Александр Жигалин
Французская мелодия
Глава 14
Цена вопроса
Разговор с отцом, разделив жизнь надвое, отчертил грань между прожитым и тем, с чем предстояло жить. Илья понимал, что дела такого масштаба, как противоборство с Гришиным, в один день не делаются. Тем не менее суть охватившего душу настроения не давала возможности думать о чём-то другом, кроме как о предстоящей войне. Слишком высока цена вопроса, чтобы он, Богданов – младший, мог позволить сопернику обрести хоть какой – то шанс. Дело было не в архиве, не в фамильных реликвиях Соколовых, на карту была поставлена их с отцом честь, что Ильёй расценивалось превыше любых материальных благ.
Что касалось «луча смерти»? На этот счёт мнение Богданова совпадало с мнением отца, что подтверждалось словами: «Если бы выпала честь выбирать мне, я бы даровал «лучу смерти» жизнь, но сначала постарался бы обезопасить человечество от посягательств тех, чья корысть не имеет ничего общего с такими понятиями как честь и совесть».
Фраза не просто запомнилась Илье, а врезалась в мозг с чётко очерченной позицией потому, что заложенный в неё смысл отражал главное: быть ответственным не только за слова, но и за поступки.
Подойдя к столу отца, Илья достал из нижнего ящика початую бутылку виски.
«Пятьдесят грамм не больше, для поднятия духа», – подумав, плеснул в стакан в два раза больше, о чём не только не пожалел, но в какой – то мере даже обрадовался.
Янтарного цвета жидкость ударила в нос запахом спирта.
Осушив бокал залпом, Илья вернул бутылку на место. Пить для усмирения фантазии было делом минутной слабости. Надлежало принять решение, может быть, самое судьбоносное в жизни, для чего требовалась не только трезвая голова, но и хладнокровие, что на данный момент в характере Ильи отсутствовало полностью.
«Что это, страх, растерянность, неуверенность в правильности принятого решения? Нет. Ни то и ни другое. Чего мне бояться, когда самое страшное, что могло произойти, произошло? Архив в сейфе. Гришин горит желанием завладеть им, мне остаётся заманить его, дать почувствовать запах жареного и сдать властям, как изменника Родины. Сговор сотрудника ФСБ с миллионером из Франции, цель которого завладеть секретным оружием с дальнейшей продажей третьей стороне. Думаю, что срок пожизненного заключения полковнику обеспечен.
Рука потянулась к лежащему на столе мобильнику, хотя в это время сам Илья ощущал что-то вроде закомплексованности.
«Надо быть более решительным. Был бы жив отец, он сделал бы это играючи», – пронеслось в голове Богданова.
Тыкать пальцами в кнопки не было необходимости, телефон хранил номер в памяти, потому достаточно было нажать на одну из них, и на дисплее вспыхнула фамилия вызываемого абонента – Краснов.
«Надо же, забыл переименовать, – удивился Илья, – А лучше вычеркнуть бы из списка, как и из жизни тоже.
– Алло! Я вас слушаю.
Голос возник почти мгновенно, отчего создалось впечатление, будто абонент заранее знал, что ему позвонят, а потому сидел у телефона и ждал.
– Здравствуйте, господин полковник! Это я, – стараясь придать голосу как можно больше строгости, проговорил Илья, при этом, сознательно не называя ни имени, ни фамилии.
Богданову хотелось, чтобы Гришин насторожился, что должно было привести к потере уверенности, а, возможно, и к растерянности противника.
Задуманное провалилось с треском.
Из трубки вырвалось: «Здравствуйте, Илья Николаевич».
Затем последовало: «Я узнал вас».
– Необходимо встретиться, – стараясь держать себя в руках, проговорил Богданов.
– Встретиться? Для чего?
– Обсудить детали наших с вами отношений.
Пауза стала свидетелем того, что полковник оказался в нокдауне сбивших с толку обстоятельств. Длилось это пару секунд, не больше, после чего возникла фраза, которой впоследствии суждено было стать ключевой для всего разговора.
– Не означает ли это, что вы приняли решение?
– Означает.
– Отлично! Я всегда говорил, что нынешняя молодёжь не только умна, но и дальновидна. Наверняка, вы подумали и о том, где нам лучше встретиться?
– В баре «Пивляндия» на Фрунзенской набережной, неподалеку от Садового кольца.
– Во сколько?
– В восемнадцать часов.
– Договорились.
Короткие, похожие на трассирующие пули, гудки стали свидетелем того, что первый ход Илья сделал. Пришла очередь отвечать противнику. Оттого, какую тот выберет стратегию, зависело многое, если не всё.
В баре было не так много народу, как ожидал Богданов, что не столько огорчило, сколько обрадовало. Разговаривать при вырывающемся из двух десятков глоток шуме – не самое приятное занятие.
Гришин появился минута в минуту.
Илья к тому времени успел опустошить один бокал с пивом и уже подумывал, не заказать ли второй. Лёгкое веселье должно было начать поднимать настроение, что в сложившейся ситуации могло сыграть не последнюю роль.
Отыскав глазами Илью, полковник, войдя в зал, огляделся.
То, что атмосфера не пришлась по вкусу, было написано у Гришина на лице. Гримаса брезгливости с долей удивления, от которой за версту разило вопросом: «Почему здесь»?
Преобразившись, полковник подал знак, означающий: «Я вас вижу».
– Илья Николаевич!
Протянутая рука означала частично приветствие, частично – продуманную хитрость. «После последней встречи кое-что изменилось, поэтому давайте начнём с нового листа».
Богданов руки не протянул.
– Так. Понятно, – соображая, как следует вести себя дальше, проговорил Гришин, – разговор предстоит провести без понимания друг друга.
– Интересно, на какое понимание может рассчитывать человек, имеющий отношение к смерти другого человека? Я уж не говорю о том, что умерший – мой отец.
– Ваш отец умер от инфаркта.
– Вопрос, кто довёл его до него? Жил человек, ничто не предвещало кончины, и тут появляется господин Гришин, угрожает, ставит ультиматум, обещает нагрянуть с обыском.
– Интересно знать, как бы вы поступили на моём месте?
– Я?
Ожидая чего угодно, но только не того, что полковник предложит почувствовать себя в его шкуре, Илья вместо того, чтобы ответить, указал на стул.
– Присаживайтесь. В ногах правды нет, это вы знаете не хуже меня.
– Интересное замечание.
– И знаете почему? Потому что такие понятия, как совесть, честь чужды вам по крови, я бы даже сказал по состоянию души.
– Вы меня для чего пригласили? – изменился в лице Гришин. – Для чтения проповедей?
– Боже упаси! – взмахнул руками Богданов. – Пивка попить, дела обсудить.
– В таком случае советую в дальнейшем не обращаться к философии. Пить пиво, есть креветок приятнее, чем переходить на личности. Мне это, знаете ли, вот уже где.
Проведя ребро ладони по горлу, полковник призывал Богданова сменить тему.
Илья понял это по тому, как изменились глаза Гришина, настороженные, обеспокоенные, те будто чего-то боялись, отчего взгляд полковника не выглядел столь уверенным, каким выглядел в дни первых встреч.
«Первый раунд господин полковник проиграл, – подумал Илья. – Если так дальше пойдёт, быть вам битым за все ваши злодеяния, что будет являться верхом справедливости и для живых, и для мёртвых».
В ожидании заказа в большей степени молчали, коротко прошлись по погоде, по футболу, задели бизнес, посплетничали. Обычный мужской разговор в ожидании выпивки. Когда же первые глотки пива остудили внутренние пожары обоих, а вкус креветок дал возможность насладиться необычностью блюда, беседа начала подбираться к теме, ради которой стороны собрались, чтобы приятное совместить с полезным.
– Ну, так что вы хотели мне сообщить? – выискивая креветку побольше, произнёс Гришин.
– То, что я принимаю ваше предложение.
– Принимаете предложение?
Рука с зажатой меж пальцев креветкой замерла в миллиметрах ото рта.
– Да. Одиннадцать дней назад вы, побывав в Никольском, предложили отцу продать бумаги Соколова?
– И что из того?
– Вы подтверждаете своё предложение?
– Допустим.
– Слово «допустим» не устраивает. Если да, то переходим к обсуждению. Нет – разбегаемся и больше к данной теме не возвращаемся.
– Хорошо. Да!
– В таком случае я готов сообщить, что сделка состоится только при условии… – Илья сознательно сделал паузу, чтобы дать противнику возможность собраться внутренне. – Первое, я намерен получить тридцать миллионов евро. Во-вторых, вы…
– Сколько? Сколько? – не дал договорить Гришин.
– Тридцать миллионов евро.
– С ума сошли! Тридцать миллионов!
– «Луч смерти» стоит дороже. И вы это знаете не хуже меня. Кстати, был бы жив отец, сумма была бы втрое больше. Родитель, хотя и не был жаден до денег, как я, допустить продажу архива за бесценок не должен был в принципе. А то, что принципов у него было более, чем предостаточно, не секрет ни для меня, ни для вас.
– Да. Чего-чего, а этого добра у папаши вашего было хоть отбавляй.
– А я что говорю.
Взятый в руки бокал с пивом не означал, что у Ильи возникло желание насладиться вкусом напитка. Это действие было связано с необходимостью спрятать улыбку. что руководствовалось Богдановым куда больше, чем само пиво, ибо дразнить противника в ситуации, когда всё и без того висит на волоске, было сравнимо со снятием шкуры с неубитого медведя.
– Тем не менее сумма явно завышена, – справившись с обуявшим его возмущением, произнёс Гришин.
– Как посмотреть. Точнее, как сказать, – произнёс в ответ Богданов. – Тем более что деньги не ваши.
Брови Гришина удивлённо прыгнули вверх.
– Да, да, – поспешил заострить внимание противника Илья. – Во-первых, у вас таких денег нет. Во-вторых, когда есть кого доить, надо доить. Думаю, Лемье новость по поводу тридцати миллионов примет с удовольствием. Нет, тогда найдём другого. Владеть новым видом оружия хотят все. Вопрос только в том, кому отдать- американцам или англичанам? Главное, чтобы «Луч смерти» не достался террористам.
– Оружие!? – сделав многозначительное лицо, полковник усмехнулся так, словно хотел сказать нечто дерзкое, но в последний момент, раздумав, решил приберечь для лучших времён. – То, что вы предлагаете купить, молодой человек, всего лишь макулатура.
– Зато какая! Для специалистов, как вы изволили выразиться, эта самая макулатура, сравнима с инструкцией к применению. «Луч смерти» не автомат и даже не пушка, это комплекс специальных мероприятий, способных заменить часть армии, флота и даже самолёты.
– Вы что, настолько разбираетесь в электричестве, что даже знаете, из чего состоит «луч смерти»?
– Представьте себе. Полгода общения с людьми, понимающими в данном деле толк, повлияло и на мой кругозор. О стоимости товара имею полное представление.
– Допустим, что Лемье примет ваше предложение. Какое будет следующее условие?
– Вы должны будете сообщить имя убийцы Александра Ивановича. Не заказчика. Исполнителя.
Рука полковника дёрнулась, отчего часть пива выплеснулась наружу, образовав на скатерти водянистое пятно.
– Исключено.
– Почему?
– Потому что человека нет в живых.
– Погиб при неизвестных обстоятельствах?
– Почему при неизвестных? Очень даже известных. Утонул. Поехал с товарищем на рыбалку, лодка перевернулась, товарищ выплыл, он нет.
– Понятно.
Илья догадывался, что трагедия с водителем грузовика произошла не просто так, однако предъявить Гришину нежелание отдавать в руки правосудия убийцу он тоже не мог. Нет человека, нет проблем.
Обменявшись взглядами, какое-то время сидели молча, делая вид, что креветки и пиво интересуют больше, чем то, что обсуждалось минуту назад. Со стороны выглядело более, чем пристойно. Двое мужчин решили провести вечер в обстановке спокойствия, лёгкий кайф, отсутствие суеты, что может быть более располагающим к душевному равновесию?
Нарушил молчание Гришин.
– Хотел бы знать насчёт гарантий?
– Гарантий? – повторил Богданов.
– Да. Уважающий себя бизнесмен, соглашаясь на сделку, вправе потребовать гарантии. Прежде чем озвучить условия Лемье, я должен быть уверен в том, что вы знаете, где находится архив.
– Думаете, блефую?
– В таких делах думать вредно. Вы обязаны предъявить то, что может стать доказательством наших с вами намерений.
– Будут вам доказательства.
Вынув конверт, Илья протянул тот Гришину.
– В коробках, что сняты на снимках, хранится часть архива Теслы, расчёты Соколова – старшего, а также чертежи и результаты проведенных опытов Соколовым – младшим. Всё это спрятано так, что позавидовал бы самый крутой банк в мире.
– Тайник?
– Естественно. Не будь тайников, мы бы никогда не встретились, а значит, не сидели бы в баре, не пили бы пиво, не говорили бы о том, что для обычного человека могло показаться весьма и весьма странным.
– Допустим, пиво и бар никуда бы не делись, – позволил себе не согласиться Гришин. – Что касается наших с вами отношений? Слишком вы и я разные, чтобы дороги наши могли пересечься.
– И каков же вердикт?
– Вердикт? – сложив фотографии в конверт, полковник вопросительно глянул на Илью. – Я могу оставить это у себя?
– Да, – не отводя взгляда, произнёс Богданов, – Копии сделаны для вас.
– А вы предусмотрительны, – придав взгляду хитрости, полковник потёр кулаком подбородок, будто только так мог заставить себя мыслить последовательно. – С другой стороны, беспокоит ваша лихость, то, как вы легко приняли решение расстаться с архивом.
– Тем не менее?
– Вывод один, а не затеял ли господин Богданов игру, цель которой отомстить за отца?
– Игру? – стараясь держать себя в руках, Илья понимал, изменись он в лице, Гришин поймёт, что попал в цель. – Какой смысл мне воевать с вами? Я что враг самому себе? И потом, в чём именно проявил я эту самую лихость? В том, что рассказал про тайник?
– И в этом тоже.
– Можно подумать, что вы не знали, где отец спрятал архив.
– Знал. Поэтому сомневаюсь, а не таится ли в предложении вашем подвох. Например, желание обмануть.
– Каким образом?
– Подсунуть не то, что нужно.
– Я что похож на идиота? Вы же на сто раз проверите.
Пробежавшая по лицу полковника ухмылка означала, что Илья, прочитав мысли противника, угодил в сердцевину мучающих того сомнений.
– А как вы объясните ваше спокойствие по поводу присутствия моих людей в Никольском?
– Что вы имеете в виду?
– То, что стоит мне поднять трубку, и дом ваш будет превращён в щепки.
– Не будет! – стараясь не выдавать бурлящих внутри эмоций, принял вызов Илья. – Хотите знать почему?
– Почему?
– Не в ваших интересах. Случись что со мной, бумаг ни вам, ни вашим подельникам не видать, как своих ушей. Что касается дома, меры, предпринятые отцом, а с недавнего времени и мною, гарантируют не только безопасность матери, но и дома тоже. Не успеют люди ваши переступить порог, как сирена оповестит посёлок о нарушении границ частного владения. Через пять минут к дому сбежится половина населения. Ваших людей для начала проучат, как следует, после чего вызовут милицию. Теперь, что касается тайника, отыскать место, где спрятаны документы, большого труда не представляется. Вопрос только в том, есть ли смысл. Зная вас как человека, умеющего добиваться своего, отец не мог не предусмотреть вариант овладения архивом силой.
– И? – стараясь не выдавать кипящего внутри напряжения, пробубнил Гришин.
– При попытке овладеть документами силой содержимое будет уничтожено до того, как вы или ваши люди войдут внутрь хранилища.
– Звучит убедительно.
Чиркая вилкой по скатерти, Гришин что-то просчитывал. И судя по тому, что в рисунках не было смысла, можно было предположить, что полковник не учёл того, что следовало учесть в первую очередь.
– Вопрос, как быть с Лемье? Покупатель должен убедиться, что архив соответствует назначению.
– Полностью с вами согласен, поэтому никто никому ни в чём не будет препятствовать. Архив будет предоставлен для ознакомления. Мало того, вы или ваш человек сможете завизировать документы подписью, что исключит опасения в подмене.
– Интересно, как будет выглядеть на деле?
– Просто. Вы приедете в Никольское. Мы вместе войдём в сейф, извлечём содержимое. Вы всё проверите, завизируете. После чего я верну бумаги на место.
Глаза полковника заискрились. Уголки губ, с трудом сдерживая улыбку, начали подрагивать, отчего создавалось впечатление незапланированной радости.
Илья, видя это, решил не торопить события, предоставляя противнику возможность проникнуться бодростью мыслей до конца.
– Но учтите, я не впущу вас в дом до тех пор, пока ваши волкодавы не уберутся из Никольского, – произнёс Илья.
– Они-то чем вам не угодили?
– Противно ощущать присутствие чужих глаз! «Мерседес» же не просто раздражает, он бесит, загоняя в голову мысли, от которых хочется схватиться за ружьё и устроить вендетту.
– Вендетту?
Гришин хотел было возмутиться, и даже принял для этого воинствующий вид, однако пылающие огнём глаза Ильи заставили отказаться от идеи, держать стойку до конца.
– Хорошо. Если процесс ознакомления с архивом пройдёт нормально, я сниму наблюдение.
– И это будет правильно. Мы должны решать проблемы, а не создавать их. В противном случае бизнес превращается в войну. Воевать же ни вам, ни мне не имеет смысла.
Илья, взяв в руки бокал, сделал глоток, после чего вернул тот на место.
– После того, как сделка выйдет на финишную прямую, мною будет предоставлен номер счёта, на который Лемье должен будет перечислить тридцать миллионов евро. В час передачи документов я позвоню доверенному лицу. Оттого, подтвердит тот наличие на счету денег или нет, будет зависеть исход сделки.
– Что если клиент не успеет?
– Должен успеть. В противном случае я буду вынужден отказаться от продолжения отношений.
Пальцы полковника, крутя вилку, не знали, куда ту деть, отложить в сторону или использовать по назначению.
– Я должен провести консультации. Лемье дотошен. Не дай Бог, где какая недомолвка или несоответствие, француз вытянет из меня все жилы
Илья, представив, как Лемье вытягивает из Гришина жилы, улыбнулся.
– Вам смешно, – состроил недовольную физиономию полковник. – Мне же предстоит решить кучу проблем.
– Опасаетесь, что Лемье пожелает ознакомиться с содержимым тайника лично?
– Скорее отправит кого-нибудь из приближённых. Хотя, кто его знает?! Чужая душа, к тому же заграничная, всегда потёмки.
Перерыв в разговоре назревал давно. Необходимость расслабиться, всё хорошенько обдумать или просто выпить пива оказалась превыше желания определяться в деталях до конца. Поэтому, как только такая возможность возникла, Богданов с Гришиным без промедления окунулись в атмосферу, не связанную с тем, что обсуждалось минуту назад.
– Может ещё по кружечке? – глянув на дно бокала, произнёс Илья.
Гришину ничего не оставалось, как пожать плечами.
– Почему бы и нет.
Скоро на столе появился графин свежего пива, орешки, кое-что из рыбной нарезки и, как сюрприз, визитка бара, в которой чёрным по белому значилось: «Каждый пятый литр бесплатно».
Ознакомившись, Илья вопрошающе глянул на полковника.
– Осилим?
– Не знаю, – покачал головой тот. – Вообще-то я не привык загружаться чрезмерным количеством жидкости, но если есть желание, то можно попробовать.
Официант будто знал, что, ознакомившись с предложением, клиенты начнут рыскать по залу глазами. Поэтому стоило только Илье поднять руку, как тот был тут как тут.
– Чего желаете?
– Желаем воспользоваться, – Богданов, повертев в руках визитку, вернул ту официанту. – Мы выпили три литра, поэтому будьте добры нам ещё два, один из которых в подарок.
– Сию минуту.
Человек исчез, оставив после себя шлейф беспрекословного подчинения.
– Надо же, какая вышколенность? – ухмыльнулся Гришин, глядя официанту вслед, – Так бы во всех сферах да по всей стране, была бы Россия впереди Европы всей.
Человек в фартуке вернулся через минуту. Неся в руках графин с пивом, сиял так, будто выиграл в лотерею.
Дождавшись, когда официант оставит одних, Гришин предпочёл не тратить время на пустословие.
– Скажите, условия, что вы выставили, были последними или, будет что-то ещё?
– Будет, – понимая, насколько важно для противника знать всё, произнёс в ответ Илья.
– И много?
– Одно. До того, как сделка перейдёт в завершающую фазу, вы дадите мне слово, что навсегда забудете про Элизабет, про дом в Никольском и про нас с матерью тоже.
– Причём здесь француженка?
– Притом, что Элизабет намерена продолжить начатое дедом дело. Направленность изучаемых ею свойств электричества не имеет ничего общего ни с оборонной промышленностью, ни с вооружением, в то же время процесс познаний может пересекаться с тем, что когда-то открыли дед и отец.
– Не хотите ли вы сказать, что мадам Лемье, имея доступ к документам, не только знает детали изобретения, но и намерена использовать их в научных целях?
– Нет. Элизабет не имела доступа к архиву, мало того, даже не подозревает о его существовании.
– В таком случае, что даст вам моё слово?
– Гарантии.
– Гарантии? – хохот полковника, разорвав тишину, повис над столом, подобно дамоклову мечу. – Вы что всерьёз считаете, что слова могут служить гарантией? Это же всего лишь сотрясание воздуха.
– Ошибаетесь. За этим самым, как вы соизволили выразиться, сотрясанием воздуха стоит ответственность. Если человек отказывается выполнять возложенные на него обязательства, что в обычной жизни называется обманом, то его можно призвать к объяснениям, в отдельных случаях заставить силой выполнить то, что он обещал.
– Интересно знать, каким это образом вы сможете заставить меня сделать то, чего я не собирался делать изначально?
– Способов несколько. Например, запустить в интернет вот это.
Вынув из кармана мобильник, Илья путём манипуляций кнопками нашёл то, что могло представить для собеседника интерес.
То были фотографии, на которых он и полковник были засняты сидящими в баре. Всего снимков насчитывалось четыре. Один был сделан через стекло, с улицы, другой – со стороны входа. Два остальных – непосредственно из зала. Все фотографии были сброшены на мобильник через SMS – сообщение.
Протянув телефон полковнику, Илья замер в ожидании.
Тот, изучив снимки, даже не повёл бровью
– И что вам это даст?
– Одни фотографии ничего. Но если заставить их говорить, то, я думаю, многое.
Сунув руку в другой карман, Илья вынул диктофон. Озвучив первые слова записи, выключил.
– Ерунда, – не сдавался Гришин. – Вы сами предложили мне купить у вас архив.
– Верно. Но кто об этом знает?! Запись могла остановиться или оказаться частично стёртой.
– Тогда тем более – мимо. В нашем разговоре не было ничего, что могло заставить вас отдать мне документы помимо вашей воли.
– В этом нет. Но есть запись, прослушав которую, становится ясно, что представитель ФСБ угрожал журналисту Богданову. Помните день, когда вы ворвались в наш дом, нашумели, наговорили, после чего ушли, хлопнув дверью, а через час после вас ушёл отец. Вот только вы исчезли на время, а он навсегда.
– И вы решили встать на тропу войны?
– Боже упаси! – картинно развёл в стороны руки Богданов. – Вина ваша косвенная, а значит, не подлежит ни осуждению, ни критике. К тому же, отец был обречён, рано или поздно сердце должно было дать сбой. Отсюда вывод, я не вправе предъявлять вам что – либо. В намеренье же использовать фотографии заключается желание обезопасить близких мне людей от разного рода проблем.
– Вы предусмотрительны.
– Жизнь заставляет.
– Жизнь? – усмешка искривила лицо Гришина. – Что вы можете знать о жизни!?
– До встречи с вами немногое. Теперь, думаю, достаточно, чтобы суметь противопоставить себя такому зубру, как вы. Представляете, какой будет резонанс, когда общественность узнает, что полковник ФСБ решил завладеть секретными документами с целью продажи за рубеж.
Нахмурившись, Гришин, проведя пятернёй по волосам, взъерошил их так, будто хотел заставить мозг заработать в более напряжённом режиме.
– Ну, хорошо. Обещаю, что ни вы, ни ваша матушка, ни госпожа Элизабет впредь не будут подвергаться гонению как с моей стороны, так со стороны тех, кто задействован в истории, связанной с архивом.
– И с фамильными реликвиями тоже, – не замедлил добавить Богданов.
– И с ними тоже.
По тому, как тяжело вздохнул Гришин, можно было понять, что данное им обещание далось не просто с трудом, а с чувством непреодолимо горестным, которому цена – проигранная игра. Отсрочить нанесение ответного удара, это – да, это что называется – сколько угодно. Но чтобы простить? Такого удовольствия полковник не мог позволить ни себе, ни тому, кто даже не подозревал, какую совершил ошибку и какое готовит судьба ему за это наказание.
Что касалось Богданова, то здесь, было все наоборот, понимая, насколько тонко и в то же время жёстко он обошёлся с Гришиным, это считалось верхом безрассудства. Тем не менее Илья торжествовал. Не потому, что противник, уступая позицию за позицией, стал вдруг податлив, а значит, не столь не сокрушим, как раньше, и не по причине, что принял выставленные Богдановым условия. Куда бы он делся?! Причина подъёма настроения состояла в том, что Илья был готов продолжить восхождение к главной вершине. Отслеживая порядок действий, он знал, какой тропой двигаться дальше, что не могло не воодушевлять.
Воспрянув духом, Илья собрался было произнести одну из припасённых фраз, как вдруг полковник задал вопрос, которого Богданов не только не ожидал услышать, но и не предполагал, что противник захочет говорить о том, о чём тот не должен был говорить по определению.
– Судя потому, как развивается разговор, вы, Илья Николаевич, мысли не допускаете о том, что я могу представлять интересы официальной стороны?
– Поначалу допускал, – с трудом подобрав слова, произнёс Богданов. – Мало того, был уверен, что полковник ФСБ не может представлять никакую другую организацию, кроме как ФСБ.
– Что заставило усомниться?
– Видео Соколова, в котором он рассказывает о ваших с ним отношениях, о том, от кого он узнал про замысел Лемье.
– Да, уж. Никогда не думал, что Александр Иванович окажется столь сильный духом. С виду ничего особенного, но, что касается характера, здесь просто кремень.
– Не надо было доводить до крайности. Когда некуда отступать, человек становится похожим на зверя.
– У меня не было выбора. Лемье звонил каждый день, задавая один и тот же вопрос, когда?
– Вы же рады стараться. Зная, что Соколова не одолеть, шли напропалую.
– Старался, потому что так надо было, – выдавил из себя Гришин.
– Не надо было. Жаба придушила, оттого и ринулись в бой, не ведая, что делаете и чем всё это кончится.
– Почему же не ведая? Ещё как ведая.
– И на что же рассчитывали? На то, что Соколов попросит защиты у государства взамен на архив отца?
Вместо того чтобы ответить, Гришин, взяв в руки бокал, начал цедить пиво.
Наблюдая, как тот пропускал сквозь зубы глоток за глотком, Илья понял, что человек не желает развивать поднятую им же тему по одной простой причине, что та задела за живое. Тем не менее желание подбросить в топку огня и тем самым заставить противника начать тлеть изнутри оказалось настолько сильным, что Богданову пришлось призвать на помощь разум.
– Похоже, мне пора отлить, – выйдя из-за стола, Илья вопросительно глянул на Гришина. – Не желаете?
– Нет, – кисло улыбнулся тот.
Освободив организм от лишнего количества жидкости, Илья, сполоснув лицо, глянул в зеркало.
«Ну что, господин Богданов, как вам полковник? По-моему, ничего. Держится сволочь. Если и подозревает, но виду не подаёт. Вам же впредь надлежит вести себя осторожнее, не ровен час, угодите в сети.»
Дверь хлопнула.
Илья обернулся. Фигура прошедшего к писсуарам человека показалась знакомой. Рука потянулась к бумажному полотенцу. Отражение отвело взгляд. На доли секунды потеря концентрации, и вот уже в зеркале не одно, а два лица, две пары смотрящих на Богданова глаз, одни удивлённые, другие насторожённые. Тот, кто три недели назад ломал ему рёбра, стоял, глядя на Илью так, будто ждал вопроса: «Ты? Откуда?»
Не веря глазам своим, Богданов оказался в состоянии не только что – либо произнести, но и предпринять действия.
Отражение, наоборот, словно получало удовольствие.
– Что не признал? – произнесло и тут же, как ни в чём не, бывало, отошло к писсуару.
Илья, не поворачивая головы, сжал кулаки.
В мыслях стучало: «Сейчас ударить или дождаться, когда закончит отливать?»
– Успокойся и слушай, – опередило стоявшее за спиной отражение. – Жак в баре. Он здесь с самого начала. Вызвал француза Гришин, чтобы понаблюдать, в каком ключе будет протекать встреча.
– Зачем ты мне всё это говоришь?
– Затем, чтобы ты знал, француз с полковником заодно.
Сполоснув руки, телохранитель отошёл в сторону.
– Не знаю, чего Гришин задумал, но тебе надо быть начеку.
– А ты?
– Что я?
– Ты на чьей стороне?
– Тех, кто платит.
– Тогда зачем помогаешь мне?
– Позже узнаешь. Пока действуй в том же духе, но учти, Гришину нельзя верить ни в чём, даже в мелочах.
Возвращаясь к столу, Богданов чувствовал, как засевшая внутри двоякость пытается поселить недоверие ко всему, что происходит и будет происходить.
«Что, если Гришин подговорил телохранителя войти ко мне в доверие. Если так, то непонятно, зачем была произнесена фраза – ответ получишь позже? Кстати, как фамилия телохранителя? Кузнецов. Да, точно, Кузнецов».
– У вас такой вид, Илья Владимирович, – нарушил размышления Богданова Гришин, когда тот вцепился зубами в кружку с пивом. – Будто в туалете встретили кого-то, кого не чаяли увидеть.
– Представьте себе, встретил, – не отрывая взгляда от кружки, произнёс Илья.
– И кого же?
– Того, кто не так давно ломал мне рёбра.
– Рёбра? – полковник, нахмурив лоб, попытался изобразить удивление, но, вовремя сообразив, что игра в эмоции будет выглядеть непрофессионально, проговорил: – Не Кузнецова ли?
– Его родимого. Век бы не видеть.
– Не спросили, что он здесь делает?
– И так ясно – следит.
– Следит? За кем?
– Послушайте, Сергей Фёдорович, может, хватит? – освободившись от оторопи, Илья чувствовал, как с каждым произнесённым словом возвращается решимость. – Или рассказываете, какую роль во всей этой истории играет Жак или я ухожу, оставляя вас наедине с теми, кто следит непонятно за кем.
Произнеся, Илья впился взглядом в Гришина, смотрел он, не моргая и не отводя глаз.
Лицо полковника стало бесцветным.
– Хотите знать правду?
– Да. И по возможности всю.
– Извольте, – скомканная в шарик салфетка полетела на стол, символизируя решимость. – Ни для кого не секрет, что устранить зависимость к наркоте трудно, а для некоторых даже невозможно. Всё зависит от характера человека, от его решимости на борьбу с самим собой. Жак оказался одним из тех, чья зависимость не поддавалась ни психологическому аутотренингу, ни лечению дорогими препаратами. Спасло то, что француз не успел дойти до крайности. Отец прервал поход сына к могиле, взяв в оборот так, что тот не мог даже пикнуть. Для начала был приставлен детектив, без разрешения которого Жак не мог в туалет пойти не то, чтобы остаться без присмотра. Процесс наркотической зависимости удалось приостановить. В дальнейшем Лемье намеревался отправить сына в путешествие на шесть месяцев без права преждевременного возвращения. И знаете куда? В Антарктиду. В составе группы исследователей животных, то ли котиков, то ли пингвинов.
