Александр Леонидович Аввакумов
Кровь на колёсах
Эпилог
Через полтора года после моего возвращения из Аркалыка в городе Набережные Челны состоялся суд. Судили братьев Дубограевых, Алексея Морозова и Юрия Сазонова.
Все остальные, а именно – скупщики заведомо краденого имущества, по данному уголовному делу так и не прошли. Этому помешал развал Советского Союза. Они просто оказались гражданами другого государства.
Написанная мною пояснительная записка в отношении Расиха Уразбаева так и осталась в материалах уголовного дела и не была озвучена судом.
Братья Дубограевы были приговорены городским судом Набережных Челнов к шести годам лишения свободы. Осуждённый Морозов вскоре был амнистирован как участник войны в Афганистане. Сазонова освободили из зала суда. Суд посчитал, что время, проведённое им в следственном изоляторе, равно сроку приговора.
Прошло чуть около пяти лет. События, происходящие в Казани, стали потихоньку стирать мои воспоминания об этом маленьком казахском городке. Союза уже не было, и я лишь изредка по телевидению слышал о событиях в этой бывшей республике СССР.
Однажды вечером в моём кабинете раздался междугородний звонок. «Интересно, – подумал я, – Кто бы мог звонить мне так поздно?»
Подняв трубку, я услышал полузабытый голос Василия Владимировича Лазарева.
– Привет, Абрамов, сколько лет, сколько зим! Как дела, как твоё драгоценное здоровье? – бодро спрашивал он. – Сколько мы с тобой не общались? Наверное, лет пять, если не больше. Я всё ждал твоего звонка, думал, что ты меня поздравишь с присвоением звания генерала, а от тебя ни слуху ни духу. Вот я и решил сам тебя побеспокоить. Хотел сказать большое спасибо за то, что ты надел на мои плечи эти погоны.
– Василий Владимирович! Поздравляю вас! Где вы теперь, где вас искать? – искренне обрадовался я этому звонку.
– Я уже давно вернулся в Академию МВД. Ты был прав, каждый должен заниматься тем, что умеет. Ну, ты надеюсь, меня понял? Знаешь, мне до сих пор обидно за тебя, Абрамов. Тебе же тоже должны были дать Орден Трудового Красного Знамени, я сам видел твой наградной лист. Но потом, что-то там наверху сломалось, и наградной лист завернули. Я слышал от брата, что контора была против твоего награждения. Ну, ты сам знаешь, как это делается. Они вышли на руководство МВД, которое не стало из-за тебя портить с ними отношения. Ты, Абрамов, главное, не переживай, всё у тебя получится! Я верю в тебя, Абрамов!
В трубке раздались прерывистые короткие гудки. Я медленно опустил трубку на рычаг телефона.
Обида, жившая где-то в глубине души, словно раскалённое сверло, вонзилась в моё сердце. Я достал из сейфа бутылку водки, налил себе полстакана. Выпил один, без закуски и друзей. Отодвинув стакан в сторону, я подошёл к окну и посмотрел вниз. По улице, сплошь заставленной машинами, осторожно, стараясь не угодить под колеса движущихся автомобилей, шёл молодой человек, опираясь на трость. Судя по тяжёлым усилиям, у него не было ноги – он передвигался на протезе.
Я взглянул на себя в зеркало. У меня было две руки, две ноги, два глаза, короче, всё было при мне. Я невольно сделал вывод, что должен быть счастлив уже потому, что у меня есть семья и здоровье. Это, наверное, было больше, чем любая награда, которую мне могла вручить Родина. Я ещё раз взглянул на себя и счастливо улыбнулся. «Как хорошо, что ты ещё можешь улыбаться и радоваться жизни! – сказал я себе. – Агафонов многое бы отдал, для того чтобы пожить ещё на этом свете».
Я отошёл от окна и сел в своё любимое кресло. Я радовался в душе тому, что Родина заметила нашу работу и достойно оценила наш труд. Кому-то присвоила звание генерала, кого-то наградила орденом, кого-то медалью. А мне досталась жизнь!
Да, меня забыли в приказе МВД, но это не говорило о том, что в этой одержанной нами победе не было, пусть совсем маленькой, но моей доли. Она была, и это хорошо знали те люди, которые трудились рядом со мной.
* * *
А ещё несколько лет спустя, ранней весной 1996 года, я готовился к очередной командировке в Мензелинск, где неизвестные преступники совершили убийство нескольких человек в одном из пригородных коттеджей.
Перед отъездом около служебной машины меня задержал оклик по фамилии. Я невольно оглянулся и увидел Кондратьева, перебегающего дорогу с резвостью, не подобающей сотруднику могущественных органов.
– Здравствуй, Абрамов, – задыхаясь, произнёс он. – Давно мы с тобой не виделись. Ты знаешь, я давно хотел тебе позвонить, пообщаться.
– Общайтесь, Виктор Степанович, – ответил я. – Общайтесь, пока ещё можно, а то я уезжаю сейчас в Мензелинск.
Мы спустились к Чёрному озеру и медленно пошли по аллее. Вокруг нас шумели дети, и мы, отойдя в сторонку, присели на свободную лавочку.
– Скажите, Абрамов, это вы направили конверт с плёнкой и документами на имя председателя КГБ? Я тогда на вас был сильно обижен, ведь вы могли мне всё это рассказать, а не посылать материалы по почте.
– Простите меня, Виктор Степанович, но я не понимаю, о какой плёнке идёт речь. Извините, я не в курсе. Вы знаете, меня несколько раз вызывали ваши коллеги и с пристрастием расспрашивали об этом. Я им, как и вам сейчас, ничего не смог объяснить. Не понимаю, почему это вас так волнует, ведь прошло около пяти лет! Помните наш разговор с вами в Аркалыке? Вы тогда говорили со мной как с мальчишкой. Вы заверяли меня, что в вашей системе не может быть случайных людей, в отличие от МВД. Я этот разговор хорошо помню и поэтому не могу и не хочу отвечать на ваш вопрос.
Кондратьев, похоже, был обескуражен моим ответом. Я видел, как было тяжело ему осознавать своё поражение в этой маленькой войне систем.
– Прощайте, Виктор Степанович, бог даст, может, ещё и встретимся. Вот тогда, я думаю, мы и поговорим по душам.
«Разве что там», – мысленно усмехнулся я, устремив взгляд в голубое бездонное небо.
В оформлении обложки использована фотография с
https://cricketmuse.wordpress.com/category/everyday-expressions/
