Александр Леонидович Аввакумов
Кара небесная
– Ну, давайте, выпьем за наше знакомство, – произнес радостно Сорокин и опрокинул в себя водку.
После второго стакана он медленно стал сползать со стула на пол.
– Что это с ним? – испуганно спросил Вадима Цаплин. – Вроде бы и выпили чуть-чуть, а он уже слетел с «катушек».
– Чего удивляешься? Он же сам рассказывал, что у него что-то с башкой. Видно, по пьянке его и замыкает.
Ребята перенесли его обездвиженное тело на топчан и собирались уходить из караулки, но неожиданно дверь открылась, и в проеме показался мужчина.
– Всем оставаться на местах! Стоять! – крикнул он. – Кому говорю, стоять, или конвой откроет стрельбу на поражение.
Парни замерли на месте и стали с интересом рассматривать этот персонаж.
– Кто такие? – спросил он строго у Прохорова. – Что вы здесь делали?
Игорь улыбнулся и вежливо, стараясь не обидеть полупьяного мужчину, ответил:
– Мы, дяденька, пили водку. Если хотите, то там, на столе еще есть, можете допить.
– Вот это ответ настоящего мужчины! – ответил незнакомец. – Меня зовут Михаил, я здесь работаю вместе с Сорокиным.
Он отодвинул рукой Прохорова и, не обращая внимания на остальных, направился прямо к столу.
Ребята, молча, вышли из помещения и, постояв у входа минуту-другую, направились домой.
***
День начался необычно. Утром Абрамова вызвал начальник Управления, и, когда он вошел в кабинет, то интуитивно почувствовал нависшую надо мной угрозу.
– Скажите, Виктор Николаевич, – произнес он. – Вы когда укомплектуете свой отдел?
– Думаю, что в течение десяти дней полностью закрою имеющиеся вакансии, – ответил он.
– Мне не нравится ваш подход к этому вопросу. Вы надеетесь, что я лично им займусь?
– Извините, Рустем Эдуардович. Я не вижу в этом необходимости. Люди, в принципе, подобраны и ждут приказа о переводе. Мешают ваши решения о том, что ранее представленные мной кандидатуры не подходят для работы в нашем Управлении.
Хафизов посмотрел на него оценивающим взглядом, словно прикидывая, стоит ли ему и дальше продолжать этот разговор, и, махнув рукой, сказал:
– Я понимаю, Виктор Николаевич, что вам намного проще уйти от критики своей работы при таком раскладе дел. Я, мол, не могу этого сделать, так как у меня нет людей, а руководство Управления не дает мне возможности укомплектоваться. Однако, вы глубоко ошибаетесь по этому поводу, я не намерен делать вам никаких поблажек.
Виктор, молча, слушал его претензии, и отлично понимал, что они по сути своей не обоснованы. За последние две недели он дважды представлял начальнику Управления кандидатов на вакансии, и дважды они были отклонены им без объяснения причин.
Выслушав его, Абрамов вышел из кабинета и направился на свое рабочее место. К нему зашел Балаганин и по старой привычке сел на свой любимый стул.
– Я что-то не понимаю этого Хафизова. Он что на тебя стал наезжать, больше в нашем Управлении не на кого?
– А ты откуда знаешь? Или просто догадываешься? – поинтересовался у него Виктор.
– Шеф, я давно работаю с тобой и многому научился. Твое лицо сейчас, как открытая книга, читай – не хочу.
Абрамов невольно улыбнулся, давая понять, что он не ошибся в своих предположениях. Почувствовав уверенность, Стас продолжил.
– Я смотрю, он и нашего начальника не замечает, будто того и нет, и в последнее время общается только со мной. Он что, не знает, чем занимается мое подразделение? Я ему неоднократно говорил, что мы теперь занимаемся наркотиками, оружием и преступлениями против иностранцев и никакого отношения к грабежам и угонам не имеем, но он все равно спрашивает с меня за эти кражи и грабежи.
– Знаешь, Стас, у меня тоже иногда возникают вопросы, связанные с моей деятельностью. Создается впечатление, что отдельные личности в нашем Управлении спят и видят, чтобы такие, как я и ты, ушли из розыска. При данном подходе к делам долго так работать нельзя.
– По-моему, ни Хафизов, ни Усманов даже не стесняются того, что не знают работу уголовного розыска, и порой дают такие указания, что мне становится смешно.
– Ты в курсе, Стас, что Хафизов до своего назначения на должность заместителя начальника Управления по борьбе с организованной преступностью всю сознательную жизнь проработал в Управлении охраны общественного порядка, руководил участковыми? Вот и представь, откуда он может все это знать, если никогда не работал в розыске. Да и Усманов из той же когорты. За его спиной – речной техникум и два года работы в сыске по борьбе с кражами автотранспорта. Чего можно ожидать от них?
Стас закивал, давая понять, что ему все ясно.
***
Утром друзья встретились и поехали в музей изобразительного искусства.
– Может, Цаплина нужно было взять с собой? – засомневался Вадим. – А то как-то нехорошо получается.
– Пусть спит. Чего ему делать в музее? Он в нем, как слон в посудной лавке, – Прохоров весело засмеялся над своей шуткой.
Они целый час бродили по залам, любуясь экспонатами. Повернув за угол, оказались в зале русской иконописи.
– Смотри, Вадим, сколько здесь икон, и все, наверное, очень дорогие?
Заметив молоденькую девушку-экскурсовода, они направились к ней. Когда она закончила экскурсию, Прохоров обратился к девушке с вопросом:
– Скажите, у вас все иконы подлинные?
Она удивленно подняла брови и, улыбаясь, ответила:
– В музее, как правило, собирают и выставляют только подлинные шедевры.
– Тогда можно спросить, сколько, к примеру, стоит вот эта икона?
– Я не могу вам сказать ее истинную цену, но стоит она, наверняка, очень дорого.
– Тогда к вам еще один вопрос. Мы с другом вчера были в Соборе Петра и Павла и там любовались двумя иконами – Казанской Божией Матери и Седмиозерной. Обе иконы старые, почему они не в вашем музее? И дороже ли они икон, выставленных в вашей экспозиции?
Девушка немного задумалась, а затем произнесла:
– Вы знаете, эта экспозиция составлена из икон, принадлежащих государству, а те, принадлежат епархии. Икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери, насколько я помню, была оценена московскими искусствоведами чуть ли не в полмиллиона долларов, а Казанской Божией Матери – чуть более ста тысяч.
Прохоров поблагодарил ее, и они с Ловчевым направились к выходу.
– Слушай, Вадим, только теперь я понимаю, каким был лохом с Селезневым. Выходит, я задарма предлагал то, что стоит больше полумиллиона долларов! – Прохоров был потрясен. – Я сегодня же буду звонить ему.
Вечером он набрал номер телефона Сергея Павловича. Все повторилось с завидной последовательностью. Наконец Игорь дождался, когда трубку поднимет непосредственно Селезнев.
– Здравствуйте, – поздоровался он. – Это звонит Прохоров из Казани. Я в отношении нашего последнего с вами разговора. Я тут прикинул немного и решил вам сообщить, что мы с ребятами, в принципе, согласны выполнить ваш заказ, но при условии, что вы заплатите в четыре раза больше, чем предлагали раньше.
– Что-что? – переспросил Селезнев. – Вы там случайно с ума не сошли?
– Сергей Павлович! Во-первых, вы должны понять, что я не один, у меня группа, и всем им нужно платить за участие в этой акции. Во-вторых, минимальная цена груза намного выше заявленной вами, со слов местных специалистов. В-третьих, мы многим рискуем, в отличие от вас, и условным сроком едва ли отделаемся в случае провала. Люди хотят за это иметь что-то реальное, а не наши бумажки, которые правительство может отменить в любое время.
– Игорь, я не готов сейчас обсуждать этот вопрос. Мне нужно проконсультироваться непосредственно с заказчиком груза.
На том конце провода повисла тишина. Прохоров понимал, что Селезнев прикидывает в уме сумму, запрошенную за эту работу. Пауза явно затягивалась. Наконец, он с хрипотцой в голосе произнес:
– Я предлагаю вам ту же сумму, что и раньше, но в долларах США. Думаю, что она вполне устроит вас и ваших друзей.
– Хорошо, Сергей Павлович, – согласился Прохоров. – Но деньги должны быть наличными, чтобы их можно было пощупать и пересчитать.
– Вот и договорились. Подробности вашей операции мне ни к чему. Назовете дату, место и время передачи груза. Там, на месте, и получите свои деньги.
– Прекрасно, будьте на связи, – закончил Прохоров и положил трубку.
Операция по краже икон переходила в новую фазу.
***
Абрамов перебирал последние агентурные сообщения, полученные сотрудниками Управления, когда в его кабинет вошли два сотрудника из секретариата МВД. Он быстро собрал разложенные на столе документы и положил их в сейф.
– Виктор Николаевич! – обратился к нему Андрюшин. – Мы пришли к вам с проверкой. Хотим узнать, как у вас обстоят дела с режимом секретности. Вы на этой должности чуть более двух месяцев и, следовательно, уже вошли в курс дел. Откройте сейф и выложите все документы вот сюда, на ваш рабочий стол.
– Андрей Владимирович, прошу объяснить мне, чем вызвана эта проверка? – спросил Абрамов. – Насколько я знаю, последняя была осуществлена при увольнении бывшего заместителя начальника Управления, то есть менее пяти месяцев назад. При назначении меня на должность я не был ознакомлен с результатами той проверки, ваша служба не передавала в Управление этот документ.
Андрюшин посмотрел на Абрамова уничтожающим взглядом. Через секунду-другую он произнес сквозь зубы:
– Виктор Николаевич! Если этот документ не был своевременно передан в вашу службу, это еще ни о чем не говорит. Сейчас мы проверяем вас, а не предыдущего руководителя. Прошу не препятствовать исполнению наших обязанностей. Кстати, вы знаете, что являетесь Председателем комиссии по режиму секретности в вашем управлении?
– Нет. Насколько я понимаю, эта должность – выборная, а не назначаемая в административном порядке.
– Что вы говорите? – ехидно произнес Андрюшин. – Так было всегда, сколько я работаю в МВД. Заместитель начальника Управления по оперативной работе обычно возглавлял эту комиссию. Вы что, хотите оспорить это?
Абрамов промолчал, считая, что дальнейший спор с начальником секретариата бесполезен. Он выложил на стол все документы и сел на стул. В его кресло сел Андрюшин. Отодвинув стоявший на столе телефон, он приступил к изучению дел.
Время бежало, и оперативник стал часто посматривать на настенные часы. Перехватив его взгляд, Андрюшин с явной издевкой в голосе произнес:
– Никак домой торопитесь, Виктор Николаевич? А мы – люди привыкшие, раньше девяти-десяти часов вечера, как правило, домой не уходим. Работы у нас много, не то, что у вас.
Абрамов опять промолчал, давая понять, что не собираюсь вести с ним спор. Наконец, они закончили проверку и разрешили убрать секретные документы в сейф.
– Завтра с утра, Виктор Николаевич, будем проверять все ваши отделы, – сказал Андрюшин. – Лично к вам, как к сотруднику Управления, у меня претензий нет. Все, что предусмотрено приказами МВД, вы выполняете в полном объеме. Посмотрим, как обстоят дела у ваших сотрудников.
– Хорошо. Сейчас я дам соответствующее указание сотрудникам отдела «А», чтобы завтра все были на своих рабочих местах. Может, вы там что-то и накопаете, Андрей Владимирович.
Он взглянул на Виктора и сделал обиженную гримасу.
– Вот так всегда. Требуешь выполнения приказа – становишься, чуть ли не личным врагом проверяемого. Я это делаю в своих интересах, что ли? Только в интересах службы. Поэтому ваше высказывание я не воспринимаю как личное оскорбление, и мне все равно, что вы обо мне думаете.
Он развернулся и вышел из кабинета. Вслед за ним кабинет покинули и два его сотрудника.
***
Прохоров и Ловчев собрались на квартире Цаплина и стали обсуждать детали предложенного Игорем плана.
– Слушай, Прохор, – сказал Цаплин. – Может, не стоит втягивать в это дело Сорокина. Он больной, и черт его знает, что у него на уме.
– Ты что, Володя? Это хорошо, что он больной, – ответил Игорь. – Сам подумай, а вдруг мы залетим с этим делом? Его показания не могут лечь в основу обвинения, потому что он не дружит с головой. А вот как его лучше использовать в нашем деле, это другой вопрос. Вадим! Ты еще не спрашивал Андрея, эти иконы не под сигнализацией случайно? А то снимешь, дойдешь до двери, а там милиционеры с автоматами.
– Пока не спрашивал, – ответил тот. – По-моему, его лучше вообще ни о чем не спрашивать, пусть работает втемную. Ну, потратимся мы немного на водку для него, зато он по пьянее, все нам расскажет об их охране. Главное в этом деле – не задавать ему прямых вопросов, которых он может испугаться.
– Наверное, ты, Вадим, прав – дурак – он и в Африке дурак, – согласился Прохоров. – Нам бы еще подобрать для этого дела одного человека, но где его взять? Придется тебе, Цаплин, ехать в Москву вместе с Вадимом. Он передаст иконы Селезневу, получит деньги, а ты будешь его страховать. Пистолет у нас есть, а это большое дело. Я пока не знаю, как все сложится, но мне хотелось, чтобы мы на тот момент уже знали, где живет Селезнев.
Ребята согласились с Прохоровым, считая, что предложенный им план вполне может быть исполнен в реальных условиях. Поговорив еще минут тридцать, они оделись и вышли на улицу.
– Мужики, я думаю, что нам необходимо посетить берлогу Сорокина, – предложил Ловчев. – Что-то давно я у него не был, интересно, как он сейчас живет.
Сев в машину Вадима, ребята поехали на улицу Дегтярная. Они долго плутали по небольшим переулкам частного сектора, пока не добрались до дома Андрея. Сорокин жил в большом деревянном доме, покосившемся от старости. Раньше этот дом принадлежал известному казанскому купцу, но после революции городские власти заселили его местной беднотой. В настоящее время часть жильцов съехала, и в доме остались всего две семьи, одна из которых – Сорокины. Прохоров вышел из машины и с интересом стал смотреть по сторонам.
– Сколько лет живу в Казани, а ни разу здесь не был. Вроде бы центр города, а вокруг, словно деревня – деревянные дома, один страшнее другого.
Осмотревшись, они направились к дому Сорокина. Андрей жил на первом этаже вместе с отцом. Мать Андрея скончалась чуть больше года назад от злокачественной опухоли пищевода. После смерти жены отец полностью ушел в дела епархии. По заданию настоятеля Собора много времени уделял поискам стройматериалов для ремонта храма.
Ребята, обходя сугробы, подошли к входной двери и стали настойчиво стучать. Из соседнего дома вышла старушка и, стоя на крыльце, с интересом наблюдала за их попытками достучаться до Сорокиных.
– Стучите, сынки, громче, наверное, опять Андрейка с вечера напился, вот и не слышит, – посоветовала она.
Через некоторое время послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась. Сорокин был дома один, отец с утра ушел в Собор и еще не возвращался. Друзья вошли в квартиру. Одна из ее стен была увешана иконами и напоминала небольшой иконостас. Перед центральной большой иконой «Спас Нерукотворный» тускло горела лампада. Ее свет падал и на соседние иконы, отчего казалось, что лики святых живые.
– Слышишь, Андрей? Откуда у тебя столько икон? – спросил его Прохоров. – Вероятно, есть старинные, дорогие?
– Может, и есть. Я никогда этим вопросом не интересовался. Это иконы отца, откуда он их взял – я не знаю. Похоже, многие иконы ему подарили прихожане, а другие достались от деда и его старых родственников.
– Ты хочешь сказать, что сам никогда не интересовался их стоимостью? – удивился Прохоров. – Может быть, у тебя богатство висит на стене, а ты и не знаешь.
– Так это не мое, – коротко ответил он. – Зачем мне все это?
Андрей замолчал, и они прошли в другую комнату, в которой жил он сам. Здесь царил невообразимый беспорядок: вещи, чистые и грязные, валялись на стульях, на полу, и создавалось впечатление, что тут только что закончился обыск.
– Слушай, Андрюха! – вновь задал ему вопрос Прохоров. – А сигнализация у вас в доме есть? Может, как-то охраняются ваши иконы от чужого интереса, ну, например, как в соборе. Там, наверное, все находится под охраной милиции?
– Откуда у нас с отцом деньги, чтобы установить сигнализацию? Да и стоит ли все это делать, привлекать лишнее внимание к дому? Отец эти иконы вообще никому не показывает, может, они ничего и не стоят. Вон в соборе иконы дорогие, известные всему миру, и то не охраняются, как надо. Сигнализация проведена в нашу сторожку, и если кто-то снимет икону, то у нас она начнет звонить. Мы должны, по инструкции, сразу же сообщить в милицию, а потом бежать ловить злоумышленника. А на такую сигнализацию, как показывают в кино, у собора денег нет.
Скинув вещи со стульев, ребята сели за стол. Цаплин достал из сумки бутылку водки.
– Ну что, Андрей, отравимся или наоборот полечимся? – спросил он его. – Все мои друзья не пьют, а один я пить не могу, нужна хорошая компания.
Прохоров заметил, как в глазах Сорокина загорелся огонек, и он мигом метнулся к шкафу, откуда достал два граненых стакана и хлеб. Цаплин, порывшись в сумке, достал две банки консервов «Завтрак туриста» и стал одну открывать кухонным ножом. Нож был слабеньким: лезвие гнулось и никак не хотело протыкать жестяную крышку.
– Андрей! У тебя есть, чем открыть банку? А то с таким ножом мы никогда не попробуем эти консервы.
Сорокин достал из стола другой нож и протянул Цаплину. Тот быстро вскрыл банку и, разлив в стаканы водку, предложил выпить за здоровье хозяина дома. Они выпили и стали закусывать.
– Андрюх! Ты, что это с утра пьешь, на работу, не идешь что ли? – спросил Вадим. – Смотри, вылетишь с нее.
– А ты за меня, Вадим, не переживай, я сегодня отдыхаю. Мы работаем сутки через двое. Вон у меня на стенке календарь, там все рабочие дни в этом месяце отмечены.
– Андрей, а кто такой Михаил, с которым ты дежуришь? – поинтересовался Вадим. – Мы тогда столкнулись с ним. Шумный он какой-то.
– Не обращайте на него внимания. Он всегда такой, особенно когда выпьет. Все из себя милиционера изображает, а сам десять лет отсидел за убийство. Он неплохой вроде мужик.
Цаплин опять разлил по стаканам водку, и они с Сорокиным выпили.
– Ну ладно, Андрей, нам пора, – сказал Прохоров, поднимаясь из-за стола. – Думаю, что ты сам уговоришь остатки водки.
Ребята встали и направились к выходу.
– Мы не прощаемся, Андрей, может, увидимся на днях, – произнес Вадим.
Сорокин сидел за столом и не отрываясь смотрел на недопитую бутылку. Услышав его слова, он, молча, поднял голову, кивнул в знак согласия, налил себе полстакана и залпом выпил. Услышав шум отъезжавшего от дома автомобиля, он выглянул в окно и проводил его взглядом.
«Что-то я не понял, зачем они приезжали? – подумал он. – Сидеть почему-то не стали, пить не стали. Интересно, что им нужно было от меня?»
Он опять плеснул в стакан немного водки и махом выпил. Через минуту-другую он уже не думал ни о чем: ни о ребятах, ни о причине их приезда. Водка ударила в голову, и ему стало вновь так легко и хорошо, как было вчера вечером, когда он, закрывшись в комнате от отца, один выпил всю бутылку.
***
Не успел Абрамов войти в кабинет и раздеться, как его вызвал начальник Управления уголовного розыска.
– Виктор Николаевич! Прошу вас срочно выехать в Набережные Челны. Сегодня рано утром более трехсот человек из числа приверженцев Татарского общественного центра напали на ликероводочный завод в Мензелинске и устроили там погром.
– Рустем Эдуардович! – ответил Абрамов. – У меня проверка из секретариата, проверяют режим секретности, и я не могу сейчас выехать в Челны.
Лицо Хафизова перекосила гримаса, словно он нажал на больной зуб.
– Вам что-то не ясно? – переспросил он. – Я сказал, чтобы вы срочно выехали в Набережные Челны и организовали там работу по выявлению подстрекателей и исполнителей этой акции. В конечном итоге, кто начальник Управления, я или вы? Если вам это непонятно, то пишите рапорт и уходите из Управления. Мне не нужны демагоги, которые не выполняют моих указаний, а начинают их обсуждать. Я вам, Абрамов, не Костин, который носил вас на руках, восторгаясь вашими показателями. Мне нужны люди, которые безмолвно выполняют мои приказы. Время дискуссий прошло. Или вы выезжаете, или пишете рапорт. Мне ваши старые заслуги перед МВД – по барабану.
Виктор, молча, вышел из кабинета начальника Управления и направился в свой. В коридоре неожиданно столкнулся с Андрюшиным.
– Извините, Андрей Владимирович, но я срочно выезжаю в Набережные Челны и не смогу присутствовать при вашей проверке.
– Езжайте, мы подождем. Она нам вообще-то и не нужна, мы ее проводили по просьбе вашего непосредственного руководителя. Вы, Виктор Николаевич, у себя в Управлении ищите врагов, а не среди нас. Это они плетут нити заговора против вас. Я давно слышал, что вы неудобный человек для руководства министерства. Ваш Хафизов чуть ли не с первого дня после своего назначения стал просить меня о проверке. Ему почему-то так хотелось «влепить» вам хоть какой-то выговор, что он даже спокойно говорить об этом не мог.
– Спасибо, Андрей Владимирович. Если я раньше лишь догадывался, то теперь точно знаю, откуда дует ветер.
***
Уже больше часа Абрамов трясся в машине, несущейся в сторону Набережных Челнов. Дорога была отвратительной, и вскоре он почувствовал легкое недомогание и усталость. Подъезжая к УВД, Виктор увидел у здания с десяток автомобилей, в которых плечом к плечу сидели военнослужащие внутренних войск. Солдаты улыбались и шутили, наверняка и не предполагая, что им предстоит делать буквально через несколько часов.
Виктор вошел в здание УВД и направился в кабинет начальника Управления Гарипова.
– К нему нельзя, – строго произнесла секретарь.
Абрамов сделал еще один шаг в сторону кабинета. Женщина вскочила со стула и своей могучей грудью стала теснить его в сторону.
– Вы что, гражданин, не понимаете? Я же говорю вам, что там совещание, – кипятилась она. – Может, вам напомнить, где вы находитесь
Абрамов представился ей, но она по-прежнему держала круговую оборону и не подпускала его к двери кабинета. Устав с ней спорить, он сел на стул и увидел, что она подняла трубку и о чем-то переговорила с Гариповым, при этом несколько раз повторяя его фамилию. Виктор почему-то предполагал, что сейчас она встанет из-за стола и, извинившись передо мной, пригласит в кабинет, но секретарь, положив трубку, стала рассматривать какой-то модный журнал. Время шло, а он все сидел в приемной, ожидая приглашения Гарипова
Наконец дверь кабинета открылась, и из него повалили люди в милицейской форме. Многих из них Абрамов знал лично, другие же были ему совершенно незнакомы. Когда все вышли, секретарь вновь подняла трубку, переговорила с Гариповым и предложила зайти к нему. Войдя в кабинет, Виктор окинул его взглядом. Он мало чем отличался от кабинета бывшего шефа Шакирова, разве что немного поблекли стены, и потускнели от времени латунные изделия, на письменном столе.
Гарипов пожал ему руку и пригласил присесть на стул. Он вкратце ввел Абрамова в курс дела и сообщил, что толпа молодежи, численностью более шестисот человек, в настоящее время выехала из Мензелинска и направляется в сторону Набережных Челнов.
– Мы подтянули резервы и готовы их встретить, – произнес в заключение своего доклада Гарипов. – Еще с утра мы освободили все имеющиеся у нас камеры в ИВС и будем, по мере необходимости, заполнять их задержанными за хулиганство.
– Если есть необходимость в дополнительных камерах, то я сейчас же свяжусь с Елабугой и другими подразделениями и попрошу начальников обеспечить вас свободными местами, – предложил Абрамов.
– Пока не нужно, – сказал он. – Время покажет.
Абрамов смотрел на Гарипова, стараясь отыскать в нем перемены. Прошло больше года с их последней встречи. Внешне он практически не изменился, по-прежнему был нервным, дерганым, словно постоянно с кем-то спорил и конфликтовал. Его тонкие губы иногда будто растворялись на лице, и поэтому оно становилось хищным, похожим на морду крупного зверя.
– Ирек Каримович! – обратился к нему Виктор. – У меня пока единственный вопрос. Скажите, ваш аппарат имел оперативную информацию об этой акции? Ведь поднять столько людей, разместить в автобусах и повезти в Мензелинск – дело не простое. Для этого нужны деньги и время. Я не думаю, что автобусы они захватили, скорее всего, их заказали накануне погрома.
Его тонкие пальцы, сжатые в кулаки, побелели, а кадык, торчавший на худой длинной шее, сделал несколько движений вверх и вниз.
«Пересохло. Похоже, ты попал в самое слабое его место. Теперь он будет делать все для успешной ликвидации последствий вылазки хулиганствующей молодежи. От результатов операции зависит, что ему, как руководителю, предъявят члены коллегии министерства».
Наконец Гарипову удалось взять себя в руки. Он несколько надменно посмотрел на Виктора и произнес вполне спокойным голосом:
– Знаете, Абрамов, вы совсем не изменились за это время. Вы такой же прямой, как и прежде. Если вы приехали разбираться по существу вопроса, то занимайтесь своим делом. Я не намерен отвечать на ваши вопросы. Я – хозяин города, я принимаю решения и выполняю их.
– Извините меня, Ирек Каримович, но я хотел бы знать, было ли известно это вашим сотрудникам или нет? Если вы не в курсе, я курирую оперативный блок Управления, и мой вопрос, носит лишь профессиональный характер, не более. Сейчас, вы правы, надо разбираться с хулиганами, но это может повториться через день или два, вот к чему я веду. Поймите, я не ищу крайних в этом вопросе, но то, что они наделали в Мензелинске, вынуждает меня спрашивать об этом.
– Не тем занимаетесь, Абрамов. Не вижу причинно-следственной связи между вашими вопросами и случившимся. Займитесь своим делом: организуйте и контролируйте работу с задержанными хулиганами. Вас, наверное, и прислали для этого, а не вынюхивать, знали мы об этой акции или нет.
– Хорошо, я займусь этим, – спокойно ответил Виктор. – С кем мне работать?
– Вам скажут, Виктор Николаевич, а сейчас извините, у меня дела.
Абрамов попрощался с ним и вышел из кабинета.
***
Прохоров пришел домой около восьми вечера. Мать, удивленная ранним возвращением сына, тревожно посмотрела на него.
–Игорь, что-то случилось?
– Нет, мама. У меня все нормально.
– Ну, тогда проходи на кухню, – успокоилась мать. – Сейчас я разогрею ужин, подожди минутку.
Она вышла из комнаты. Вскоре с кухни потянуло чем-то вкусным.
– Мама, это чем так аппетитно пахнет? – поинтересовался Игорь.
– Да я твое любимое жаркое сегодня сделала, давай, иди, все готово.
Игорь вошел и сел за стол. Мать переложила жаркое из горшочка в тарелку и подала ему. Она присела напротив сына и стала наблюдать, как он ест.
– Кстати, Игорек, я все забываю сказать, что тебе почти каждый вечер звонит какая-то девушка, говорит, из Москвы. Вот и сегодня звонила полчаса назад. Кто она?
– Да так, мама, ничего серьезного. Я с ней в прошлый раз познакомился в Москве
– Вот опять, Игорь! Когда ты только за ум возьмешься? У других матери уже с внуками нянчатся, а у тебя – ничего серьезного. Видно, понравился ты ей, раз звонит каждый день. Он махнул рукой и, встав из-за стола, направился в свою комнату.
– Игорь! – произнесла она. – Ну, если тебе девушка не нравится, ты ей так и скажи, не изводи своим молчанием.
– Хорошо, мама, я обязательно ей позвоню, только отстань от меня, я не хочу разговаривать об этом, – отмахнулся Игорь.
Он закрылся в комнате и набрал знакомый московский номер. Раздался щелчок, и он услышал голос Жанны.
– Игорек! – воскликнула она. – Я так долго ждала звонка, что уже не надеялась услышать твой голос! Я хотела извиниться за тот вечер, за своего отца. На самом деле он не такой, он добрый. Мне мама рассказала о вашем разговоре с ним, и я поняла, что он тебя сильно обидел.
Жанна сделала небольшую паузу и перевела дыхание. Игорь понимал, как трудно ей было говорить на эту тему, однако, набравшись сил, она продолжила
– Тебя обидел мой отец, но в чем виновата я? Почему ты со мной не разговариваешь? Ты же знаешь, что я, в отличие от него, думаю совершенно иначе. Ты мне дорог, как человек, с которым мне хорошо и легко. Я никогда не соизмеряла твое отношение ко мне с деньгами, которые у тебя есть.
Жанна снова сделала паузу. Чувствовалось, что она готова разрыдаться в любую минуту.
– Игорь, ну что ты молчишь, скажи хоть что-нибудь? – произнесла Жанна и заплакала в трубку.
– Жанна, я на твоего отца не в обиде, ведь он сказал, в принципе, правду. Нельзя обижаться на человека, если он сказал безногому, что у того нет ноги. Кто я и кто он, твой отец. Мы разные люди и никогда не станем одинаковыми. Отец, поверь мне, очень любит тебя и желает счастья. В его жизненных планах нет меня. Он был прав, что я не смогу дать тебе в жизни то, чего ты заслуживаешь. Ты молодая и красивая девушка, учишься в консерватории – впереди у тебя прекрасное будущее.
– Игорь, прекрати! Я не хочу это слушать! – Жанна глотала душившие ее слезы. – Я, может, только сейчас поняла, что не могу жить без тебя, без твоего голоса, без твоих больших и ласковых рук. Мне все равно, что говорят родители, я просто люблю тебя. Приезжай в Москву, я очень прошу. Приезжай!
Она положила трубку. Игорь сидел не в силах что-то произнести. Ему и раньше признавались в любви девчонки из школы и со двора, но это было как-то по-другому, не столь искренне, как у нее. В комнату заглянула мать и, увидев растерянное лицо сына, улыбнулась.
– Ну что, сынок, переговорил? Вот так-то лучше, чем молчать и скрывать свои чувства. Это хорошо, когда человек кому-то дорог.
Она вышла из комнаты, оставив Игоря один на один со своими мыслями.
***
Ребята сидели в «Грот-баре» и потихоньку потягивали из кружек пиво. Легкая музыка не мешала им обсуждать текущие моменты их плана.
– Вадим, это хорошо, что твой Сорокин пьет. Я обратил внимание, что ему становится все безразлично, когда он пьян. Его хоть самого тащи за ноги, он не почувствует. Да и напарник его, видать, гусь еще тот. Андрей говорит, что он был судим. Я думаю, налет нужно совершить именно в их смену. Накатить на них по-хорошему и бери все, что хочешь. Приедет милиция, оба пьяные, один ранее судимый, другой – психически больной. Сначала с ними будут разбираться неделю, не меньше, а уж потом только начнут нас искать. Ты сам-то, Вадим, что думаешь по этому поводу?
– Прохор, я полностью доверяю тебе. Как скажешь, так и сделаем. Пока меня в твоем плане устраивает абсолютно все. Ты же знаешь, почему я решил принять участие в этом деле: деньги меня не интересуют, меня больше привлекает сам процесс, когда чувствуешь, как по твоим венам начинает стремительно бежать кровь. Это сильнее, чем любой наркотик. А деньги, они, наверное, нужны тебе и Цаплину.
Прохоров и Цаплин переглянулись.
– Ты, видно, Вадим, авантюрист по натуре, – произнес Игорь. – Ты, как Дубровский, которому нужны были не деньги, а процесс их получения.
