Александр Леонидович Аввакумов
Кровь на колёсах
– Виктор, думаю, с братьями ты быстро разберёшься, а вот с Боцманом наверняка будет намного сложнее. Он из молодых. С ними трудно найти общий язык. Для них расколоться – просто западло. Я даже не исключаю, что у него серьёзные завязки с милицией. Если твой интерес к нему дойдёт до отдельных сотрудников МВД, то в Челнах ты его едва ли найдёшь. Смотри, не спугни его! Ещё раз напоминаю тебе, работай автономно! Приедешь в Казань, я тебе объясню, с чем это связано, – подытожил он и положил трубку.
«Что произошло? Что заставило Костина дважды напоминать мне про проблему с местным уголовным розыском?» – подумал я.
Я направился в дежурную часть УВД. Спускаясь по лестнице, встретился с начальником городского УВД – полковником милиции Шакировым. Я поздоровался и, стараясь не столкнуться, повернулся боком, пропуская его впереди себя.
– Всё гусаришь, Абрамов? – произнёс он и укоризненно посмотрел на меня. – Хочешь доказать кому-то, что мы здесь заросли мхом и уже ничего не можем делать без участия центрального аппарата?
Я был удивлен замечанием в свой адрес.
– Почему вы так говорите, товарищ полковник? Никто здесь не гусарит, и вы в курсе проводимых мной мероприятий. С моей стороны партизанщины нет. А вот ваш непосредственный заместитель почему-то не особо горит желанием раскрывать эти преступления, как и помогать мне.
– Я смотрю на тебя, вроде бы ты неплохой мужик, Абрамов, но сидит в тебе одна плохая, на мой взгляд, черта, ты всегда хочешь сделать то, что не могут другие. Карьеристом тебя, вроде, не назовешь, но другого подходящего слова подобрать не могу.
Прозвучавшая из его уст характеристика была так неожиданна, что я снова удивился. Единственно, в чём он был прав, это в моём отношении к работе и порученному делу. Я всегда старался довести до логического конца начатое и не спешил опускать руки даже тогда, когда неудачи одна за другой, словно волны, накрывали меня с головой.
– Товарищ полковник, насколько я знаю, вы тоже были таким же, как и я. Вас так же не устраивало многое: и низкая раскрываемость на местах, и пассивная работа личного состава. Теперь с ваших командирских высот вам кажется почему-то, что такие люди, как я, хотят вас подсидеть или принизить ваши заслуги в чём-то.
Шакиров ещё раз недобро глянул на меня и проследовал к себе в кабинет. А я, продолжив свой путь, в мыслях вернулся к разговору с Костиным. Ещё минуты две я гонял в голове сказанное им, пытаясь понять, что могло произойти такого, чтобы он полуофициально предупреждал меня о возможных фактах измены в рядах работников милиции Набережных Челнов. Интересно, кто эти люди, на которых он мне намекал?
Во второй половине дня ко мне без стука вошёл заместитель начальника по оперативной работе УВД Набережных Челнов Гарипов. Он бесцеремонно присел на край стола и, смерив взглядом чёрных глаз, завёлся:
– Слушай, Абрамов! Мы с тобой знакомы лет десять, если не больше. То, что ты сейчас делаешь, мне не совсем понятно. Могу сказать более конкретно, от кого ты секретничаешь? Может, от меня или от начальника УВД, или, может, ещё от кого-то? Мы что, враги? Ты же знаешь, что на тебя обижаются практически все начальники районных отделов милиции! Им непонятно, привозишь вечерами каких-то задержанных людей, в чём они виноваты, кроме тебя, никто не знает. Пойми вышестоящих правильно, а вдруг прокурорская проверка, что они скажут об этих лицах?
Вспомнив слова начальника управления, я сделал вид, что удивлён его необоснованной претензией.
– С чего это ты взял, что я что-то скрываю от тебя или ещё от кого-то? Ты мне скажи, кто из них хоть раз поинтересовался, кого я задержал? Чего молчишь? Скажи, почему они вдруг пожаловались тебе, а не мне? Мне вообще непонятны все ваши претензии. Я здесь уже второй месяц кувыркаюсь с вашими кражами машин. Кто из вас, я имею в виду тебя и твоих начальников, поинтересовался моими делами? Ты знаешь, что они даже перестали выезжать на подобные преступления, переложив это всё на мои плечи. Я бы на твоём месте воздержался от подобных обвинений в мой адрес.
В кабинете повисла тишина. Он, по всей вероятности, не ожидал, что его подчиненных начнут обвинять в бездействии. Я продолжил:
Ты, наверное, и без меня хорошо знаешь, что вчера опергруппой МВД были задержаны братья Дубограевы. О задержании мы дали информацию в суточную оперативную сводку. Вот сегодня мы и будем работать с ними. Задержали их поздно, когда тебя не было на работе. Скажи, мне нужно было звонить тебе или начальнику УВД в первом часу ночи и сообщать об этом? Это раз. А во-вторых, прости меня, но я ни тебе, ни твоему начальнику УВД не подотчётен. У меня свой командир, и я отчитываюсь только перед ним.
Я замолчал и посмотрел на него. Впервые за все эти годы мне пришлось выяснять отношения с Гариповым подобным образом. Однако его, похоже, не устроили мои объяснения.
– Ты ваньку, Виктор Николаевич, передо мной не валяй! Я тебе не пацан с улицы. Это ты дал команду, чтобы задержанных людей не выдали нашим сотрудникам? Чего молчишь? Объясни мне, с чем это связано! Меня об этом спрашивает начальник УВД, а я ничего не могу сказать. Может, сам объяснишь ему это?
– Слушай, Гарипов! С чего это твои сотрудники будут работать с лицами, которых задержал лично я? Это лично моя разработка! Моя! Ты знаешь, сколько времени я потратил на неё? Ни тебя, ни твоего начальника УВД я почему-то рядом не видел. А теперь вы тут как тут! Все хотите присосаться к этой оперативной разработке. Извините, но поезд уже ушёл, и я не хочу, чтобы кто-то из твоих сотрудников, пусть даже чисто случайно, сломал мне эту работу! Если ты ставишь вопрос таким образом, я допущу к разработке твоих сотрудников, при условии, что получу на это указание своего шефа – начальника управления уголовного розыска. Без его разрешения ни один ваш сотрудник не сможет работать с задержанными мною людьми. Твой начальник УВД, как бы я его ни уважал, это твой начальник, а не мой! В республике начальников УВД около десяти, и твой не лучше и не хуже других. Если ему интересно, я могу ему доложить о наметившихся результатах, но официально ежедневно докладывать не буду без соответствующего приказа из МВД.
Выслушав меня, Гарипов встал и без слов удалился.
Я снова остался один. Мне было неприятно от состоявшегося разговора, так как я не совсем понимал причину раздражения, внезапно возникшую у него и начальника УВД сегодня утром. А причина крылась в том, что они уже были в курсе того, чего пока не знал я. Если точнее, что один из братьев Дубограевых начал давать показания о кражах автомашин.
* * *
Размышляя над словами Гарипова, я старался понять, чем вызваны столь резкие высказывания в мой адрес. Действительно, я знал его более десяти лет. За этот период он сделал головокружительную карьеру. Никому не известный деревенский парень на глазах изумлённых коллег превращался в настоящего дипломата. Он часто мог сделать то, что не удавалось его товарищам. Настойчивость и огромная работоспособность благоприятствовали тому, что на него обратили внимание руководители УВД города. Его острый ум и легко читаемая услужливость вытолкнули его с самого низа оперативной работы в руководители. Он быстро научился легко манипулировать мнением одних людей в угоду другим. Таких интриг, которые плёл он вокруг себя, в правоохранительных органах Челнов не видели давно.
Как следствие, он быстро достиг определённой служебной ступени, его назначили заместителем начальника УВД. Однако своим поведением он демонстрировал, что это далеко не предел его карьерного роста.
Я отлично понимал, что ему сейчас необходима победа, которую он случайно выпустил из рук. Эта победа заключалась в раскрытии целой серии столь неприятных для всех краж автомашин. Мне хорошо запомнился тот день, когда я приехал со своей группой в Челны. Мне невольно запомнилось надутое лицо Гарипова. Он был явно обижен на меня, так как его не утвердили на должность заместителя начальника управления уголовного розыска, и этой причиной был я – тот, которому предложили эту должность. И ещё тогда я заметил его надменный взгляд. Его лёгкая усмешка как бы говорила мне, что он готов поспорить со мной, что я приехал в этот город напрасно. Что если уж ему не удалось раскрыть эти кражи, то мне, совершенно не знающему этот город, вряд ли удастся это сделать. Теперь он больше переживал о своём имидже, имидже руководителя оперативного подразделения города, которому так и не удалось раскрыть эти преступления.
Мои размышления прервал телефонный звонок – не замедлил объявиться с претензиями Шакиров:
– Абрамов, что ты опять не поделил с Гариповым? Я же просил тебя быть попроще с людьми. Неужели мне нужно звонить в министерство и призывать тебя к порядку через твоё руководство? Приземлись немного! Здесь врагов нет. Не нужно искать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если её нет там! Я понимаю, что он не сахар, но и ты пойми его. Ты сверкнул здесь, как алмаз, и пропал, а ему тут жить и работать. Я бы на твоём месте не стал с ним ссориться. Ты, кстати, никого не хочешь из наших ребят поощрить за это задержание?
– Товарищ полковник, из тех, кого вчера предложил мне он, никого. Я не сторонник коврового награждения. Награды должны получать те сотрудники, которые этим делом занимались. Из предложенных им сотрудников таковых нет.
– Ну смотри, Абрамов, тебе видней.
Услышав гудки отбоя, я тоже положил трубку. «Что за день, – подумал я. – Сначала один обвиняет в партизанщине, потом второй».
Откинувшись в кресле, невольно задумался над моим разговором с Гариповым. Я не исключал варианта, что тот пришёл ко мне по заданию самого Шакирова с целью прощупать моё настроение, проверить, насколько я настроен реально отразить состояние работы оперативных служб УВД.
Увлекшись анализом, я не заметил, как в кабинет вошёл Ботов.
– Шеф, что произошло? – спросил он. – Меня сейчас Гарипов чуть с ног не сбил! Что-то серьёзное?
Я не стал пересказывать ему свой разговор с Гариповым, так как посчитал его сугубо личным.
– Всё нормально, Стас, – ответил я. – Ты лучше расскажи, что вам удалось накопать в сторожке.
– Вы, как всегда, Виктор Николаевич, оказались правы! Там мы действительно нашли около десятка обычных государственных номеров и три армейских. Ну, вы догадываетесь, все стали твердить, что ничего не знают и ничего не видели. Сейчас Плюснин работает с этими охранниками. Пока они молчат и никаких показаний на Боцмана не дают. Остальных ребят направил по постам ГАИ, сейчас они проверяют журналы. Могу обрадовать, уже есть первые результаты.
Он замолчал и хитро посмотрел на меня.
– Стас! не тяни кота! – прикрикнул я. – Давай докладывай!
– Мы нашли три факта, зафиксированных работниками ГАИ. Все машины, проходившие через этот КПМ с этими номерами, имели путёвки до Челябинска. Пока не знаю, но почему-то до Челябинска!
– А водители местные или нет? Это очень важно.
– Да, все водители из Челнов! Но их немного, всего двое! Шеф, вы не поверите, все эти машины всегда перегонялись в одну и ту же смену ГАИ, а если быть точнее, в смену, когда старшим наряда был Айдар Хисамутдинов. Я думаю, это тебе интересно! Ведь это только данные за два месяца! Сейчас мы смотрим за другие. Если я тебе больше не нужен, я у себя. Звони!
Да, такого результата я, конечно, не ожидал! Неужели все мои предположения подтверждаются?
Я вновь откинулся на спинку кресла. Моё самолюбие торжествовало. Захотелось даже крикнуть от радости, но я сдержался: «Постой, Абрамов! Рано радоваться! Надо найти этого Боцмана. Вот когда ты его расколешь, вернёшь ворованные машины, вот тогда и можешь праздновать победу. А пока это лишь локальный успех». Тут моя эйфория моментально испарилась.
Я вновь набрал номер начальника управления:
– Юрий Васильевич, кое-что появилось по группе Боцмана. Сейчас располагаем лишь двумя возможными фактами краж, но я не исключаю, что их будет значительно больше. Похоже, привязываем к ним работников местной ГАИ. Считаю, разрабатывать эти группы в Челнах нецелесообразно, так как не исключаю утечку сведений. У меня сегодня состоялся разговор с Гариповым, который настаивает на включении его людей в разработку, однако я придерживаюсь другого мнения.
– Виктор, я тебя понял! Сейчас пойду с докладом к заместителю министра. Там и обговорю с ним эти вопросы, – ответил Костин.
* * *
Я достал из сейфа свои вчерашние записи и вызвал к себе следователя, который входил в состав нашей группы.
– Вот что, Светлаков. Я вчера говорил с Морозовым, интересный получился разговор. – Я вкратце рассказал содержание допроса. – Я хочу, чтобы ты его официально допросил. Вот здесь я отметил наиболее интересные моменты. Считаю, что они обязательно должны быть отражены в протоколе. Особое внимание удели личности Ланге. Думаю, мы ещё не раз услышим эту фамилию.
– Всё понял, Виктор Николаевич! Я вчера вечером допросил Геннадия Дубограева, ну, того, который сразу поднял руки. Если вам интересно, вот протокол допроса.
– Хорошо, оставь, я сейчас почитаю.
Следователь, взяв со стола мои записи, вышел из кабинета.
Я позвонил Ботову:
– Стас, если тебе не сложно, вызови ко мне этого сотрудника ГАИ, как его, по-моему, Хисамутдинова. Хочу с ним пообщаться. Может, повезёт и он нам что-то расскажет про Боцмана или ещё что-нибудь интересное.
Я положил трубку и взял в руки протокол допроса Дубограева. Похоже, тот ничего не стал скрывать от следствия. Несмотря на беспробудное пьянство, память у него оказалась крепче алмаза. Он хорошо помнил даты краж машин, их модели и модификации. Его показания соответствовали рассказу Морозова, единственной разницей в них было лишь то, что в протоколе была зафиксирована информация о намерениях убить Морозова и его родственника после получения от них денег. Геннадий снимал с себя ответственность за совершённое ими преступление, и всю ответственность перекладывал на своего родного брата.
Теперь мне стало понятно, что все надежды найти в их квартире деньги, на которые так рассчитывали Морозов с Сазоновым, были обречены. Все дензнаки от продаж машин они хранили у матери, которая проживала в деревне в Бугульминском районе.
Читая допрос Дубограева, я вносил коррективы в свою схему. Так, согласно протоколу, братья были причастны к тридцати одной краже. Теперь предстояло решить, наверное, самую главную проблему: как вернуть похищенные ими машины.
Раздался осторожный стук в дверь.
– Войдите, – сказал я.
Дверь приоткрылась. На пороге стоял сотрудник милиции с лейтенантскими погонами на плечах.
– Извините, мне сказали, что вы меня вызывали, – произнёс он с вопросом в глазах.
– Вы, наверное, Хисамутдинов? Проходите. Присаживайтесь удобнее, у меня к вам несколько вопросов.
Хисамутдинов был небольшого роста, с нелепо большим животом. Под ним жалобно заскрипел стул. Маленькие тёмные глаза сотрудника ГАИ прятались за объёмными щеками, и лишь по внезапному блеску можно было догадаться, что они вообще есть. Автоинспектор мне чем-то напоминал синьора-помидора из детской сказки. Чтобы он сразу же не замкнулся в себе, я начал разговор издалека и постепенно подводил его к интересующей меня теме:
– Скажите, Хисамутдинов, вам знаком гражданин Миронов Павел Александрович?
По лицу собеседника пробежала едва заметная тень. Он посмотрел на меня, стараясь угадать, к чему я его подвожу. Я снова задал тот же вопрос. И снова на его круглом лице промелькнула тень беспокойства. Выдержав небольшую паузу, он спокойно переспросил:
– Миронов вы говорите? А кто он такой, чтобы я его знал? Я не знаю этого человека и впервые слышу эту фамилию.
– Странно, даже очень странно. Он вас прекрасно знает, говорит, что вы с ним хорошие друзья, а вы отрицаете знакомство с ним. Скажите, как это всё понимать? Насколько я его понял, он несколько раз обращался к вам лично за помощью в отношении своих машин. Может, сейчас вы его вспомните? Я вас спрашиваю о Боцмане?
Гаишник явно не собирался отвечать на мои вопросы. Он замкнулся в себе, рассчитывая на что-то непонятное мне. Я снял трубку и позвонил Ботову. Он показался в дверях через минуту, держа в руках несколько журналов. Станислав прошёл к столу и положил на край всю стопку. Я заметил, с какой тревогой посмотрел на них сидящий передо мной сотрудник ГАИ. По всей вероятности, он сразу же догадался о причине своего вызова ко мне и смысле задаваемых мной вопросов.
– Вам знакомы эти журналы? – спросил я его. – Вот здесь закладками обозначены даты, написанные вашей рукой. Это даты, когда Миронов, то есть Боцман, перегонял через ваш контрольно пропускной пункт, угнанные им машины.
Лицо лейтенанта приобрело сероватый оттенок. Он вытер платком вспотевший лоб и недобро посмотрел на меня.
– Вы знаете, мы тщательно проверили и установили, что Боцман никогда не имел своих автомашин и не работал в автохозяйствах города. Указанные номера были похищены им. С его слов, это вы предложили ему схему перегона машин, – произнёс я. –Скажите, это так?
– Я… ничего не знаю! Это всё он, – еле слышно залепетал сотрудник ГАИ.
– Что, он? Я не понял? – повысив голос, переспросил я. – Вы будете рассказывать, или вас отправить к нам в Казань, на Чёрное озеро. Неужели вы сами не понимаете, что ваша песня с Боцманом уже спета?
Ботов, сохранявший до этого момента молчание, достал из кармана наручники и двинулся в сторону Хисамутдинова.
Словосочетание «чёрное озеро» парализовало его волю, он побелел как полотно, мне даже показалось, был готов упасть к моим ногам.
– Хорошо. Я всё расскажу, только не отправляйте меня на Чёрное озеро, – еле слышно произнёс он.
– Станислав! – обратился я к Ботову, – забирай его к себе и работай. Если начнёт упрямиться, не стесняйся, отправляй его в Казань первой же машиной. Там ему развяжут язык.
– Ясно, – ответил он и сопроводил Хисамутдинова в коридор.
* * *
Вспомнив о данном самому себе обещании, я позвонил домашним. В трубке раздавались ритмичные длинные гудки. Не дождавшись ответа, я набрал номер родственников жены.
– Здравствуйте! Катерина Федосеевна, мои у вас?
– Нет, Виктор, она только что с дочкой пошла домой. Звони ей через час, а лучше через два.
– Катерина Федосеевна, если у меня не получится дозвониться, сообщите ей, что у меня всё хорошо, пусть не волнуется, я скоро приеду.
«Вот не везёт! То забуду позвонить, то не застану дома», – подумал я и решил попытать удачи с Ботовым. Стас ответил сразу:
– Да, шеф, пишет. Думаю, осталось немного. Не переживай! Подняли человека из-под Георгия Дубограева, бумаги у меня, сейчас занесу.
– Давай, жду тебя.
Через двадцать минут в кабинет вошёл Ботов. Он протянул мне несколько исписанных мелким почерком листов.
– Стас, насколько я понял, это сообщение. А кто с ними непосредственно работает из наших ребят?
– Юра Зимин, – ответил он и направился к двери.
«Это хорошо. Юра не упустит ничего важного», – отметил я про себя.
Я потянулся за своим блокнотом и, открыв его, начал сверять сведения протокола допроса Дубограева с датами зарегистрированных краж. Все названные им дни и месяцы полностью совпадали с зарегистрированными преступлениями.
«Надо же! – возликовал я, откладывая в сторону бумаги. – Такая память у человека, казалось бы, пропившего мозги». Мне вновь вспомнились слова следователя. Георгий назвал даты краж одиннадцати машин и при этом хорошо помнил не только время, но и модификации всех угнанных грузовиков. Я, не помня в который раз за день, набрал номер Ботова.
– Стас, а самого Георгия после вчерашнего допроса поднимали? Дай команду Зимину, пусть поднимет его из камеры и немного покачает.
Только я положил трубку, как телефон зазвонил. Это был Костин:
– Виктор, замминистра высоко оценил твою работу и пообещал всяческое содействие.
– Юрий Васильевич! мне срочно необходимы три, а лучше всего четыре грамотных следователя. Я взял на себя ответственность и, ссылаясь на ваше личное указание, вызвал из Менделеевска и Елабуги четырёх сотрудников уголовного розыска. Мне необходимо срочно усилить оперативную группу, а местных я привлекать не стал.
– Раз вызвал, пусть будет так. Мне уже звонил начальник УВД, чем ты так его разозлил, что он не мог спокойно разговаривать? Ладно, бог с ним! Главное, не мешал бы работать, а остальное со временем нормализуется. Если что, звони, несмотря на время! Удачи!
* * *
Пообедав в столовой УВД, я вернулся к себе. Часы показывали четырнадцать тридцать.
«Почему так долго? – думал я, с нетерпением посматривая на циферблат. – Что там этот гаишник, книгу пишет что ли? Нормальный человек давно бы уже всё изложил».
Наконец дверь открылась, и в проёме показалась фигура Ботова.
– Ты что, Стас, умер вместе с Хисамутдиновым?
– Шеф, что будем делать с бригадой Боцмана? Вот возьми, почитай, что он написал! – Он протянул мне три исписанных листа. – Думаю, если их сегодня не накрыть, они непременно разбегутся. Им наверняка уже известно об обыске в домике охраны. Они люди опытные, могут залечь на дно. Где мы их будем искать?
Я начал читать явку с повинной, в которой Хисамутдинов описывал своё знакомство с Мироновым.
Из изложенного им, я отметил лишь несколько интересных фактов. Первое – они вместе учились в одной школе и знали друг друга уже лет десять-двенадцать. Второе – перед каждым перегоном автомашин Боцман с Хисамутдиновым контактировали. Третье – оплата услуг: за каждый КамАЗ Боцман передавал ему определенную сумму. Четвёртое – передача части денег Хисамутдиновым командиру роты ДПС.
Прочитав явку, я отложил её в сторону и обратился к Стасу.
– Ну, что теперь будем делать? Считаю, гаишника нужно обязательно закрывать, иначе он откажется от своих показаний, и будет везде говорить, что был вынужден оговорить сам себя под нашим давлением. А это значит, нужно ехать к прокурору города. Что я сейчас и сделаю. Без меня больше ничего не предпринимать.
Минут через тридцать я торчал в приёмной прокурора Челнов и ждал, когда у него закончится совещание. Время тянулось ужасно медленно. Сидевшая напротив меня секретарша монотонно стучала на пишущей машинке. От этого постукивания меня потянуло в сон. В какой-то момент я понял, что отключаюсь, и резко вскочил со стула. Секретарша с испугом взглянула на меня.
– Что с вами? Вам плохо? – осведомилась она.
– Извините, что напугал. Мне действительно плохо оттого, что я уже более часа сижу в этой приёмной, когда у меня столько дел.
– Поймите, это зависит не от меня, – успокоилась секретарша и снова ритмично застучала.
Наконец массивная дверь неожиданно открылась, и из кабинета один за другим стали выходить люди. Терпеливо дождавшись, когда вереница иссякнет, я перешагнул порог.
Прокурор сидел за большим столом и, не поднимая головы, что-то писал на листе.
– Товарищ прокурор, – обратился я, – у меня к вам дело.
Он медленно оторвал глаза от бумаги и удивлённо спросил:
– Вы кто и что вам нужно от меня?
Я представился, кратко обрисовал ситуацию и протянул ему явку с повинной Хисамутдинова. Тот несколько раз перечитал её и, отложив в сторону, поинтересовался:
– Кто об этом знает? Начальник УВД в курсе?
– Кроме вас, пока никто.
– Вы знаете, Абрамов, я вообще не знаком с материалами вашей разработки и сейчас принять решение об аресте сотрудника ГАИ УВД города не могу. Мне необходимо изучить все материалы для того, чтобы принять это решение.
Я сидел напротив него и не знал, что мне предпринять, чтобы убедить его подписать постановление об аресте работника ГАИ.
– Извините меня. Тогда нанесите на этой явке с повинной свою резолюцию, какой бы она ни была. Дело в том, что раскрытие этих преступлений находится на самом верху руководства нашей республики. Если вы сомневаетесь, прошу вас, напишите об этом.
Прокурор явно трусил и не хотел принимать никаких решений. Я встал и протянул руку к столу, на котором лежала явка с повинной Хисамутдинова. Заметив моё движение, прокурор снова взял явку с повинной в руки и перечитал. После чего открыл ящик стола и медленно достал постановление об аресте. Он собственной рукой вписал туда фамилию и данные Хисамутдинова, поставил в углу свою подпись и скрепил своей печатью.
– Спасибо, – произнёс я, направляясь к двери.
– Абрамов, пришлите ко мне следователя с материалами уголовного дела. Я хочу ознакомиться с результатами расследования.
– Хорошо. Завтра после обеда следователь занесёт вам все материалы.
* * *
Я приехал вовремя. Станислав нетерпеливо ждал моего возвращения в моём кабинете, не зная, куда приложить свою энергию.
Увидев меня, он вскочил и устремился навстречу:
– Ну, как дела, шеф? Санкцию дали?
– Всё хорошо, Стас. Сейчас надо форсировать события. Возьми с собой участковых инспекторов, понятых по этим двум адресам.
– Почему двум, у нас три адреса, шеф! Третий адрес Боцмана. Я думаю, людей мы наберём на обысках! Эти адреса необходимо накрывать одновременно, а то можем кого-то недосчитаться. Смоются, как пить дать!
– Давай, езжайте. Оставь только Зимина, пусть работает с Геннадием! Постарайтесь обойтись без стрельбы и трупов!
Станислав вышел из кабинета, оставив на моём столе справку по выборке из журнала дежурств ГАИ.
Изучив справку, я удовлетворенно отложил её в сторону и задумался: «Как хорошо, что я тогда настоял, чтобы заставили работников ГАИ фиксировать все выезжающие из города машины. Вот и пригодились сведения, а так откуда бы мы узнали, сколько машин перегнала бригада Боцмана?»
Я пододвинул к себе схему и стал отмечать на ней похищенные группой Боцмана машины. Даты перегона не совпадали с датами краж, и это вполне объяснялось тем, что машины длительное время отстаивались на стоянке, а когда ажиотаж в городе стихал, спокойно перегонялись за пределы республики и передавались заказчику. Судя по датам перегонов, работа бригады Боцмана была поставлена на широкую ногу.
«Интересно, заказчик у Боцмана один или несколько? Если это случайные лица, то установить их будет очень сложно, а может быть, и невозможно. Вот если заказчик один, мы бы его обязательно нашли, через него и машины», – обнадеживал я себя, делая отметки на схеме. Записав в блокнот даты перегона машин, отложил ручку. Подумал: «Да, вопросов больше, чем ответов. Надо брать бригаду Боцмана, и тогда всё станет на свои места. Без них мы не разберёмся».
Я встал из-за стола и, налив в стакан воды, стал нагревать её маленьким кипятильником. Его мне как-то подарила жена. Не хотел брать в командировку, но жена настояла, и сейчас я невольно вспомнил её добрым словом. Насыпав заварку, я наблюдал за чаинками, которые набухали и медленно опускались на дно стакана, окрашивая жидкость в тёмно-коричневый цвет. Этот кипятильник снова напомнил мне о доме.
Я пододвинул к себе телефон и набрал домашний номер. Откликнулась жена.
– Как ты? – поинтересовалась она после рассказа о домашних делах.
Я вкратце обрисовал ей свой командировочный быт, заверив, что у меня всё нормально:
– Не переживай за меня, скоро приеду! Поцелуй за меня дочку! Я вас очень люблю!
Я в одиночку выпил свой чай. Встав из-за стола, подошёл к окну и посмотрел на улицу. Там было темно, за исключением островков электрического света, рассеиваемого уличными фонарями.
Закрыв кабинет на ключ, я направился к Зимину.
* * *
В кабинете коллеги сидел Геннадий Дубограев и что-то старательно писал.
– Здравия желаю, – поздоровался со мной Зимин. Он сидел за соседним столом и тоже что-то сосредоточенно излагал на листе бумаги.
– Чем занимаешься, Юра? – поинтересовался я у него.
– Готовлюсь к сессии, Виктор Николаевич. Пока Дубограев пишет очередную явку с повинной, я решил заняться своими делами. Вот, читаю историю партии, у меня через три дня экзамен.
– Хорошо! Занимайся. Дай мне, пожалуйста, почитать, что он уже написал.
Дубограев зыркнул на меня и продолжил своё занятие. Зимин протянул мне два мелко исписанных листа бумаги. Я сел на свободный стул и углубился в чтение. У Геннадия был отвратительный почерк, и мне приходилось по нескольку раз перечитывать одно и то же. Постепенно я привык к его каракулям, и чтение пошло быстрее.
– Гена? – обратился я к нему. – Давай поговорим, потом допишешь.
Он разогнулся, положил ручку и, судя по сосредоточенному выражению, приготовился к разговору со мной.
– Гена, сколько за вами машин? Не хочу тебя обманывать и сразу предлагаю рассказать по-честному. Всё и сразу. Ты знаешь, я не стремлюсь, чтобы вас с братом осудили на большие сроки. Я хорошо знаю, у вас одна старенькая мать, которая живёт в деревне. Вы ведь можете уже и не увидеть её живой. Пусть она хоть умрёт, зная, что вы с братом обязательно выйдете на волю, а не всю жизнь проведёте в колонии.
Сейчас может получиться следующая картина. Ты признаешься, предположим, в пяти кражах. Тебя судят за эти пять краж, и ты получаешь шесть лет. Затем вдруг выясняется ваша причастность ещё к трём кражам. Вас вновь судят и добавляют года два. Потом вновь суд, по вновь выявленным эпизодам и обстоятельствам. А у вас уже имеется две судимости, и суд вас признает особо опасными рецидивистами. Результат – особый режим и максимальный срок. Ты ранее судим и, наверное, правильно меня понимаешь? Проще для тебя и брата пройти по одному делу, пусть по много эпизодному, но одному, чем через десятки уголовных дел.
Геннадий сосредоточенно смотрел в угол кабинета, выбрав там какой-то ему одному видимый предмет, и молчал.
Я тоже умолк. У меня создалось впечатление, что задержанный или не слышит, или не понимает того, о чём я ему говорю.
– Алло! Гена! Ты слышишь меня? Ты понимаешь, о чём я тебе говорю? Если ты сказал «а», то, по-моему, тебе стоит сказать и «б». То, что ты написал в своей явке с повинной, можешь забрать с собой в камеру. Я всё это хорошо знаю и без тебя. Мне об этом рассказали твои друзья из Казахстана. То, что ты так старательно пишешь сейчас, просто туфта. Прибереги эти сказки для своих соседей по камере.
Я достал из кармана записную книжку, полистал её и, найдя нужную мне страницу, полюбопытствовал:
– Гена, почему бы тебе не рассказать вот об этих кражах?
Я не спеша начал зачитывать даты, марки похищенных ими автомашин, цвета кабин, наличие в них спальников и так далее. Сначала он улыбался, слушая меня. Затем на лице появилось удивление, сменившееся бледностью.
– Ты знаешь, откуда у меня всё это? Это всё рассказал буквально час назад твой родной брат, Георгий. Он всё это изложил уже и следователю. А самое главное, он утверждает, что это ты вовлёк его в эти преступные дела!
– Врёшь ты всё, милицейская харя, – произнёс озверевший Геннадий. – Я знаю своего брата, он никогда меня не оговорит! Он сам потянет дело, а меня не запалит!
