bannerbannerbanner
полная версия11 миллисекунд

Юлиана Сергеевна Алексеенко
11 миллисекунд

Часть пятая
Тайна о времени и пространстве

1

Каменная книга вовсе не была из камня. Кто-то назвал ее так потому, что в ней были изложены знания, о которых мало кто знал, а знания эти были порой тяжелы, как камень. И название прижилось. Большую часть ее написали двое ученых братьев времен еще прапрабабушки Асфетеи Вендоор и Таулий, занимавшиеся изучением земли и космоса, а некоторые главы дописывали их ученики тех времен. Ученых, пытающихся разгадать законы мироздания, в Талиостии было мало, потому что большинство считали своим долгом служить делу создания Великого моста. А Вендоор и Таулий, прослыв странными среди талиостийцев, посвятили свои жизни изучению явлений, которые остальным казались не столь важными.

Каменная книга была самой особенной из четырех, хоть и была намного меньше по объему, чем остальные три. И один из главных ее постулатов гласил, что Талиостия – как одна искра от могучего костра мироздания. Что есть одна искорка в большом пламени? Может ли она сделать огонь ярче? Может ли хоть как-то повлиять на горение?

Книга гласила, что Талиостия – это так же душа пламени: она живет в постоянстве красоты, в сохранении энергии. Но есть у пламени силы, гораздо более сильные, способные это пламя разжигать до бесконечных размеров, а потому и способные его однажды погубить.

В книге было много иносказаний, которые уже не одно столетие пытались разгадать те немногие, кто был посвящен в тайну ее существования. И знания, которые были в ней, давали немало печали, тяжело ложились на сердца слабых духом и неподготовленных. Поэтому со временем даже правители о ней предпочитали не вспоминать.

Но было в ней и хорошее. Например, то, что те живые души, которым доведется жить в Талиостии, обогатят мироздание самым важным, что только может в нем быть – умением чувствовать настоящее, владеть им в полной мере, чувством гармонии, в безуспешных поисках которого многие народы будут уничтожать себя и других. И как неизменно присутствие в мироздании всего однажды существовавшего, так неизменно и непреложно то, что Талиостия очень важна для него. Задача талиостийцев – бороться за свой порядок, чтобы огонь пламени горел с постоянной ровной мощью. И если однажды этому народу суждено будет потерять прежний уклад жизни, они должны перенести в будущее лучшее, что у них есть.

Обо всем этом Асфетея и Антал рассказывали советникам вечером того же дня. В каминном зале полукругом сидели все 11 верховных талиостийцев – советники, их ближайшие помощники, среди которых был и Даливиарт, 3 давина и 8 главных ученых.

И вот что еще обрушилось на головы собравшихся.

Вендоор и Таулий, оставшиеся в истории для многих как два чудака, некогда топтавшие землю Талиостии, значили для правительниц гораздо больше, чем предполагалось. Их революционных мыслей очень опасалась Даллея – мать Анты, и это из-за ее напутствий их учение держалось в секрете. Вендоор и Таулий верили, что попасть на другой берег Талиоста невозможно с помощью моста, но можно – с помощью науки управления пространством. И к этому они стремились. О том, как они собираются управлять пространством, никто толком не знал, но в Каменной книге описывался случай, как однажды Вендоор, стоявший в одном месте, на глазах у двух других ученых талиостийцев за секунду оказался на расстоянии 4-5 длин. Сами Вендоор и Таулий не желали раскрывать своих секретов прежде, чем не овладеют техникой в совершенстве, а потом просто пропали, поэтому их секрет так и остался секретом.

Их искали, ждали много лет, но ни один так и не появился снова. В их доме все оставалось так, словно они вышли ненадолго и скоро вернутся, даже некоторые их записи не были спрятаны и лежали на столе. Все, что имело ценность в их доме, Даллея распорядилась собрать и доставить на гору Саави, и потом уже никто не знал, в каком объеме они сохранились, но какие-то записи были подшиты к Каменной книге. Большую их часть сохранившегося никто так и не сумел разгадать. В них было слишком много цифр и мало объяснений, поэтому в какой-то момент – тогда Даллея была уже стара и готовилась передавать власть Анте – об этих расчетах забыли, их закрыли в тайный архив и не вспоминали. Первым, кто пожелал изучить их после долго перерыва, был Антал, но когда свертки извлекли, они были безвозвратно испорчены сыростью, и разобрать написанное стало уже невозможно.

Теперь, когда в Талиостию явились враги, которые вероятно обладают способностью совершать длинные прыжки, а возможно даже и исчезать, Асфетея и Антал не могли не вспомнить о Вендооре и Таулии. Что если тууксы умеют то, чему пытались научиться предки талиостийцев? Что если Вендоор и Таулий были правы, и попытки построить мост действительно были обречены на провал? Тууксы сказали, что прибыли на лодках, но что если они сумели просто как-то перепрыгнуть Талиост?

Конечно, это звучало как бред. Перепрыгнуть Талиост! Но они здесь, как? После первого часа обсуждений, в зал пригласили Акею и ее братьев.

– Расскажите нам еще раз все, что вы видели, особенно расскажи Акея о том дне, когда Алатой исчез на твоих глазах. И все о его прыжках, – попросила Асфетея.

Акея с братьями пробыли весь день на горе Саави. После того, как тууксы ушли, их приняли сами советники, расспросили обо всем и сказали пока остаться. И теперь Акея снова вошла на встречу с Асфетеей, чтобы пересказать в деталях все, что ей довелось увидеть и узнать. Молчаливое признание Алатоя не облегчило, а только усилило ее страдания, но она знала, что должна думать о других, поэтому рассказывала все честно, вспоминая каждую деталь, которая могла быть полезна ее народу.

Она снова рассказала, как впервые она с братьями увидела фигуру какого-то прыгуна, но тогда все приняли увиденное за случайность, как потом видела кого-то в своем саду, но не придала этому значения, как впервые встретила Алатоя и как стала дружить с ним, как кормила его, о чем они говорили. Она рассказала то немногое, что знала о краях, откуда он бы родом, но и в этом теперь не было никакой уверенности. Он вполне мог врать обо всем. Она честно призналась, что никогда до сегодняшнего дня не видела других тууксов, искренне веря, что Алатой и сам не знает, отчего они должны пока скрываться.

И рассказала о том утре, когда Алатой словно сделал прыжок в воздух с ее балкона и исчез. Когда Акея изобразила движение рук, которое предваряло прыжок, Антал встал с места.

– Это точно! Так и есть! – воскликнул он. – Что-то похожее описывалось в каменной книге. Очевидцы, кто видел исчезновение Вендоора, говорили, что он двигал руками по воздуху, словно трогал раскрытой ладонью поверхность большого кувшина.

– Неужели, они владеют тем же мастерством, что наши предки? – спросила Асфетея.

– Скорее всего, если только этой девочке ничего не померещилось от несчастной любви, – сказал Антал.

Акея вскинула на него голову, но тут же опустила лицо, обожженное волной стыда. Они и сама себе не смела говорить ничего о любви, но тут сказали за нее, сказали в присутствии такой толпы так просто и буднично, словно обсуждали съеденный обед.

– Что успели заметить вы, юноши? – обратилась к Саафу и Парсану Асфетея. Но братья сказали, что Акея уже рассказала все, как было, и добавить к этому нечего.

– Я тоже видел кого-то из них в момент прыжка в тот день, когда отправился за Акеей, – сказал вдруг Даливиарт. – Но думал, что мне померещилось. Я пытаюсь вернуть в памяти ту картину, но, увы, – она была столь мимолетной, что мне нечего сказать.

Даливиарт был зол – на себя, на других. И за что-то – на Акею, потому что то и дело бросал на нее пристальные взгляды, полные колючих усмешек и пренебрежения.

Акея так мечтала уйти отсюда! После того, как Антал назвал ее чувства несчастной любовью, она словно сжалась в комок, чтобы больше ничего не видеть и не слышать. Неужели это было так? Она была влюблена? До встречи с Алатоем она была еще почти ребенком, хоть ей и была доверена работа на Белом Холме. Она играла с младшими, собирала цветы, была беспечной и веселой. И внезапно за одну только осень она повзрослела. Теперь она словно забыла, когда в последний раз любовалась цветущей мохнаткой, когда бегала беспечно по берегу реки, когда кувыркалась по полу, забавляя Асту и Маира.

Ей всегда казалось, что ее первая любовь будет особенной. Такой, как у родителей, например. Зоодр и Зана жили напротив друг друга, но в детстве особенно не дружили. Зане было 19 лет, когда она стала замечать, что соседский парень пристально смотрит на нее, когда здоровается при встрече. Он не решался сказать ей ничего, кроме слов приветствия почти целый год. А потом однажды Зана, собирая фрукты в своем саду, столкнула и рассыпала три огромных корзины с уже собранными плодами. Зоодр заметил это, и, перемахнув через ограду, собрал рассыпанные плоды за считанные секунды. «Куда поставить корзины?» – спросил он, когда закончил, и перенес все в дом. После этого они начали разговаривать, и когда однажды Зоодр позвал Зану прогуляться на реку и случайно коснулся ее руки, девушка поняла, что не хочет больше расставаться ни на минуту. Зоодр знал это уже давно, но только тогда, на берегу, когда его возлюбленная не отдернула свою руку, а, напротив, повернула в его сторону ладонь, и он осторожно взял ее в свою, они оба поняли, что влюблены друг в друга.

Акея знала, что ее история тоже будет трогательной, простой и красивой. И только теперь, стоя на допросе в Алатуме, она осознала, что ее первая любовь несчастна – из тысяч талиостийских девушек ей одной выпала участь влюбиться в чужестранца и обманщика. И теперь уже это никак нельзя было изменить.

Если бы она могла понять сразу, какая опасность кроется за этой дружбой! Ведь он был такой особенный, такой искренний, такой простой, смешной, его взгляд был чистым, разве бывают такие у воров? Талиостийской девушке было неведомо, какие они – воры. Но если они такие, то это так страшно, ведь ничего плохого в них не заметно.

 

Акея вспомнила Адилу и Лэйкито. Внешне они были похожи на Алатоя, такие же светлые, тонкие, высокие, сильные. Но все же они были другими. Их глаза, их взгляды, их голоса. Или это чувства туманили Акею так, что в ее глазах Алатой был особенным? Она вспоминала его лицо и речь снова и снова – нигде и ни разу она не замечала в нем лжи или жестокости. А когда она вспоминала, как он провел ладонью по волосам, когда они прощались, она готова была застонать, и едва сдерживала себя, чтобы не упасть на пол от бессилия.

Ей так нужно было уйти. Найти укромный уголок в одном из коридоров Алатума и в нем выплакать новые слезы, которые поднимались в ее груди. Там было их столько, что, кажется, начни она плакать, она не остановится, пока с ними не выйдет из тела ее душа. Но о ней словно забыли. Асфетея и советники обсуждали будущее Талиостии, искали лучшие слова, чтобы суметь договориться с тууксами. Акея слышала все, но словно была за стеклом – ей все происходящее теперь было безразлично.

И когда она все-таки вышла потом в коридор, она направилась куда-то, не разбирая дороги, шла долго, наткнулась на тяжелую дверь, открыла ее, и когда оказалась на улице, под ярким светом луны, побежала вперед – туда, где вдалеке виднелись семь деревянных статуй.

2

На горе Саави уже давно не переводились тайные гости, не опустела она и в эту ночь.

Когда Акея поднялась на самую вершину и вышла на скалистую террасу со статуями, лунный свет ярко освещал это место. Снежный покров на валунах вокруг блестел, как драгоценный песок, а тень от статуй была темной и резко очерченной. Холодный воздух немного остудил девушку, приостановил рвущиеся наружу слезы. Она подошла к самому краю утеса, опустилась на колени и посмотрела на небо. «Как теперь жить?» – прошептали ее губы, но звука она не услышала. Зато услышала знакомый голос за спиной.

– Ты можешь простить меня, Акея?

Девушка медленно повернула голову, увидела при свете луны стоящего чуть поодаль Алатоя и медленно поднялась на ноги.

– Я скоро покину это место, но только на время, чтобы сделать то, что должен, – сказал он. – Но прежде я хочу просить прощенья и готов умолять тебя простить, только сомневаюсь, что ты поверишь мне снова.

– Когда? – только и сумела прошептать Акея, но туукс ее понял.

– Завтра к вечеру, я думаю, – ответил Алатой и подошел ближе. – Я бы сделал это раньше, но не могу.

– На Левый берег?

– Не совсем, – произнес юноша. – Я не мог рассказать тебе всего прежде. Но если ты мне веришь – веришь, что я не хочу тебе вреда, что не хочу вреда вообще никому из местных, то скоро убедишься, что я честен сейчас, я докажу… Я смогу помешать планам Адилы и Феруджо принести этой земле вред.

– Ты можешь помешать ему?

– Я не могу просто не выполнить приказ, все слишком запутано. Сейчас я должен доставить давинов и всех остальных в Ином, а потом я попробую восстановить справедливость.

– В Ином?

– Ином – это наша земля.

– Это Левый берег? – снова спросила Акея.

– Это не просто Левый берег, Акея. Это Левый берег и другое время.

Алатой выглядел отчаянным. Он сжимал кулаки, колебался, он был готов сказать ей что-то важное, но словно боролся с собой.

– Что это значит? – спросила Акея.

– Все то, что ты сказала мне сегодня утром… Это все перевернуло. То, как ты смотрела, то, что ты говорила… Я словно прыгнул из огня в ледяную воду, потом снова в огонь, потом во мрак и бездну и снова куда-то… Я понял, что себе не принадлежу… Я и им не принадлежу, – он махнул куда-то в низовье рукой, потом провел по лицу руками, словно хотел проснуться. – Меня обманули, или я обманулся, теперь уже не важно. Я не хотел бы поступать с вами так… Не знаю, быть может я просто был глуп и не догадался подумать о последствиях. Теперь я знаю вас, я вижу этот необыкновенный край, эту красоту. Это трудолюбие, с которым вы создавали это все. Я вижу, что нам врали, направляя сюда, – вы могли бы стать друзьями, а мы сделали вас врагами. И я узнал тебя, Акея…

Он сделал еще один шаг вперед и смог видеть глаза девушки, которая слушала, не моргая.

– Я понимаю, как выгляжу в твоих глазах. Но я прошу мне поверить – я хочу попытаться все исправить.

Он замолчал на мгновение. Сделал еще шаг и взял Акею за руки.

– Акея, я не знал, какую ошибку совершаю. Мы отправлялись сюда за секретами кристаллов, но не любой ценой. И только Адила шел сюда, понимая свою цель. Они хотят власти над вашим народом. Феруджо хочет власти. А я… я не могу просто так воспротивиться, мое слово ничего не значит. Все, что я умею – преодолевать время, но я тоже раб своего народа. Если не я, они сделают это сами, поэтому лучше мне быть пока с ними, лучше не открываться.

– Алатой, объясни мне, что ты имеешь в виду? Что значит преодолевать время?

Алатой сделал вдох и долгий выдох.

– Я должен быть уверен, что ты сохранишь это в секрете. Обещай.

– Ты меня так обманул, а от меня просишь обещание?

– Да. Прости еще раз, прости меня тысячу раз. Но ты, и не дав свое слово, его сдержишь, я знаю. Это последнее, что нужно будет держать в секрете, и недолго.

– Нет, Алатой, – ответила Акея спустя несколько мгновений, и освободив свои руки, отошла от юноши. – Я уже солгала своему народу и поплатилась. Если ты не хочешь говорить остальным, то уходи прямо сейчас, тогда это не правда, а снова ложь. Иди к своим, и делайте ваше черное дело. А меня не трогай больше.

– Акея, ты не понимаешь! – воскликнул Алатой.

– Да, я не понимаю. Не понимаю, как можно наполовину хотеть правды, и половину скрывать во лжи.

Алатой не нашел, что ответить. Акея отошла в сторону. Было холодно, подул колючий ветер. Они постояли так с минуту, но потом Акея услышала самый удивительный рассказ в своей жизни.

– Я прибыл сюда с Левого берега, но это не просто другой берег бурной реки, что течет под нами. Я прибыл сюда из параллельного времени, Акея. Тебе, может быть, непросто будет понять, но это так. Если завтра талиостийцы построят свой мост и перейдут на другую сторону, они не найдут там ничего. До самых ледяных хребтов там нет ничего и никого, кроме камней, травы и диких цветов. Если хочешь, я перенесу тебя туда, и ты убедишься сама. И если о моих возможностях узнают твои правители, если они увидят, что столетиями стремятся поспасть туда, где ничего нет, то все ваши чаяния и верования превратятся в пыль. Талиостия стала такой красивой благодаря вере в то, чего нет. И это прекрасно, и ужасно одновременно. Для нас, тууксов вы немножко дети, за которыми забавно наблюдать, зная все наперед…

Мы живем на 11 миллисекунд позже вас, в мире, который зародился случайно около тысячи трехсот лет назад, в результате землетрясения, которое здесь произошло. Это все непросто объяснить быстро, но попробуй представить время как бесконечный веер линий мгновений, каждая из которых имеет свою плоскость пространства. Ваш мир – это одна плоскость, исходящая от источника, мы находимся в ней сейчас, а Ином расположен на 11 миллисекунд позже. То есть все, что происходит здесь, могло бы появиться в Иноме через 11 миллисекунд, но не появится, потому то наши плоскости параллельны друг другу.

Мы давно знаем вас, но нашли недавно. Чтобы сделать это, нам потребовались долгие поиски, но вы никогда не найдете нас, как бы ни старались. Даже тууксы не все умеют преодолевать время. Из нас четверых, например, можем только я и Асхарту. На эту способность влияет природная плотность и строение тела, наличие особой чувствительности ладоней. Но главное – особый отдел мозга, в котором не пять, как у всех, частей, а шесть. Шестой – то крошечное зернышко на макушке, которое позволяет нам чувствовать вибрации времени.

Но конечно, для перемещений нужно и много учиться. Таких, кто может преодолевать время, видно уже с детства, потом нас забирают в особую школу, и мы посвящаем этому делу всю жизнь. Попасть сюда ради конкретной цели – такое мы сделали впервые, все наши прежние перемещения по временам были просто перемещениями. И эту конкретную цель придумал Феруджо. Не я, так кто-то другой придет сюда и потребует то, что потребовал сегодня Адила, и вы не сможете ничего сделать. Поэтому я должен действовать, я все решил. Сегодняшний день был для меня словно целая жизнь, мои глаза открылись. Я хочу отправиться в Азолос, город, где живет Вендоор, чтобы просить его вмешаться, и не дать в обиду его родной народ.

– Тот самый Вендоор, который был нашим предком?

– Да, он жив, и это благодаря ему и его брату мы научились делать то, что умеем. Но Вендоор стар и немощен. Время взяло свое. Он долго обманывал его благодаря перемещениям, но все равно постарел и потерял способность чувствовать время. Он давно живет в Азолосе, как отшельник. Я уверен, он ничего не знает о коварных планах Феруджо, он не этого хотел. Он хотел соединить лучшее, что есть здесь и с тем, что есть в Иноме.

– Зачем Феруджо столько кристаллов?

– У нас нет древесины, – спокойно сказал Алатой.

– Как нет? В Иноме нет деревьев?

– Нет. В нашем времени кое-что пошло по-другому, как бывает во всех временах. Во всем Иноме есть только одна аллея из могучих контонов, кроны которых закрывают небо, и происхождение их до сих пор не разгадано.

– А сколько всего таких миров, как наш и ваш?

– Таких же больше нет. Вообще же параллельных пространств бесконечное количество, но большинство их пустые. Как бы тебе объяснить – каждое мгновенье времени, образующее плоскость, остается безжизненным, потому что ему недостает энергии, которая могла бы породить толчок, создать условия, пригодные для жизни. И лишь иногда это случается, как случилось с Талиостией или Иномом. Быть может, потому, что они находятся относительно близко, в 11 миллисекундах друг от друга.

– Это так близко…

– О нет, поверь мне, это не так близко, как кажется. Между нами гораздо больше временных слоев, чем ты можешь представить, слыша цифру 11.

– Но сколько таких пространств, в которых случилась жизнь?

– Этого не знает никто. Чтобы узнать это, нужна была бы бесконечность, потраченная на поиски. Нам пока известно только о трех, но третье пространство, которое обнаружили тууксы, погибло, не прожив и двух столетий. Остались только Талиостия и Ином.

Акея почувствовала, что немеет от холода и шока, который обрушился на нее с этим рассказом.

– Ты замерзла, – произнес Алатой. – Давай уйдем отсюда, куда-то, где ты можешь согреться, и там продолжим разговор.

Он протянул руку, Акея несмело взяла, думая о том, куда ее приглашают, и каким способом они будут туда добираться. Но едва их руки крепко сомкнулись, как они услышали чей-то голос.

– Тогда возьмите и меня, мне очень хочется услышать все подробности, – сказал Даливиарт, выходящий из-за статуи.

Рейтинг@Mail.ru