезво смотрит на факты. Завещание и его нотариально заверенная копия есть?
БЕРГЕНС (растеряно). Есть…
ДОРИАН. Значит, никакого Бергенса больше не существует.
АНТУАН. И его состояния нет. Вернее, теперь оно принадлежит молочнику…
БЕРГЕНС. …Который умер?
ДОРИАН. Он-то умер. Но все его имущество, добытое непосильным шатанием с бидоном в руках, досталось его вдове.
БЕРГЕНС. Катрин?
ДОРИАН. Вам лучше знать, как ее зовут.
БЕРГЕНС. Погодите… но ведь молочник – теперь я.
АНТУАН. Спору нет. Вы очень даже на него похожи. Не отличишь, благодаря папаше.
БЕРГЕНС. А там тоже я? (Указывает на «мертвецкую».)
ДОРИАН. Только мертвый.
БЕРГЕНС (заливается истерическим хохотом). Ой, не могу! Был Теодором Эмильевичем, стал Бруно. Был книгоиздателем, стал молочником!
АНТУАН. Нормальная рокировка.
БЕРГЕНС. А Эмилия?..
АНТУАН. За нее не волнуйтесь. Вдова столь уважаемого человека не останется без внимания.
(Входит ЭДВАРД.)
ЭДВАРД (удивленно). Бруно?! А мне сказали, что ты отдал концы?
БЕРГЕНС. Оклеветали.
ЭДВАРД. А я уже подумал, что и ты напился того молочка, которым вот эти друзья потчевали Бергенса.
БЕРГЕНС. Теодор Эмильевич вообще молока не пил. Пили его домашние.
ЭДВАРД. Знаю, знаю. Он не признавал напитки без градусов. Напивался каждый вечер хуже свиньи.
БЕРГЕНС. Вранье. Я и вечером приходил, а он – как стеклышко.
ЭДВАРД. Да я вам точно говорю. Элиза врать не будет. Межу нами, покойный, с ее слов, если не пропустит стаканчик, совершенно ни на что не способен.
БЕРГЕНС. В каком смысле?
ЭДВАРД. В мужском. В каком же еще?!
БЕРГЕНС. Так и говорила?
ЭДВАРД. Именно так.
БЕРГЕНС. Врет! Это она никогда не хотела! А он, слава богу, везде поспевал!
ЭДВАРД. Да тебе-то откуда знать такие подробности?
БЕРГЕНС. Э… э… Он меня очень уважал. И даже признавался, что не вылазит из постели жены какого-то Эдварда. Он его называл другом нашего дома. А ее – подругой дома.
ЭДВАРД. Что ты мелешь, болван?! Ты хочешь сказать, что этот усопший (указывает в сторону «мертвецкой»), бывал у жены своего друга?!
АНТУАН. Да мало ли что покойники болтают перед смертью, будучи в обморочном состоянии?
БЕРГЕНС. Тогда он был в здравой памяти. И в хорошей физической форме. И, более того, говорил, что и после смерти будет навещать Мари.
ЭДВАРД. Мари?
БЕРГЕНС. Да, Мари! Так зовут жену этого Эдварда.
ЭДВАРД. Вот видите! Он точно все придумал. Как это можно приходить после смерти?
БЕРГЕНС. Не знаю. Мое дело принести молоко и сказать, что слышал. (Эдварду с нажимом.) А вот то, что он сдержит свое слово, можешь не сомневаться. (Уходит.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
(Входят ПЬЕР, за ним – АНТУАН, ДОРИАН и ЭДВАРД.)
ПЬЕР. Извините, но я все-таки вынужден взглянуть на покойника. Таков протокол. Без этого нельзя.
ДОРИАН. Да кто вам запрещает?! Смотрите, меряйте, можете даже взвешивать. (Убирает венок у двери.)
(Пьер входит в «мертвецкую».)
ПЬЕР (из «мертвецкой»). Ну конечно! Я же говорил, ладью для перехода в мир иной следует делать на десять сантиметров короче. (Выходит из «мертвецкой».) У меня глаз наметан. Но придется поработать с гримом, уж больно синее лицо.
ДОРИАН. А что вы хотите – смерть никого не красит.
ПЬЕР (подсчитывая в блокноте). Придание телесного цвета – двадцать франков, румянец – пятнадцать, подровнять усы – двенадцать, одеколон – восемь. Итого… дополнительно к сумме…
ЭДВАРД. Погодите. Вы что, на свадьбу его готовите? В этом доме, слава богу, есть еще человек, который не позволит обирать вдову. Пойдем, обговорим все расходы детально. (Эдвард и Пьер уходят.)
АНТУАН. Ох, и влетит нам этот Бруно в копеечку!
(Входит ЭЛИЗА в трауре и в слезах.)
ЭЛИЗА. Антуан, как он мог с нами так поступать?!
АНТУАН. Да, мадам. Умер так неожиданно.
ЭЛИЗА. Все наше состояние отдал какому-то молочнику. Почему? Скажи, почему?
АНТУАН. Наверное, решил поддержать в стране молочное производство.
ДОРИАН. Надоело пойло из порошка.
ЭЛИЗА. Да он его совсем не пил.
ДОРИАН. Вот и доигрался. Сказалась нехватка кальция и магния.
ЭЛИЗА. И родственники отказываются приезжать. Так и телеграфируют: мы еще подождем. Может, вы опять шутите.
АНТУАН. Вот и отлично! Меньше расходов. В нашем положении это очень важно. И еще одна хорошая новость.
ЭЛИЗА. Какая?
АНТУАН. Бруно-то, оказывается, жив. Его смерть – обыкновенные сплетни.
ДОРИАН. Иные даже утверждали, что он все свое состояние хотел завещать семье лучшего своего покупателя. Да-да, семье Теодора Эмильевича.
АНТУАН. Но не судьба. Жив колченогий. Его колом не зашибешь.
ЭЛИЗА. Хоть один крепкий мужчина остался! (Уходит.)
АНТУАН. Доктор, а как вы думаете, молочница будет горевать за молочником?
ДОРИАН. За которым? Который умер, или которого колом не зашибешь?
АНТУАН. За умершим.
ДОРИАН. А вот это мы сейчас увидим.
(Входит КАТРИН.)
АНТУАН (Катрин). Посещение вашего супруга временно приостановлено.
КАТРИН. Это почему?
ДОРИАН. Он себя чувствует… не так хорошо, как раньше.
КАТРИН. Да ладно вам. Если ему придется умирать, то и это он будет делать в хорошем настроении. Его ничем не проймешь. Друзья говорят, его и колом не зашибешь.
АНТУАН. Иногда и друзья ошибаются.
ДОРИАН. А насчет вашего супруга – уж точно.
КАТРИН. Единственное, что его огорчало – воздержание.
ДОРИАН. От пищи?
КАТРИН. И от пищи тоже. Поэтому я принесла отбивные и блинчики с сыром.
АНТУАН. Поверьте, он настолько плох, что у него… совсем пропал аппетит.
КАТРИН. Не смешите меня Антуан. (Решительно проходит в «мертвецкую».
(Антуана и Дориан отходят подальше от двери, ожидая ужасной реакции Катрин.)
КАТРИН (из-за двери). Бруно! Ты что?! Опять напился?! Ну конечно! Стоило отлучиться из дому – и опять за свое! Посмотри, на кого ты похож. Кто тебе приносил вино? (Слышится звук пустой бутылки, катящейся по полу.) Испачкался, как свинья!
БРУНО (из-за двери). Катрин, это ты? Иди сюда. Ничего, моя крошка… поместимся.
(Из «мертвецкой» слышны радостные недвусмысленные звуки. Дориан заглядывает в дверь и сразу отстраняется.)
ДОРИАН. О Боже!
АНТУАН. Что там?
ДОРИАН. Дай бог мне так проводить время в гробу.
АНТУАН. Он жив?
ДОРИАН. Еще и как!
АНТУАН. Так он спал?
ДОРИАН. Набирался сил.
(Из «мертвецкой», пошатываясь, выходит БРУНО, за ним КАТРИН. Катрин вытирает лицо мужа носовым платком.)
КАТРИН (Бруно). Что за привычка пить из бутылки лежа?! Теперь пиджак не отстирать.
(Антуан и Дориан с любопытством ходят вокруг Бруно.)
ДОРИАН (Бруно). Что ты натворил?
БРУНО. Я знаю прачку на верхней улице, она и не такие пятна отстирывала.
(Входит ЭДВАРД.)
ЭДВАРД. Бруно, ты опять здесь? Ну ты и франт! Нарядился, будто на праздник.
АНТУАН. В некотором смысле у него сегодня День рождения.
КАТРИН. У него День рождения в марте.
ДОРИАН. Кто-то по городу распускает слухи, что Бруно умер. Вот он назло им и нарядился.
АНТУАН. Пусть знают.
БРУНО. Это Жильберт. Разбавляет молоко, а про меня придумывает всякие гадости. Но любой, кто сравнит мой товар и его, сразу поймет, кто мошенник.
КАТРИН. Бруно у меня самый честный.
(Эдвард берет Дориана за локоть, отводит его в сторону.)
ЭДВАРД. Хорошо, что этот молочник не умер. Думаю, он сгодится для того, о чем мы говорили…
ДОРИАН. Напомните… о чем.
ЭДВАРД. Ну… немного посидеть…
ДОРИАН. Где посидеть?
ЭДВАРД. Ну… два годика. Помните? Два года, а потом досрочно на заслуженный отдых.
ДОРИАН. Бруно?
ЭДВАРД. Ну да. Кстати, он очень похож, только надо умыть. Костюм напялил, а умыться забыл.
ДОРИАН. Бруно не сможет.
КАТРИН (услышав последнюю фразу). Бруно? Не сможет? За хорошие деньги он сможет что угодно…
БРУНО. …Но только чтобы долго не лежать.
ЭДВАРД (Дориану). Вот видите! Он почти согласен. А лежать ему там уж точно не дадут.
(Дориан шепчет Эдварду на ухо.)
ЭДВАРД. Ему?
ДОРИАН. Да.
ЭДВАРД. А я думал, другому молочнику.
ДОРИАН. Но он еще не знает… о щедрости Бергенса.
ЭДВАРД (неожиданно). Вот и отлично! Если бы знал, никогда бы не согласился!
(Эдвард подходит к Бруно, доверительно берет его за локоть.)
ЭДВАРД. Уважаемый Бруно. А как вы смотрите, чтобы немного отдохнуть от ваших ежедневных хлопот?
БРУНО (радостно). Это можно. Так надоело лежать!
ЭДВАРД. Каких-то два годика…
КАТРИН. Что?.. Два годика?
ЭДВАРД. Ничего не делать… вдали от дома.
КАТРИН. Вдали? А за какую сумму?
ДОРИАН. Примерно тысяча франков в месяц.
БРУНО. Тысяча франков?!
КАТРИН. Деньги наперед?
ЭДВАРД. Никаких проблем. Хоть сейчас.
КАТРИН. Он согласен. (Бруно). Милый, я к тебе буду приходить каждый день, где бы ты ни находился.
БРУНО (Эдварду). А там лежать не придется?
ЭДВАРД. Что ты! Там не залежишься! Доктор и Антуан объяснят тебе специфику новой работы.
КАТРИН. Да, нам надо все объяснить.
ЭДВАРД (Антуану). Пойдите и составьте контракт.
АНТУАН. Разумеется… (Смотрит на Дориана, а затем – в сторону «мертвецкой».)
ДОРИАН. Да, конечно. Без контракта никак. (Загораживает дверь «мертвецкой» венком.)
КАТРИН. И чтоб деньги наперед.
(КАТРИН, ДОРИАН, БРУНО и АНТУАН уходят.)
ЭДВАРД (оставаясь один). А ведь эта Катрин очень даже недурна. Надо будет помочь ей перенести разлуку с супругом. (Потирает руки.)
(Входит ЭЛИЗА.)
ЭЛИЗА. До сих пор не могу поверить, что всем нашим имуществом теперь будет распоряжаться молочник!
ЭДВАРД. Не будет.
ЭЛИЗА. Но он ведь, слава богу, оказался в живых…
ЭДВАРД. …Чтобы угодить в тюрьму.
ЭЛИЗА. За что?
ЭДВАРД. За то, что согласился изображать твоего умершего супруга. Он еще не знает о свалившемся на него наследстве.
ЭЛИЗА. А когда узнает?
ЭДВАРД. Будет поздно. А если вздумает разболтать правду, сядет еще лет на десять за мошенничество.
ЭЛИЗА. А мы?
ЭДВАРД. Причем здесь мы, если два жулика договорились обмануть кредиторов?! Завещание будет признано незаконным, договор между аферистами расторгнут, а денежки возвратятся нам с тобой. (Обнимает Элизу.)
ЭЛИЗА. Эдвард, ты просто гений! Даже не знаю, как благодарить тебя.
ЭДВАРД. Всякая девушка после шестнадцати лет знает, как благодарят мужчин. Но сейчас некогда. Надо посмотреть, что они там составляют. А то очередной раз останемся без денег.
ЭЛИЗА. А что делать с ним? (Указывает на «мертвецкую».)
ЭДВАРД. Все проблемы от живых, а не мертвых. Вернусь, что-нибудь придумаем. (Уходит.)
(Элиза подходит к двери «мертвецкой».)
ЭЛИЗА (с укоризной в сторону двери). Вот видишь, к чему привела твоя беспутная жизнь!
(Входит БРУНО.)
БРУНО. Катрин лучше меня разбирается в этих бумагах.
ЭЛИЗА. Не расстраивайтесь, вы еще молодой. Я буду приходить к вам каждую неделю.
БРУНО. Это правильно. А то подумают, что жена забыла своего супруга.
ЭЛИЗА. Какого супруга?
БРУНО. Так ведь я, как мне сказали, буду сидеть Теодором Эмильевичем.
ЭЛИЗА. Правильно.
БРУНО. Стало быть, теперь я ваш муж.
ЭЛИЗА. Ну… выходит… что так.
БРУНО. А насчет того, что я еще молодой, вы правильно заметили. Колено, конечно, побаливает, а все остальное выше колена работает исправно.
ЭЛИЗА. А сердце?
БРУНО. И сердце… и ниже сердца. (Щипает Элизу за бедро.)
ЭЛИЗА. Ой!
БРУНО. Ох, и аппетитная мне досталась супружница. (Обнимает Элизу.)
ЭЛИЗА. Бруно, что вы! Нас могут увидеть!
БРУНО. Приходи ко мне по пятницам.
ЭЛИЗА. Куда?
БРУНО. Туда, где я буду сидеть.
ЭЛИЗА. А что скажет Катрин?
БРУНО. Ничего не скажет. Она будет приходить по вторникам.
ЭЛИЗА. Да разве это возможно?!
БРУНО. При хорошей кормежке все возможно.
ЭЛИЗА. А если я по каким-то причинам не смогу посетить своего мужа?
БРУНО. Тогда ему разонравится сидеть… без всякого толку. И он расторгнет договор. А если мне не заплатят за прошлый раз, я и на этот не соглашусь.
ЭЛИЗА. Какой прошлый раз?
БРУНО. Когда я был вместо Теодора Эмильевича и приходила его Жанна.
ЭЛИЗА. Кто такая Жанна?
БРУНО. Вам, как будущей супруге, признаюсь – его любовница.
ЭЛИЗА. Любовница? И вы были вместо него?
БРУНО. А вместо кого же.
ЭЛИЗА. И она вас не отличила.
БРУНО. Да и вы не отличите. (Пытается обнять Элизу.) Я натренировался быть Теодором Эмильевичем. Мне не впервой.
(Входит КАТРИН.)
КАТРИН. Дорогой, распишись в договоре. (Видит обнимающихся, застывает на месте.) Ага! Вот как ты проводишь время в этом доме?!
ЭЛИЗА. Вы неправильно поняли.
БРУНО (оправдываясь). Она плачет… за мужем.
КАТРИН. И ты решил его заменить не только в тюрьме?!
БРУНО. Если будешь скандалить, я никуда не пойду!
КАТРИН. Конечно! Зачем тебе тюрьма?! Ты и здесь неплохо устроился. Смотри, как бы я не передумала и тебя не поменяла на покойника!
ЭЛИЗА. Что вы такое говорите, Катрин?
КАТРИН. И он совсем не хромает. И обходится со мной вежливо, не то что ты.
БРУНО. Завела свою песню!
ЭЛИЗА. Перестаньте спорить. Хотя бы вспомнили, кто там за стеной усопший.
КАТРИН (Бруно). Там еще кто-то?
БРУНО. Найдешь дураков. Я тут один за всех.
КАТРИН. Тогда иди распишись хоть за себя.
БРУНО. За мертвого, или живого?
КАТРИН. Хоть за какого. Но сначала потребуй деньги за мертвого. За живого я взяла. Передачки, небось, потребуешь?!
(КАТРИН и БРУНО уходят. Входит МАРКУС.)
МАРКУС. Госпожа Бергенс. Мои соболезнования и большая признательность. Мне сразу следовало иметь дело с вами, а не с вашим супругом. Кстати, вам очень идет этот строгий наряд. Никогда не видел столь обворожительной вдовы.
ЭЛИЗА (в сторону). Еще один поклонник.
МАРКУС. …И столь пунктуальной женщины в исполнении своих обязательств.
ЭЛИЗА. Супружеских?
МАРКУС. В том числе. Вы, как супруга покойного Бергенса, очень своевременно погасили долг. Сумма пришла на наш счет, и все претензии к вам и умершему Бергенсу снимаются.
ЭЛИЗА. То есть сумма погашена и мой супруг избавлен от долговой тюрьмы?
МАРКУС. Я понимаю ваш сарказм. Но нам и в голову не приходило арестовывать покойников.
ЭЛИЗА. Я должна вас оставить на минуту.
МАРКУС. Мне тоже остается только удалиться.
(МАРКУС и ЭЛИЗА уходят в разные двери. Входит БЕРГЕНС, осматривается по сторонам, подходит к «мертвецкой», слегка приоткрывает дверь.)
БЕРГЕНС (тихо). Бру-у-но… Бруно, как ты? (Заглядывает в «мертвецкую», затем заходит туда.) Вот тебе и Бруно! (Выходит в гостиную.) Один считался порядочным и тот оказался жуликом. Хорошо, что я не отдал деньги!
(Слышны голоса из соседней комнаты. Бергенс прячется в «мертвецкую». Входят ЭДВАРД и БРУНО.)
ЭДВАРД. Вот и отлично! Контракт подписан и все, что полагается, вы получили. Теперь я могу звонить в банк и сообщить, что кредитор неплатежеспособен и намерен искупить свою вину за решеткой.
БРУНО. Э-э-э, так не пойдет. Не на того напали!
