Александр Леонидович Аввакумов
Кара небесная
– Вы что, Абрамов, не слышите меня? – произнес он. – Кому я все это говорю, вам или стене?
– Разрешите идти, – обратился он к Хафизову. – У меня много работы.
– А вы, Абрамов, спросили, есть ли у меня работа? Почему я должен вам все это высказывать? С вами очень тяжело работать. Если вы не поменяете своего отношения к товарищам по цеху, то я, наверное, буду вынужден обратиться к руководству министерства с вопросом о целесообразности дальнейшего вашего пребывания в этой должности в нашем Управлении.
Виктор, молча, встал из-за стола и вышел из кабинета.
***
Якимов сидел напротив Абрамова и щурился от солнечного света, который бил в окно. На улице стояла весенняя погода, и на душе было радостно в преддверии большого тепла. Рожденный осенью, Виктор почему-то всегда любил весну. В это время года даже воздух становился совершенно другим – легким и приятным.
– Ну что, Якимов, так и будем сидеть и молчать? Вот, прочитайте, пожалуйста, заключение экспертизы. Наука говорит, что на обнаруженной в вашей машине перчатке следы крови первой группы. У потерпевшего охранника собора такая же группа. Что вы об этом скажете?
Якимов взял бланк экспертизы и стал внимательно изучать. Закончив читать, он положил его на стол.
– Ты что, начальник, мне разбой шьешь? Я был на работе, у меня стопроцентное алиби на эту ночь.
– Дело твое, Якимов. Пока ты у нас единственное лицо, связанное с этим преступлением. Кто-то же должен за него ответить, как ты думаешь? Свидетелем ты быть не хочешь, пособником тоже, покатишь по этому делу паровозом. Вот тебе и второе заключение экспертизы: на внутренней стороне перчатки – потожировые следы твоих рук. Так что ты приехал, Якимов. Следующая станция – следственный изолятор!
Он осторожно взял со стола заключение экспертизы и несколько раз перечитал. Лицо его медленно побелело и вскоре превратилось в меловую маску.
– Да это же моя перчатка и кровь на ней моя! У меня тоже первая группа крови, и я поранил как-то руку, ремонтируя машину.
– Все может быть, – ответил Абрамов. – Может, эта кровь и твоя, а может, и нет. Ты вспомни лучше, как ты вообще все отрицал, даже обнаруженную в твоей машине перчатку. А теперь, когда я тебя подпер экспертизами, ты вдруг вспомнил, что она принадлежит тебе. Так не бывает. Торчишь ты, брат, и торчишь плотно на этом преступлении.
– Виктор Николаевич, не бери грех на душу. Я не при делах и этот разбой не совершал.
– Вот что, Якимов. Я с тобой вожусь целых десять дней, сегодня выпустил бы на волю, если бы не заключение экспертизы. Сейчас тебя допросит следователь, и мы расстанемся навсегда, если ты ему не соврешь.
Он сидел на стуле, словно окаменевший, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он впервые за эти дни понял, что обстоятельства против него, и ему нужно срочно что-то делать, чтобы снова не оказаться за решеткой.
– Пиши, Виктор Николаевич, – решился он. – Я в тот вечер передал машину старому знакомому Владимиру Цаплину. По-моему, он живет где-то в районе улицы Достоевского. Куда он ездил и чем занимался той ночью, я не знаю, об этом спросите у него сами. Я не участвовал в этом преступлении и не хочу торчать на зоне за то, чего не делал.
– Когда ты передал машину Цаплину?
– Он забрал ее после того, как довез меня до работы.
– Ты знаешь его телефон? – поинтересовался Абрамов.
–Да, – ответил он.
*****
Получив от Якимова предполагаемый номер телефона одного из преступников, Абрамов быстро связался с Олегом Смирновым. Минут через двадцать вся оперативная группа собралась в его кабинете. Виктор кратко доложил о результатах работы. Посовещавшись, оперативники решили установить наружное наблюдение за домом, в котором проживал Цаплин. Они небеспочвенно остерегались, что задержание его самого многого не даст, так как изучение имеющихся на него сведений свидетельствовало о том, что он – крепкий орешек. Группе нужны были его связи, круг лиц, с которыми он поддерживал отношения.
Обсуждая, они пришли к выводу, что едва ли найдем в его доме похищенные иконы. Цаплин, судя по милицейским материалам, был не настолько наивен, чтобы держать их у себя. Оперативники набросали небольшой план мероприятий. Теперь каждый из них знал, что ему делать в той или иной ситуации. После окончания совещания, Абрамов собрал все необходимые документы и направился к Костину. Открыв дверь, он увидел, что он в кабинете не один. В углу на стуле сидел Хафизов. Виктор остановился в дверях, соображая, как вести себя дальше.
– Что застыл? – спросил его Костин. – Давай, проходи, Виктор Николаевич.
По всей вероятности, они обсуждали его стычку с начальником Управления, и его внезапный приход прервал их разговор.
Абрамов вошел и сел на стул. Костин внимательно посмотрел на него.
– Давай, Виктор Николаевич, выкладывай, что накопал, работая с Якимовым. Судя по твоему виду, есть хорошие новости.
Абрамов кратко, не вдаваясь в подробности, обрисовал картину. На лице Костина появилась еле заметная улыбка. Он всегда так улыбался, когда сотрудникам розыска удавалось раскрыть сложное и запутанное преступление.
– Молодец, Виктор Николаевич! Значит, дожал Якимова? Я всегда знал, что на тебя можно рассчитывать, ты – прирожденный оперативник. Мне до сих пор непонятно, почему Хафизов перевел тебя с этой линии? – произнес Костин и укоризненно посмотрел на него.
От этого взгляда Хафизов как-то сжался, словно ожидая удара по затылку. Он что-то хотел сказать в ответ, но промолчал.
– Молодец, Абрамов! – еще раз похвалил его Костин. – Давай, дожимай преступников, чтобы они запищали, как крысы.
Виктор вышел из кабинета и, остановившись в приемной, стал разговаривать с секретарем Костина. Вскоре оттуда появился Хафизов, он растерянно посмотрел на Виктора, а затем перевел взгляд на секретаря. Его лицо было мокрым от пота.
– Ты, почему не на рабочем месте? – спросил Хафизов Абрамова. – Что, нечем заняться?
Виктор не стал с ним спорить и молча, направился из приемной.
– Погоди! – со злостью произнес он. – Объясни мне, Виктор Николаевич, чего ты конкретно хочешь от меня? Если думаешь, что я сниму с должности Усманова, то глубоко ошибаешься. Он как работал, так и будет работать у меня в Управлении.
– Это ваше дело. Если он вас устраивает, то пусть работает и дальше. Мне от этого ни холодно, ни жарко.
Абрамов вышел из приемной.
«Это тебе, Виктор, второй звонок от Хафизова, третьего может и не быть», – подумал он.
***
Через три дня на стол Абрамова легли первые сводки наружного наблюдения за Цаплиным. Прочитав, он отложил их в сторону и задумался.
«Что-то здесь не так. За два дня дом Цаплина посетили несколько людей, которые, судя по фотографиям, мало напоминали налетчиков, все они были довольно солидного возраста».
Виктор вызвал к себе Смирнова и поинтересовался, что он думает по этому поводу.
– Все нормально, Виктор Николаевич, не стоит рассчитывать, что преступники обязательно должны придти в его дом, – предположил Олег. – Может, у них есть другие виды связи между собой. Я не исключаю, что они залегли на дно после разбоя. С момента налета прошло всего три с половиной недели. Чтобы продать иконы, нужно время. Давайте, подождем еще дня два.
– Наверное, ты прав, Олег, зря я переживаю. Может, действительно не стоит форсировать события, задержать Цаплина мы всегда успеем. Но с другой стороны, мы теряем время, не зная, где и у кого находятся иконы. Вдруг их вывезли за пределы города?
– Давайте подождем, ну еще хотя бы денек?
– Хорошо, Олег, денек так денек. Думаю, что завтра к вечеру мы определимся, что с ним делать.
Олег вышел из кабинета. Оставшись один, Абрамов стал изучать поступившую за день почту.
Проснувшись рано утром, Абрамов умылся и сел завтракать. Вдруг раздался телефонный звонок.
– Вот, как всегда, – проворчала жена, – даже спокойно поесть не дадут человеку.
Виктор поднял трубку и услышал голос Балаганина.
– Слушай, шеф, последние новости. Вчера, насколько я знаю, было принято решение в отношении Хафизова, он переходит на работу в штаб МВД.
– Ты что, Стас, я его видел вчера вечером, и он мне ничего об этом не сказал. Это, наверное, очередная утка, его ведь назначили на эту должность совсем недавно, чуть больше четырех месяцев. Он только стал въезжать в наши дела, а ты говоришь о переводе.
– Дело твое, шеф, можешь не верить, но об этом мне рассказал Усманов. Он сейчас в трауре, боится, что начальником Управления могут назначить тебя, и тогда ему придется паковать чемоданы.
– Что-то не верится, Стас. Возможно, Усманов разыграл тебя, хотел посмотреть, как ты на это отреагируешь.
Абрамов положил трубку и вышел из дома. У подъезда стояла служебная машина.
– Как дела? – спросил он водителя. – Дома все нормально?
– Спасибо, – ответил водитель, – пока все хорошо.
Захватив по дороге начальника Управления связи МВД, они через десять минут были на работе. В девять утра Виктору позвонил Хафизов и пригласил его к себе. Войдя в кабинет, он увидел там почти весь руководящий состав Управления. Через пару минут туда вошел заместитель министра Костин. Он открыл папку и зачитал подписанный министром приказ о назначении Хафизова на должность начальника штаба МВД. Исполнение обязанностей начальника Управления временно возложили на Абрамова. Он был удивлен и в какой-то степени растерян от столь высокого доверия руководства МВД.
Зачитав приказ, Костин попросил меня зайти к нему и вышел из кабинета. Вслед за ним стали расходиться и другие сотрудники Управления. Мы остались вдвоем – я и Хафизов. Судя по тому, что все вещи Хафизова были упакованы в коробки, которые стояли вдоль стены, Виктор понял, что Стас был прав, и он последним из руководящего состава Управления узнал о назначении Хафизова на должность начальника штаба.
– Ты знаешь, Абрамов, я был против твоего назначения на должность исполняющего обязанности начальника Управления. Но, увы, меня никто не услышал. Не радуйся, начальником Управления ты все равно никогда не будешь. Я сделаю все для того, чтобы ты никогда им не стал.
– Извините меня. Слава Богу, не вам решать, буду я начальником или нет.
На прощание Виктор хотел уколоть его как можно больнее, зная его непримиримое отношение к нему.
– Вы, может и правы, что я никогда не стану начальником этого Управления, но я с великим ужасом буду наблюдать за тем, что вы станете творить в МВД, – продолжил Абрамов.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Я уже все вам сказал. Удачи на новом месте, – произнес Виктор и направился к двери.
– Погоди, Абрамов! – остановил он его. – Ты считаешь, что я не смогу работать на новой должности?
– Нет. И мне, откровенно говоря, жаль ваших будущих подчиненных, которых вы также поделите пополам. Одних будете ласкать, а других выдавливать из своего аппарата. Рустем Эдуардович, разрешите задать вам один вопрос? Почему вы так неровно ко мне дышите?
– Ты же знаешь, что я родственник начальника УВД Набережных Челнов Гарипова – мы с ним двоюродные братья. Он-то мне и рассказал, что ты за человек.
– Ну и что он мог вам поведать о моей скромной персоне?
– Многое такое, что я не могу тебе простить. В частности, ты сделал все, чтобы его не назначили заместителем начальника Управления уголовного розыска.
– Странно. Я никого никуда не назначаю. Это делает министр, а не я. Если министр посчитал, что кандидатура Абрамова больше подходит на эту должность, чем кандидатура Гарипова, то все претензии адресуйте ему, а не мне. Я-то здесь причем?
– Ты выскочка, Абрамов. Я изучил все твои справки по Челнам и Казахстану. Ты в них открыто обвинил моего брата в преступной бездеятельности. Скажешь, это не так?
– Рустем Эдуардович! Наша дискуссия о том, кто прав и кто виноват, просто беспочвенна. Извините, но мне нужно идти, меня ждет Костин. До свидания.
***
– Ты что так долго? – поинтересовался Костин. – Тебя, Абрамов, только за смертью посылать, проживешь еще пару лишних часов.
Виктор прошел в кабинет и сел в кресло, стоящее напротив большого стола.
– Слушай, я что-то не вижу на твоем лице особой радости. Мне всегда казалось, что ты хотел стать начальником Управления, а сейчас, глядя на тебя, я начал сомневаться в этом.
– О какой радости вы говорите, Юрий Васильевич? Вы же хорошо знаете, что я теперь должен тащить управление сразу в трех лицах, работая за начальника Управления, его заместителя по оперативной работе и заместителя по имущественному блоку. Короче, как Змей Горыныч – один при трех головах.
– Ты думаешь, я этого не понимаю? Поэтому всячески и настаивал, чтобы именно на тебя возложили эти обязанности, а не на Усманова. Представляешь, что бы произошло, если бы министр поддержал не меня, а Хафизова?
– Вы, как руководитель, может, поступили и правильно, однако помните наш разговор, когда вы сообщили, что назначили начальником Управления уголовного розыска Хафизова, руководствуясь гуманным ко мне отношением? То есть вы посчитали, что после перенесенного инфаркта я не смогу руководить Управлением. Что мы имеем теперь? Где ваша гуманность, Юрий Васильевич? Теперь я должен буду пахать за всех своих заместителей.
Костин посмотрел на него и, не ответив на его выпад, поднялся из-за стола и подошел к окну. Он отдернул в сторону штору и стал, молча, смотреть на улицу. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:
– Ты прав, Абрамов, как всегда. О назначении Хафизова на должность начальника Управления уголовного розыска, я узнал тогда от министра. Хочешь, верь – хочешь не верь, но со мной никто не консультировался по его кандидатуре. Я тебе просто соврал, посчитал, что так будет лучше. И теперь о его переходе я узнал в самый последний момент. Я не могу все рассказать, но ты должен понять, что наступили совершенно другие времена, и сейчас ум и профессионализм отошли на второй план, на первый вышли родственные и иные связи.
Он замолчал и налил себе стакан воды. Потом продолжил:
– Впереди еще немало разных перемен. Не буду скрывать, ты многих местных руководителей не устраиваешь своей прямотой и характером. Они хотят, чтобы тебя сняли с должности не потому, что ты ее не достоин, а потому, что ты им неудобен. Эти люди будут делать все, чтобы завалить тебя незаслуженными взысканиями, чтобы, в конце концов, ты бросил все и ушел. Пока я здесь, на этой должности, я еще что-то смогу сделать, чтобы такого не произошло, но и меня могут убрать в любое время.
Это было сказано так искренне, что Абрамов не мог ему не поверить. Поблагодарив за оказанное доверие, он вышел из кабинета.
***
На следующий день утром в кабинет Абрамова вошел Усманов и молча, положил перед ним исписанный лист бумаги.
– Что это, Ильдар?
– Это мой рапорт о переводе в Управление по борьбе с организованной преступностью. Я уже договорился с Гафуровым, и он не возражает.
– А на какую должность переходите, если не секрет?
– Никакого секрета нет. Он предложил мне должность заместителя начальника Управления, – ответил он и пристально посмотрел наАбрамова.
Виктор выдержал его взгляд и совершенно равнодушно сказал:
– А чем должность заместителя начальника Управления уголовного розыска вас не устраивает? Вы сами, Ильдар, знаете, что не готовы к той должности. За все время, что работали у нас, вы не приняли никакого участия в раскрытии хотя бы одного преступления. Вы никого сами лично не завербовали, не завели ни одного оперативного дела. Как же собираетесь там работать? Там совершенно другой контингент – бандиты, а не простые жулики.
– О чем мы, Виктор Николаевич, говорим? – произнес с явной обидой Усманов. – Вы подпишете мой рапорт или нет? Если я такой плохой сотрудник, то почему удерживаете в своем Управлении?
– Вы сами знаете причину, – спокойно ответил Абрамов. – Я считаю, что ваш поступок – поступок предателя. Вы что думаете, если сейчас сбежите из Управления, то тем самым поставите меня на колени?
Виктор в упор посмотрел на него, от чего он смутился, словно он угадал его мысли, и отвел глаза в сторону.
– Да, мне будет трудно, – продолжил Абрамов. – Может, даже очень трудно, но я, по крайней мере, буду знать, что никто мне в спину не ударит. Я не буду накладывать на этот рапорт резолюцию. Можете идти к Костину и рассказать ему о нашем разговоре.
Усманов продолжал сидеть в кабинете, не думая его покидать. Получив отказ, он решил взять Абрамова измором.
– Виктор Николаевич! Вы не имеете права удерживать меня в Управлении. Я не хочу больше здесь работать, понимаете, не хочу!
– Слушайте, Усманов! Вспомните мой разговор с вами и первое мое предложение назначить вас на должность начальника уголовного розыска в Челны? Что вы тогда мне заявили? Вы сказали, что не готовы работать на этой должности и не имеете морального права занимать ее, так как у вас нет соответствующего образования и недостаточно практического опыта по управлению таким большим подразделением. Через две недели вы пришли к нам на должность заместителя начальника Управления уголовного розыска республики, совершенно забыв о своих моральных и деловых качествах. Напрашивается вопрос, что могло произойти с вами за две недели? Вы стали умнее, опытнее? Жизнь показала, что ничего существенного с вами не произошло. Что вы сделали, Ильдар, за эти четыре месяца? Да ничего! Теперь вы рветесь на новую высоту, стараясь начать все с чистого листа. Вполне нормальная для вас позиция – не справились в одном месте, стоит попробовать в другом. Но я не хочу предоставлять вам такого шанса и не стану подписывать рапорт. Я сказал, что вы можете обратиться непосредственно к Костину. Пусть он решает, что с вами делать дальше.
Он посидел еще минут тридцать и, не дождавшись резолюции, вышел.
***
После обеда к Виктору заглянул Смирнов. Связисты утром записали десятиминутный разговор между Цаплиным и неизвестным абонентом. Как было установлено, им оказался друг Цаплина, некто Прохоров Игорь. Судя по разговору, он принимал непосредственное участие в налете на собор.
Абрамов быстро связался со службой наружного наблюдения и попросил плотно прикрыть адрес Цаплина, так как не исключал, что они решатся задержать его именно сегодня. С утра там была организована засада.
Виктор обсудил это со Смирновым и набросал небольшой план. Согласно ему, задержание Цаплина и Прохорова оперативники должны были осуществить при их выходе на улицу. Дома задерживать предполагаемых преступников они не решились, так как не были уверены, что у них не имелось оружия. Подписав план мероприятий, Смирнов покинул кабинет. Виктор срочно запросил справку на Прохорова. Согласно ей, он, как и Цаплин, являлся одним из активных участников преступной группировки «Зининские» и характеризовался как опытный уличный боец, сильный и дерзкий.
Абрамов сидел в кабинете в ожидании доклада об их задержании и жалел, что не мог лично принять участия в этом мероприятии. Около семнадцати часов он получил первую информацию о том, что к Цаплину пришел Прохоров. После этого время для него потекло ужасно медленно. Он стал с нетерпением ждать развязки событий.
***
Первым из дома вышел Прохоров. Он вел себя абсолютно спокойно: осмотревшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, перешел дорогу и свернул на улицу Товарищескую.
Игорь дошел до четвертого общежития КХТИ, когда на него сзади набросились сотрудники уголовного розыска. Захват был столь неожиданным, что на какой-то миг он растерялся, и этого оказалось достаточно, чтобы ему скрутили руки. Через минуту-другую к группе подъехала милицейская машина, и Прохоров оказался в ней.
После его задержания все внимание оперативников было переключено на Цаплина. Тот вышел из дома около восьми часов вечера. Вел он себя крайне осторожно. Еще накануне он узнал от матери, что около дома «ошиваются» неизвестные люди. Сначала он не поверил ей, но она, подведя его к окну, показала на припаркованный на другой стороне улицы автомобиль, у которого прохаживались молодые люди.
Цаплин внимательно рассмотрел их. Они были одеты в плащи и куртки и мало чем напоминали уличную молодежь.
«Неужели пасут? – подумал он. – Если это оперативники, то почему они стоят на улице и не пытаются войти?»
Цаплин два дня сидел дома, не решаясь выйти. Он изредка подходил к окну и записывал номера стоявших машин. Удивительно, что на машине каждый раз висел новый государственный номер, но она сама была все той же, с помятым задним бампером. Теперь у Цаплина сомнений не было, эти люди вели наблюдение за его домом круглые сутки.
«Обложили, – с горечью думал он. – Кто же меня запалил?»
Утром ему позвонил Прохоров и предупредил, что зайдет после обеда. Когда он пришел к Цаплину, тот рассказал ему об оперативниках.
– Володя, у тебя совсем поехала крыша, – отреагировал Прохоров. – С чего ты взял, что они пасут тебя, а не кого-то другого?
– Если не веришь, то посмотри в окно и убедись сам, – произнес обиженно Цаплин. – Ноги, Игорь, надо делать, пока нам не склеили ласты.
– Чтобы идти в бега, нужны деньги, а их ни у тебя, ни у меня нет. Я постараюсь взять их у Маврина, он живет недалеко отсюда, и, если он даст, то позвоню и скажу, где я тебя буду ждать.
– Игорь, ты лучше не звони, вдруг они прослушивают телефон. Давай так договоримся встретимся в районе девяти часов вечера на углу улиц Калинина и Вишневского.
Они пожали друг другу руки. Первым из дома вышел Прохоров и направился в сторону улицы Товарищеской.
***
Цаплин вышел из дома и, словно дикий зверь, сразу же почувствовал неладное. Стоявшие напротив молодые люди, перестав разговаривать между собой, устремили на него свои взгляды.
Цаплин неожиданно для поджидавших его оперативников развернулся и быстро заскочил обратно. Он закрыл на ключ входную дверь и подошел к окну, выходящему на противоположную сторону. Внимательно осмотрев двор и убедившись в отсутствии незнакомых молодых людей, открыл его настежь.
– Козлы, – сквозь зубы произнес Цаплин. – Мы еще посмотрим, кто из нас умнее.
Он осторожно вылез в окно, выходящее на соседний участок, и выглянул из-за угла на улицу. Оперативники по-прежнему стояли на другой стороне и наблюдали за его домом. Оказавшись в соседском саду, он присел на корточки и стал лихорадочно соображать, что ему делать дальше. Стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания, он прошел сад и перелез через забор. Цаплин двинулся в сторону улицы Лесгафта, надеясь затеряться среди спешивших домой людей. Ему оставалось совсем немного пройти по задворкам, когда его заметил незнакомый мужчина. Он вцепился в Цаплина, будто клещ, и начал громко кричать, привлекая к себе внимание прохожих. Как потом выяснилось, этим мужчиной оказался местный участковый инспектор милиции.
Цаплин дважды ударил его в лицо своим огромным кулаком. Мужчина сначала охнул, а затем упал на землю и потерял сознание. Однако его крика оказалось достаточно, чтобы милиционеры догадались, что происходит, и бросились к нему на помощь.
Цаплин побежал, как лось по лесу, расшвыривая по сторонам попадавшихся навстречу граждан. Хорошо ориентируясь на местности, он понимал, что ему едва ли удастся оторваться от преследователей на этой небольшой улице. Свернув за угол дома, он заметил, что за ним гонятся два работника милиции в гражданской одежде. Цаплин неплохо изучил психологию представителей органов и поэтому не боялся, что они начнут в него стрелять. Он был абсолютно прав: стрелять на улице Калинина, в центре города, не решился бы ни один милиционер.
Перепрыгивая через траншею, прорытую строителями, Цаплин споткнулся и упал. Вскочив на ноги, он сделал два шага и снова упал от пронзившей его боли. Только сейчас он понял, что подвернул ногу и бежать не может. Ему оставалось или сдаться без боя, или оказать сопротивление милиционерам. Он встал на месте и принял боевую стойку.
Но он переоценил свои возможности: работники милиции попались подготовленные, и через минуту он уже лежал на земле с закованными в наручники руками. Вскоре его, как и Прохорова, увезли в отделение внутренних дел.
***
Абрамов доложил Костину о задержании Цаплина и Прохорова.
– Ты, Виктор, сам больше не лезь в это дело. Просто держи его на особом контроле.
– Хорошо, Юрий Васильевич. Я подключу к этому делу Балаганина, пусть немного поработает. Скажите, а почему вы были против того, чтобы я подключил к этой работе сотрудников городского отдела уголовного розыска?
– Виктор, ты же знаешь, какие у меня отношения с Шакировым. Никаких его сотрудников, только ребята Смирнова и вы. В отношении Балаганина я с тобой согласен, от этого дело только выиграет.
– Хорошо, Юрий Васильевич, я вас понял.
Вызвав к себе Балаганина, Абрамов дал ему команду включиться в работу. Не успел он выйти, как его вновь вызвал Костин.
«Что еще случилось? – с раздражением подумал он, направляясь к заместителю министра. – Что, нельзя сразу же было решить все вопросы на месте, а не гонять меня туда-сюда?»
В кабинете Костина, помимо него, находился начальник Управления по борьбе с организованной преступностью Гафуров.
– Виктор Николаевич, – обратился к нему Костин. – Скажи мне, положа руку на сердце, неужели тебе нужен этот Усманов? Вот Гафуров хочет его видеть своим заместителем, отдай его ему, не держи у себя в качестве мебели.
Гафуров изобразил на своем лице обиду.
– Юрий Васильевич, вы же хорошо знаете мое отношение к Усманову. Я лично не против его перевода, я против того, чтобы он переходил в другое подразделение на аналогичную должность. За все время, что он работал у нас в Управлении, он не принял участия ни в одном крупном раскрытии преступлений, не завел ни одного оперативного дела и не завербовал ни одного агента. Это не работник, а шлак.
Гафуров, словно впервые услышав характеристику Усманова, стал ерзать на стуле.
– Ты не горячись, Виктор Николаевич, не поливай человека грязью. Сколько он у вас проработал?
– Более четырех месяцев.
– Вот, поэтому и не торопись со своими оценками. Подожди, может, расцветет еще парень.
– Для того чтобы он расцвел, нужно время. Иногда цветы начинают цвести через десять лет, а иногда и совсем не зацветают, – стоял на своем Виктор.
– Короче, Абрамов, давай, подписывай рапорт Усманова и начинай подыскивать нового заместителя начальника управления.
Виктор достал из кармана ручку, молча, подписал бумагу и передал Гафурову. Тот мгновенно вскочил с кресла и направился из кабинета. Оставшись вдвоем с Костиным, Абрамов произнес:
– Юрий Васильевич! Я исполняю обязанности начальника Управления, но еще не факт, что я им стану. Поэтому считаю, что в настоящее время искать нового заместителя начальника Управления мне не стоит. Придет новый начальник, пусть он займется этим делом.
– Может, ты и прав. Только я советую тебе, Абрамов, поменьше распускать язык. Я знаю, что ты по гороскопу Весы, а у рожденных под этим знаком людей обострено чувство справедливости, но, тем не менее, не наживай себе лишних врагов. Поверь, их у тебя и так достаточно.
Виктор вышел из кабинета и направился к себе.
***
Первым в совершении разбойного нападения на Собор святых Петра и Павла признался Цаплин. Рано утром к Абрамову в кабинет позвонила его мать и, рыдая, стала просить о встрече с сыном.
– Извините, мамаша, но почему вы обращаетесь ко мне, а не в отдел милиции? Я не занимаюсь вашим сыном.
– Я не раз обращалась к ним, но они всегда отказывают, говорят, что не положено.
– Я вам едва ли помогу в этом. Я не следователь и не могу принимать подобные решения.
Она вновь зарыдала в телефонную трубку и стала причитать. Виктору, чисто по-человечески, стало жаль женщину. Он мысленно представил ее, заплаканную, в телефонной будке, и в нем что-то перевернулось.
– Давайте, сделаем так. Вы придете ко мне в кабинет, и мы подумаем, как решить вопрос с вашим сыном.
Абрамов нажал клавишу на телефоне и вызвал к себе Балаганина.
– Станислав, как у нас обстоят дела с арестованными, что они говорят? – поинтересовался Виктор.
Оперативник, присев на край стула, стал докладывать. Из его сбивчивого рассказа Абрамов понял, что пока никто из задержанных не признался в совершенном разбое.
– Вы понимаете, Виктор Николаевич, у них алиби. Мы проверяли: работники бара подтверждают, что Прохоров и Цаплин весь тот вечер провели в баре. Их там хорошо запомнили, так как они затеяли скандал с одной из компаний.
– Плохо работаете, Стас. Я же тебя учил, что нельзя работать по шаблону. Всегда нужно искать новые пути и решения. Вы пробовали использовать в работе с Цаплиным его мать?
Балаганин отрицательно замотал головой.
– Нет, мы не работали в этом направлении.
– Вот и плохо, Станислав. Ты же знаешь, что слезы матери иногда в состоянии растопить любой лед. Нужно очень тонко обставить момент их встречи и посмотреть, сможет ли она помочь нам в этом деле. Сегодня я общался с ней и пообещал организовать встречу с сыном. Возьми ребят, и привезите его ко мне.
В назначенное время, когда в кабинете уже сидела мать Цаплина и с трудом, глотая слезы, рассказывала Абрамову о своем сыне, Балаганин завел его кабинет. Не буду описывать, что тогда произошло в кабинете. Глядя на происходящее, Виктор невольно задумался о превратностях жизни. Из их диалога он понял одно, что мать Цаплина была набожной женщиной и никак не могла понять, как это ее сын, в которого она вложила все самое лучшее, мог поднять руку на христианские святыни.
– Скажи мне, Володя, что ты этого не делал! Что люди тебя просто оговорили! – плача, кричала она, обнимая его за шею.
Цаплин изредка сбрасывал ее руки и укоризненно смотрел на нее.
– Ну, перестань, мама, плакать. Ты же знаешь, я не могу спокойно смотреть на твои слезы.
Он в очередной раз оторвал руки матери от себя и посмотрел в окно. В этот момент он напоминал Виктору маленького побитого щенка. Абрамов хорошо понимал, что он мог чувствовать в это время, и решил подыграть его матери.
– Вот, видите сами, ваш сын не слышит не только нас, но и вас. Ему все равно, сколько лет тюрьмы он получит за это преступление. И всех наших уговоров признаться в совершенном разбое, раскаяться в этом страшном грехе, он тоже не слышит.
– Володя, ты лучше признайся в содеянном, покайся перед Богом, может, он и простит тебя. Ты же знаешь, что от гнева Всевышнего не скроешься ни в тюрьме, ни дома.
Взглянув на часы, Абрамов разрешил им пообщаться еще минут пятнадцать, а затем попросил Стаса проводить мать Цаплина до выхода из МВД.
Держась за стенку, она медленно вышла из кабинета. За эти сорок минут она постарела лет на десять. Когда за ней закрылась дверь, они остались в кабинете вдвоем. Цаплин сидел на стуле с закованными в наручники руками, уткнувшись глазами в какую-то невидимую точку на полу.
– Ну что, Цаплин, так и будем молчать? Тебе, наверное, все равно, что переживают твоя мать и твои близкие? Ты можешь и дальше молчать, за тебя все расскажут твои друзья, к примеру, Прохоров и, как там, забыл его фамилию, ваш третий друг. Вот можешь ознакомиться с показаниями своего товарища Славы Якимова, в которых он говорит, что передавал в тот вечер тебе машину, а ее заметили свидетели на месте преступления. Отпираться от прямых показаний на тебя, я думаю, бессмысленно.
