Александр Леонидович Аввакумов
Кровь на колёсах
– Куда нужно ехать-то? – спросил меня он.
– Здесь рядом, не очень далеко, – ответил я.
– Извините, Виктор Николаевич. Ничем не могу помочь вам. Свободных водителей у меня нет.
Я тоже извинился перед ним за беспокойство и как бы между прочим сообщил ему, что, по всей вероятности, придётся ехать мне самому и гнать этот КамАЗ.
Положив телефонную трубку, я оделся и вышел на улицу. У моей служебной машины уже стоял Агафонов и ещё один оперативник. Мы уселись и двинулись на выезд из города. На окраине нам встретилась одна из оперативных групп, возвращавшаяся с задания. Машины, мигнув друг другу дальним светом, остановились у обочины.
Я подождал, когда старший группы подойдёт ко мне. Выслушав его доклад, я поинтересовался, кто из его людей может управлять большегрузом. Командир группы поговорил с оперативниками. Один из них сообщил, что имеет навыки вождения грузовой автомашиной и, наверное, сможет перегнать КамАЗ.
Мы поменялись с ним местами. Я пересел в машину «возвращенцев» и вновь погнал в отдел, а Володя Агафонов с оперативниками продолжил свой путь в посёлок.
По приезде я занялся текущей работой, которой оказалось достаточно много.
Часа через два мне позвонил дежурный по городскому отделу милиции. Сначала в трубке что-то трещало и хрипело, словно человек, соединивший меня с неизвестным абонентом, не хотел, чтобы мы слышали друг друга. Наконец донёсся незнакомый мужской голос. Звонил помощник дежурного районного отдела милиции:
– Ваша оперативная машина попала в ДТП. Есть трупы и раненые.
– Что, что вы говорите?! – закричал я изо всех сил, словно от моего крика что-то зависело. – Говорите! Где это произошло? Кто из ребят погиб и ранен? В каком они состоянии?
– Это произошло на тридцатом километре трассы. Ваша машина, по всей вероятности, выехала на полосу встречного движения и попала под КамАЗ. Все сейчас в больнице, состояние тяжёлое, но стабильное. Как говорят врачи, жить будут. Агафонов в реанимации, у него серьёзная черепно-мозговая травма, он в коме. Врач сказал, он безнадёжен.
– Кто работает на месте ДТП? – поинтересовался я.
– На месте? – переспросили он. – Следователь из ГАИ, эксперт, сотрудник прокуратуры и начальник милиции.
– Передайте им, я выезжаю!
Я моментально оделся, захватил с собой одного из следователей, и мы понеслись на тридцатый километр.
* * *
Всю дорогу мой водитель пытался узнать у меня, что случилось, но мне было не до разговоров. В голове настойчиво прокручивались все события последних дней: «Боже, какая несправедливость! Это я должен был быть в этой катастрофе, а не эти пацаны! Откуда бандиты узнали про то, что мы едем в посёлок, что еду именно я, а не кто-то другой? Я ведь никому не сказал об этом. Погоди, погоди, а Кунаев? А может, эта встреча Агафонова с этой женщиной сегодня была специально организована? Не исключено, что именно так бандиты хотели выманить меня из города и покончить со мной здесь в степи. Кунаев! Может, он сам организовал всё это? Он бывший оперативник и лишь один знал о поездке. Я же сам попросил у него водителя и сказал, что тоже поеду за машиной. Неужели он успел слить эту информацию своему родственнику? Или это просто роковое совпадение?» Я задавал себе этот вопрос снова и снова, но вразумительного ответа не находил.
Дорога, по которой мчалась наша машина, была абсолютно прямой, и встречные машины на трассе были видны издалека. «Как же это могло произойти? Лапин достаточно опытный водитель, и вдруг не смог разъехаться на такой широкой дороге? А может, он заснул за рулем или заговорился с ребятами?» – задался я новым вопросом.
Мы доехали до места ДТП сравнительно быстро. Оперативники ОВД уже сворачивала свою работу. Я вышел из машины и направился к группе людей, стоящих у обочины дороги.
– Здравствуйте! Заместитель руководителя оперативно-следственной бригады МВД СССР Абрамов Виктор Николаевич, – представился я. – Кто из вас может доложить о ДТП?
Мужчины переглянулись между собой и продолжали хранить гробовое молчание.
– Желающих, как я вижу, нет? Тогда я хотел бы услышать версию сотрудников ГАИ. Что думает ГАИ по этому поводу? Почему две машины не смогли разъехаться на этой довольно широкой дороге? Это первый вопрос. Второй вопрос, могло ли быть здесь преднамеренное ДТП, то есть умышленное? Кстати, а где вторая машина, я имею в виду КамАЗ?
Начальник местного отдела милиции подозвал к себе работника ГАИ и задал ему эти вопросы. Молодой лейтенант милиции, сначала задумался, а затем, взвешивая каждое слово, начал подробно излагать свою версию. Чем больше он говорил, тем больше я убеждался, что это была ловко организованная западня для нашей оперативной машины.
Я остановил сотрудника ГАИ на полуслове:
– Скажите, сколько машин участвовало в этом происшествии: одна, две, три?
– Почему вы меня об этом спрашиваете? – удивился он.
– Я, конечно, не большой специалист в вашей области, но, судя по следам протекторов, здесь, на этом месте, разворачивались не одна, а две машины. Вот видите следы, одна машина разворачивалась в эту сторону, другая в другую. Вы зафиксировали эти следы или нет? Где эти машины и кому они принадлежат? Вы организовали их перехват? Судя по осколкам фар, у КамАЗа должны быть серьёзные повреждения.
Автоинспектор заметно смутился, и краска залила его лицо. Он посмотрел в сторону начальника районного отдела милиции и промолчал.
– Извините! Когда мы сюда подъехали, здесь была только одна машина с потерпевшими. Никаких других машин мы не видели.
– Делайте выводы, лейтенант. Зафиксируйте все следы, что я вам указал. Объявите машину в перехват, – произнёс я, еле сдерживая клокочущую во мне злость. – Следовательно, эти машины, развернувшись здесь, направились в сторону Аркалыка. Правильно я понимаю? Значит, их надо искать в городе, а не в вашем посёлке. Надеюсь, ориентировка на них будет направлена не только в Аркалык, но и по районам республики.
Начальник милиции с нескрываемой злостью смотрел на растерявшегося лейтенанта.
– Плохо, очень плохо работаете! – я опять не сдержал эмоций. – Пока вы здесь толкаетесь, преступники прячут свои машины! Через неделю мы никогда не найдём и не докажем, какая машина погубила наших ребят.
Я резко повернулся и пошёл к следователю нашей бригады.
– Вот что, Миронов! Тебе придётся вплотную заняться этим ДТП. Завтра пришлю тебе в помощь двух оперативников. Необходимо проверить все автохозяйства в этом районе. На этих товарищей, стоящих у меня за спиной, надежды нет. Они не будут нормально работать, всё спишут на какого-нибудь пьяного водителя. Здесь всё намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Здесь, Миронов, преднамеренное хорошо спланированное убийство сотрудников оперативно-следственной бригады МВД СССР. Обрати внимание, заранее спланированная акция. В этой машине должен был ехать я. Это не случайное ДТП, а самое настоящее покушение на убийство.
Я повернулся и направился к группе работников милиции и прокуратуры.
– Вы поможете устроиться в гостиницу моему сотруднику? – спросил я у начальника милиции. – Хочу, чтобы он и двое моих работников, которые прибудут завтра, были включены в состав вашей следственной бригады по расследованию этого инцидента.
– Хорошо, – сказал начальник милиции. – Разместим ваших людей, пусть работают.
Я оставил сотрудника с ними, а сам поехал в больницу, куда доставили пострадавших.
* * *
Из приёмного покоя шёл длинный коридор с множеством дверей в разные стороны. Его дальний конец тонул в темноте. Я постоял минут десять и, не дождавшись никого из персонала больницы, пошёл прямо по коридору, заглядывая в попадавшиеся мне по дороге кабинеты.
Неожиданно раздражённый женский голос за спиной остановил меня.
– Ты куда прёшь? В магазин пришёл, что ли? – Передо мной возникло заплывшее от жира лицо дамы, одетой в грязный халат белого цвета.
– Я пришёл навестить пострадавших в аварии сотрудников милиции. Я прекрасно понимаю, что это больница, а не магазин. Я долго ждал в приёмном покое, но ко мне не подошёл ни один работник больницы, вот я и отправился в надежде найти дежурного врача. А вы кем работаете? Вы, случайно, не дежурный врач?
Мой вопрос вывел женщину из себя. Она упёрлась могучими руками в могучие бёдра и, не выбирая выражений, закричала на всю больницу:
– Ты кто такой? Пришёл, вот и сиди, жди, когда к тебе подойдут! Подождать не можешь? Попёрся тут в грязной обуви!
Видя, что я не столь напуган её криком, она принялась оскорблять меня, используя весь арсенал нецензурных выражений. При этом, казалось бы, максимальная громкость её голоса стала ещё выше, перейдя из баса в фальцет.
Наконец в конце коридора показалась мужская фигура в белом халате.
– Вам что, не ясно? – произнесла фигура. – Вам же по-русски сказано, тут не магазин, а больница! Здесь свои правила и требования! Вы что стоите, я сейчас милицию вызову!
Мне ничего не оставалось, как повернуться и пойти назад. Я сел в приёмном покое и стал ждать дежурного врача. До меня по-прежнему долетали нелицеприятные фразы о моей персоне.
Наконец подошёл мужчина в белом халате. Я представился и попросил рассказать о состоянии доставленных после ДТП сотрудников моей бригады. Врач дал мне халат и провёл в одну из палат, где лежали трое моих коллег, двое из которых спали. Я присел на краешек постели водителя. Он открыл глаза и, увидев меня, сделал попытку подняться.
– Лежи, Лапин, лежи! Ещё успеешь встать. Расскажи, что произошло на трассе. Игорь, это очень важно!
Игорь задумался, восстанавливая в памяти картину, и тихим голосом начал рассказывать:
– Два КамАЗа пристроились к нам сзади сразу же, при выезде. Отъехав километров пятнадцать от города, я заметил, что они стали перестраиваться по ходу движения. Они шли рядом по ширине всей дороги и не давали нам возможности остановиться и пропустить их вперёд. Потом мы увидели, что на обочине метрах в двухстах от нас стоит еще один КамАЗ. Идущий сзади нас справа КамАЗ стал вытеснять меня с нашей полосы, заставляя выехать на полосу встречного движения. Машина, стоявшая у обочины, тронулась, и двинулся прямо нам в лоб. Мы попытались оторваться, я увеличил скорость, но машины продолжали гнать нас под встречный КамАЗ.
Я, конечно, виноват, нужно было сразу уходить в кювет, но я почему-то рассчитывал, что те просто хулиганят, и мы разъедемся. Удар пришёлся на нашу правую сторону, и это в какой-то мере спасло нас. От удара нас выбросило с дороги.
– Игорь, а на машинах были государственные номера или нет? Ты не заметил?
Он задумался на секунду и уверенно ответил:
– Нет, Виктор Николаевич! Машины были без номеров. Всё было спланировано, они специально ждали нас на выезде из города. Я вообще удивляюсь, как мы остались живы!
– Лапин, завтра к тебе приедет следователь из нашей бригады, он тебя допросит. Постарайся вспомнить все подробности – от окраски машин до возможного портрета водителей.
Я вышел из больницы и направился к своей машине. Сделав шагов двадцать, услышал голос дежурного врача. Он догнал меня:
– Вы знаете, минут тридцать назад умер один из ваших сотрудников. Его фамилия Агафонов. Простите. Мы сделали всё возможное. Но его травма была несовместима с жизнью.
Словно камень застрял у меня в горле. Я хотел глубже вдохнуть, но не мог. К моему стыду, слёзы брызнули у меня из глаз. Я отвернулся от врача, чтобы скрыть их от него. «Надо же, умер. Такой молодой! А я даже не знаю про него абсолютно ничего», – мелькнуло у меня голове.
Видя моё состояние, врач немного отступил в сторону и полушёпотом произнёс:
– Может, вам немного валерианы? Я же вижу, вам нехорошо.
– Спасибо вам, обойдусь! Когда вскрытие? Мне нужно об этом знать. – Я достал из кармана листок бумаги и стал записывать номер своего телефона; протянул листочек врачу и попросил: – Свяжитесь со мной, как только будет известно время вскрытия.
Далее мы с водителем поехали туда, где, по сообщениям женщины, должны были находиться два КамАЗа, из-за которых всё произошло. На указанном месте никаких машин не было. Мы объехали ближайшие улицы, но не нашли ничего, что подтверждало бы пребывание здесь грузовиков.
«Всё ясно, нас развели как лохов! Переданная информация была адресована, скорей, мне лично, а не ему. Просто для её передачи был выбран молодой Агафонов. Машин здесь нет, и никогда не было. Это была элементарная ловушка, на которую мы с Агафоновым и клюнули. Они просто не знали, что вместо меня туда поехал другой человек. Но кто им мог сообщить, что поехал я? Неужели всё-таки Кунаев? Нужно срочно затребовать на ГТС распечатку всех его разговоров приблизительно в этот промежуток времени», – наконец, решил я.
Этими драматичными раздумьями было окрашено моё возвращение в Аркалык.
* * *
Около дверей кабинета уже ждали мои сотрудники. Они набросились на меня с расспросами. Раздевшись, я направил всех в актовый зал, где подробно рассказал о ДТП. Я не стал сообщать лишь о том, что объектом покушения являлась моя персона. Поговорив с сотрудниками, я распределил между ними очередные задания, в том числе и связанные с отправкой тела Володи Агафонова.
После совещание я в ожесточении добрался до гостиницы, переоделся в спортивный костюм и поспешил к Лазареву.
– Василий Владимирович, – начал я с порога, – докладываю вам как руководителю оперативно-следственной бригады МВД СССР. Сегодня около четырнадцати часов дня в результате ДТП трагически погиб сотрудник нашей бригады Владимир Агафонов. Трое других сотрудников находятся в районной больнице скорой помощи. По словам врачей, состояние у них тяжёлое, но стабильное, и это даёт нам основания рассчитывать на их скорое выздоровление.
Я в упор смотрел на Лазарева и старался понять, что чувствует этот человек, услышав от меня такое сообщение. Но он был абсолютно спокоен. На его отёкшем от постоянной пьянки лице не дёрнулся ни один мускул. В какой-то миг мне показалось, что он вообще не понимает, о чём я ему докладываю. Однако внешнее спокойствие было обманчиво. Наконец он оторвал от пола свой взгляд, поднял на меня глаза и зарычал:
– Ты это к чему, Абрамов? Хочешь сказать, я послал его туда, как его, этого паренька и он из-за меня разбился? Не-е-ет! Я его, в отличие от тебя, никуда не посылал. Мои руки чисты и на них нет крови убиенного. Я чист!
– Вы, что говорите! – возмутился я. – Вы считаете, что я виноват в смерти Агафонова и ранениях других?
– Это не мои проблемы. Я не проверяющий, чтобы делать выводы, ты виноват или кто-то другой. Приедут из Москвы люди, они и разберутся. Понимаешь, Абрамов, мне проще ответить за то, что я просто пьянствую, чем за твое необдуманное решение.
– Почему вы считаете, что это решение было необдуманным? Мы имели информацию, и её необходимо было проверить.
– Я не судья и не стану разбираться, нужно было ехать или нет. А сейчас оставь меня, мне нужно всё прикинуть, что сказать Москве.
Я вышел из его номера. Чувство обиды накатило на меня: «Вот сволочь! Если бы всё обошлось, приписал бы себе эти машины, а вот случилось несчастье, сразу же завопил, что вины и крови на нём нет! Ищите виноватых».
В своём номере я достал из тумбочки бутылку водки. Налил себе полный стакан. «Пусть земля будет тебе пухом. Прости меня, Агафонов!» – мысленно покаялся я перед товарищем и выпил этот стакан залпом. Не почувствовал ни горечи, ни запаха выпитой водки.
Пустой стакан поставил на стол, сел в кресло и уставился в угол комнаты. От долгого неподвижного взгляда контуры обоев стали расплываться. Я закрыл глаза. «А может, он и прав, – подумал я. – Это же не он решал, ехать или нет. Это я послал туда Агафонова. Как ни крути, я виноват. Да, я знал о предстоящем покушении на меня, но не мог предположить, что жертвами станут совсем другие люди. А сидеть в городе безвыездно только из-за того, что бандиты пригрозили мне расправой, тоже было бы смешно. Трястись и прятаться от бандитов? Это они должны бояться и прятаться от нас, а не мы».
Я попытался представить, что предпринял бы в этой ситуации, находясь там, в автомашине, но ничего остроумного придумать не мог. В смерти парня я себя не винил. Кто из нас знает, где мы встретим свою смерть? Своеобразным оправданием для меня служили слова генерала из фильма «Горячий снег». Он отвечал одному из командиров на обвинения в том, что на поле боя погибают солдаты: «Если я буду думать о каждом солдате, который сейчас погибает на поле битвы, обо всех его родных и близких, то не смогу командовать ими, посылать на смерть ради нашей победы».
Вот и я, словно тот генерал, не мог не послать в этот посёлок ребят. Это была наша война, и они были мои солдатами. Риск – образ жизни любого оперативника, его повседневная работа. Оперативник не может жить без риска. Его нельзя оградить от этого холодящего душу ощущения. Если ты не в силах побороть в себе страх, нужно уходить с этой работы. Ты не оперативник, ты тогда просто милиционер. Трусов в сыске не бывает, и там сразу видно кто есть кто.
Я проснулся ночью оттого, что моя правая рука сильно затекла. Часы показывали около трёх ночи. «Значит, я проспал в этом кресле около четырёх часов», – прикинул я.
Во рту у меня пересохло от алкоголя, я налил из графина воды и с жадностью выпил. Тяжёлые думы не отпускали: «Хорошо, что меня не видели подчиненные! Слабых в любом смысле этого слова в сыске не уважают. Пусть приедет комиссия и разберётся. Если найдут мою вину, я готов ответить по всей строгости».
Я разделся и лёг в постель. «Надо же, в этом городе даже посоветоваться не с кем» – это было моей последней мыслью перед погружением в сон.
* * *
Утром, до начала работы, я наведался в местный отдел КГБ. На пороге приёмной меня ждал майор Каримов. Мы поздоровались как старые друзья и прошли в его кабинет.
– У меня к вам, а вернее, к вашей службе большое дело, – начал я и пристально взглянул на него, пытаясь определиться, говорить мне дальше или лучше замолчать.
Каримов был спокоен. Его взгляд не выражал никакого интереса к моим словам. «Хорошо держится, – подумал я. – Сказывается опыт оперативной работы».
– Мне нужна помощь вашей конторы. Нужны сведения о вчерашних звонках с телефона начальника городского отдела милиции Кунаева.
Эти слова заставили Каримова напрячься. Всем корпусом он непроизвольно качнулся в мою сторону.
– Вы наверняка уже в курсе вчерашних событий? У меня погиб сотрудник и трое ранены. Я хочу знать, кто причастен к этому ДТП. Кто вам предоставил информацию о покушении на меня? Этот человек не может не знать исполнителей. Вы знаете, я был в той машине, и должен был сам ехать в посёлок, но обстоятельства изменились, и вместо меня поехал совершенно другой человек.
О моём выезде знал лишь… Вы догадываетесь кто. Я ему звонил буквально минут за десять до выезда и просил помочь в транспортировке одной из машин, обнаруженных в посёлке. Он мне отказал, сославшись на то, что у него нет людей, которые могут управлять большегрузом. Я довёл до сведения, что мне придётся самому поехать туда и гнать этот грузовик в Аркалык. Я хорошо помню, как он стоял у окна и смотрел на нашу отъезжавшую легковушку.
Каримов откинулся на спинку кресла, словно высказанные мною подозрения в адрес Кунаева непосильным грузом легли на его плечи.
– Виктор Николаевич! Вы ставите меня в крайне неудобное положение. Несмотря на нашу оперативную разработку, Он является начальником городского отдела милиции, и вести его оперативную разработку вам без соответствующей санкции вашего и моего руководства нельзя, – резанул на одном дыхании он. – Нам необходимо на уровне наших руководителей договориться о совместных действиях. Один решить этот вопрос я не могу. Уж извините меня.
– Уважаемый товарищ Каримов, никакой оперативной разработки мне не нужно! Я прошу вас только подтвердить или опровергнуть моё предположение. Всё остальное мы сделаем сами, то есть официальный запрос на ГТС или выемку документов в рамках уголовного дела. Но это всё потом, а сейчас мне очень нужны эти сведения.
– Извините, я не могу вам обещать, что выполню вашу просьбу. Но попробую.
– Заранее благодарю вас. Вы окажете мне лично неоценимую услугу. Не буду вас больше задерживать. – Я пожал ему руку и направился к двери; остановившись на выходе, я повернулся и тихо сказал: – Я очень рассчитываю на вашу помощь, ведь мы с вами делаем одно дело.
Плотно закрыв за собой дверь, я направился к служебной машине, которая стояла метрах в пятидесяти от здания КГБ. И, пока шёл до неё, почувствовал, что у меня замерзают уши. Я поднял повыше воротник пальто и ускорил шаг. «Как я утром не распознал, что на улице так холодно? – подумал я, садясь в машину. – Не дай бог оказаться в такую холодную погоду в степи, непременно замерзнёшь».
Погода действительно была отвратительной. Дул сильный восточный ветер, от которого, казалось, не было спасения. Неослабевающие порывы гнали по улице позёмку. Встречник продувал навылет, и даже в салоне машины металл не мог защитить от пронизывающего дыхания зимы.
Подъехав к зданию милиции, я чуть ли не бегом поднялся к себе. Немедленно согрел чай и с удовольствием выпил стакан бодрящего напитка, высвобождая возможности, дремлющие в глубине организма.
Связался с дежурным:
– Скажите, группа Старостина прибыла? Как только появится, пусть заведёт задержанную женщину ко мне.
– Всё ясно, Виктор Николаевич! – ответил дежурный.
Я достал из сейфа документы и приступил к изучению рапортов старших групп. Все они были практически одинаковы по содержанию. Наша работа по изъятию похищенных машин стала заметно пробуксовывать. Старшие групп, как под копирку, сообщали, что всё проверяемые ими места возможного нахождения покупателей краденых КамАЗов оказались пустыми. В отдельных адресах вообще отсутствовали люди, квартиры были заперты. «Испугались! – подумал я. – Спрятались как крысы по норам. Думают отсидеться до лучших времен. Ладно сами! Нет же, потащили за собой и семьи! Интересно, а их жёны ходят на работу или взяли отпуска? Необходимо это проверить. Если работают, встретить после смены, проехать по адресам их проживания и провести в квартирах обыски».
Достав их кармана блокнот, я записал в нём намеченное мероприятие. От размышлений меня оторвал Старостин, вошедший в сопровождении миловидной женщины лет тридцати пяти.
– Виктор Николаевич, здравствуйте, – произнёс он. – Вот, как вы приказали, доставили гражданку Ким Анну Семёновну.
Я с нескрываемым интересом посмотрел на Анну Ким. Женщина была абсолютно спокойна, словно находилась не в кабинете милиции, а в гостях у подруги.
– Ну-с, Анна Семёновна, – обратился я к ней, – присаживайтесь, где вам удобнее. У меня к вам очень много вопросов, и наша беседа будет долгой.
Ким, поправив юбку, осторожно присела на стул. Холёные, унизанные кольцами пальцы выдавали волнение владелицы мелкой дрожью. «Всё-таки переживает, – заключил я. – Но держится великолепно, словно артистка».
– Анна Семёновна! нам известно, что вы вчера утром встретили сотрудника нашей группы Агафонова и сообщили ему следующее: ночью вам позвонил ваш муж и сказал, что в поселке Целинный стоят два похищенных из Челнов КамАЗа, один из которых принадлежит вашему мужу. Это правда?
– Извините, но я не знаю никакого Агафонова, это раз. А во-вторых, я вообще ни с кем не встречалась, ни с ним и ни с вами. Меня, к вашему сведению, вообще вчера не было в городе, и я не понимаю, о чём вы говорите, – выпалила она на одном дыхании.
– Вы подумайте, Анна Семёновна, над моим вопросом. Не надо спешить с ответами, – спокойно продолжил я. – От того, что вы мне будете говорить, а также от вашего личного поведения зависит, уедете вы сегодня в Набережные Челны или останетесь здесь, в вашем родном городе.
– Что вы меня пугаете? – дёрнула плачами она. – Меня пугать не надо! Я уже пуганая. При чём здесь моё личное поведение? Кто вы такой, чтобы судить о моём личном поведении, священник или учитель? Может, я всегда такая весёлая?
– Анна Семеновна, я вам второй раз задаю всё тот же вопрос. Где вы были вчера утром? – настаивал я. – Назовите адрес, фамилии людей, которые подтвердят ваше алиби.
– Какое это имеет значение, где я была, – вновь с вызовом ответила дама и демонстративно отвернулась от меня. – Может, я была у любовника? Мне что, назвать его фамилию и адрес?
– Давайте оставим на время ваши амбиции. Я не ваш муж и не пытаюсь уличить вас в неверности. Дело в том, что наш сотрудник Агафонов, поверив вашим словам, выехал в посёлок Целинный. По дороге их машина попала в ДТП. Это было не случайное происшествие, а заранее спланированное и подготовленное преступниками. Самое страшное для вас, что в этом ДТП погиб Агафонов, а ещё несколько сотрудников получили ранения и находятся в больнице в крайне тяжёлом состоянии. Вы понимаете, о чём я говорю? Сейчас мы пытаемся понять вашу роль в этом преступлении. Скажите мне, где вы были вчера утром.
Ким сидела, тупо уставившись в одну точку. Натянутая, словно приклеенная, улыбка не сходила с её симпатичного лица. Прошла минута, вторая, но она по-прежнему сидела и молча, рассматривая что-то на моём столе.
– Хорошо. Раз вы молчите, мы будем решать этот вопрос по-другому. – Я достал из сейфа постановление об аресте и демонстративно положил его на стол. – Анна Семёновна! передо мной лежит пустое постановление об аресте. Сейчас от вас зависит, впишу я туда вашу фамилию или нет. Я вас обвиняю в причастности к покушению на работников милиции, повлекшей смерть одного из них. Вы, наверное, догадываетесь, что это тяжкое преступление и наказание будет весьма серьёзным. Если я сейчас вас арестую, вам будет очень трудно в местах лишения свободы. Намного труднее, чем любому другому осуждённому, потому что вы будете сидеть за смерть работника милиции. Поверьте мне, администрация колонии сделает всё, чтобы годы вашего заключения показались вам адом.
Я взглянул на лицо Анны Ким. Нарисованная мной перспектива заметно испортила её миловидное личико. Оно стало похоже на маску, бледную и безжизненную. Из её глаз неудержимо потекли слёзы, оставляя на щеках тёмные следы от косметики. А правая щека стала нервно подергиваться, искажая лицо до неузнаваемости. Я понял, что мои слова кучно легли в цель.
Анна Семёновна Ким больше всего в жизни боялась тюрьмы и сумы. В возрасте восемнадцати лет она по рекомендации своей тёти поступила на работу в продовольственный магазин. Проработав там чуть более года, Анна научилась всем премудростям советской торговли: ловко обсчитывать и обвешивать. Она стала настоящим психологом и с первого же взгляда определяла, как действовать в той или иной ситуации. Если покупатель внимательно смотрел на весы, она легко обсчитывала его. Если он был не особо внимателен и больше смотрел на товар – обвешивала.
Её книжка в сберегательном банке регулярно пополнялась вкладами, а импортный холодильник еле закрывался от обилия деликатесов. Вскоре юная продавщица купила себе кооперативную трёхкомнатную квартиру, которую обставила модной и дорогой мебелью.
Её знали практически все руководители города и нередко обращались к ней с просьбой достать какой-нибудь дефицит. Но, как это часто бывает, счастье закончилось в один момент. Анну Ким арестовали за хищение государственного имущества и поместили в небольшую камеру местного изолятора. Она сидела там, покинутая всеми друзьями и знакомыми. Каждый из них моментально забыл о ней, словно её никогда не существовало на свете.
От тюрьмы её спасли прекрасная внешность и молодое тело. Она вступила в так называемую запрещённую связь со следователем, который вёл её уголовное дело. Близкие отношения длились около полугода, то есть весь срок, что она провела в изоляторе.
Уже через четыре месяца Анна Семёновна поняла, что забеременела и тут же сообщила об этом сожителю. Спустя ещё два месяца её освободили. Сделав криминальный аборт, она через некоторое время забыла о страшных днях, проведённых в тюрьме. Сейчас, слушая сидевшего перед ней милиционера, она с ужасом вспомнила камеру, в которой провела долгих шесть месяцев.
В этот раз, судя по раскладу оперативника, ей светило намного больше. Перспектива провести это время в женской колонии в Пановке или Козловке, о которых она слышала в изоляторе, её совсем не прельщала. Она хорошо понимала, что там будет с ней, если всё пойдет по худшему сценарию. Холодок ужаса медленно прошёл меж лопаток и охватил всё её тело. От ледяного страха занемели ноги. Анна почувствовала, что теряет сознание, и инстинктивно схватилась за край стола. Я протянул ей стакан воды, и она разом осушила его до дна.
– У меня есть шансы? – совсем другим тоном заговорила Ким.
Я кивнул. Теперь передо мной сидела новая Анна, напуганная и беззащитная.
– Хорошо, мне ничего другого не остаётся, как рассказать вам всю правду. Записывайте, – выдохнула она.
– Вот и хорошо, – подбодрил я её. – Вы умная женщина, это сразу видно. Сейчас пойдёте с сотрудником и расскажете следователю всё, что вам известно по этому случаю. Советую ничего не скрывать, ибо маленькая ложь всегда вызывает большое недоверие. Вы прекрасно знаете, чем это может закончиться.
Я вызвал Старостина, который вывел Ким из моего кабинета. Она обернулась у двери и произнесла:
– Только не закрывайте меня, прошу вас. Моей вины в смерти вашего сотрудника нет. Я просто передала ему то, о чём попросил меня муж. Я не знала, что они готовили аварию. Я за него отвечать не хочу. Я вам могу пригодиться, я много знаю.
– Хорошо, Ким, хорошо, – успокоил я её. – Мы ещё с вами встретимся и всё обсудим.
Они вышли. Лист постановления об аресте, оставшийся чистым, вновь напомнил мне об Агафонове.
Раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал голос телефонистки: «Абрамов? Соединяю с Москвой!»
* * *
Разговор с руководством оказался тяжёлым. Мне уже в который раз за эти два дня пришлось подробно докладывать обстоятельства произошедшего ДТП.
Сотрудник главного управления уголовного розыска то ли плохо слышал меня, то ли не понимал, о чём я говорю, но постоянно перебивал, пытаясь уточнять какие-то ему одному важные моменты. Эти постоянные вопросы казались лишёнными смысла и выводили меня из равновесия. Через две минуты я понял, что он просто ловил меня на каких-то противоречиях.
– Анатолий Иванович, я вам об этом уже дважды рассказывал, вы что, плохо слышите меня? Что конкретно вам непонятно и что я должен ещё раз повторить? – стараясь говорить спокойнее, спрашивал я, и вновь по кругу: – Постойте, постойте, Анатолий Иванович! Я уже вчера отправил шифровку на ваш адрес, в которой всё досконально изложил. Неужели вас не ознакомили с ней? Или что-то ещё непонятно?
