Поняв, что удар не достиг цели, Длинный занёс руку, чтобы повторить.
Выручил Жак. С невиданной для тучноватой комплекции прытью француз кинулся наперерез охраннику. Поймав того за руку, дёрнул назад.
Длинный, потеряв координацию, вынужден был, схватившись за подлокотник кресла, припасть на колено у ног Ильи.
Увидев перед собой лицо противника, Богданов попытался ткнуть в морду обидчика пяткой и даже успел сместить центр тяжести тела. Удар мог бы получиться на славу, если бы не прострел в области рёбер. Сложившись пополам, Илья взвыл от боли.
Потребовались минуты, чтобы все трое пришли в состояние спокойствия, если то, что испытывал Богданов и «гости» можно было назвать спокойствием.
– Так что же этим ребятам от тебя надо? – видя, что можно продолжить разговор, задал вопрос Жак.
– Я же сказал, то же, что и вам. Только те, что в «Мерседесе» оказались проворнее, на хвост упали ещё в аэропорту. Потом долго уговаривали проехаться в места менее многолюдные. – Показав на лицо, Илья дал понять, в какой обстановке проходили переговоры. – Когда достигли договорённости, состоялась беседа, в результате которой телоистязатели стали телохранителями, верее будет сказать телосопроводителями. Куда я, туда они.
– И какую они преследовали цель?
– Дождаться, когда позвонит Элизабет, и сопроводить нас в Петербург.
– Она обещала позвонить?
– Да.
– Когда?
– Как только вернётся из Парижа.
– Из Парижа?
– Да. Есть такой город. Там ещё Эйфелева башня стоит.
– Насколько мне известно, Элизабет не собиралась в ближайшем будущем возвращаться в Россию.
Богданов собрался было остановить рассуждения Жака сообщением о том, что сестра и не думала покидать Москву, однако последняя фраза (насколько мне известно) заставила промолчать. Слишком убеждённо говорил Жак, что не могло не навести на мысль, а не дезинформировали ли его в лесу по поводу Элизабет и отеля «Националь».
Разбираться не было ни сил, ни времени, поэтому оставалось вникать, анализировать, делать выводы.
– Пусть разбирается со своими делами сколько хочет, – сделав загадочное лицо, произнёс Илья. – Я к завещанию отношения не имею, а значит торопиться мне некуда. Когда вернётся, тогда и позвонит.
Подойдя к окну, Жак, глянув сквозь стекло на то, что происходило у подъезда, отскочил в сторону.
– Они меня увидели.
Длинный кинулся ко второму окну, но, вовремя сообразив, что этим он подтвердит присутствие в квартире «гостей», метнулся в коридор.
– Через подъезд не уйти.
– Может в лифт? – стараясь не отставать от охранника, гаркнул Жак.
– Нет. Лифт перекроют первым.
– Тогда на этаж выше.
– Не получится. Будут фильтровать весь дом.
– Что же делать?
Метнувшийся в направлении Ильи взгляд означал, что у Длинного появилась идея.
Подскочив к Богданову, тот, демонстрируя пистолет, как источник превосходства в силе, прошипел:
– Жить хочешь?
– Только, чтобы с тобой поквитаться, – глядя противнику в глаза, произнёс тот.
– Тогда звони соседке. Пусть приютит минут на двадцать. Шмон пройдёт, мы уйдём через чердак.
Решение не было лишено логики, с чем Богданов, как человек, умеющий ценить ум и смелость, не мог не согласиться.
Взяв со стола телефон, набрал номер. В двух словах объяснив ситуацию, попросил Ирину приютить «друзей».
– Надолго? – со свойственной ей привычкой не заканчивать разговор на первом слове отреагировала та.
– Минут на двадцать.
– Не пойдёт. Я хату сдаю только на часы, – попыталась отшутиться Ирка.
Юмор казался неуместным, но Жак, восприняв по-деловому, сделал жест, означавший, что они согласны, чем заставил Богданова произнести три магических слова.
– Три штуки устроит?
– Три штуки за двадцать минут? – взвизгнула та. – Считай, я уже у двери.
– У тебя гости?
Не утруждая себя приветствием, похитители, не дожидаясь приглашения, вошли в квартиру, огляделись, и уже хотели было шагнуть в направлении комнаты.
Остановили слова Ильи:
– Были. Ушли.
– Кто такие?
– Брат Элизабет с охранником.
– Что хотели?
– Не успел спросить.
– Как это?
– Очень просто. Сказал, что есть люди, которые контролируют каждый мой шаг и что в настоящий момент дежурят у подъезда. Жак не поверил, выглянул в окно, увидел кого-то из вас. Дальше всё происходило без моего участия Господ сдуло быстрее, чем я успел предложить разойтись миром.
– Как могли уйти, если из подъезда никто не выходил?
– Из того, в котором живу я, возможно. Что касается остальных шести, не знаю. Может, ещё в пути.
– Мать твою, – выругавшись, парень с баклажаном вместо носа пулей кинулся к лифту.
Илья, дождавшись, когда гул шагов послышится на выходе из подъезда, подойдя к двери Иркиной квартиры, нажал на кнопку звонка.
Открыл Жак.
– Надеюсь, со слухом у гостя из Франции все в порядке?
– Не жалуюсь.
– Коли так, вы должны были слышать разговор с людьми из «Мерседеса»?
– Допустим.
– Допускаете! Значит вам надо поспешить. Пока бойцы из бригады «Мёртвая голова» шмонают остальные шесть подъездов, у вас есть возможность уйти незамеченными. В противном случае придётся объясняться в лесу.
Для убедительности Богданов жестом указал на своё лицо.
– Хотите выглядеть такими? Нет проблем. Один звонок, и вы в объятиях наших «друзей».
Жак, подойдя к дверям лифта, прислушался. Глянув на охранника так, будто решение должен был принять тот, спросил:
– Рискнём или будем ждать, когда съедут?
– Ждать бессмысленно, – ответил Длинный. – Да и где? Девчонке в институт надо. У него тоже нельзя, – показав глазами на Илью, охранник сделал такое лицо, будто говорил не о Богданове, а о человеке, перенёсшем чуму. – Могут нагрянуть ещё раз.
– Решено. Будем пробиваться, – подойдя к краю лестничного марша, Жак, глянув Илье в глаза, произнёс:
– Разговор откладывается по независящим от нас причинам. Надеюсь, следующая встреча пройдёт в более конструктивной обстановке.
– Буду ждать с нетерпением.
Вернувшись в квартиру, Илья первым делом глянул на часы. Стрелки показывали четверть десятого, что не могло не привести в замешательство.
За суетой мыслей Илья забыл про боль в груди. Однако стоило сделать резкое движение, как тут же пришлось присесть на край дивана.
Умом Богданов понимал, что госпитализации не избежать. Осмотр, рентген, разного рода процедуры и, как вытекающее, соблюдение постельного режима. В принципе он был не против с недельку поваляться в постели. Но только не сейчас. Как минимум день необходимо было продержаться хотя бы для того, чтобы встретиться с полковником Красновым.
«К тому же неизвестно, как поведёт себя ФСБ, – думал Илья. – Упрячут в потаённом месте без связи с внешним миром. Больницу будешь вспоминать, как манну небесную».
Как и предполагал Илья, Ирке хватило двадцати минут для того, чтобы привести соседа в надлежащий вид. Очки, надвинутая на лоб бейсболка сделали из преуспевающего бизнесмена великовозрастного парнишку.
Осмотрев себя в зеркале, Богданов остался довольный. Таким он хотел выглядеть, будь ему лет двадцать, от силы двадцать два. Сейчас же было не до жиру. Максимум изменений наружной оболочки при минимуме внутренней и никаких побочных явлений в отношении коллег. Для всех он попал в автокатастрофу. Не будь пристёгнут ремнём безопасности, могло сложиться гораздо хуже.
Прежде, чем покинуть квартиру, Богданову необходимо было набрать номер одного из тех, с кем заключил соглашение о так называемом сотрудничестве, и сообщить о том, что намерен вторую половину дня провести в офисе.
– Я это, – не зная, как обратиться, проговорил в трубку Илья.
– Можешь называть меня Сергей, – пришёл на помощь голос абонента.
– Сергей так Сергей. Мне необходимо побывать на работе, где я пробуду часов до шести, а может, и дольше.
– Нет проблем, – ещё более уверенно отозвалось в телефоне.
– Я тоже думаю, проблем не может быть никаких.
Богданову повезло, так как опоздание составило всего семь минут. И хотя среди друзей Илья слыл ярым приверженцем пунктуальности, оправдание было на лицо, в прямом и переносном смысле.
Войдя в приёмную, Богданов не сразу заметил сидящего возле окна человека. Не позволила секретарша. Вскрикнув после того, как Илья снял бейсболку и очки, та сама того не подозревая, отвлекла внимание шефа от ожидавшего его посетителя. И только, когда мужчина встал, Богданов понял, что это и есть тот самый полковник ФСБ, о котором накануне говорил компаньон.
– Вы ко мне? – стараясь попридержать рвущуюся наружу обеспокоенность, проговорил Илья.
– Да, – улыбнувшись уголками губ, произнес в ответ незнакомец.
– В таком случае – прошу.
Пропустив гостя, Богданов жестом дал секретарше понять, что его ни для кого нет.
Войдя в кабинет, Илья прежде, чем предложить незнакомцу присесть, попытался удержать направленный на него взгляд, что оказалось совсем непросто.
– Краснов Алексей Фёдорович, – протягивая руку, произнёс гость, всем видом показывая, что он человек оттуда, откуда приходят в случае крайне необходимости.
– Богданов Илья Николаевич, – отвечая на рукопожатие, произнёс Илья, не забыв при этом добавить. – Я в курсе, кто вы и откуда.
– Тем лучше, – улыбнулся теперь уже открытой улыбкой Краснов. – Я так же, как и вы, за то, чтобы люди избавляли себя от ненужных формальностей. Так проще и удобнее.
Рукопожатие было крепким, но недолгим, с полным вложением мыслей в простой, в то же время объемный по своему значению мужской ритуал.
Илья попытался сравнить полковника с незнакомцем, чей образ жил в сознании согласно описаниям компаньона. Рождённый воображением он почти полностью соответствовал оригиналу.
Судя же по тому, как разглядывал Илью Краснов, тот будто сопоставлял имеющиеся у него данные, не оценивающе, без подозрения, но с долей интригующего интереса.
– Располагайтесь, где будет удобно, хотите за столом, хотите на диване.
Оставаясь хозяином положения, Богданов предоставлял гостю право выбора.
Краснов выбрал диван.
– Кофе, чай?
Вопрос прозвучал несколько традиционно.
Что касается ответа, тот не столько ошеломил Илью, сколько заставил задуматься.
– Что предложите, тому и буду рад.
Связавшись с компаньоном, Богданов дал понять, что он на месте, в рабочем расположении духа, но в ближайшие полчаса, а то и час будет занят. Чем уточнять не стал, всё ясно было без лишних слов.
Положив трубку, Богданов с долей подчёркнутого внимания занял место за столом, напротив Краснова
– Ну, так с чего начнём?
– С цели моего визита. Думаю, вы догадываетесь, о чём и ком будет идти речь, – проговорил Краснов.
– Да уж, – ухмыльнулся Богданов. – Было нетрудно. За последние сорок восемь часов я только и делаю, что обсуждаю одну и ту же тему, при разных вариантах общения с разными людьми.
– Судя по вашему лицу, варианты не всегда вас устраивали?
– Вообще-то да, – попытался изобразить улыбку Илья.
Секунды безмолвия стали свидетелями того, что сидящие напротив друг друга люди, получив первую дозу информации, пытались извлечь из неё хоть что-то, что могло и должно было дать возможность сыграть в открытую.
– Откровенность за откровенность, – став вдруг не похожим на прежнего Красного, нарушил молчание гость. – Мы в курсе всего, что произошло с вами с момента прибытия в Москву.
– Всего? – ухмылка скользнула по губам Ильи, – а собственно, чему я удивляюсь? ФСБ оно и в Африке ФСБ.
– Я не из ФСБ.
– Не из ФСБ?
– Ведомство, которое я представляю, решает те же задачи, что и ФСБ, только в иной направленности, что делает нашу работу более невидимой.
– Что значит в иной направленности?
– ФСБ отвечает за безопасность страны в общем. Служба внешней разведки отвечает за попытку вмешаться в эту самую безопасность извне.
– Выходит, вы из СВР? – ощутив что-то вроде взрыва внутри себя, переспросил Илья.
– Да. Я руководитель одного из отделов внешней разведки.
По тому, как гость преподнёс чашку с чаем к губам, стало понятно, преодолев первый этап, полковник решил перейти к следующему. Для того, чтобы сделать это, необходимо было придать разговору иное направление.
Сделав глоток, Краснов, цокнув языком, произнёс:
– Отличный чай.
Илья почувствовал, как в душе наступает штиль.
– Настоящий, зелёный. Друзья из Китая присылают. Лет пять назад посетил Пекин, пригласили на чайную церемонию, на настоящую, не ту, которую втюхивают туристам. Испробовали несколько сортов чая. Понравился этот. С тех пор пью только его.
– В жизни придерживаетесь тех же правил?
– По возможности. Не всегда, правда, удаётся.
– В таком случае, что могло заставить вас ввязаться в историю поисков тайника?
– Любое правило может иметь исключение. Одно из них подтолкнуло и к тому, в чём я начинаю разочаровываться.
– Разочароваться?
– Да. Не надо было ввязываться в то, что изначально отдавало авантюризмом.
– Вас не удивляет, почему делом, связанным с тайником Соколовых, кроме ФСБ, занимается ещё и контрразведка?
– ФСБ тоже?
– Да. Служба безопасности держит на контроле всё, что происходит вокруг госпожи Лемье, а с недавнего времени и вокруг вас.
– Выходит, вы представляете сразу два ведомства?
– Нет, только службу разведки.
– Интересно знать, что имеет в виду представитель внешней разведки, говоря о задачах?
– А вы не догадываетесь?
– Нет.
– В таком случае, – качнув головой, опустил глаза полковник. – Мне бы хотелось ввести вас в курс дела по поводу хранившихся в архиве документов.
– Нет необходимости, – быстрее, чем ожидал Краснов, произнёс Богданов. – Я в курсе и о происхождении бумаг, и о том, какая скрыта в бумагах тайна, а также о намерении Элизабет довести до ума дело отца и деда.
– И об этом вам рассказала Лемье?
– Нет. О секретном оружии я услышал от Виктора Рученкова, бывшего сотрудника ФСБ.
– Даже так. В таком случае о Рученкове мне бы хотелось поговорить отдельно. Кстати, ваша первая ошибка напрямую связана с вашим другом.
– В чём именно? В том, что поделился с Виктором информацией о поездке в Петербург?
– И в этом тоже.
– Интересно знать, как бы поступили на моём месте вы, узнав, что за вами следят? Голова шла кругом, а тут ещё «Мерседес» с затемнёнными стёклами.
– Не знаю.
– Не знаете, а по поводу Рученкова укоряете.
– И правильно делаю. Позже поймёте почему.
Отодвинув чашку в сторону, полковник словно освобождал место для предъявления вещественных доказательств. Однако вместо того, чтобы достать эти самые доказательства, он только лишь провёл по полированной поверхности стола рукой.
– Для того чтобы разговор выглядел более продуктивным, мне бы хотелось вернуться к документам.
– Чего к ним возвращаться, если о существовании документов я узнал только вчера?
– Допустим. Но в таком случае вы не можете не знать, были ли они в тайнике.
– Конечно, не могу. Ни бумаг, ни самого тайника в квартире на Гороховой не оказалось.
– Не понял.
– Тайник отыскать не удалось. Причина неизвестна. Как считает Элизабет, она не до конца разобралась в подборке кода к завещанию. Отсюда ошибка в прочтении.
– Получается, тайник вы не нашли?
– Не нашли.
– Знали, в какой квартире, и не смогли отыскать?
– Совершенно, верно. Знали и не смогли.
– После чего мадам Лемье вылетела в Париж, чтобы ещё раз всё основательно проверить?
– Да. Всё именно так и было.
– Ну, что же, ничего другого я от вас и не ждал.
– То есть?
Илья не знал, куда клонит Краснов. Но интонация, с которой была произнесена последняя фраза, заставила напрячь не только слух и зрение, но и мысли тоже.
– Вы твёрдо держите данное Лемье слово, в чём я вас не только не осуждаю, но и в какой-то степени даже поддерживаю. Что касается понимания, мешает защита интересов государства. Поверьте, если бы не стратегическое назначение архива Соколовых, я бы о тайнике даже не заикнулся.
– Но мы на самом деле не нашли.
– Верю. Вернее сказать, хотелось бы верить, если бы ни одно обстоятельство. Через два часа после вашего отбытия из Питера коллеги из Петербургского отделения ФСБ посетили квартиру Исаевых. Имея ордер на обыск, группа должна была проверить всё вплоть до вскрытия камина. К счастью, этого не потребовалось. Глава семейства рассказал и даже показал, как открывается тайник.
– И что из того? Ни фамильных драгоценностей, ни картин и уж тем более архива в тайнике не было.
– Тем не менее тайник в камине – единственное место, куда Соколовы могли спрятать бумаги.
– Так думала и Элизабет. Почему? Не знаю. Возможно, кроме завещания прадеда, существуют другие документы.
– Например?
– Например, письма от деда к отцу, от отца к дочери, знать о которых могла только мать Элизабет. Если так, в них и таится разгадка к тайне, которая интересует всех.
– Надо же, – достав платок, Краснов промокнул выступивший на лбу пот. – Честно сказать, признание ваше произвело на меня неизгладимое впечатление. Вроде как появилась ясность, которую я почему-то не чувствую вообще. Поэтому предлагаю забыть про тайник и перейти к проблеме, касающейся вас лично.
– Проблеме?
– Да. И я бы сказал достаточно серьёзной.
Поднеся ко рту чашку, Краснов сделал пару глотков, после чего, покрутив ту в руках, вернул на стол.
– Как вы считаете, у вас много врагов?
– Врагов? Кого вы имеете в виду?
– Всех тех, кто начал проявлять к персоне вашей интерес.
– Поконкретнее можно?
– Можно и поконкретнее. За двое суток вы умудрились создать вокруг себя такой ореол таинственности, что вся шваль, которая только и ждёт, как бы урвать кусок пожирнее, начала слетаться к вам, как мухи на навоз.
– Сравнение, прямо скажем, не совсем удачное, но я готов выслушать вас до конца.
– Извините. Я хотел сказать, как пчёлы на мёд, – поправил себя Краснов. – Круг этих людей достаточно обширен. Я бы даже сказал разнообразен, что наводит на мысль, что им от вас надо?
– Какая уж тут мысль. Фамильные драгоценности и есть тот самый мёд, на который, как вы соизволили выразиться, слетаются те, у кого возникло желание поживиться за чужой счёт.
– Я рад, что вы не только это осознаёте, но и даёте себе отчёт.
– Отчёт?
Жест Богданова, означающий, что нужно взглянуть на его лицо, и вы всё поймёте сами, ответили за него лучше, чем он сделал бы это сам.
– Сожалею, – пожимая плечами, полковник вроде как выражал сочувствие. – Отсюда и желание дать вам понять, кто враг, а кто, прикинувшись овечкой, пытается влезть к вам душу.
– Мне кажется, я догадываюсь, о ком идёт речь.
– Тем лучше. В списке ваших врагов Рученков числится под номером один, которого, кстати, сотворили вы сами в тот момент, когда решили поделиться информацией, касающейся завещания прадеда Лемье. Виктор Константинович как человек, умеющий во всём и всегда находить главное, не мог не уловить, что судьба преподнесла ему подарок, о котором он мог только мечтать.
– Но для того, чтобы воспользоваться подарком, необходимо было предпринять ответный ход, а ещё лучше разработать план.
– Думаете, Рученков не предпринял? Не тот друг ваш человек, чтобы упустить то, что само идёт в руки. Скажу больше, Виктор сделал ход, о котором вы не только никогда бы не догадались, но и предположить не смогли, что он на такое способен.
– Интересно, что же Руча такого предпринял, что удивило даже службу внешней разведки?
– Обратился к криминалу. Конкретно к одному из авторитетнейших воров в законе по кличке Граф.
– Рученков пошёл на поклон к вору в законе? Да вы с ума сошли!
– Не верите?
– Нет, конечно. Я Витьку со школьной скамьи знаю. Чтобы он, офицер службы безопасности, снюхался с ворами. Бред какой-то.
– Бред говорите? Похвально. Мужская дружба сегодня редкость. Жаль только, что жизнь диктует свои условия. Встреча Рученкова с вором в законе состоялась через день после вашего разговора. Виктор был настолько уверен, что Граф не откажется от сотрудничества, что даже рискнул озвучить свой интерес. Семьдесят на тридцать, такая прозвучали цифра, что, конечно же, не могло устроить вора. Имея в подобных делах опыт сожравшего полсаванны льва, Графу пришлось остудить пыл Рученкова, предложив тому сработать пятьдесят на пятьдесят. Товарищу вашему ничего не оставалось, как согласиться. Договорённость была скреплена коньяком. Дальше всё, как по нотам. «Мерседес» с номером – три единицы.
– Здесь вы не правы, – прервал Краснова Богданов. – «Мерседес» появился раньше. Я потому и обратился к Виктору, что хотел выяснить, кому и зачем понадобилось следить, если ни я, ни Элизабет не сделали ничего предосудительного.
– Всё правильно. Вы заметили за собой слежку, попросили друга выяснить, чья машина. Но разве могли вы знать, что «Мерседес» с тремя единицами, кроме того, чтобы пасти вас, ещё обслуживал щипачей. Дело в том, что отель «Националь» расположен на территории, подконтрольной Графу, а значит все, кто работает в сфере обслуживания клиентов: от проституток до таксистов- платят ему. Часть денег уходит в «общаг», часть оседает в сейфе вора. Система отрабатывалась годами, и никто не вправе её менять. Тоже касается и щипачей. Как только в отель заезжает богатая личность, ей тут же падают на хвост ребята Графа, умеющие снять колье так, что обладательница бриллиантов отсутствие таковых замечает только в номере. Француженку должны были грабануть. Но появились вы, спутав воришкам карты. Случай, конечно, но именно «Мерседесу» суждено было сыграть одну из главенствующих ролей в ваших отношениях с Рученковым. Вы поделились с другом информацией по поводу автомобиля. Тот передал Графу. Вор отдаёт засвеченную тачку группе, занимающейся отслеживанием передвижений француженки. При этом упор делает на то, чтобы следившие за вами люди прятались, но не особо.
– С какой стати?
– Когда человек обнаруживает слежку, начинает нервничать. После чего следует ряд ошибок, которые определяют направление главного удара.
– Интересно, где и какие ошибки совершил я?
– Первая, когда позвонили Рученкову из Петербурга. Вы тогда ещё сказали, что скоро будете в Москве. Настолько были увлечены игрой в кладоискателей, что даже не обратили внимания на факт, который обязан был дать пищу для размышления. Имеется в виду встреча с Виктором в аэропорту. Рученков профессионально подвёл вас к тому, чтобы вы начали делиться информацией. Вы высказали просьбу, что нужно обсудить проблемы, не на ходу, а где-нибудь в укромном месте. Рученков место это выбрал.
– Намёк на…?
– Не намёк, а факт. Нападение в кафе дело рук вашего друга. Не самого, конечно. Сработали люди Графа. Схему разработал Рученков.
– Ручу вырубился до того, как начали обрабатывать меня.
– Вы видели момент нанесения удара?
– Нет.
– В таком случае, откуда такая уверенность? После того, как вы поняли, что драку спровоцировал Виктор, в глазах ваших он выглядел как герой. Так?
– Допустим.
– На самом деле всё было разыграно не хуже, чем в театре. Станиславский и тот бы удивился, насколько режиссура органично совпадала с игрой актёров.
– Выходит, я, сам того не подозревая, оказался между двух огней?
– Я бы сказал меж двух жерновов, те, что, крутясь в разные стороны, способны превратить в пыль кого угодно и что угодно. Вас они только слегка разукрасили и то больше для устрашения, чем для пользы дела.
– Ничего себе, слегка, – состроив гримасу обиды, прикоснулся к груди Илья. – В пору в стационар ложиться, внутри всё так и горит.
– Радуйтесь, что не убили. Хотя, я думаю, избавляться от вас в планы Рученкова не входило.
Никогда ещё Илья не был настолько близок к разочарованию. Презирая предательство, он думать не думал, что когда-либо окажется в роли предаваемого. Отсюда обжигающая боль в груди, словно кто-то взял и ткнул в душу раскалёнными щипцами.
– Получается, я жив благодаря тому, что не сумел отыскать тайник?!
– Правильнее будет сказать, что его содержимого, – не замедлил уточнить Краснов.
– В противном случае из меня бы вынули душу, а вместе с ней и признание?
– Думаю, это ещё впереди.
– То есть?
– Элизабет, разгадав тайну завещания, обратится к вам за помощью. Вы не сможете отказать. И всё начнётся сначала.
– И что мне с этим делать?
– То, что собирались. Сдаваться на откуп врачам, желательно в стационаре.
– А как же Элизабет, архив, реликвии?
– Никуда не денутся. По нашим данным, Лемье намерена пробыть во Франции не меньше месяца, а то и два. Такой срок прозвучал в телефонном разговоре с отчимом.
– Если так, то зачем людям Графа понадобилось вводить меня в заблуждение. В лесу открытым тексом было сказано, что француженка в Москве, в отеле «Националь».
– И вы этому поверили?
– Как не поверить, когда было предложено позвонить на ресепшен и самому расспросить у дежурной.
– И что?
– Всё подтвердилось.
– Не понял.
По выражению лица Краснова можно было видеть, что поведанная Ильёй новость стала для полковника сюрпризом.
– Я тоже поначалу не понял, как и не понимаю сейчас.
– Может, решили проверить? Что делает один в случае, если другой обвинил его в обмане?
– Пытается выяснить причину.
– Верно. Если нет к этому рвения, значит нет причины. В вашем случае вам по барабану, где француженка в Москве или в Париже.
– Психология? – вникнув в слова Краснова, произнёс Богданов.
– А вы думали. Рученков прошёл серьёзную школу, чтобы научиться разбираться в вещах, которые для обывателя кажутся недосягаемыми. Изучал философию, психологию и даже оккультные науки. Вытащить на свет, что творится у человека в голове, для него проще пареной репы.
Слушая Краснова, Илья не просто впитывал в себя смысл произнесённых полковником слов, он словно вживался в них, и всё потому, что речь шла о человеке, переодевшемся в шкуру предателя. Вспомнив, с какой страстью Рученков рассказывал о деде Элизабет, о секретном оружии, о том, что смерть Александра Соколова – спланированная акция, Богданов вдруг ощутил несоответствие с тем, к чему подводил ему Краснов.
– Проверки проверками, но откуда Виктор мог знать об архиве?
– Оттуда же, откуда я про Графа и про предательство вашего друга. От руководства специального отдела ФСБ.
После разговора с вами Рученков направился в контору, где рассказал всё, о чём поведали вы. Мало того, даже выразил желание сотрудничать, что, конечно же, было воспринято с должным к тому отношением. Подарок был принят, на основании которого ФСБ разработало схему действий Рученкова, касающихся вас и Элизабет. И всё бы хорошо, если бы Виктор не вздумал пойти на сговор с криминалом. Поэтому стоило наружке зафиксировать факт общения Рученкова с Графом, было принято решение – взять в разработку и того, и другого.
– Не означает ли это, что служба безопасности, когда меня увозили в лес, была рядом?
– Настолько, что даже снимали происходящее на видео.
– Почему же не вмешались?
– Вытащить вас из дерьма, означало бы погубить дело.
– Ничего себе! А если бы меня убили?
– Не думаю. Команда была дана довести объект до отчаяния, что похитители и сделали.
Последняя фраза была произнесена Красновым с такой интонацией, что Богданову, прибывавшему в состоянии морального нокдауна, захотелось взять тайм аут.
Превозмогая боль, Илья поднялся со словами: «Я сейчас», – и направился в сторону стоящего в углу буфета.
Возвращался с бутылкой коньяка в одной руке и двумя пузатыми на коротких ножках бокалами в другой.
– Вообще-то на работе не пью. Если только с хорошим человеком, и чтобы коньяк соответствовал уровню.
Разлив, Богданов протянул один из бокалов Краснову.
– Попробуйте. Я думаю, вам понравится.
– Спасибо!
Запах от резвившегося в бокале коньяка исходил такой, что полковник даже зажмурился. Пригубив, замер, словно пытался найти сравнение. После чего, приподняв подбородок, медленно, с чувством оценки напитка, дарящего удовольствие, сделал глоток.
После обмена впечатлениями Богданов и Краснов оказались в ситуации полного разграничения разговора по поводу, что произошло и что может произойти. Оба чувствовали, что следует продолжить обмен информацией, но не знали, с чего начать.
Молчание было разбавлено дополнительной порцией коньяка, после принятия которого первым предпринял попытку продолжить разговор Илья.
– Интересно, кто в списке моих врагов значится следующим?
Вопрос был направлен в точку сознания, где должен был находиться ответ.
Полковник ответил без промедления.
– Тот, кто посетил вас сегодня утром. Кстати, ход с девчонкой, что живёт напротив, был придуман, как никогда вовремя. Сейчас, когда всё в прошлом, даже представить себе трудно, во что могло вылиться столкновение двух противоборствующих сторон.
– Одним врагом стало бы меньше.
– Не скажите. Лемье с Кузнецовым не такая уж слабая команда.
– Кузнецовым? Это вы про длинного что ли?
– Про него родимого. Бывший сотрудник антитеррористического подразделения, майор в отставке, участник двух десятков серьёзнейших операций, имеет столько правительственных наград, сколько не имеет никто другой из числа сотрудников того же подразделения. Следующей должна была быть звезда Героя России. Подрыв на фугасе спутал парню все карты. Госпиталь, списание в запас. Думали, сорвётся, начнёт пить, а то и того хуже, встанет под флаг криминала. Нет. Выбрал путь, который предугадать не мог никто. Один из сослуживцев открыл частное сыскное бюро. Под крыло товарища присел и Кузнецов, став личным телохранителем шефа. Когда, кто и на каком этапе свёл его с Жаком Лемье, остаётся тайной. Со временем мы выясним и это. Однако в силу причин секретности операции руководством принято решение, чтобы оставить всё, как есть.
– И какую цель преследует Жак?
– Имеете в виду, что больше интересует француза, документы или фамильные реликвии?
– Да. А то война идёт, а кто и за что бьётся, непонятно.
– Нам бы тоже хотелось это знать. И как мне кажется, в скором времени всё встанет на свои места.
– Намёк на то, что Элизабет поделится неудачей по поводу тайника с матерью, та расскажет мужу. И Жаку будет предложено вернуться в Париж?
– Вроде того.
– В таком случае возникает вопрос, что конкретно могло заставить француза кинуться на поиски реликвий? Чужая страна, чужие люди. Неизвестно, во что вообще могло вылиться путешествие в Россию.
– Сами-то что думаете?
– Только не деньги.
– Почему?
– Потому что папа упакован так, что может позволить жить сыну не то, что беззаботно, а я бы сказал, припеваючи.
– Вначале так оно и было, Жак жил, как хотел. Однако страсть к кокаину, а затем и к более серьёзным наркотикам заставили родителя изменить отношение к отпрыску в корне. Попытка вылечить успеха не имела. Не дала положительного результата и изоляция. Проходило время, Жак возвращался к старому, и всё начиналось сначала.
– И папаша решил лишить сына дотации?
– Верно. Лемье- старший перестал давать Лемье- младшему деньги. Какое-то время Жак держался, где перезанимал, где приторговывал дурью. Но рано или поздно и тому, и другому приходит конец. Долг наркоторговцам превысил допустимые нормы. Лемье установили срок, в течение двух недель тот должен был вернуть деньги. В противном случае, плавать парню в Сене, стоя в тазике с бетоном.