Александр Жигалин
Французская мелодия
– Уже нашли, – потрогав распухший нос, произнёс тот, в кого угодил стул.
– А вы думали, я буду стоять и смотреть, как друга под стол загоняют? Кстати, где он?
– Остался в кафе.
Парень с зелёными глазами откинул наполовину выкуренную сигарету в сторону.
– Ну, так что, будем говорить или будем прикидываться?
– Лучше было бы прикинуться, но не в моей ситуации. Поэтому выбираю – говорить.
Вынув из-за наплечной кобуры ствол, парень подал знак.
Тот, который был одет в куртку с эмблемой «БМВ», подойдя к дереву, начал развязывать Илье руки.
– Предупреждаю, начнёшь брыкаться, стрелять буду без предупреждения.
Освободившись от верёвок, Богданов искренне надеялся, что со свободой тело обретёт дух. Однако слабость в ногах оказалась настолько сильной, что, сделав шаг, понял – не в состоянии справиться с собственным бессилием.
Сползти вдоль дерева, при этом отчаянно цепляясь ногтями за кору, оказалось верхом позора. Прижавшись спиной к стволу, Илья, переведя дыхание, провёл рукой по лицу. Увидев окровавленный рукав рубашки, усмехнулся.
– Как говаривал актер Машков, картина маслом.
– Сам виноват. Мы хотели по-хорошему.
– Получилось, как всегда.
– Благодари друга. Решил проявить прыть. Пришлось применить силу.
– Так говоришь, будто возню в кафе затеял Витька? – попытался улыбнуться Илья.
– Зря щеришься. Неизвестно, выберешься ли ты отсюда.
Напоминание о пережитом заставило Богданова скривиться от злобы.
– Ну, так о чём хотели поговорить?
– О француженке.
Приблизившись, все трое присели на корточки.
– В желании своём вы не одиноки, – усмехнулся Илья.
– Интересно. И кого же это француженка интересует ещё? Не твоего ли друга? – произнёс тот, у кого нос был похож на сливу.
– Почему вас это удивляет?
– Когда речь идёт о миллионах, конкурентов следует знать в лицо.
– Миллионах?
– Слушай, – изменился в лице тот, что сидел в центре. – Если собираешься изображать идиота, скажи прямо, мужики, зря теряете время.
– Но я и вправду не понимаю, о каких миллионах идёт речь?
– О тайнике, что ты и француженка искали в Питере.
– Так бы сразу и сказали.
Изобразив незадачливость, Илья попытался приподняться, но не дали боль в груди и слабость в ногах.
– Такое ощущение, будто про наши с Элизабет дела в Питере сообщили по центральному телевидению. Все, кому не лень, кинулись искать тайник.
– Ты не ответил.
– Предсказать ответ нетрудно. Тайник не найден. Мало того, там, где его искали, не было ни ниши, ни каких – либо специально устроенных пустот.
– Так мы тебе и поверили.
Парень в куртке с эмблемой «БМВ» схватил Илью за ворот свитера.
– Подожди, – перехватил руку товарища тот, что вёл допрос. – Задушишь и что потом?
– Закопаем и забудем.
– Закопать, конечно, можно и забыть тоже. Вопрос, что даст смерть того, от кого мы можем получить хоть какую-то информацию?
Глянув Богданову в глаза, тот, что выдавал себя за старшего, вынув изо рта шарик жвачки, щелчком отправил ее в траву.
– Говоришь, в Питере произошёл прокол?
– Говорю!
– И как отреагировала на это француженка?
– Выразила предположение, что подобранный к завещанию код раскрыт неверно.
– А как же схема?
– Схема?
Илья чуть не поперхнулся. Он мог ожидать чего угодно, но только не того, чтобы о схеме знал кто-то ещё. Элизабет поделилась с ним. Он- с Рученковым. Не мог же Витька рассказать парням, при этом получить по башке?»
– Вариантов несколько. Наиболее предсказуемый – прадед специально приложил схему к завещанию, чтобы исключить вариант завладения тайником людьми, не имеющими к фамилии Соколовых какого-либо отношения.
– А мне кажется, – поднявшись, парень выпрямился во весь рост, – Темнишь ты, а не прадед.
Лицо его сделалось злым. Руки, сжавшись в кулаки, напряглись до такой степени, что вены стали похожи на обмотанные вокруг запястья верёвки.
– Проверить мы не в состоянии. Остаётся предупредить, что игра со смертью не вариант. Если тайник был найден, о чём рано или поздно напишут в газетах, тебе придётся бежать в ближайшее похоронное бюро, чтобы заказывать деревянный бушлат.
– Хотите верьте, хотите нет.
– Верить?
Смех взорвал застывшую в недоумении лесную тишину.
– Ты что идиот? Произвести захват, притащить в лес, провести допрос. И что? Сказать: «Спасибо, парень, за правду?»
– Что опять будете бить?
– Зачем? Отвезём в надёжное место, посидишь сколько надо. Подтвердится по поводу тайника – живи. Нет – не обессудь.
– И сколько мне сидеть в этом вашем надёжном месте? Пока француженка не разгадает кроссворд прадеда и не вернётся в Россию?
– Не вернётся в Россию? – парень вновь опустился на корточки. – Откуда француженка должна вернуться?
– Из Франции. Элизабет вылетает в Париж ближайшим рейсом.
– Она так сказала?
– Да.
– В таком случае поздравляю. В стае лохов стало на одного придурка больше.
– Не понял, – отпрянув от дерева, Илья подался вперёд.
– Чего тут непонятного? Француженка на данный момент находится в номере отеля «Националь». Приняла ванну, отужинала. И как полагается даме голубых кровей, почивает на ложе с атласными простынями и пуховым одеялом. Ты же с разбитой рожей лежишь в лесу под деревом. При этом пытаешься уверовать нас в том, что у тебя с мадам всё ровно.
– Между нами на самом деле не происходило ничего, что могло стать причиной разногласий.
– Верю. Поэтому завтра вы оба окажетесь в пропахшем крысами подвале пристёгнутыми наручниками к батарее.
– Элизабет- поданная Франции. Если с ней что-то случиться, вам придётся иметь дело с органами государственной безопасности.
– Пока будут искать, мы вытащим из вас всё.
Мысли, подобно вихрю, проносясь, исчезали, заставляя раз за разом возвращаться к обману Элизабет по поводу отъезда.
Какова цель обмана? Что это даст Элизабет? Возможность избавиться от моего присутствия? Глупо. Могла бы не приезжать и не приходить. Нет, здесь что-то другое.
Когда-то ещё в ранней молодости Илья вычитал у Ницше одно весьма тонкое по своему смыслу выражение: «Что лучше: быть понятым или быть привитым?» Выражение, ставшее девизом жизни.
Быть понятым означало быть самим собой, со своим виденьем мира, желанием не быть похожим ни на кого-то, а значит, быть независимым. Привитым – не грозило ни разорение, ни страдания, ни риск потерять всё, в том числе жизнь тоже. Таких людей не привлекал не скоростной спуск, ни сплав по бурлящему водовороту судьбы. Живи, как все. Ходи на работу, расти детей, по выходным выезжай на приусадебный участок, по праздникам – застолье. И всё будет ровно: ни взлётов, ни падений.
Настал момент, когда требовалось сказать самому себе, кто я? Проявив слабость, прикинуться привитым? Если пойду на это, лишусь права оказаться в когорте тех, кто привык во всём и всегда полагаться только на себя.
Забыв об Элизабет, мысли вернули Богданова к тем, кто, сидя на корточках, пытался заполучить информацию, касающуюся поездки в Петербург.
«Кто они? Бандиты? Не похоже. Одеты подобающе, ни тебе базара по фене, ни золотых цепей. Бывшие менты, поменявшие погоны на имидж представителей частного сыска? Навряд ли. Человек, имеющий в кармане корочки, чувствует себя хозяином жизни, интонация и та с ноткой превосходства. Эти же говорят мало, больше слушают и, что особенно напрягает, не называют ни имён, ни кличек. Общение исключительно посредство жестов, как разведчики в кино. ФСБ? Нет. Те так грязно не работают».
Тем временем допрос продолжался. Вопросы сыпались один за другим. Когда прибыли в Петербурге? В каком отеле останавливались? Общалась ли француженка с кем-либо ещё?
Богданов крутился, как мог. Где откровенно врал, где юлил, выдавая информацию не в том объёме, в котором хотелось услышать парням. Правду говорил, когда значение вопроса казалось непринципиальным, сопровождая правду придуманными подробностями.
Основной натиск пришёлся на квартиру Исаевых, скрывать которую не имело смысла. Рано или поздно адрес на Гороховой станет известен.
Мучил вопрос, что тогда.
Как бы то ни было, благодаря данному факту, удалось не только утихомирить дух похитителей, но и заставить тех задуматься, что не могло не пройти мимо внимания Ильи.
«Что, если попытаться сыграть двойную игру?!»
Мысль по поводу блефа показалась настолько смешной, что Илья не смог сдержать улыбки.
– Похоже, друга нашего что-то забавляет, – произнёс тот, у кого на куртке красовалась эмблема «БМВ».
– Только исключительно из-за сомнений, – предпринял попытку оправдаться Илья.
– Сомнений? По поводу чего?
– По поводу Элизабет. Француженка на подлёте к Парижу, а вы мне втюхиваете то, чего не может быть в принципе.
– Не веришь?
Вынув из кармана мобильник, парень, набрав номер, протянув трубку.
– Ресепшен отеля.
Гудков последовало два, после чего раздался щелчок и вежливый не скрывающий притворства голос произнёс: «Администратор отеля «Националь» слушает».
– Добрый день! – морщась от боли, ответил приветствием на приветствие Илья.
– Добрый.
– Не подскажете, мадам Лемье в номере?
– Да. Прибыла полтора часа назад. Хотите, соединю по внутреннему?
– Нет. Спасибо.
Богданов хотел было закончить разговор, но, подумав, спросил:
– Скажите, кроме меня, никто мадам не спрашивал?
– Нет. Госпожа Лемье заказала ужин в номер и попросила до утра не беспокоить.
– Благодарю.
Возвращая трубку, Илья знал, каким будет следующий вопрос.
– Ну, как убедился? – не скрывая удовлетворения, сверкнул фиксой тот, что взял на себя ответственность быть за старшего.
– Убедился.
– И что?
– Увижу, убью.
– Зачем убивать, когда можно решить проблему интеллигентно.
– Как это?
– Рассказать нам правду. Мы при случае передадим француженке привет.
– Лучше преподнесите розы, и чтобы обязательно белые. Её любимый цвет. Цвет надежды
– Как скажешь, – скрипнув зубами, пробормотал парень. – Розы так розы. Лишь бы доверие не превратилось в минуту молчания.
– Угроза?
– Предупреждение. В делах, когда счёт идёт на миллионы долларов, предупреждение -лучший способ убедить человека в том, что он неправ. Не помню, кто сказал: «Лучше быть нищим, но живым, чем мёртвым, но богатым».
Устремившийся на Богданова взгляд не излучал ни ненависти, ни злости. Единственное, что можно было прочитать в серых, как тень, зрачках так это ожидание ответных слов.
Ущипнув за самолюбие, сидящий внутри второй Илья, приказывал переходить в наступление.
– Я понял и про предупреждение, и про то, что выбора нет. Но повторяю в последний раз, ничего такого, что могло представлять хоть какой-то интерес, в Питере найдено не было. Элизабет, посетовав на изворотливость судьбы, решила вернуться к изучению завещания.
– Допустим. Но француженка никуда не делась, ни в какой Париж не улетела? А значит, ситуация обрела иную форму. Непонятно форму чего.
– Ожидания. Чего же ещё?
Выдержав паузу, Илья обвёл похитителей взглядом.
– Что, если завещание хранится в одном из банков Москвы, в арендованной Элизабет ячейке? Этим можно объяснить решение француженки задержаться на исторической родине. Завтра мадам посетит банк, изымет завещание, ещё раз изучит.
– И попытается отыскать тайник без тебя?
– Не думаю. Какой от меня вред? Никакого. Доля не определена, содействие договором не оформлено. Выделит пару десятков тысяч за труды праведные, и гуляй Богданов на все четыре стороны.
– И как в такой ситуации поведёшь себя ты?
– Кину бабу по законам российского бизнеса.
– Интересно, интересно.
Переложив пистолет из одной руки в другую, парень в куртке с эмблемой «БМВ» демонстрируя превосходство в силе, как бы предупреждал: «Говори! Но помни, обмануть не удастся».
– И как ты себе это представляешь?
– Заключаем соглашение о сотрудничестве. Как только станет известно, где находится тайник, я сообщу об этом вам. Дальше по сценарию фильмов про бандитов. В неподходящий момент появляются вооружённые люди в масках, предлагают отдать реликвии добровольно. Я не соглашаюсь, начинаю защищать француженку. Силы неравны. Удар по голове. Предупреждаю заранее – несильный. Я падаю. Люди в масках исчезают, забрав всё.
– Как в кино. говоришь? – повторил слова Ильи парень в куртке с эмблемой «БМВ».
– Один в один.
– И какую ты хочешь за это получить долю?
– Треть
– Не жирно ли?
– Считаете жирным, ищите другого.
Замысел двойной игры был построен на логике. У тех, кого Богданов причислил к бандитам, не было выхода. Продолжать запугивать дальше резона никакого. А так – конкретный план, без суеты и риска.
Главное, освободиться от опеки не отличающихся особым умом джентльменов, и уже дома в спокойной обстановке, проанализировав происшедшее, принять решение.
Похитители поднялись, образовав вокруг Богданова что-то вроде живого забора.
Тот, у кого в свете автомобильных фар нос был похож уже не на сливу, а на баклажан, глянул на Илью не столько угрожающе, сколько оценивающе.
Потрогав нос, словно проверял на месте ли тот, парень, обменявшись взглядом со старшим, спросил:
– А не боишься, что мы тебя кинем? Или того хуже, завалим, как барана. Труп в топку кочегарки, и никаких следов?
– Боюсь, – вынужден был признаться, Богданов. – Поэтому сделаю всё, чтобы обезопасить себя и вас.
– А нас-то от чего?
– От желания взять грех на душу.
Прошло ещё порядка пяти минут, прежде чем, проведя совещание, похитители вынесли вердикт.
– Предложение принимается, – начал за здравие, старший. – При условии, что все действия, касающиеся поисков тайника, будешь согласовывать с нами. Без нашего согласия не имеешь права ни звонить, ни договариваться с француженкой о встрече, ни вести какие-либо переговоры. Мы должны быть в курсе всех твоих передвижений. Зачем поехал? Куда поехал? На случай, чтобы не вздумал кинуться в бега, за тобой будет установлен круглосуточный контроль. Связь через мобильник. Решил развлечься – звонишь. В магазин пошёл – звонишь. Тёлку решил заказать – ставишь в известность, а лучше сообщи нам. Мы организуем.
– Так вы значит, из бюро добрых услуг? – усмехнулся Богданов. – Так сказать, любой каприз за ваши деньги.
– Можно и без денег. Мы ведь теперь партнёры, верно?
– Верно. Только у партнёров всё построено на доверии, у вас же, захочешь по большому – звони, в форточку захочешь плюнуть – звони.
– Ничего не поделаешь, доверяй, но проверяй. И запомни, шаг в сторону, будет расцениваться как попытка нарушить соглашение. Что за этим последует, думаю, напоминать не надо.
– Не надо, – вынужден был согласиться Илья.
Глава 8
В очередь, сукины дети! В
очередь!
День ушёл на то, чтобы отлежаться, привести себя в порядок. За это время звонков скопилось около двадцати как по мобильному, так и по стационарному. На два из них Богданов ответил, потому как не ответить нельзя было по соображениям личного характера. Остальные могли подождать.
Компаньону было сказано, чтобы раньше завтрашнего дня Богданова на работе не ждал.
На вопрос, что случилось, причина была придумана мгновенно:
–ДТП. Сломал два ребра, вывихнул плечо. Самое обидное, морду разрисовал так, что на людях появляться стыдно. Отлежусь, попользуюсь кремами, препаратами разными, отёк сойдёт, можно будет подумать о макияже.
Илья хотел было закончить разговор, но на другой стороне провода после покашливания и смены интонации всё тот же голос в стиле инкогнито произнёс:
– Тут по твою душу человек приходил, полковник ФСБ. Представился Красновым Алексеем Фёдоровичем. Вопросы разные задавал. Пытался выяснить, где ты, когда будешь? Особенно интересовался, почему не появляешься на работе».
– А ты что?
– Как договаривались: решил отвлечься от трудов праведных. На вопросы куда умотал? Когда приедет? Отвечал: «Не знаю».
– Когда это было?
– Первый раз на второй день после твоего отъезда. Потом три раза звонил. Вчера с утра нарисовался. Я ему: «Богданов прилетел». Он: «Почему не на работе?
Сдаётся мне, интерес к твоей персоне товарищ с Лубянки проявляет не просто так.
– С чего ты решил?
– Напряжённый он какой-то. Говорит, а у самого глаза по сторонам бегают, словно увидеть что-то хотят.
– Как выглядит?
– Обычно. Возраст ближе к шестидесяти. Рост средний. Плотного телосложения, без живота. Видно, держит себя в форме. Седина на висках, усы, ямочка на подбородке. Смотрит, словно просвечивает, в то же время глаза не злые.
– Позвонит, скажи, завтра будет обязательно, но не раньше, чем в одиннадцать.
Следующим был Витька.
Ему Илья решил ничего не объяснять.
– Завтра увидимся, всё расскажу. Пока требуется отдохнуть, выспаться, привести себя в порядок.
– Они тебя что били? – попытался выяснить Руча.
– Нет. Пожурили и отпустили.
Виктор хотел было спросить что-то ещё, но Богданов, извинившись, положил трубку.
Наступило время раздумий и объяснений самому себе того, чего с трудом принимал мозг, но отказывалась принимать душа.
Выйдя из ванной, Илья направился к бару. Налив полстакана виски, положил на язык дольку лимона, собрался было выпить, но организм дал отпор.
«Что это? Стресс? А может, внутреннее противостояние? Как бы то ни было, следовало попытаться заставить себя успокоиться, так сказать, привести в порядок баланс внутреннего и внешнего содержания».
Пройдя на кухню, Илья налил в стакан сока. Пара глотков, отдающего запахом лета напитка, сгладили почивавшую на внутреннем беспокойстве несуразицу мыслей, напомнив о том, что почти двое суток не только не ел, но и не сомкнул глаз.
Сон словно ждал от Ильи признания в усталости, заставив взять курс в направлении спальни. Свежее бельё, вздох облегчения, уставший от ожидания подушки, позволили зайтись истомой предстоящего наслаждения.
Раскинув в стороны руки, Богданов, глянув на потолок, подумал: «Надо будет цветы полить».
На душе стало легко и свободно, словно речь шла о чём-то невероятно важном, без чего жизнь не могла быть прежней, радующей сердце ожиданием следующего дня.
Сон выдался на редкость тяжёлым, в какой-то степени даже грязным. Дождь, промозглость, незнакомые лица, гул бегущих автомобилей, из-под колёс которых во все стороны летела чёрная, напоминающая сажу, грязь. Всё смешалось в едином потоке негатива, грозовой тучей, надвигающейся на освободившиеся от напряжения мысли. Пугало не то, что Богданов был один в сумасшедшем мире, настораживало отсутствие радости жизни в глазах прохожих. Пряча взгляды, те будто боялись, что кто-то вторгнется в их внутренний мир, тем самым нарушит то единственное, что хоть как-то согревало не до конца остывшую душу.
Вздрагивая, Илья часто просыпался. Оторвав от подушки голову, недоумённо оглядывался, пытаясь понять, где он. Когда в сознании наступало просветление, сон вновь заставлял погружаться туда, где было противно и холодно. И всё начиналось сначала.
Проснулся Богданов не от стука в дверь и не от звонка телефона, как это обычно бывает в жизни. Желание справить нужду заставило открыть глаза. Переместившись на край кровати, встал, сунув ноги в тапочки, направился в туалет.
Часы показывали четверть восьмого.
Зарядка, душ, завтрак, во время которого мозг, подобно кубику Рубика, пытался составить график предстоящего дня.
Привести в порядок не только тело, но и мысли считалась задачей номер один, ибо день начинался и заканчивался анализом свершившихся поступков.
Так было до встречи с Элизабет.
Сейчас же, когда произошла переоценка возможностей, а вместе с ней и моральных ценностей, на первое место вышло не время, которое было вне конкуренции, а осторожность в выводах. Насколько это облегчит или затруднит жизнь, Илья не знал. Зато был уверен, что теперь судьба его меньше всего зависит от него самого. Став заложником собственных деяний, он обрёл постижение того удивительного, что заставляло совершать поступки, не находящие понимание у других. Ощущение непредсказуемости нагружало мозг так, что приходилось контролировать каждое решение, каждый довод, от которых зависела не только его личная жизнь, но и тех, кто её окружал.
Сначала горячий, затем холодный душ прогнали сон, а вместе с ним и состояние неполноценности. Тело ныло так, как не ныло лет десять. Если левая рука была способна производить хоть какие-то действия, то правая отказывалась сгибаться в локте. На животе и по бокам чернели многочисленные гематомы. Покрытые ссадинами ноги внушали жалось.
Осмотрев себя, Илья попытался воспроизвести в памяти всё, что касалось стычки с теми, кто поначалу грозил смертью, в итоге согласился на сотрудничество.
«Ерунда какая-то, – подумал Илья. – С чего всё началось? С Рученкова. Его вырубили. Мне пришлось встрять. Затем был удар по ногам, падение, ещё один удар об стол».
Почувствовав облегчение, Богданов решил, что пришло время перейти к зеркалу, чтобы воочию полюбоваться на физиономию.
Увиденное оказалось убийственным. Отёк делал лицо похожим ни на казаха и даже ни на киргиза, а на самого что ни на есть якута.
Отступив на шаг назад, Илья решил подойти к проблеме по – иному.
«К чему измываться над собой обидами, когда вернуть ничего нельзя. С верхней частью ясно: изменим причёску, напялим очки. Как быть с губами и с ссадинами?
Решение удивило не столько неординарностью, сколько простотой и доступностью.
«Надо позвонить Ирке. Эта бестия что-нибудь да придумает».
Взгляд скользнул по часам. Стрелки замерли на привычных для них позициях, обозначив восемь утра.
Ирка, соседка по площадке, будучи девчонкой не просто продвинутой, а в какой-то степени даже отчаянной, частенько наведывалась к Илье в гости. Посидеть, поболтать, выкурить по сигаретке, заодно одолжить сотню – другую денег, которые, как правило, не возвращались, что со стороны Ирки считалось в порядке вещей.
Богданову нравилось быть в курсе новостей студенческой жизни.
Для девчонки факт дружбы с таким мачо, как Илья, возносил ее до небес.
Сняв трубку, Илья набрал номер.
Гудки долго трепали нервы, что с одной стороны гарантировало отсутствие родителей, с другой – самой Ирки.
Наконец, когда Богданов отчаялся услышать привычное приветствие, в трубке что-то цокнуло, после чего заспанный голос произнёс: «Алло! Говорите».
– Привет! Это Илья!
– Какой ещё Илья?
– Сосед по квартире.
Тишина на противоположном конце провода давала понять, что в голове Ирки идёт борьба противоречий.
Понимая насколько трудно спросонья сообразить, что к чему, Богданов решил упростить ситуацию.
– Есть возможность отработать долг, – произнёс он, будучи уверенным в том, что в разговор про деньги Ирка включится мгновенно.
– Илья, ты что ли?
По вырвавшемуся из трубки возгласу стало понятно, что просветление, хотя и с запозданием, но наступило,
– Да я это. Я. Помощь нужна.
– Что случилось?
– У тебя крема, тени там всякие имеются?
– Само собой.
– Хватай и бегом ко мне.
– Зачем?
– Рожу в порядок приводить будем. Вчера в ДТП попал. Сам ничего, а лицо пострадало.
– Но я ещё даже не проснулась.
– Десять минут хватит?
– Двадцать. Я же женщина, выглядеть должна соответственно положению.
– Двадцать так двадцать, не секунды больше. Мне ещё на работу надо успеть.
Скинув халат, Илья надел шорты, футболку и, пройдя на кухню, достал из холодильника графин с апельсиновым соком.
Ирка любила именно апельсиновый. Наведываясь к Илье в гости, первым делом летела на кухню к холодильнику.
– Я обратила внимание, когда женщины в кино пьют апельсиновый сок, становятся красивыми и независимыми, – повторяла одну и ту же фразу, показывая, насколько ей тоже хочется быть независимой.
Не прошло и десяти минут, как известивший о приходе гости звонок ввёл Илью в недоумение.
«Так быстро? Похоже, фактор денег обрёл более высокую значимость, чем фактор выглядеть красивой и независимой».
Прикрыв дверь в спальню, Илья не удержался, чтобы не глянуть на себя в зеркало. И не напрасно. Там было на что посмотреть. Фиолетово – жёлтые синяки под глазами, распухшая верхняя губа и сильно отличающаяся от правой левая щека придавали выражению лица удивление.
«Да уж, чего-чего, а впечатлений Ирке предстоит испытать предостаточно», – подумал Богданов, забыв про то, что прежде, чем впустить кого-то в дом, необходимо глянуть в глазок.
Щелчок замка, и прыгнувшая навстречу дверь произвела эффект разорвавшегося снаряда. Отброшенный на пол Илья не сразу понял, что произошло. Отлетев в сторону, успел лишь прикрыть голову руками, зацепив по ходу вешалку, полку для обуви, китайскую вазу, что в прошлом году привёз из Хайнаня.
Влетевшие в квартиру двое действовали слажено. Чувствовалось, что готовились, не было ни лишних движений, ни слов, ни возгласов. Тот, что был выше ростом, приставив ко лбу Ильи пистолет, приложил палец к губам, давая понять: прежде, чем соберёшься издать какие-либо звуки, подумай.
Второй, прикрыв дверь, щёлкнул замком.
И того, и другого Илья узнал сразу. Первый, что топтался у двери, был брат Элизабет. Второй- охранник.
Богданов попытался подняться. Удар ногой в грудь заставил сложиться пополам.
– На будущее, чтобы не вздумал дёргаться.
Сделав шаг в сторону, длинный уступил место Жаку.
– Разговор есть, – склонившись над Ильёй, произнёс француз, при этом стараясь вести себя так, как ведут мафиози в кино.
– Я это уже понял, – превозмогая боль, Илья пытался найти опору. – Неясно, зачем бить, когда есть цивилизованные способы общения?
– Чтобы ты не вздумал на дыбы вставать, как в Ялте.
Илье не хватало воздуха, и от этого вид его выглядел удручающим. Сделав глубокий вдох, он попытался придать себе решимости, но боль в груди заставила забыть о принципе – всегда, во всём давать отпор.
Потребовалось какое-то время, прежде чем Богданов смог обуздать резвящуюся внутри боль. Когда та начала отходить, появилась возможность сделать полноценный вдох.
Прижавшись спиной к стене, Илья поднял глаза на ожидающего ответных слов длинного.
– Порезвиться решил? Ну что же, порезвись, порезвись. Только знай, придёт время, ты у меня, сука слюнявая, землю жрать будешь, при этом радость изображать, дабы не обидеть меня вновь.
– Я! Землю жрать!
Длинный, дёрнувшись, сделал шаг вперёд и даже успел занести над головой Ильи кулак.
Однако Жак, опередив, занял позицию между Богдановым и охранником, тем самым откладывая выяснение отношений на неопределённый срок.
Звонок в дверь заставил «гостей» вздрогнуть.
Вспомнив об Ирке, Илья ощутил прилив воодушевления.
«Слава Богу!»
Француз и охранник, переглянувшись, уставились на Богданова с таким видом, словно прибыла группа захвата.
Второй звонок оказался более настойчивым. Выражая негодование, он как бы призывал обратить внимание.
Показав пистолетом в направлении комнаты, Длинный потребовал, чтобы Илья, поднявшись, шёл туда, куда указывало дуло.
Пройдя в гостиную, Богданов, расположившись в кресле, оказался не в состоянии оторвать руку от груди. Между рёбрами жгло так, что не было сил терпеть.
Третий по счёту звонок, затем пара ударов ногой в дверь и крик:
– Илья! Это я, Ира! – заставил «гостей» напрячься ещё сильнее.
– Кто это? – не выдержал Длинный.
– Соседка.
– Чего надо?
– Шоколада. В прихожей установлена кнопка экстренного вызова на случай, если в квартиру пожалуют воры или такие придурки, как вы. Я не отключил, и теперь Ирка, согласно инструкции, должна дважды позвонить в дверь, что она и сделала. Не отзовусь- попытается связаться по телефону. Не отвечу- вызовет милицию.
Блеф рождался на глазах, и Илья от этого испытывал невероятной силы блаженство души.
После третьего звонка, который лишний раз подтвердил слова Ильи, «гости» как по команде перевели взгляд на телефон.
Телефонная трель прозвенела через пару минут.
Направив пистолет на Богданова, Длинный выглядел не столь угрожающе. Взгляд помутневших глаз, лицо, отражающее высшей степени негодование, говорили о том, что внутри у него всё кипело и рвалось наружу.
– Включи громкую связь. Сними трубку и не вздумай болтать лишнего. Стрелять буду, без предупреждений, – произнёс Жак.
Понимая, что в ситуации крайнего напряжения оспаривать что-либо не лучший способ изображать противоборства, Богданов вынужден был подчиниться.
– Ты чего не открываешь? – возмутилась Ирка.
– Извини. Гости пожаловали. Позвони позже.
– Насколько позже, мне через час в институте надо быть.
– Минут через пятнадцать.
Молчание в трубке означало, что Ирка пребывала в состоянии недоумения, чему стало подтверждением произнесённая ею фраза:
– У тебя всё в порядке?
– Да, – сознательно сделав паузу, при этом вложив всю испытывающую на тот момент к Ирке благодарность, Богданов позволил себе улыбнуться.
– В таком случае, жду звонка.
– Ты глянь, Жак, – ощерился Длинный, – Он за пятнадцать минут надеется снять все проблемы.
– Даже раньше, – в тон охраннику проговорил Илья. – Потому, как проблемы не у меня, а у вас.
Занимавшего позицию выжидания француза словно ударило током.
– Ты на что намекаешь?
– На всё. Визит ваш связан с нашей Элизабет поездкой в Петербург? Верно?
– Верно.
– Если так, вас должен интересовать результат?
– Допустим.
– Не допустим, а так оно и есть. Коли есть, советую обратиться к Элизабет. Мне же надоело играть в «Что? Где? Когда?», где за каждый ответ почему-то бьют по морде.
– Бьют потому, что ответ неправильный. Скажи правду, и всё будет в порядке.
– Пробовал. Не верят.
– И кто же это такие недоверчивые?
– Те, что ждут сигнала.
– Сигнала?
– Да. Сидят в припаркованном у подъезда «Мерседесе», пялятся на мои окна.
– В «Мерседесе»? – выражение лица у Жака изменилось до неузнаваемости. – Почему мы их не видели?
– Да врёт он всё, – предпринял попытку разрядить обстановку Длинный. – Не было никакого «Мерседеса». Я проверял. И вопросы ему никто не задавал.
– Ага! И харю я себе размалевал сам, специально, чтобы перед вами выглядеть поубедительнее. Что касается «Мерседеса», возможно, в момент вашего проникновения в подъезд происходила смена караула, о чём вас забыли оповестить.
– И чего они хотят?
– Того же, что и вы.
Потрогав бок, Илья попытался обуздать прошившую насквозь боль, отчего в глазах потемнело, во рту появился вкус горечи. Пристально посмотрев на присутствующих взглядом хищника, Богданов готов был, вцепившись зубами в горло, начать рвать их на куски. Мешало отсутствие возможности двигаться.
Сил хватило лишь произнести:
– Что же ты, чмо недоделанное, по сломанным рёбрам бьёшь? Другого места, что ли мало?
– На них не написано, сломаны или целые. Бил, как учили.
– За это я тебя буду, погань вислоухая, метелить до тех пор, пока кровью харкать не начнёшь.
Длинный, рванувшись с места, занёс рук с зажатым в ладони пистолетом над головой Ильи.
Богданову ничего не оставалось, как поставить блок, который мог смягчить удар, но никак не предотвратить. Жгучая боль обожгла локоть.
Подгоняемый страстью не выглядеть ничтожеством Илья предпринял попытку сбить противника с ног. Остановила боль, не дав возможности дёрнуться, не говоря уже о противодействии. Подгоняемые звоном в ушах кроваво – красные круги застлали взор. Стены начали переворачиваться, и Илья вынужден был закрыть глаза.
