Александр Жигалин
Французская мелодия
– Исключено, – глядя в глаза полковнику, произнёс Илья.
– Почему?
– Потому, что тему эту мы уже обсуждали. Условие состояло в обмене дневники на деньги.
– Но без ознакомления с дневниками анализ архива будет иметь характер частичного осмотра.
– Мне наплевать частичного или локального. Риск быть обманутым превыше слов. Поэтому решайте, или просматриваете папки, или разбегаемся без претензий друг к другу.
Повернувшись спиной к Илье, Гришин оказался лицом к лицу с Элизабет.
Та, подняв глаза на полковника, ни слова не произнося, опустила взгляд, что можно было понять двояко: как знак согласия или как нежелание участвовать в происходящем.
– Будь по – вашему, – снял с лица гримасу негодования Гришин. – Но учтите, папки под номерами 2, 3 и 5 вы нам предоставите без дополнительных условий.
– Кому это вам?
– Нам, значит мне. И давайте без уточнений. Ваше дело предоставить архив. Наше – его проверить.
На этот раз Богданову нечем было возразить, и он вынужден был направиться к смотровой яме.
Он уже преодолел три из пяти ступенек, как вдруг, поразмыслив, бросил взгляд в сторону Григория.
– Пусть волкодав ваш отойдёт от двери на пять шагов.
– С какой стати? – поспешил отбиться вопросом Гришин.
– С такой, что пока я буду перебирать коробки, он не вздумал подобраться к сейфу. И вообще, в случае неадекватных действий с вашей стороны, а также со стороны вашего помощника, я буду вынужден закрыться изнутри, откуда выкурить меня не сможет никто. Кроме разного рода секретных устройств, сейф оснащён телефонной связью. Вызвать подмогу не составит труда.
Гришин подал знак помощнику, и тот, отойдя от двери, занял позицию, откуда достичь сейфа можно было, преодолев путь длиною не менее десяти метров.
Спустившись в смотровую яму, Илья до того, как приблизиться к сейфу, пододвинул к лестнице пустую бочку.
Теперь Григорию в случае чего предстояло преодолеть ещё одно препятствие, что шансы на посягательство архива сводило к нулю.
Четыре минуты ушло на открывание замков. Больше, чем в обычной ситуации, и всё потому, что приходилось прислушиваться, а иногда и оглядываться, не подкрадывается ли кто.
Как только похожая на монстра дверь отошла в сторону, Илья, пройдя внутрь, приступил к открыванию второй по счёту двери и огромной, в человеческий рост, решётки.
Открывание и той, и другой заняло больше минуты, после чего, нажав на похожую на жука кнопку, Богданов вошёл в сейф.
Стоило переступить порог, как нежно – голубой, напоминающий лунный, свет озарил помещение от пола до потолка.
«Луч света в тёмном царстве, – вспомнилась крылатая фраза.
«А что, и вправду царство «луча смерти»!».
Задрав голову, Илья зажмурился.
«Столько света?! Зачем? Чтобы придать величественность комнате размером не более пяти квадратов?
Отыскав затребованные полковником папки, начал выбираться наружу, не забыв прикрыть за собой сначала решётку, затем дверь. Притворять основную, а также включать запорные замки не стал, ограничившись введением в действие устройства, которое в случае опоздания с отключением должно было подать команду к возгоранию.
Поднявшись по лестнице, Богданов прежде, чем передать папки Гришину, огляделся.
– И где же ваш специалист?
– Опять вопросы! – принимая документы, подмигнул полковник. – Не надоело?
Преодолев последние ступеньки лестницы, Илья, находясь в недоумении, замер посреди гаража.
Причиной тому стали действия полковника.
Пройдя к столу, тот положил папки перед Элизабет. После чего последовала фраза: «Пожалуйста, Ольга Александровна. Это то, что вы просили».
Две, три, пять секунд потребовалось для того, чтобы Илья смог прийти в себя. Настолько эффект превращения Элизабет в Ольгу оказался непредсказуем, что был потерян не только дар речи, но и ориентация, то, что подчиняет человека в реальном мире реальному времени.
– Ольга Александровна? Полковник, вы что взбрендили? Это же Элизабет.
Не понимая, что происходит Богданов, сделал шаг в направлении стола. Он готов был сделать сколько угодно шагов, лишь бы как можно быстрее получить ответ. Прижатое к затылку дуло пистолета заставило, застыв на месте, обрести позу каменного изваяния.
– Элизабет во Франции, – наполненный иронией голос Гришина разрубил застывшую в ожидании тишину. – Мало того, могу уверить, что даже не догадывается о вашем существовании. Та же, кого вы считали француженкой, есть никто иная, как Ольга Дмитриевна Ленковская, дочь Дмитрия Семёновича Ленковского, коллеги Соколова, того самого, который на протяжении многих лет собирал информацию о «луче смерти». Был момент, когда Соколов чуть было не рассказал ему об архиве отца. Настолько они были близки.
– Подождите, – с трудом переведя дыхание, прервал полковника Илья. – Получается, женщина, которая просматривает архив, к семейству Лемье не имеет никакого отношения?
Не веря ни глазам, ни собственным ушам, Богданов продолжал бороться с рвущимся наружу противостоянием.
– Именно, – с неприкрытой издёвкой в голосе произнёс полковник.
– А как же Ялта, Москва, Питер?
– Единый разработанный мною план, начиная со знакомства в Крыму, куда я отправил Ольгу за два дня до вашего прибытия, заканчивая сегодняшней встречей в баре.
– Ни хрена себе, – выдохнул Илья. – Браво, полковник! Браво! Теперь понятно, почему вы столь упорно пытались заставить меня повторно показать архив. Окажись я на вашем месте, поступил бы точно так же.
Рассуждая вслух, Илья не видел ни направленных на него взглядов, ни пробегающей по губам полковника усмешки. Он будто оказался в огромном без окон и дверей ангаре, где каждое слово, каждый вздох отдавался протяжным пытающимся вырваться наружу эхом. Дышать и то приходилось через раз.
– Так! Подождите!
Неожиданно возникший восторг столь же неожиданно перерос в смятение, заставив Богданова устремить взгляд в сторону наблюдавшей за ним Элизабет – Ольги.
– А как же любовь, постель, секс? Это что, тоже часть вашего общего плана?
– Нет!
Вспыхнувшее румянцем лицо Ленковской предстало перед Ильёй в том виде, который тот привык видеть с момента знакомства.
– Здесь всё по – настоящему. В тот вечер в ресторане я впервые поняла, в какое дерьмо затолкал меня отец. Практически он меня продал. Что касается наших с тобой отношений, то тогда мне было хорошо. Сегодня? Сегодня- больно.
– Теперь понятно, почему предпочла сбежать, не оставив ни письма, ни записки.
– Я приказал Ольге возвратиться в Москву, – подойдя к столу, Гришин опёрся о край. – Как только стало известно, что отношения между вами зашли слишком далеко, появилось опасение, что Ольга, не выдержав влюблённости, может раскрыть секрет замысла. С женщинами такое случается. Провал в обмен на чувства двух любящих сердец. Позвонив Ленковскому, я потребовал, чтобы тот вызвал дочь в Москву. Что тот и сделал.
– Но ведь можно было оставить записку.
– Я оставила у администратора.
– Мне не передали.
Как по команде, Илья и Ольга направили взгляды в сторону Гришина.
– Была записка. Была, – отойдя от стола, хлопнул в ладоши тот. – Человек мой, изъяв конверт, приказал администратору молчать.
– Понятно.
Скрипнув зубами, Илья готов был вцепиться Гришину в глотку.
– Дать бы тебе, полковник, в морду, чтобы в следующий раз знал, как лезть в чужую жизнь. Есть вещи, которые касаются двоих, но никак не чужих глаз и уж точно не твоих грязных рук.
– Нет таких вещей. Влюблённость, признания, страдания – белиберда по сравнению с тем, к чему человек шёл четверть века. Вдумайтесь, двадцать пять лет ожиданий, поисков, встреч, разочарований. О бессонных ночах я и не говорю, потому что тех было не счесть. И ты думаешь, я мог позволить себе вот так за здорово живёшь пустить дело всей жизни псу под хвост? А вот это видел?
Сложенная из трёх пальцев фига закружила перед носом Ильи.
– Нет, уважаемый Илья Николаевич, война есть война. Если учесть, что на кону стоит нечто большее, чем просто деньги, то о лирике не могло быть и речи.
Дождавшись, когда Гришин, успокоившись, примет позу прокурора, Илья обратил взор в сторону Ольги.
– Что означает фраза: «Отец продал меня»?
– То, что с детства родители внушали мне, какое у меня будет красивое будущее.
Отец был уверен, придёт время, найдётся тот, кто захочет возродить поиски «луча смерти». И тогда вспомнят о нём.
– И такой день настал?
– Настал, – не дал ответить Ленковской полковник. – Когда-то Никола Тесла изобрёл «луч смерти». Но повелителю вселенной не было суждено превратить идею в жизнь. Не то было время. Прошли годы. Почин Теслы подхватил русский учёный Иван Соколов. И вновь неудача. Причина та же, идея не находит отражения во времени. Понимая это, Соколов передаёт эстафету сыну. Александр, будучи человеком незаурядного ума, доводит изобретение до логического завершения.
Казалось бы, история подошла к концу, «луч смерти» способен обрести жизнь. Не тут-то было. Как никто другой понимая, чем грозит человечеству оружие нового поколения, Соколов решает уберечь общество оттого, что могло стать причиной гибели всего, что люди называют жизнь.
«Луч смерти» вновь впадает в ожидание, которое длится четверть века. Но прогресс на то и прогресс, чтобы подталкивать человечество к совершенству. И хотя путь этот не всегда тернист и не всегда усеян розами, время берёт своё. Час изменения общества не за горами, потому истории необходим тот, кто смог бы дать изобретению Теслы новую жизнь.
– И этим человеком возомнили себя вы?
– Да я, – обдав Илью леденящим душу взглядом, произнёс полковник. – В своё время руководство КГБ поручило мне возглавить расследование дела, связанное с исчезновением документов, касающихся нового вида оружия. Три месяца я занимался изучением того, что удалось накопать коллегам в пятидесятых, ещё столько же, что касалось самого «луча смерти». И только когда картина начала обретать контуры, я решил приступить к опросу людей, имеющих отношение к разработкам Александра Соколова. Ленковский стоял в списке вторым, потому как первым был сам Соколов.
С первой минуты общения с Дмитрием Семёновичем мы поняли, что нашли друг друга.
Ленковский показал дневники, дав тем самым понять, что Соколов решил свести разработки «луча смерти» на нет. Кроме того, поделился соображениями по поводу, где спрятан архив.
– И вы решили разработать план захвата?
– А что мне оставалось делать? Существовал приказ. Я был обязан его выполнить. Никогда я ещё не работал с таким рвением. И всё бы получилось, если бы Соколов не связался с вашим отцом. Ученый словно чувствовал, что кто-то идёт по следу архива, потому решил обезопасить «луч смерти» от попадания в чужие руки.
– А зачем понадобилось впутывать Лемье?
– Будучи во Франции, Александр Иванович дважды встречался с Лемье, и оба раза разговор вёлся на одну и ту же тему. Я тогда курировал Соколова. По долгу службы обязан был знать всё.
– Вы что прилепили к лацкану пиджака Александра Ивановича прослушку?
– Соколов не шпион и не враг, потому об установки подслушивающего устройства не могло быть и речи.
– В таком случае, каким образом удалось узнать о сути разговора Лемье с Соколовым?
– От Лемье. Я позвонил. Мы встретились. Разговор состоялся в ресторане. Говорили в основном о семействе Соколовых, о том, что супруга Александра Ивановича не прочь вернуться во Францию. Кстати, на русском, как и на английском, и немецком Лемье объясняется свободно.
Повторная встреча состоялась, когда с Соколовым произошёл несчастный случай, Лемье обратился с просьбой помочь организовать выезд семьи Александра Ивановича во Францию. Супруга Соколова являлась гражданкой Франции, поэтому особого труда выполнить просьбу француза не составило, что способствовало укреплению наших с Лемье отношений.
– Интересно, какие могут быть отношения между полковником КГБ и миллионером из Франции?
– Серьёзные, если учесть, что речь идёт о поисках фамильных реликвий Соколовых.
– Что?
Источник нервного срыва исходил не от мыслей, от внутренних противоречий с услышанным. Представив, как Лемье и Гришин обсуждают поиски реликвий, у Богданова внутри произошёл взрыв. Вулкан страстей, выбросив лаву негодования, заставлял искать выхода в движении. В противном случае Илья мог наделать глупостей, одной из которых являлось желание вцепиться зубами противнику в глотку.
– А как же Элизабет?
Вопрос не совпадал с мыслями, но Богданов был рад, что спросил о том, о чём должен был спросить в начале разговора.
– На тот момент Элизабет была слишком мала, чтобы решать столь серьёзные вопросы.
– Да. Но завещание было оглашено в день восемнадцатилетия.
– Было. Что привело к возникновению целого ряда проблем, одной из которых стали юристы. Те долго не могли прийти к единому мнению, имеет ли Элизабет право считать себя Лизой Соловой.
– И каков был вердикт?
– Три месяц сроку, чтобы девушка смогла стать Елизаветой.
– Для столь всемогущих господ, как вы и как Лемье, смена фамилии – чистой воды формальность.
– Верно, формальность. Вопрос был решён в течение двух недель. Элизабет следовало прибыть в Москву, чтобы написать заявление. Об остальном я договорился заранее.
– Узнаю настоящего Гришина, – усмехнулся Илья. – Росчерк пера, и ты не француженка, а русская. Простому человеку для того, чтобы поменять имя или фамилию, надо преодолеть всего столько всего, что не хватит ни сил, ни денег. А тут раз, и ты наследница старинного русского рода.
– Если бы, – цокнул языком Гришин. – Во время изучения завещания всплыла проблема, на решение которой ушла не неделя и даже не месяц. Прадед Элизабет заковал завещание в шифр.
– Я в курсе, – глянув на Ольгу, произнёс Богданов. – Я даже знаю, каким образом удалось преодолеть этот барьер. Элизабет смогла дойти до разгадки, прочитав завещание в зеркальном отражении.
Развернувшись лицом к Ленковской, полковник одарил ту полным удивления взглядом.
– Какая Элизабет? Та, что находится в Париже, или та, что прячет от вас глаза?
– Не понял, – насторожился Илья.
– Вижу, что не понял, – сощурив взгляд, Гришин придал лицу ещё больше строгости. – Код расшифровала не Элизабет, а Ольга Ленковская.
– Ленковская прочла завещание?
– Именно. Ольга и Элизабет- подруги с детства. Жили в одном доме, Соколовы на четвёртом этаже, Ленковские – на шестом. Одного года рождения, Лиза – апрельская, Ольга – июньская. В один детский садик ходили. В одной школе учились, пять лет сидели за одной партой. Позже, когда Лиза переехала во Францию, Ольга не раз ездила к подруге в гости. Лемье звонил, просил помочь с оформлением документов на выезд Ленковской за границу, что я и делал с превеликим удовольствием.
Время шло, девочки превратились в девушек. Настал черёд обмена секретами, и полетели в оба конца письма, которые прежде, чем достичь адресата, попадали ко мне на стол. Так Ольга узнала о завещании прадеда Лизы. Я же узнал о том, что француженка намерена заняться поискам реликвий старинного рода.
Проблемы начались, когда Элизабет исполнилось восемнадцать. Было вскрыто завещание, из которого стало ясно, какой сюрприз приготовил прадед правнучке.
Поиски кода начались на следующий день. Ольга не вылазила из архивов. Элизабет пыталась отыскать секрет в бумагах предков.
Обмен информацией, строчка за строчкой, буква за буквой- все это помогало понять, чем руководствовался Андрей Соколов, кодируя завещание.
Я помню день, когда Ольге пришла идея прочесть документ в зеркальном отражении. Восторгу не было предела.
Поймав взгляд Ольги, Богданов попытался удержать его, но Ленковская, покрывшись красными пятнами, отвела глаза в сторону.
– Теперь вы знаете всё, – поспешил на помощь Ольге Гришин. – Что не только развязывает руки, но и даёт право объединить усилия. Вы, передав архив, получаете деньги. Мы отвозим бумаги в Париж и в торжественной обстановке вручаем Лемье. Все довольны, все смеются!
– По поводу, что все смеются, это вы правильно заметили. Что касается – довольны? Я не стал бы спешить, особенно с выводами.
Рука Гришина потянулась к лежащему рядом разводному ключу.
– Возникло подозрение, – не обращая внимания на возникшее в действиях Гришина напряжение, продолжил Богданов, – А не решил ли господин полковник вместо партии в шахматы сыграть в дурака.
– Можно без сравнений?
– Можно. Прикрывшись дружбой с Лемье, вы, господин Гришин, решили завладеть архивом самостоятельно. Выждав момент, громила ваш, тот, что стоит возле входа, должен будет набросить мне на шею удавку. Дальше проникновение в сейф, извлечение архива. На закуску, взрыв бытового газа, дабы не оставлять ни свидетелей, ни улик.
Поднятая вверх рука с зажатым в ладони разводным ключом стало для Ильи что-то вроде сигнала: «Осторожно – нападение».
Полный решимости взгляд полковника заставил Богданова вскочить и, сделав шаг в сторону, кинуться к смотровой яме.
Илья уже был возле лестницы, когда что-то тяжёлое, ударив в спину, сбило с ног.
Отлетев в сторону, Богданов не сразу понял, что это было, и только оглянувшись, увидел лежащее рядом колесо. Охранявший вход в гараж Григорий, подобно метателю лассо, кинул его в направлении Ильи, угодив точно в спину.
Понадобились секунды, чтобы Богданов смог понять, в каком оказался положении. И тут же удар ботинка в бок отбросил к центру гаража. Пронзившая тело боль застлала глаза.
Стиснув зубы, Илья сжался в комок, чтобы хоть как-то усмирить разгорающийся в боку пожар. Руки инстинктивно сдавили место удара, но организм требовал воздуха. Вдох, грудная клетка разошлась, и боль вновь прожгла тело насквозь.
Сколько пролежал без сознания, Богданов не знал. Возможно, минуту, возможно, две.
Открыв глаза, первое, что увидел, были носки начищенных до блеска ботинок. Чья – то рука, схватив за волосы, потянула голову вверх.
Уже будучи в полусогнутом состоянии, перед глазами промелькнули лацканы пиджака, голубая в полоску рубашку, тёмно-синий в горошек галстук.
За волосы Богданова держал Гришин.
Инстинкт самосохранения сработал автоматически. Рука соскользнула при первом же движении плеч. Оставалось нанести удар головой в лицо, и можно было считать – половина дела сделано.
Шанс умер вместе с прижатым к затылку дулом пистолета. Ещё через мгновение над ухом прозвучал щелчок предохранителя, предупреждающий – дёрнешься, и ты труп.
Понимая, что предпринимать что-либо бесполезно, Илья, подняв руки вверх, застыл в повиновении.
– Что дальше?
– Дальше будешь делать то, что прикажу я, – спокойно без суеты в голосе, проговорил Гришин.
Представив себя с дыркой во лбу, Богданову ничего не оставалось, как произнести то, чего жаждал услышать полковник.
– Кто против?
– Ты.
– Я? – Илья развёл руки в стороны. – Да вы что? Вглядитесь в мои глаза. Перед вами сама покорность.
– Слушай меня, покорность, – выдохнул Гришин, глянув на стоявшего за спиной Ильи Григория. – Сейчас ты, я и Григорий спустимся в смотровую яму. Ты наберёшь коды замков, после чего вместе с нами войдёшь в хранилище.
– Трое не поместятся.
– Хорошо. Войдём вдвоём, ты и я. Как только архив перекочует из сейфа в гараж, мы тихо, не причинив вреда ни тебе, ни твоим родным, покинем дом, а через некоторое время и Никольское.
– А если не соглашусь?
– Не только согласишься, но и будешь умолять, чтобы мы не передумали.
– С чего бы это?
– С того, что один звонок по телефону покроет твою душу мраком.
Ткнувшее в затылок дуло пистолета заставило Богданова сделать шаг вперёд.
Подойдя к сейфу, Илья глянул на часы. До включения устройства «возгорание» оставалось чуть больше трёх минут.
Рой круживших в голове мыслей начал атаку на мозг.
«Попытаться потянуть время? Сработает механизм- сгорит архив. Кому от этого будет лучше? Никому. Гришин такой подлости не то что не простит, придумает что-нибудь этакое…»
– Чего замер?
Уткнувшееся в спину дуло заставило пройти вперёд.
Подойдя к решётке, Илья, глянув на часы, решил, – пришло время поставить в известность о взрыве.
– Надо спешить, – произнёс он, – через две с половиной минуты рванёт так, что мало не покажется.
– Так открывай же, – подскочив к решётке, Гришин схватился за чугунный переплёт.
Набрать код из шести цифр не составило труда. Впустить в сейф полковника означало проститься с архивом, а заодно и с желанием отомстить за смерть отца и гибель Соколова.
Выбора не было. Ставить под удар жизнь матери, тётки, да и свою тоже не имело смысла.
Войдя в сейф, Илья произнёс: «Осталась минута».
– Отключай, – взревел Гришин.
Почувствовав дрожь в коленях, Илья начал лихорадочно тыкать пальцами в кнопки. Оставалось сорок секунд, когда Илья ударил по клавише с надписью «ввести код в действие».
Механизм не сработал.
Лихорадить начало так, что Богданов с трудом попадал пальцами в кнопки.
Тридцать секунд… Вновь ничего. Таймер издал первый, похожий на сирену сигнал.
Полковник с Григорием кинулись к выходу.
Мелькнувшая мысль: «Что делать?» получила продолжение в попытке набрать код ещё раз.
Повторный сигнал сирены прозвучал, подобно звонку с того света.
Понимая, что времени нет, Илья, навалившись всем телом на первую бронированную дверь, заставил ту освободить проём.
«Если взрывная волна покорёжит решётку, броня толщиной в тридцать сантиметров примет удар на себя».
Оказавшись вне сейфа, Илья оглянулся. Ни Гришина, ни Григория в смотровой яме не было.
«Один, два, три, – лихорадочно отсчитывал мозг, – четыре, пять, шесть».
Досчитав до десяти, прислушался. Никаких звуков со стороны сейфа не поступало.
«Восемнадцать, девятнадцать, двадцать».
Звенящая в ушах тишина и больше ничего.
– Ну, что там?
Окрик полковника заставил Илью вздрогнуть. Очнувшись, тот встал. Приблизившись к стальному монстру, взялся за ручку.
– Чего молчишь?
Гулкие, подобно ударам колокола, шаги над головой заставили Илью вздрогнуть.
«Сейчас спустится, и я буду бессилен что-либо изменить».
Потянув дверь на себя, как бы это не выглядело странным, Богданов вместо страха почувствовал прилив сил, а вместе с ним и азарт.
Не понимая, зачем он это делает, вошёл внутрь. Изменив код замка, потянул на себя дверь.
Последовавший звук был похож на треск сломавшегося сучка.
Дверь настолько герметично прилегала к стене, что различить звуки по другую сторону было так же нереально, как, к примеру, звать о помощи, находясь в лежащей на дне океана подводной лодке.
Вспомнив об устройстве со зловейшим названием «возгорание», Илья решил выяснить, почему не последовало ни взрыва, ни возгорания.
Приблизившись, вынужден был потратить какое-то время на обдумывание дальнейших действий, ибо любое из них могло привести к краху всех надежд сразу.
Не обнаружив ничего, что могло насторожить, поспешил отойти в сторону.
Секунды натягивали нервы. Хотелось, распахнув дверь, войти. Мешал разум. Отбивая в висках дробь, тот неустанно повторял: «Не спеши, подумай. Что, если…?»
– Взрыва не произошло и слава Богу! – проговорил вслух Илья. Почему? Какая разница! Не произошло и всё. Потом будем разбираться. Сейчас надо попытаться отключить систему.
Подбадривая себя, прислушался.
Тихо, как в гробу. Ничего себе сравнение. Как раз к месту, и что самое важное ко времени.
Прикоснуться к таймеру мешал страх.
Увидев нули, Илья впервые за последние десять минут ощутил, как начало испаряться напряжение, словно из человека вместе с потом выходил страх.
Удостоверившись, что угроза отсутствует, Богданов, вздохнув, опустился на пол. Вытянув ноги, перевёл взгляд в сторону расставленных вдоль стен коробок. Этого хватило для того, чтобы вспомнить о Гришине.
В ту же секунду, словно в подтверждение мыслей до сознания дошёл стук. Тяжёлый, отражающийся от стен протяжным гулом он словно пытался напомнить о мечущейся по другую сторону дверей смерти.
– Хрен вам, – произнёс Илья, показав в сторону двери фигу. – Теперь будем ждать. Чего? Не знаю. Главное, что все живы, архив в том числе.
С минуту оставаясь безучастным к тому, что произошло и может произойти, Богданов сидел, глядя в одну точку, при этом не ощущал ни радости, ни огорчения. Смотровая яма и стычка с Григорием отошли на второй план, и даже мечущиеся в припадке на дисплее цифры и те не оставляли в сознании ничего, кроме пустоты. Тишина в сейфе, и точно такая же тишина в душе. Ни тебе переживаний, ни страха, ни вольнодумства по поводу того, как ловко вышел из положения заложника.
«Вышел ли? – мелькнула мысль. – И чем отличается положение наверху от теперешнего? Тем, что рядом нет Гришина? Рано радоваться. Надо думать, как выпутываться и желательно без потерь. В противном случае грош мне цена. Грош! Грош! Грош»!
Брошенный взгляд на часы напомнил о Викторе.
«Руча должен быть где-то рядом. Наверное, наблюдает за домом в бинокль. А может уже выставил дозорных?».
Вынув мобильник, Богданов попытался дозвониться, но стальная конструкция сейфа не позволила сигналу вырваться наружу. Оставалось дожидаться, когда Рученков решит войти в дом и связаться с ним по внутренней связи.
– И так, – хлопнув в ладоши, Илья намерено сделал это громко, чтобы разбудить начинающее впадать в забытье мышление. – Времени у меня вагон. Если люди Виктора вели машину Гришина, то Руча должен знать, что тесть его в доме. Если так, остаётся ждать и надеяться.
Почувствовав, как надежда начинает успокаивать сознание, Илья позволил себе расслабиться и даже опереться спиной о стену.
Процесс обратной связи не заставил себя долго ждать. На смену уверенности поступил сигнал «опасность», и всё закрутилось с ещё большей быстротой.
«Что, если Гришин решит вскрыть сейф? Не должен. Во-первых, нереально. Во-вторых, это еще надо постараться»
От волнения Богданов, взъерошив, начал приглаживать волосы обеими пятернями сразу. Со стороны это выглядело не столько смешно, сколько нелепо. Сидящий на полу мужик вздумал гладить себя по голове, при этом что-то нашёптывать.
«Буду сидеть, пока не сдохну с голоду».
Мысли о еде отдались в желудке протяжным урчанием.
Надо было чем-то отвлечь себя, и Богданов, вытащив из коробки, обозначенной номером один, папку, начал просматривать находящиеся в ней документы.
Разного рода научные слова, чередующиеся с длиннющими формулами, в основном касались свойств электричества. Описание опытов, проводимых в местах, отдалённых от населённых пунктов, или как принято писать в умных книжках, там, где не ступала нога человека.
Иногда содержимое бумаг увлекало, иногда наводило скуку, чаще было непонятно, о чём идёт речь.
Исходя их программы обучения в школе, Илья знал, что такое резонанс и электромагнитные волны. С понятием «вибрация эфира» не раз сталкивался в научных журналах. А как всё это могло взаимодействовать с верхними слоями атмосферы, оставалось загадкой.
В мир реальностей вернул звонок по внутренней связи. Прогремевший подобно будильнику в час, когда за окном нет ни темноты, ни света, а всё потому, что самого окна тоже нет, заставил Илью вскочить.
Первая мысль была: «Витька!?» Вторая: «Не должен, слишком мало прошло времени».
От голосящего на все лады аппарата исходила нервозность, что заставило протянуть руку к трубке с целью заткнуть горлопану глотку.
Звонил полковник.
– Слава Богу, Илья Николаевич! Вы живы! – заголосил Гришин. – А то мы уж тут волноваться начали, не случилось ли чего.
Илья хотел бросить трубку, но голос опередил.
– Только не надо делать глупостей. Вы и так успели совершить их столько, что я чуть было не взял грех на душу. Благо матушка ваша оказалась человеком проницательным.
«Вот откуда он узнал про связь, – подумал Илья».
И вновь Гришин прочитал его мысли.
– Она рассказала нам, что в хранилище имеется телефон. За что я пообещал не предпринимать в отношении вас никакого физического насилия. Так что давайте договоримся полюбовно, вы открываете дверь, я забываю про потерянное по вашей вине время.
– Не понимаю, о каких глупостях идёт речь? – произнёс в ответ Богданов.
Мысль по поводу блефа пришла сама собой. И это был выход, дающий возможность потянуть время, чему Илья был чрезвычайно рад.
– Вы, Илья Николаевич, – сдерживая себя, продолжил наступление Гришин, – человек незаурядных способностей, особенно когда дела касаются бизнеса. Но не надо сравнивать жизнь с коммерцией. Обмануть меня не удастся по причине, что два раза на одни и те же грабли я не наступаю. Рано или поздно мы выкурим вас.
– Вы решили, что я сам себя замуровал?
– Разве не так?
– Не так. Потому как смысла нет прятаться в хранилище, когда наверху в заложниках мать и тётка. Не знаю, почему механизм возгорания дал сбой, но произошло автоматическое закрывание замков. Коды не работают.
Судя по возникшему на противоположном конце провода молчанию, последняя фраза подействовала на полковника убедительно.
Подтверждением тому стал вопрос: «И как вы намерены выходить из положения?»
– Не знаю, – вздохнув, проговорил Богданов, и тут же, дабы не вводить противника в состояние нервозности, добавил. – Пока не знаю.
– Что значит не знаю? И что означает это ваше пока? Если вы думаете, что мы намерены сидеть здесь вечно, то заблуждаетесь. Ждать не мой профиль.
– Но я на самом деле не знаю, что делать.
– Нет такого слова «не знаю». Есть слово «не хочу». К тому же, ничего не происходит просто так. Всему всегда есть причина. Коли есть причина, должна быть и инструкция по её устранению.
– Должна. Но я не нашёл. Облазил всё. Ничего, кроме папок с бумагами.
Напоминание об архиве сделало своё дело. Сам того не ожидая, Илья внёс в раздумья Гришина сомнения, о чём можно было догадаться, не видя выражения лица.
Трубка, покряхтев, причмокнула, после чего последовало шуршание, затем молчание.
Голос возник, когда пауза стала затягиваться на непозволительно долгое время.
– Будем считать, что вам удалось убедить меня в десятый раз. Но не думайте, что Гришин начал верить словам. Мы тут подумали и решили предпринять нечто, что наверняка удивит вас, заодно успокоит нас. Если всё, о чём вы только что пропели, окажется правдой, я прощу вам попытку провести меня. Нет – пеняйте на себя.
– И что вы придумали? – стараясь не выдавать назревающего внутри волнения, проговорил Илья. – Если намёк на дверь, предупреждаю, взорвав её, вы не добьётесь ничего.
– Никто ничего не собирается взрывать. Есть способы куда более деятельные, в то же время абсолютно безвредные для хранилища, а также для того, что в нём находится.
– Но не для человека?
– Вы не только умны, но и догадливы.
Прозвучавший в трубке смех напомнил Богданову фильм ужасов, в котором поедающий человека монстр, прежде чем впиться бедняге в горло, издавал такие вопли, от которых в жилах стыла кровь.
Почувствовав, как паника, пробравшись под рубашку, начинает цеплять за нервы, Илья попытался взять себя в руки. Он даже на какое-то время задержал дыхание, чтобы выдохнуть из себя горечь предчувствия обречённости.
