Александр Леонидович Аввакумов
Кара небесная
– Какая Казань? Я никуда не поеду! – воскликнул Покровский.
– Извините, здесь не вы заказываете музыку, – ответил Станислав. – Поедете в браслетах на руках.
Они направились всей группой к дому Покровского. У парадной двери их ожидал Олег Смирнов.
– Слушайте! Это же настоящий милицейский беспредел! – увидев его, закричал Покровский. – Вы еще пожалеете об этом.
– Не нужно лишнего шума, Самуил Яковлевич, – отреагировал Смирнов. – Может, мы и пожалеем об этом, но это будет потом, а сейчас можете пожалеть, увы, только вы.
– Айдар! – обратился к следователю Смирнов. – Отметьте в протоколе, что гражданин Покровский публично оскорблял работников милиции и угрожал им потерей работы и здоровья. Я думаю, что за подобные вещи мы имеем все основания для его задержания на трое суток.
Обыск, в квартире Покровского, затянулся на несколько часов. Сам он сидел в кресле и молча, наблюдал за действиями оперативников. От обилия переписываемых изделий устали и понятые, приглашенные Балаганиным из соседней квартиры. Эти люди долгие годы проживали рядом с Покровским, но впервые оказались в его квартире. От увиденного великолепия они растерялись. Никто из них никогда и не предполагал, что живет рядом с таким богатым человеком. Видя замешательство соседей, Покровский заверил их, что все эти приобретения он сделал на свои деньги.
– Не нужно, батенька, оправдываться, – парировал сосед. – На заработанные честным трудом деньги такого добра не купишь.
Где только не лазили оперативники, однако икон в доме Покровского они не обнаружили. После того как закончился обыск, понятые расписались в протоколе и ушли.
– Давайте, собирайтесь, Покровский, поедете с нами, – приказал ему Смирнов. – Вы, наверное, уже забыли, как пахнет параша в камере, вот сегодня и вспомните.
– Хорошо, – произнес Покровский, – я все понял. Если позволите, я хотел бы сделать всего один звонок своему адвокату, чтобы сообщить о задержании.
Смирнов отлично понимал, что Покровский под видом этого звонка будет связываться с человеком из КГБ, однако препятствовать не стал. Он набрал номер и долго ждал, когда на том конце провода ответят. Наконец, соединение произошло.
– Меня, Александр Гаврилович, забрали в милицию, – пожаловался в трубку Покровский. – Это сделали командированные из Казани оперативники. Только что в моей квартире был обыск, искали какие-то иконы, но ничего не нашли.
Прикрыв рукой трубку, Покровский минут пять выслушивал своего собеседника. Отстранив ее от уха, он обратился к Смирнову:
– Скажите, куда вы меня повезете? Об этом спрашивает мой адвокат.
– В линейный отдел милиции на Казанском вокзале, – ответил Олег.
После телефонного разговора Покровский, словно преобразился. В его потухших глазах вновь загорелся огонек надежды.
– Ну что, господа милиционеры! Я готов поехать с вами.
Через минуту все вышли из дома и сели в машины. На улице рассвело.
***
После ночного мероприятия оперативники крепко спали, когда раздался телефонный звонок. Олег снял трубку и услышал незнакомый мужской голос.
– Товарищ Смирнов, нам надо срочно встретиться. Если можете, то одевайтесь, я вас буду ждать у выхода из гостиницы.
– Извините, но я не знаю, с кем сейчас говорю. Если не хотите, чтобы я положил трубку, прошу вас представиться, – ответил ему Олег.
– Я полковник КГБ, фамилия моя Максимов. Думаю, что этого вполне достаточно для нашего первого знакомства.
Смирнов разбудил Балаганина и сообщил ему о телефонном звонке. Они быстро оделись и по одному спустились в холл. Недалеко от выхода стоял мужчина, явно кого-то ожидая. Увидев Смирнова, он сразу направился к нему. Поздоровавшись, Максимов предложил проехать в городской отдел КГБ. Олег посмотрел в сторону Стаса, давая понять, чтобы он запомнил внешность мужчины и номер машины. Перехватив взгляд, Максимов сказал:
– Все правильно, товарищ Смирнов, везде нужна страховка.
Он вытащил из кармана костюма служебное удостоверение и протянул Олегу. Судя по написанному там, перед ним действительно стоял полковник КГБ Максимов Олег Валерьевич. Они сели в поджидавшую их машину. За всю дорогу Максимов не произнес ни слова. Когда машина остановилась у дверей КГБ, они вышли.
– Если хотите, можете перекурить, – предложил Максимов и достал из кармана сигареты.
Перекурив, Смирнов и Максимов вошли в здание. На входе их остановил дежурный прапорщик. Максимов достал удостоверение и протянул ему. Тот бегло взглянул на него и вернул полковнику.
– Проходите. Этот товарищ с вами?
Максимов в ответ кивнул. Поднявшись на этаж, они прошли по коридору метров тридцать и оказались в небольшом, но довольно уютном кабинете.
– Вы, товарищ Смирнов, понимаете, где находитесь? – поинтересовался у него Максимов.
– А что это меняет, Олег Валерьевич? – спросил его Смирнов. – Я думаю, что вы меня пригласили сюда не для того, чтобы похвастаться своим кабинетом.
Максимов пристально посмотрел на него.
– Не буду от вас скрывать, товарищ Смирнов, что вы своими необдуманными действиями ломаете всю нашу операцию. Поэтому не хотелось бы, видеть вас рядом с нашим человеком, которого вы забрали сегодня ночью.
– Товарищ полковник, я прибыл в Москву по приказу моего руководства с целью розыска и возврата, похищенных в Казани религиозных и исторических ценностей, и мне абсолютно наплевать на вашу операцию. Могу сказать от себя лично, что нельзя прикрываться никакими словами об ее важности, если она противоречит здравому смыслу и осуществляется с нарушением закона.
– Ну, если мои слова не являются для вас весомыми, то, может быть, генерал КГБ объяснит вам это более доходчиво.
Он поднял телефонную трубку и, видимо, получив разрешение, предложил:
– Пойдемте к начальнику нашего Управления, он сейчас свободен и хочет с вами поговорить.
Кабинет генерала был раза в три больше кабинета Максимова. За массивным дубовым столом сидел мужчина в гражданской одежде. Рядом стояла напольная вешалка, на которой висел китель.
– Здравствуйте, молодой человек, – поздоровался он. – Присаживайтесь поближе к столу. Надеюсь, у вас еще не дрожат колени от страха.
Генерал улыбнулся своей шутке и, нахмурив брови, уже серьезно спросил:
– Скажите, Смирнов, на каком основании вы задержали гражданина Покровского?
Олег на какой-то миг задумался, а затем также серьезно ответил:
– Товарищ генерал-майор, гражданин Покровский был задержан на основании его же устных показаний. В беседе Самуил Яковлевич сказал, что хорошо знаком с гражданином Селезневым, который подозревается в подстрекательстве к совершению преступления, в завладении похищенными из храма ценностями. При этом гражданин Покровский сообщил, что Селезнев обратился к нему за помощью для переброски икон за границу. Думаю, что этих показаний было достаточно, чтобы мы провели в квартире обыск и задержали его по статье 122 УПК.
Генерал нахмурил брови и как-то недобро посмотрел на Максимова.
– Что вам еще известно по данному факту? – спросил он.
– Теперь уже многое. Мы узнали, что вашим Управлением КГБ контролируется канал сбыта антиквариата за границу. Товарищ генерал, обратите, пожалуйста, на это внимание – данное подразделение способствует нелегальному перемещению туда исторических ценностей, а это значит, что его действия не только противоречат интересам государства, но и грубо нарушают действующее законодательство.
Несмотря на предъявленные Смирновым обвинения, лицо генерала по-прежнему было абсолютно спокойным. Он пристально посмотрел на него, а затем перевел взгляд на Максимова.
– Ну, вы и загнули, милейший, – улыбнулся он. – Послушаешь вас, кругом измена и враги. Скажите, что вы хотите услышать от меня?
Смирнов немного задумался, а затем произнес:
– Мы оставляем в покое гражданина Покровского, а вы помогаете нам вернуть похищенные иконы.
– А, где же мы их найдем?
– Извините, товарищ генерал, но я думаю, что этот вопрос неуместен. Сейчас, имея в руках Покровского, мы это можем сделать и сами, без вашей помощи. Тогда возникнет другая проблема – гражданин Покровский надолго сядет. А это, по-моему, не входит в интересы вашего Управления.
Генерал задумался. Рука его машинально потянулась за красным карандашом, и он стал чертить на листе бумаги какие-то замысловатые фигуры. Оторвавшись, он положил карандаш на место и с укором посмотрел на Максимова.
– Олег Валерьевич, – обратился он к нему. – Я думаю, что оперативникам из Казани необходимо помочь в возврате этих ценностей.
– Так точно, товарищ генерал, – ответил Максимов. – Задание понял, начнем работать.
– Тогда будем считать, что наш разговор состоялся. До свидания, товарищ Смирнов, не смею вас больше задерживать, – резюмировал генерал.
Они вышли и направились в кабинет Максимова.
***
Прохоров шел по коридору изолятора, который казался ему нескончаемым, так как дальний его конец таял в полумраке.
– Стоять! – последовала команда конвоира.
Он остановился и повернулся лицом к стене. Контролер открыл дверь камеры и втолкнул его туда.
– Прохор, ты что ли? – услышал он знакомый голос.
Игорь сделал два шага и наткнулся на Цаплина, который сидел на лавке.
– Ну и темнота, как у негра в заднице, – произнес Прохоров, присаживаясь рядом с ним. – Как живешь? Определился с мастью или еще нет?
– Да сразу же. В мужики подался, мне это ближе. А ты?
– Я с блатными, – ответил Игорь. – Давай, Володя, перетрем по существу. Ты, насколько я понял, в полном раскладе по делу. Я сначала решил пойти в отказ, но увидев, что ты раскололся, тоже пошел в «сознанку». Факты – упрямая вещь. Ты мне вот что скажи, как там Ловчев? Я слышал, его отец огромные деньги отдал, чтобы Вадима «отмазать». Сейчас от нас с тобой зависит, валить его на срок или нет.
– Да оттого, что мы его загрузим, ничего не выиграем. Пусть дышит на воле, может, греть будет в знак благодарности, – сказал Цаплин.
– Я тоже так думаю, зачем его цеплять, парень он неплохой, может, еще пригодиться. Не век же мы будем на киче толкаться, – произнес Прохоров и крепко сжал руку Цаплина.
Дверь лязгнула металлом.
– Прохоров! На выход! – услышал он команду конвоира.
Он обнял Цаплина и направился к выходу.
– Держись, братишка! – пожелал ему Прохоров, прежде чем за ним захлопнулась дверь камеры.
***
Вечером Смирнову позвонил Максимов.
– Олег, мне необходимо встретиться с вами один на один, без свидетелей. Есть хорошая новость.
Смирнов не доверял ему, поэтому сообщил о звонке Балаганину.
– Стас, мне только что позвонил Максимов и назначил встречу. Возьми с собой ребят, и аккуратно подстрахуйте меня.
Выйдя на улицу, Стас занял позицию и стал внимательно наблюдать за входной дверью гостиницы. Вскоре подъехала «Волга», и из нее вышел Максимов. Он осмотрелся по сторонам, словно проверяя наличие установленного за ним наблюдения, и, убедившись в отсутствии посторонних глаз, вошел в гостиницу. Через несколько минут Стас увидел, как из нее вышли Смирнов и Максимов, оба сели в машину и поехали. Вслед за ними, выдерживая определенную дистанцию, последовала машина с казанскими ребятами. Легковушка со Смирновым и Максимовым долго кружила по Москве, проверяя наличие слежки.
– Вы что, товарищ полковник, проверяетесь? – удивленно спросил его Смирнов. – Разве можно устанавливать слежку за работниками КГБ без санкции руководства?
– Это старая привычка, Смирнов, – ответил Максимов. – За мной так же могут работать и наши люди, это вполне реально. Мы решили передать вам икону Казанской Божией Матери, которую сегодня изъяли у одного бандита.
Смирнов обрадовался.
«Прав оказался Привалов, предложив схему действия против работников КГБ, – подумал он. – Выходит, с волками жить – по-волчьи выть».
– Скажите, товарищ полковник, – обратился он к Максимову. – А где эта икона, и куда мы с вами едем? Что, нельзя было передать ее в гостинице, а не мотаться по городу?
– Все не так просто, – ответил Максимов. – Мы не хотим засветить наших людей, задействованных в этой комбинации. А что, вас конкретно не устраивает? Я вам ее передаю, и мы разбегаемся в разные стороны.
Максимов остановил машину у какого-то государственного учреждения, и они вошли внутрь здания. Молча, поднялись на лифте на четвертый этаж, и Максимов попросил Смирнова остаться здесь и подождать его минут десять, а сам скрылся за углом коридора. Прошло минут пять, не больше, и он появился, держа в руках предмет, завернутый в плотную оберточную бумагу, которой раньше часто пользовались продавцы продуктовых магазинов.
– Вот, возьмите, это икона Казанской Божией Матери, – сказал он и передал сверток Олегу.
Тот быстро порвал бумагу. Перед ним была икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.
– Товарищ полковник! А где же икона Казанской Божией Матери? Вы мне передали совершенно другую икону?
Максимов растерялся, не зная, что ответить.
– Извините, я, наверное, ошибся, – ответил он. – Я думал, что передаю вам икону Казанской Божией Матери.
– Слушайте, товарищ полковник. Не нужно из меня делать дурака. Вы не простой человек с улицы. Вы специалист по антиквариату и не могли ошибиться. Я сегодня же свяжусь со своим руководством в МВД РТ и доложу им об этом случае. Пусть они сами выходят на ваших руководителей и решают с ними задачи по возврату из КГБ исторических ценностей.
Максимов слушал Смирнова как-то рассеянно. Он до сих пор не мог понять, что произошло. Его подразделение длительное время специализировалось на работе с антиквариатом, и поэтому ошибка была непростительной. Очнувшись, он невольно вслушался в то, что говорил ему Смирнов.
– Олег Валерьевич, вы только представьте себе, какой общественный резонанс может быть вызван сообщением, что сотрудники КГБ отказываются передать похищенные реликвии! Я бы не хотел оказаться замешанным в этом грязном деле.
Максимов молчал, он понимал, что серьезно прокололся с этой иконой и нужно как-то выходить из непростого положения.
– Смирнов, не надо сообщать об этом своему руководству. Здесь произошла какая-то непонятная техническая накладка. Я думаю, что ее можно исправить, ведь переданная мной икона, тоже была похищена в Казани. Давайте, назначим встречу на завтра и обсудим все эти вопросы. А утром я с генералом обговорю возникшие между нами нюансы. После этого свяжусь с вами.
Они вышли из здания и сели в машину Максимова. Он довез Смирнова до гостиницы, где они распрощались. Утром Смирнов отправил всех ребят в Казань, оставив лишь Станислава Балаганина.
Оперативники возвращались в Казань. В машине, на заднем сиденье, лежала чудотворная икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.
***
Ночью Абрамов плохо спал. Перенесенный инфаркт давал о себе знать. Всю ночь он прокрутился в постели, стараясь заснуть, однако чувство тревоги и какой-то неведомый страх гнали от него сон. Виктор отлично понимал, что от смерти невозможно спастись, и, если она придет, от нее ничем не откупишься. Однако, перебороть в себе этот внезапно возникшее чувство, не удавалось. Наконец, он не выдержал и, пересилив острую боль за грудиной, поднялся с постели. Достав из ящика стола лекарства, сунул их в рот и запил водой. Виктор сел в кресло и закрыл глаза, стараясь расслабиться и не думать о боли. До его слуха донеслись легкие шаги. Он открыл глаза и увидел своего пса, который улегся у его ног. Он преданно посмотрел на хозяина и стал лизать руку своим теплым и нежным языком, словно стараясь облегчить его состояние. Постепенно боль начала стихать и вскоре исчезла совсем.
Взглянув на часы, Абрамов понял, что ему уже надо собираться на работу. Жена приготовила завтрак, но есть не хотелось. Во рту было противно от принятых ночью лекарств. Он отодвинул тарелку в сторону и, извинившись перед женой, встал из-за стола.
– Слушай, Виктор! Ты когда-нибудь умрешь от своей работы. Ты только посмотри, на тебе лица нет. Невозможно объять что-то необъятное, и работать одному в трех лицах. Ты думаешь, я спала этой ночью? Нет, конечно, прислушивалась, дышишь ты или нет!
– Прекрати, пожалуйста. Я понимаю, что в таком темпе работать нельзя, что хронически устал и мне необходим отдых. Но бросить все и уйти на бюллетень, пойми, не могу. У меня коллектив, которому я нужен, да и бандиты не дают возможности махнуть на них рукой. Обещаю, что постараюсь беречь себя.
Приехав в министерство, Абрамов по старой привычке переговорил с дежурным по МВД. Судя по его докладу, ночь прошла относительно спокойно. Он поднялся на третий этаж и открыл дверь кабинета.
«Да, если еще раз так прижмет, то, наверное, нужно будет обращаться в больницу, – подумал он. – Жена права, с сердцем не шутят».
Не успел Виктор достать из сейфа документы, как раздался телефонный звонок. Звонили из пустовавшего кабинета начальника Управления. Абрамов удивленно поднял трубку и услышал незнакомый мужской голос.
– Виктор Николаевич? Я бы попросил вас зайти ко мне.
Открыв дверь кабинета, он увидел, что за столом сидит худощавый, сравнительно молодой человек. Его густые и непослушные волосы чем-то напоминали пыжиковую шапку.
– Проходите, Виктор Николаевич, не стойте в дверях, – пригласил он его. – Давайте знакомиться. Я – Фаттахов Ринат Исламович. С сегодняшнего дня исполняю обязанности начальника вашего Управления.
Абрамов, молча, присел на стул, давая понять новому руководителю, что готов его слушать.
– Мне, конечно, пока не совсем уютно в этом кресле, но, думаю, что это скоро пройдет, – произнес он. – Не боги горшки обжигают. Я хорошо понимаю ваши чувства, но нам с вами еще долго работать, и я рассчитываю, что мы непременно поймем, друг друга и станем друзьями. Не буду рассказывать, где работал раньше. Если это интересно, то сами наведете все необходимые справки. Давайте, Виктор Николаевич, договоримся сразу же. Я пока буду заниматься убийствами, а вы – имущественным блоком и оперативной работой. Думаю, это будет по-честному. Я много слышал о вас и хорошего, и плохого. Вас называют везунчиком, но я этому не верю. Везет лишь тому, кто везет. Скажите, Виктор Николаевич, для вас мое назначение явилось неожиданным фактом?
– Если честно, то нет. Я слышал от Костина, что они усиленно подыскивают человека на эту должность. За последний год вы уже третий начальник управления, и мне бы не хотелось привыкать к причудам каждого нового руководителя.
Фаттахов улыбнулся сквозь небольшие рыжеватые усы, обнажив редкие крупные зубы.
– Я, в отличие от других руководителей, пришел в Управление надолго и не собираюсь использовать эту должность, как трамплин для прыжка вверх. Причуд у меня действительно много, но я не собираюсь загружать ими вас и сотрудников. А, сейчас, давайте, Виктор Николаевич, соберем личный состав Управления. К девяти часам должен подойти Костин, который меня и представит коллегам.
– Хорошо, Ринат Исламович, к девяти часам я соберу всех.
Абрамов вышел из кабинета и проследовал к себе. Сказать, что он обрадовался этому назначению, Виктор не мог. Ему было немного обидно за себя. Он исполнял обязанности начальника управления около трех месяцев, однако руководство министерства почему-то обошло его стороной, и, если бы не Костин, то он бы вообще не знал, почему его кандидатура на эту должность была отклонена министром. Но, с другой стороны, назначение нового руководителя автоматически снимало с него целый ряд контрольных функций, от которых за последнее время он физически и морально устал.
***
Прошла еще одна неделя томительного ожидания в Москве. Смирнов и Балаганин ехали на встречу с Максимовым, уже не рассчитывая на успех. Он все эти дни проводил какие-то консультации, каждый раз перенося ее на новое время. Сегодня он позвонил и назначил на двадцать часов. Смирнов остановил машину около указанного Максимовым дома. Ждать пришлось довольно долго. Уставшие, от долгого ожидания, Смирнов и Балаганин собрались возвращаться обратно в гостиницу. Неожиданно из-за угла показалась фигура Максимова. Он подошел к машине и, оглянувшись по сторонам, сел на заднее сиденье.
– Прошу извинения. Дела, пришлось немного задержаться на работе. Икона у меня и я готов передать ее вам. Единственное условие – ни слова, ни какого-либо намека на КГБ.
– Я могу вам дать только личное слово, за действия руководства, я не отвечаю. Это вы сами решайте с ними.
Максимов немного задумался, а затем, словно махнув на все рукой, произнес:
– Пойдемте, я передам вам икону, она у меня в машине.
Вскоре Стас увидел Смирнова, который возвращался со свертком в руках.
– Ну, как? Ты смотрел? Она или нет? – спросил Балаганин.
– Все нормально, Станислав. Икона у нас. Максимов сейчас вернется, он просил его подождать.
Минуты через две он подсел к ним в машину.
– Все хорошо, ребята. Мне просто нужно было доложить генералу о передаче иконы. Вы хоть представляете, какие ценности вы вернете в Казань? Только одна Седмиозерная икона могла бы свободно кормить ваши семьи всю оставшуюся жизнь. Да, Селезнев знал, что выбирать в храмах Казани. У него всегда было звериное чутье на самое дорогое, что можно стащить.
– Олег Валерьевич, скажите, вы его случайно не задержали? – спросил Станислав.
Получив отрицательный ответ, он задал ему очередной вопрос:
– Скажите, а как похищенные иконы оказались у вас, в КГБ?
Максимов посмотрел на Балаганина и улыбнулся.
– Селезнева, честно говоря, мы и не искали. У нас на него ничего нет. Он не совершал преступлений на территории Москвы и Московской области. Если бы вы его и задержали, то едва ли могли обвинить в подстрекательстве к разбою. Слова к делу не пришьешь. Про все другое говорить не стану. Это служебные вопросы и они обсуждению не подлежат. То, что вы работали абсолютно грамотно, этого не отметить не могу. Смотрите сегодня вечером программу «Время», думаю, что это будет для вас интересно.
Смирнов посмотрел на часы – до начала программы оставалось более двух часов.
Притормозив у небольшого кафе, в котором голубым огоньком светился экран телевизора, они вошли и сели за столик. Вот на экране замелькала заставка, зазвучала музыка, затем появилось знакомое лицо генерала КГБ. Он был в форме, грудь его кителя украшали многочисленные правительственные награды. Генерал бодро рассказывал ведущему программы о том, что органам государственной безопасности удалось перекрыть канал, по которому за границу переправлялись предметы старины. Он еще что-то говорил о победах КГБ, а затем, встав из-за стола, передал Максимову, как представителю общественности, икону Казанской Божией Матери. Все присутствующие в зале хлопали в ладоши и поздравляли генерала.
Смирнов и Баганин, молча, вышли из кафе и направились к машине.
– Ты, понял, Стас, что произошло? Они просто украли у нас эту победу, – произнес Смирнов. – Вот так всегда, кому-то вершки, а кому-то – корешки.
На следующее утро, попрощавшись с ребятами из пятого отдела МУРа, они отправились в Казань.
***
Первую возвращенную икону, Седмиозерной Смоленской Божией Матери, передал архиепископу Казанскому и Марийскому сам министр внутренних дел республики. Передача была осуществлена накануне Пасхи. Эту церемонию широко освещали все средства массовой информации.
Икону же Казанской Божией Матери передать епархии поручили Абрамову лично. Он связался по телефону со Смирновым и начальником Бауманского отдела внутренних дел Казани Шулаевым и пригласил их составить ему компанию. Передача должна была состояться в Соборе святых Петра и Павла.
Виктор впервые в жизни стоял в центре собора, держа в руках чудотворную икону. На него и его товарищей были направлены софиты, которые слепили глаза, и они плохо видели, что происходило вокруг. Сказать, что Абрамов волновался, значит, не сказать ничего. У него мелко тряслись руки, и в какой-то момент он ощутил, что могу уронить святыню. Это было неудивительно, так как сама икона весила прилично. Виктор крепко прижал ее к груди. В этот миг он, не знавший ранее Бога, почувствовал в себе какие-то перемены, словно святые лики Христа и его матери, пресвятой Девы Марии, отпечатались где-то у него внутри. Это чувство было столь сильным и впечатляющим, что Виктор с испугом посмотрел на товарищей, стоявших рядом с ним, и еще плотнее прижал к себе икону, устремив взор на царские врата, за которыми шла непонятная для него служба.
Наконец, откуда-то сверху раздалось пение, и врата открылись. Из них вышел архиепископ в окружении священников. Все они были одеты в блестящие нарядные одежды. Эта процессия под звуки церковного хора медленно направилась к Абрамову.
Виктор произнес какие-то торжественные слова и протянул икону архиепископу. Прежде чем взять у него святыню, он трижды поцеловал ее. Затем принял ее из моих рук. У Абрамова от волнения закружилась голова.
– Все так красиво и величественно! – восхищенно прошептал ему на ухо Шулаев. – Даже не верится в происходящее.
Его слова вернули Виктора к действительности. Они стояли в центре собора и не знали, что нам делать дальше.
– Виктор Николаевич, – обратился к нему секретарь архиерея, – вы останетесь на торжественный обед?
Абрамов отказался, сославшись на то, что у него сегодня много дел. Выходя из храма, Виктор ощутил в душе большие перемены. Ему было так легко, что он, как мальчишка, бегом спустился по лестнице собора и направился к машине, которая ожидала во дворе храма.
***
Отец Ловчева отдал немалые деньги, чтобы добиться освобождения сына из-под ареста. Теперь Вадим находился под подпиской о невыезде и усиленно занимался в университете. Трое суток, проведенных в камере предварительного заключения, окончательно выбили из него преступную романтику. Он часто, как дурной сон, вспоминал поездки с ребятами в Москву, перестрелку с людьми Селезнева, когда ему удалось ранить одного из охранников. В разговорах с отцом Вадим старался представить себя как жертву, говорил, что его чуть ли не силой заставили принять участие в нападении.
Вадима иногда беспокоили следователи, которые вели это дело. На все допросы он ходил со своим адвокатом. Не стесняясь, уже полностью перекладывал всю вину на Прохорова и Цаплина. Вскоре его перестала мучить совесть.
Как-то, знакомясь с материалами уголовного дела, он обратил внимание, что Прохоров и Цаплин в своих показаниях полностью берут всю вину на себя и всячески стараются вывести его из дела.
«Почему они это делают? – подумал он. – Наверняка, считают, что я им буду должен всю оставшуюся жизнь. Нет, друзья, если вы рассчитываете на это, то глубоко заблуждаетесь. В жизни у меня два человека, которым я что-то должен, – мать и отец».
В один из дней его вызвали на очную ставку с Прохоровым: следователю нужно было уточнить некоторые нюансы в их показаниях. Вадим зашел в кабинет следователя в сопровождении адвоката. Он был одет в шикарный импортный костюм серого цвета. Белая рубашка и модный галстук лишний раз подчеркивали его высокий статус.
Прохоров был в старом растянутом свитере. Его недавно наголо остриженная голова изобиловала шрамами, которые раньше скрывали густые волосы. Игорь не смотрел на Вадима, он сидел, опустив глаза в пол, и был, как никогда, спокоен. Он старательно отвечал на все вопросы следователя, стараясь подчеркнуть свою роль в этом преступлении. За время очной ставки Прохоров так ни разу и не взглянул на Ловчева, словно того и не было в кабинете.
Его поведение насторожило Вадима. Он не верил Игорю, не верил в сломленный внешний вид, так как за все время, что он с ним общался, ему удалось хорошо изучить этого человека.
После очной ставки Вадим вышел на улицу. Попрощавшись с адвокатом, он остался ждать у здания МВД, надеясь увидеть Прохорова, которого должны были отвезти обратно в изолятор.
«Что я делаю? – подумал Вадим. – Я же давал себе слово, что больше никаких контактов ни с Прохоровым, ни с Цаплиным не должно быть, и вдруг, увидев Игоря, снова расклеился и почувствовал себя виноватым в том, что я на воле, а он – в заключении!»
С громким лязгом открылись ворота, и из них выехал черный «воронок». Как ни пытался Ловчев рассмотреть в машине Прохорова, ему это не удалось.
***
Суд начался с опозданием в сорок минут. Виктор стоял на крыльце здания суда и наблюдал, как из подъехавшей милицейской машины вывели участников разбойного нападения Цаплина и Прохорова. К суду, похоже, они относились как-то несерьезно, воспринимая все происходящее, как фарс. Они улыбались, обменивались репликами не только между собой, но и с окружившими машину родственниками. Увидев Абрамова, Прохоров помахал ему рукой, а затем, когда поравнялся, вежливо улыбнулся и произнес:
– Ты будешь первым, кого я убью, когда освобожусь.
Виктор промолчал, так как возражать озлобленному человеку, тем более в такой момент, было совершенно бесполезно. Его вызвали на заседание суда где-то, через час. Он вошел в зал и остановился у дверей.
– Абрамов, проходите на середину зала, – произнес судья.
Виктор прошел к указанному месту и по просьбе судьи назвал свои анкетные данные. Присутствующие в зале родственники и друзья подсудимых с интересом посмотрели на него.
– Скажите, пожалуйста, применялись ли вами при работе с подсудимыми недозволенные методы ведения допроса?
Абрамов удивленно посмотрел на судью и обвинителя, пытаясь предугадать дальнейшее развитие этой ситуации.
– Поясните, ваша честь, что вы подразумеваете под термином «недозволенные методы допроса»? – обратился он к судье.
Она, открыв дело, зачитала показания Цаплина, который утверждал, что Виктор применял в отношении него физическую силу, а также угрозу поместить его в камеру с так называемыми «опущенными» арестантами.
Абрамов невольно улыбнулся, услышав стандартное обвинение практически всех подсудимых в том, что во время допросов их избивали и оказывали на них психологическое давление.
– Это неправда, ваша честь, – ответил оперативник. – К подсудимому Цаплину никаких мер физического и иного воздействия с моей стороны не применялось.
Судья сделала какие-то отметки в уголовном деле и подняла на глаза Абрамова.
– Ваша честь. У меня вопрос к подсудимому, можно его задать?
– Задайте, – разрешила она.
– Скажите, подсудимый Цаплин, какое воздействие было оказано с моей стороны, я бил вас? Если да, то почему вы не заявили об этом факте в период следствия?
Цаплин поморщился.
– Этот гражданин дважды ударил меня по лицу и несколько раз в область печени, – заявил он.
– Скажите, Цаплин, когда это было, до встречи с вашей мамой или после?
Цаплин бросил взгляд на сидевшую в зале мать и сказал:
– Я не помню, поэтому не могу определенно сказать, до или после.
В зале зашумели. Судья встала из-за стола и жестом остановила шум. Повернувшись к Цаплину, она спросила его:
– Обвиняемый, поясните суду, почему вы не сообщили об этих побоях своевременно в прокуратуру и не рассказали о них своей матери, которая встречалась с вами, насколько я знаю, в кабинете Абрамова? Я думаю, что ваша мама, Цаплин, не могла бы, не заметить разбитое лицо сына и непременно заявила бы в прокуратуру. Что вы сами об этом думаете?
