Юлия Мидатовна Аметова
То, что помню
7. Коловращение
Давным-давно, когда моя мама только что окончила институт и поступила на работу, она купила вот такой справочник. Надписала его, чтобы не перепутали сотрудники, и отнесла на работу. Книжка оказалась достаточно толковая, в ней много всякого было, и мама пользовалась ею, пока не ушла в декрет, тогда и справочник забрала домой.
Прошло еще много лет, и я стала учиться в институте, а потом пошла на работу. Справочник мало был полезен, ведь за тридцать с лишним лет в технике и строительстве многое изменилось. Однако если надо было найти сведения о старинных отопительных приборах или давно вышедших из моды обозначениях, он был еще нужен, а потому я его не выбрасывала.
Работала со мной в то время одна очень интеллигентная, умная и красивая дама. Всем она была хороша, но терпеть не могла нашу работу. Не только проектную работу, но и нашу специальность как таковую. Не раз она с важностью говорила, что в кругу ее друзей ей неловко признаться, какой институт она кончала, и где работает. Мы, ее сотрудники и слушатели, в такие моменты вспоминали, что сами учились там же, и работаем здесь же, но проявляли деликатность и не говорили ничего вслух. Но меня всегда занимало – почему же она училась там, где ей было противно, и работает там, где ей стыдно. Кто ей такое посоветовал?
Однажды я работала по какой-то реконструкции и открыла старый справочник, чтобы найти какой-то старинный прибор отопления. И вижу на первой же странице знакомую фамилию.
Под редакцией С. С. Корсакова! А наша Вера Сергеевна – как раз Корсакова! И все встало ясно. Отец убедил дочь продолжить его дело, но со временем результат так и не оправдал надежд.
Вот ведь коловращение жизни! Моя мама купила справочник, а я работала с дочерью его автора. Тесен мир, однако…
8. "Кохинор"
Был алмаз Кохинор, в его честь назвали карандашную фабрику. Хорошие карандаши – просто алмазы! Любимые карандаши докомпьютерных проектировщиков. А в их честь назвали ансамбль «Кохинор», любимый ансамбль московских проектировщиков, а самое главное – любимый ансамбль «Моспроекта-2». Тоже в своем роде алмаз.
Ансамбль был мужской – архитекторы-однокашники, почти одновременно окончившие МАРХИ и попавшие на работу в «Моспроект». Была и женская часть – «Рейсшинка», но дамы и выступали меньше, и слава их не могла сравниться с известностью «Кохинора». Выступал «Кохинор» в Доме Архитектора, на улице Щусева (Гранатный переулок), в разных домах культуры. Концерт их был композицией из сценок и песен на проектные темы. Пелось всё на мотивы известных модных в то время песен, и текст сочетался с песней наподобие пародии, но пародия была не на песню, а на проектную жизнь. Сценки были тоже, о проектировании, об архитектуре, иногда и просто шутки. Некоторые были без слов – до сих пор помню, как трое кохиноровцев изображали на сцене известные конные памятники Москвы и Ленинграда. Особенно были хороши Юрий Долгорукий, вытянувший руку с мрачным видом и Медный Всадник на коне, со змеей (исполнители коней стояли на четвереньках, а исполнитель роли змеи лежал на сцене и зловредно вертел головой).
Вообще проектному делу не повезло с изображением в литературе и на сцене. Кроме «Миллиона за улыбку», написанного, кстати, тоже моспроектовцем, «Атлантов и кариатид», да английских «Столпов земли», в общем-то, и припомнить нечего. А в этом деле есть и своя романтика, и радость, и особый вкус. Но это надо уметь показать, надо уметь рассказать, и надо при этом знать и любить проектирование. А кто расскажет? Проектировщик – не рассказчик, он считает и чертит. Вот поэт о поэзии – расскажет, да еще как, и певец о музыке споет от всей души. Но у нас был «Кохинор», и рассказывал о нас в шуточном виде, но в полным знанием дела. Были там и свои поэты. В восьмидесятых годах я застала еще Юрия Орестовича Соколова (потом он работал в "Известиях", там печатались его фельетоны). Веселый общительный человек, он держал на рабочем столе рядом с чертежами и справочниками еще и пишущую машинку, на которой перепечатывал стихи.
Помню, когда мы, молодежь, решили устроить свое представление наподобие «Кохинора», мы с приятельницей ходили к нему консультироваться. Первое, что он спросил, было: «Вы стихи пишете?». «Да,» – говорю. – Но шутить в стихах никогда на пробовала.» «Это ничего, говорит Юрий Орестович. – Если стихи пишете – со словами обращаться, значит, умеете. А в шутках должно быть всё, что на самом деле есть, но слегка преувеличено, да еще чайная ложечка хулиганства!»
Консультировал нас и еще один сочинитель-кохиноровец – наш ровесник архитектор Миша Бартенев, единственный в то время молодой участник «Кохинора», остальным уже было за сорок. Миша убеждал нас не трусить, и спел только что сочиненную песенку, я ее до сих пор помню. Тогда, в восьмидесятом году, в моде была итальянская эстрада, и песенка была почти итальянская.
Нету монето, нету монето,
Не на что снять мне дачу на лето,
Ни для мадонны, ни для бамбино,
Не на что даже купить четвертино.
После всех этих консультаций я вняла советам, написала сценарий, а моя приятельница, которая была режиссером, нашла артистов из других отделов. Но потом наши артисты разбежались, боясь провала: «Как же, после «Кохинора» выступать с шуточными песнями – это же невозможно!». До сих пор жалею, что не сумела уговорить людей рискнуть.
Еще одну песню «Кохинора» я помню с детства. В детстве я, конечно, не знала, что это «Кохинор», но отец потом мне рассказал, а песню он и запомнил после одного из концертов. В конце шестидесятых годов, когда строительство стало вполне типовое, кохиноровцы отпускали шуточки относительно «Института строительных стандартов имени Прокруста» и пели на мотив из «Трембиты»:
Тип-тип-тип-тип-типовые,
Окна-двери типовые,
Вот такие типовые…
Еще одну песню я сама запомнила во время концерта в Доме Архитектора где-то в середине восьмидесятых годов. Там была композиция из нескольких песен, изображавшая историю архитектуры. Пятидесятые годы, когда в моде был весьма пышный архитектурный стиль с торжественными арками и лепниной, представляла песенка на мелодию Моцарта.
Гирлянды из фруктов
И прочих продуктов
Лепили и пели,
И пили, и ели —
Как хорошо!
И венчала композицию концовка, которую после этого тридцать пять лет цитировала на работе после каждого совещания. На мелодию «У природы нет плохой погоды» были положены прямо-таки бессмертные слова:
У начальства нет плохих решений,
Каждое решенье – благодать.
Преодолевая отвращенье,
Будем благодарно выполнять,
Будем благодарно выполнять…
Году примерно в девяностом о «Кохиноре» сделали телевизионную передачу минут на сорок, но это получился как бы памятник тому, чем он был для нас, потому что время прошло. Не только в том дело, что советское время, из которого родился «Кохинор», прошло. Но и просто время сработало. Ведь «Кохинор» выступал тридцать лет в одном и том же составе (архитектор Миша, о котором я говорила, был единственным, кто был моложе основателей). В этом постоянстве была и сила, и слабость. Сила – потому что это был всегда один и тот же коллектив, люди, притершиеся друг к другу, отобранные временем, одинаково понимающие юмор. А слабость – в том, что смены не было. Никакой. Но с другой сторон, «Кохинор» был явлением своего времени и на своем месте. И это было прекрасно!
9. Хранитель преданий
Был у нас архитектор, Владимир Прокопьевич Гуторкин. Не Прокофьевич, а именно Прокопьевич, он всегда поправлял. В соответствии с фамилией он любил поговорить, а мы, кому было немногим больше двадцати, любили послушать. Иной раз и по часу слушали, Владимир Прокопьевич умел рассказать. Работал он в "Моспроекте" давно, помнил всех и всё – директоров и архитекторов, которых мы знали уже стариками и строительство зданий, которые мы видели уже давно работающими. Когда-то давно он даже писал стихи для знаменитого "Кохинора", на чьи концерты в Дом Архитекторов проектировщики нашего времени ходили, как теперь на Задорнова. И смеялись так же. Но к тому времени, как наше поколение знало Гуторкина и "Кохинор", их пути уже разошлись, поэтому Владимира Прокопьевича мы воспринимали исключительно в разговорном жанре. Рассказывал он разные байки, две из них я до сих пор помню.
Одна – про йога.
В одной мастерской в "Моспроекте" работал архитектор, который вел исключительно здоровый образ жизни – был худой как жердь, занимался йогой, ел исключительно сырое и натуральное. На обед у него были семь (и ни одним больше!) фиников, в четыре часа, когда все пили чай, этот йог съедал горсть чищеных грецких орехов, а когда хотел пить – отжимал в стакан воды половинку лимона и пил понемногу. Занимался он макетами – вырезал их картона здания в мелком масштабе и наклеивал на подрамник казеиновым клеем, густым, желтоватым, но полностью натуральным. Стакан с соком всегда стоял рядом у него на столе. Однажды прислали в мастерскую девочку-практикантку и дали ему в помощь. Вырезать макеты йог ей, конечно, не позволил, а наклеивать разрешил. А сам пошел на совещание. Девочка взялась за дело старательно, наклеила половину домиков-макетов на подрамник, остановилась и смотрит – куда бы кисточку положить. Кисточка грязная, вся в клею, хорошо бы хоть вымыть. А тут рядом и стакан стоит с чем-то мутноватым, она кисточкой в нем поболтала, отмыла, положила прямо на стол. Тут йог возвращается с совещания – замученный, взмыленный, и не успела практикантка слова сказать, как схватил стакан и выпил всё залпом. "Эх, говорит, даже лимонный сок после такого совещания не помогает! Надо воду с серебром пить, энергетика будет лучше!" Практикантка так ничего ему и не сказала, А кто со стороны видел – тоже промолчал.
Вторая история – о нервном прорабе.
В кабинет к директору "Моспроекта" явился прораб, прямо со стройки. Злой, возмущенный, чертежом размахивает. "Вы что такое выпускаете? По этому разве можно работать? Безобразие!" Директор смотрит: ничего особенного, конструкторский чертеж, арматура, планы, разрез, справа примечания столбиком. Вычерчено аккуратно, все подписи в штампе на месте, даже его собственная подпись сверху – объект очень был важный. "Ничего не вижу особенного." – говорит. А прораб еще громче кричит: " Вы примечания, примечания прочтите!" Директор сам читать не стал, позвал главного конструктора, благо тот сидел в соседнем кабинете, а тот еще исполнителя вызвал. Собрались, главный конструктор прочел примечания, все пятнадцать пунктов, как приваривать, на каких чертежах смотреть продолжение и все такое. "Ну и что? – говорит. – Всё технически грамотно, ошибок нет." Тут прораб совсем из себя вышел. "Да вы вслух это прочтите, вслух! Как я, по-вашему, это понимать должен?!" Исполнителю говорят: "Читай", он начал читать вслух и тут всем стало ясно, что примечания написаны стихах. Нормальные стихи, с точным соблюдением ритма и даже в рифму, при этом все по делу и по существу. Но – стихи! И что интересно, в штампе под этим чертежом подписи еще трех человек – ведущего инженера, главспеца и начальника отдела. Всего, считая главного конструктора и директора – пятеро. Все они прочли эти примечания, и ни один не заметил, что это стихи. "Я не могу работать по стихам!" – кричит прораб. Главный конструктор говорит: "Успокойтесь. Скажите, ошибки вы здесь видите?" Прораб головой качает: "Нет." "Правильно. Нарушений ГОСТа тоже нет, нарушений строительных норм и технических ошибок нет никаких – это я вам как главный конструктор говорю." Прораб вздыхает: "Но ведь это же стихи!" "А вы читайте их, как прозу." На том он и ушел.
Давно были эти истории, давно Владимир Прокопьевич их рассказывал, пусть он, хранитель проектных преданий, останется здесь – должен же кто-то рассказать и о нем самом.
10. Неизменное соотношение
Совсем советское было время – семьдесят восьмой год. Я только что начала работать в "Моспроекте", и вот однажды вызвали меня к главному инженеру отдела, а он говорит: "Сейчас на бульварах, в районе Сретенки, идет семинар, его проводят шведская и финская фирмы, представляют свою продукцию. Ты немного опоздаешь, но все же успеешь что-то послушать, а главное – возьми у них каталоги, посмотрим, какое оборудование они теперь предлагают."
У меня лицо вытянулось – во-первых, уже опоздала, как меня теперь туда пустят? А во-вторых, одета я, мягко говоря, не для выхода в свет – в теплую трикотажную кофту ярко-желтого цвета. Как я в таком виде покажусь финнам и шведам? Но сопротивляться не стала – в кои-то веки в рабочее время что-то интересное можно увидеть!
Пока я собралась, взяла адрес, доехала до Сретенки и добежала до нужного старинного особняка, занятого какой-то советской государственной экспортно-импортной организацией (она, как видно, и организовывала этот семинар, чтобы потом продавать оборудование шведов и финнов), семинар закончился. Все было очень наглядно: когда я открыла дверь в зал, последний докладчик через переводчика удовлетворенно объявил: "Спасибо за внимание!"
Ну ладно, не получилось послушать, так хоть каталоги возьму. Подхожу к стенду шведов. Там толстенные разноцветные тома, текст на шведском и на английском, в общем-то по-английски, да еще с чертежами и цифрами, понять можно. Но смотрю – мощностей двигателей для вентиляторов не видно в характеристиках. А где же их взять, если мы будем подбирать это их оборудование? Где же тут представитель фирмы, надо у него спросить. Смотрю, стоит швед – красавец! Ростом метра два, очи голубые, кудри золотые (тогда даже менеджеры фирм еще носили удлиненные стрижки), костюм синий, рубашка белая, вид снисходительный – картинка! И я – коротышка-дикарка с каталогом в руках. Но ведь без информации вернуться нельзя, зачем тогда меня вообще туда отправляли? Вынырнула откуда-то переводчица – изысканная, элегантная, до кончиков ногтей гуманитарная. Я спрашиваю про мощности – она переводит, а красавец смотрит на страницу, будто впервые видит каталог собственной фирмы. Потом быстро ныряет куда-то за переводчицу, вытаскивает еще один каталог, а она переводит: "Это вы не все поняли, но вот здесь все есть!". Листаю – все точно то же самое, спрашиваю: "Так где же, здесь этих данных тоже нет!" И тут швед быстренько так разворачивается и исчезает, будто его и не было. Переводчица тоже ныряет куда-то.
Ну и ну! Либо я законченная дура, либо они не знают, что у них в каталоге написано!
Ну ладно, поплелась я к финнам. У них каталоги тощенькие, но довольно понятные даже на английском, а стоят возле стенда два деятеля лет по тридцать пять в клетчатых рубашечках, как у Шурика в гайдаевских фильмах. И переводчика нет. Смотрю название фирмы, и понимаю, что их продукцию я даже знаю – когда делала дипломный проект, ставила их оборудование. Здороваюсь с ними, а они мне на русском, да почти без акцента как принялись рассказывать! Что ни спрошу – знают, что один не в курсе, то другой объяснит. Так мы разговорились, что я им еще и про свой учебный проект рассказала с их оборудованием, а они рассказали, кто они вообще есть – инженеры, и как выразился один из них, "по оборудованию все знают, а про цены – нет, но можно вот в этой книжке посмотреть". Дали мне всего с собой содержательного, да еще брелок для ключа. Я его несколько лет потом носила, пока не сломался.
С тех пор я повидала множество фирм, и наших, и заграничных, видела их руководителей, их менеджеров и их инженеров, но везде и всегда одно остается неизменно: менеджеры хороши собой, нарядны и представительны, но их функция чисто декоративная, а инженеры не столь импозантны, зато с ними есть о чем поговорить.
11. Запирало
А это тоже про "зарубежных партнеров", тоже каким-то боком связано со Сретенкой, но уже в девяностых годах.
Был на Сретенке когда-то магазин "Лесная быль". Работает ли он сейчас, не знаю, но до перестройки там продавались грибы, ягоды, мясо лесной дичи и все такое из леса. А мы в девяностых годах делали проект перестройки здания, где этот магазин помещался.
Ну, все, как полагается, отопление, вентиляция, кондиционеры. Вот кондиционеры оказались самыми занимательными. Не потому, что какие-то особенные, а потому что поставлять из должна была фирма из Словении. Не помню, как называлась эта фирма, а представителя звали Стане. Как это имя звучало полностью, я не знала, но Стане был молодой, бывал у нас часто, все к нему привыкли и обходились без церемоний. По-русски он говорил свободно, только с небольшим акцентом, этаким южным говорком. Кондиционеры он нам подбирал, поставлять собирался, но был убежден, что в России они немного лишние.
– Ну зачем вообще у вас нужно кондиционирование? – не особенно лояльно по отношению к родной фирме рассуждал он. – У вас же лета нет!
– Как это нет? – патриотично возражала я. – А сейчас что, не лето? Двадцать пять градусов!
– Да у вас настоящего лета – две недели! Вот у нас – лето так лето – три месяца двадцать пять градусов!
Несмотря на это, кондиционеры мы все же поставили. Как-то понадобились мне каталоги с данными, я у него спрашиваю, а Стане в смущении.
– Понимаете, каталоги есть, но мы только начинаем работать в России, у нас на русском ничего нет.
Я думаю: "Ну ведь я же не неуч какой-то, я по-английски прочту!" Спрашиваю про английский вариант – тоже нет, все экземпляры раздали. А что же есть?
Оказалось, немецкий, итальянский и словенский. Вот тут все и началось.
Я, помню, забрала каталоги на выходные на дачу, чтобы муж на досуге помог с немецким, зря он что ли кандидатский минимум сдавал, включая немецкий язык? Однако немецкий вариант отпал сразу – немецкие слова муж переводил исправно, однако составить из них толковые профессиональные тексты нам так и не удалось.
Ладно, я взялась за итальянский – зря что ли меня музыке семь лет учили? С музыкальной терминологией дело пошло на лад: "альто" – большая модель, "пикколо" – малая, "форте" – усиленная…
Но самым понятным оказался словенский вариант. Сначала немного смущали латинские буквы, но стоило прочесть абзац два-три раза подряд, как слова сами начинали становиться на места. А те слова, что непонятны были сразу, становились почти своими. По ходу дела выяснилось, что "вода" на словенском так и пишется, как на русском, только латиницей, а воздух по-словенски называется "зрак" – определенно напоминало русское слово "прозрачный". Но самым выразительным оказалось названием того крана, который ставится на водяной трубе и отключает воду – он по-словенски назывался "запирало", что вполне соответствовало назначению – запирать.
Так вот я и перевела каталоги – сложив то, что было рассказано на трех языках.
А когда на работе в понедельник это рассказала, слово "запирало" стало на неделю очень популярно. Так и говорили: "Слушай, ты куда это запирало собираешься поставить – на подающую трубу или на обратную?"
Теперь, конечно, все фирмы, которые хотят пробиться на российский рынок, без русскоязычной литературы даже не пытаются обойтись. Да и если русские каталоги имеются, еще не факт, что их оборудование возьмут – своё делается. Импортозамещение.
