Ярослава А
Не бойся темноты
– Лили, а ты уверена, что убийство было совершено оборотнем?
– Не стоит сомневаться в моей компетенции, – обиделась она, – Я хвостатых за версту чую. Это был определенно оборотень и совершенно точно из вашего кошачьего семейства. Заключение судмедэкспертизы только подтверждает мое утверждение. Длинна и толщина клыков, рваные раны от когтей. Этот маньяк поглумился на славу.
Карлайл нахмурился.
– Ты думаешь это мужчина?
– Уверена. Ее изнасиловали перед смертью, причем не один раз, – Лили содрогнулась от омерзения, говоря эти слова, – Мы определенно имеем дело с психически неуравновешенным оборотнем мужского пола.
– Звериная сущность, вышедшая из-под контроля? – предположил он.
– Быть может, – задумчиво отозвалась ведьма, – И, знаешь, что самое странное? Это убийство как две капли воды похоже на то, что произошло с Натали Ройс. Тогда Управление решило замять дело, когда стало ясно, что это был оборотень. Но после последних событий… Это уже серия, Эд. И то, что произошло с Натали наводит на очень определенные мысли.
– На что ты намекаешь?
Карлайл недоверчиво уставился на подругу. Лицо ведьмы было очень грустным и растерянным. Она явно боролась с какими-то противоречиями и, наконец, вздохнув, произнесла:
– Натали убили почти сразу после смерти Грейси Грин.
Лицо Карлайла окаменело. Он зло сверкнул глазами и вскочил из-за стола, как ошпаренный.
– Ты намекаешь, на Даниэля?!
Лили опустила голову. Она молчала. И это взбесило оборотня до крайности.
– Ты чокнулась, Лили!
– Так думаю не только я, Эд, – тихо прошелестела она.
Пока Карлайл пытался переварить эту информацию, ведьма позвала плащ и ботильоны.
– Прости. Я не должна была тебе этого говорить.
Она поспешно засобиралась и, поблагодарив за ужин, направилась в прихожую.
– В ночь убийства Рози Майри, я был в его доме. Он не мог ее убить, – сказал Карлайл вслед ведьме.
Лили обернулась.
– И ты уверен, что он не покидал пределов дома всю ночь?
Оборотень призадумался. Под утро он и вправду задремал и не мог с точностью быть уверен, где в этот момент находился Даниэль.
– Нет. Не уверен, – признался он.
– Мне жаль, Эд, – прошептала Лили и ушла больше не оборачиваясь.
Он долго стоял посреди кухни, не зная куда бежать и что делать. Все существо Эдварда охватило дикий страх. Страх за собственного ребенка это самая жестокая пытка на свете. Он не верил. Отказывался верить в жуткие слова Лили. Она просто ошиблась. Дико заблуждается. Он успокаивал себя этими мыслями, но в глубине души знал, что подруга никогда бы не высказала ему своих предположений, если это были только домыслы. Карлайл знал, что его сын далеко не ангел. Но что бы вот так хладнокровно убивать?
«Я должен во всем разобраться», – подумал он и рванул с вешалки старую, потертую кожаную куртку, решив нанести незапланированный визит своей любовнице Эмме Браун.
Когда Томка проснулась, уже давно перевалило за обед. Она с трудом помнила, как поднялась в их с подругой комнату. Олька не спала и накинулась на несчастную с потоком обвинений. Но быстро сообразив, что никакой реакции, кроме истерики не добьется, помогла расстегнуть платье и отправилась спать со словами:
– Завтра ты у меня получишь по первое число.
Немного повалявшись, Томка села и поморщилась от боли. Ободранные ладони нещадно саднило. Сегодня воскресенье, а значит можно совсем никуда не торопиться.
Девушка долго стояла под горячим душем. Вымыла волосы и, облачившись с любимые потертые джинсы и безразмерную футболку с Микки Маусом, наконец, решила явить свой непутевый лик миру.
Марта Грин как ни в чем не бывало с искренней радостью принялась суетиться вокруг нее и вскоре на кухонном столе появилось домашнее печенье, молоко и хлопья.
– Спасибо, – вымучено улыбнулась Томка, – Извините, что доставляю вам столько хлопот.
– Пустяки, – отмахнулась женщина, – Мне в радость такие хлопоты.
Томка вспомнила газету, которую показывал ей Карлайл, и сердце сжалось от сочувствия к этой чудесной женщине. За что таким замечательным людям, как чета Грин, тяжелое испытание – потеря единственного ребенка.
Тут на кухню зашел Томас Грин, и девушка напряглась, предполагая, что тот будет читать мораль. Но профессор вопреки ожиданиям был очень вежлив и явно пребывал в хорошем расположении духа.
– Дорогая, можно чашечку кофе? – нежно попросил он супругу и уселся напротив Томки.
Пока миссис Грин варила в турке кофе для любимого супруга, Томас бросал изучающие взгляды на свою студентку. Та то и дело ловила эти взгляды и есть, вовсе перехотелось.
– Професср Грин, – неуверенно начала Томка.
Мужчина внимательно на нее посмотрел.
– Я хотела извиниться за вчерашнее, – девушка сглотнула под проницательным взглядом своего преподавателя, – Простите, что доставила вам столько беспокойств. Это больше не повториться.
Профессор кивнул в знак того, что извинения приняты и начал непринужденную беседу об учебе. Девушка облегченно выдохнула. Как замечательно, что он не злиться.
Марта поставила перед мужем чашечку дымящегося кофе и присоединилась к разговору.
– Я надеюсь вы вчера хоть смогли отдохнуть? – оживленно поинтересовалась Марта, – Ольга сказала, что вы были в «Маске».
Перед глазами Томы пронесся вчерашний вечер. Приставания Пети, горечь обиды, ее пьяная выходка и пронзительный осуждающий взгляд Эдварда Карлайла, от одного воспоминания которого мурашки побежали по коже.
– Да, – растерянно отозвалась Томка.
– Что-то неслышно в вашем голосе энтузиазма, – усмехнулся профессор, – вчера перед нашим домом курсировал с разведывательной деятельностью Даниэль Карлайл. Это не он испортил вам вечер?
Лицо у Томки вытянулось. Она вновь воскресила в памяти смеющееся лицо Грейс Грин и губы предательски задрожали.
– Простите профессор. Я не знала…, – с трудом выдавила она, – Мне господин граф вчера рассказал про вашу дочь… Я глубоко сожалею… Если бы я знала…
Из рук Марты выпала кружка. Она со звоном разбилась вдребезги о кафель, и кофе с молоком забрызгал белоснежный фасад резной кухни. Но никто не обратил на это внимания. Не кинулся убирать. Марта застыла с непонятным выражением на лице, а Томас нахмурился и проговорил:
– Значит, мне вчера не показалось. Карлайл и вправду решил за вас вступиться. Очень неожиданный поступок с его стороны.
Томка встала и, не обращая на оцепеневшую миссис Грин ни малейшего внимания, стала осторожно собирать осколки.
– Почему неожиданный?
– Да потому что он трус! – воскликнул Томас дрожащим от ярости голосом.
Томка от удивления даже перестала собирать кусочки фарфора и повернула голову в сторону Грина.
– Раньше его не заботило, что вытворяет в городе его сынок. Ты думаешь, наша Грейси была первой, кого он довел до сумасшествия?
Повисло тяжелое молчание. Тамара отвела взгляд от взбешенного профессора и продолжила собирать осколки. Она выбросила их в мусорное ведро и, взяв с мойки тряпку, вытерла пол. Под продолжающееся молчание, тщательно промыла ее и повесила на полотенцесушилку. Потом достала из шкафчика чистую кружку, налила кофе, молока и подала миссис Грин.
Марта вздрогнула, подняла на девушку печальные глаза. И столько в них было боли, что Томка чуть не разрыдалась от охватившей ее жалости.
– Она так его любила, что не видела ничего вокруг, – проговорила женщина, принимая из рук девушки кружку, – Никого не слушала и ничего не боялась. Мы пытались препятствовать их отношениям любыми способами, но Грейси словно подменили. Она стала совершенно другой. Томас успокаивал меня, говорил, что это пройдет и вскоре Карлайл сам ее бросит. А потом я заметила в ее сумочке антидепрессанты. Это было ужасно. Она жила, училась, помогала, как прежде, но была мертвой. Словно кукла бездушная и все больше и больше отдалялась от нас.
Она замолчала и принялась пить кофе мелкими осторожными глотками. И тут заговорил профессор ровным спокойным тоном:
– Мы знали, что семья Карлайлов необычная. Многие в городе это знают. Они почти хозяева всего нашего графства. Глядя на нестареющего Даниэля Карлайла можно догадаться, что воевать с ним не под силу простому смертному, но я решил попытаться.
– И обратились за помощью к графу, – догадалась Томка.
– Да, – согласился он, – Графского титула их семью лишили после смерти графини. Не знаю, что тогда произошло, но Карлайл сказал мне, что не имеет власти над сыном, так как он больше не глава рода. Я тщетно пытался воззвать к его совести, умалял, угрожал, но все без толку. Он и не подумал вмешаться. Грейси умерла ровно через две недели после нашего разговора. Если бы я мог вырвать черное сердце этому ублюдку, то давно это сделал, но у меня осталась Марта, а Грейси уже не вернуть.
Почему?! Вот почему такие замечательные люди должны страдать из-за таких выродков, как Даниэль Карлайл. И такая ярость охватила девушку, что она не заметила как разорвала бумажную салфетку в клочья. Тома вздрогнула, когда на ее ладони легли холодные пальцы Марты в ободряющем жесте.
– Все будет хорошо, – пообещала женщина, вымучено улыбаясь.
«Сильно в этом сомневаюсь» – подумала Томка и улыбнулась ей в ответ.
Остаток дня прошел спокойно. Мистер и миссис Грин предложили Томке совместно посмотреть фильм, чтобы немного отвлечься от невеселых мыслей. Это было так неожиданно и приятно, что она немного растерялась. Они расположились в уютной гостиной. Девушка устроилась в большом мягком кресле, поджав под себя ноги. Профессор и Марта на диване в обнимку, совсем как молодожены. У хозяина дома оказалась очень хорошая подборка классического кино, в которой и много картин советского кинематографа. И вскоре дружно заливаясь смехом, под веселые комментарии Томки, смотрели «Иван Васильевич меняет профессию». Перевод был ужасен, но все равно было здорово. Вскоре к ним присоединилась Олька, по-домашнему усевшись на полу, возле Томкиных ног. Она принесла с собой огромную пачку чипсов. И все, дружно забыв, насколько это вредно для здоровья, уплетали ароматные ломтики за обе щеки.
Идиллию нарушило появление Серебрякова. Хлопнула входная дверь, и Томка обернулась, посмотреть, кто там пришел. Ромка уже успел сделать несколько шагов и замер в арке, хмуро рассматривая открывшуюся ему картину. Его глаза недовольно прищурились, встретившись с удивленным взглядом Тамары.
– Роман, присоединяйтесь скорее, мы включим сначала, – сказала ему Марта.
Но Серебряков, оставив ее реплику без внимания, мазнул по присутствующим тяжелым взглядом и пробурчал:
– Извините, другой раз.
– Серебряков, да ладно тебе выпендриваться! Я для тебя лично даже место почетное освобожу, – весело сообщила Олька, намекая на ковер у Томкиных ног.
Видимо, Великий князь решил сменить гнев на милость и, неуверенно улыбнувшись, принялся снимать куртку с шарфом.
– Только сначала сходи на кухню и еще чипсов притащи, – скомандовала рыжая не успел парень скинуть с ботинки.
Тамара снова поймала на себе Серебряковский взгляд. Вернула улыбку и смущенно отвернулась. Вот сволочь козлиная! Поспорили они, значит, с Петькой. «Это хорошо еще Олька не знает, а то бы все глазки ему повыкалупывала», – подумала девушка и решила немного подыграть этому напыщенному уроду.
– Иди-иди, – хихикнула Олька, заметив их обмен взглядами.
– Да иду я, иду, – отозвался брюнет и со вздохом поплелся за чипсами.
Подруга, как и обещала, освободила «почетное» место и перебралась на диван к Гринам. И вот уже Серебряков, смиренно облокотившись о ножку кресла, сидит и не шелохнется. Томка украдкой наблюдала за ним и время от времени наклонялась к тарелке с чипсами, невзначай задевая локтем его плечо. Вскоре она и вовсе расслабилась. Спустила затекшие ноги на пол, рядом с его рукой и вздрогнула, оттого, что теплая ладонь тут же обвила левую щиколотку и, пробравшись под штанину, ласково погладила. Ромка повернул голову и вопросительно уставился на девушку, продолжая свои нехитрые манипуляции. Тома же нервно сглотнула и заставила себя едва заметно улыбнуться.
Странно, но прикосновение понравилось. Отозвалось волнующей дрожью в коленях. И внезапно вспомнился их поцелуй на озере. Ромка выглядел таким искренним в охватившей его страсти. Может, стоит попробовать…
«Зашибись!» – тут же одернула себя девушка – «Ты уже попробовала с блондинчиком. Идиотка! Мужики – наглые расчетливые твари!»
И тут ладонь Серебрякова переместилась чуть выше, а вместе с ней и дрожь… Это все гормоны…
Понедельник день тяжелый. Кто это сказал?! Да тот, кто никогда не был в гостях у Марты Грин. Вот уж кто может сделать даже самое паршивое утро приятным и таким вкусным. А обстановка за утренним столом, где люди улыбаются и шутят, делает понедельник втройне привлекательным.
По дороге в колледж Тамара невольно сравнивала любое другое утро, проведенное под крышей родного дома. Мама обычно вставала очень рано и шла во двор доить козу и кормить мелкую домашнюю птицу. Тома вставала к тому времени, как родительница возвращалась в дом и ставила на стол одинокую банку молока. Козье молоко она ненавидела всеми фибрами души, но пила, крепко зажмурив глаза и задержав дыхание, одним залпом, пока в нос не ударил запах. А после – сборы в школу в полнейшем одиночестве. Зинаида Андреевна уходила на работу к местному фермеру. И долгая дорога до школы в любую погоду. Ходить приходилось в соседнюю деревню. А какое было счастье, когда водитель САЗика, что привозил по вторникам и четвергам хлеб, подбирал измученную ребятню и подвозил! Дети радостные и замерзшие битком набивались в кабину, тесно прижимаясь, друг к дружке, потирая озябшие ладони.
Томка вздохнула и закрыла глаза. Как же хорошо, что все это в прошлом. Училась она с остервенением, до дикого фанатизма. С одной-единственной целью: вырваться из этой нищеты, разрухи и одиночества. Поступила в институт с трудом, но все же поступила. И не было предела ее счастью. Новая жизнь в городе. Новые друзья и больше никакого козьего молока по утрам! И пусть жизнь ее не была сытой и довольной, но это уже был огромный шаг вперед. А останавливаться на первом шаге Тамара Остроухова не собиралась. Несмотря на покладистый и миролюбивый характер, Томка была упорным человеком. Из тех, кто добивается своего долгим и праведным трудом.
Внезапно вспомнился родной институт и общага. Стало тоскливо. Дом есть дом. Даже такой неуютный и лишенный изысканного английского уюта – это все равно был дом. Зря она сюда приехала, зря.
– Эй, не грусти, – вывел ее из транса голос Серебрякова.
Сегодня утром молодой человек к их с Олькой глубочайшему удивлению предложил поехать за занятия вместе. И девушки не стали отказываться.
Она повернула голову в его сторону.
– О чем задумалась? – поинтересовался он с легкой загадочной улыбкой.
– Да так… О доме. Домой хочу.
– И чего ты там забыла, – встрепенулась на заднем сидении Оля и подалась вперед, просунув свою рыжую макушку между передними сидениями, – Ладно я парня оставила. А ты по общаге с бомжовкой соскучилась?
Серебряков хохотнул и закатил глаза.
– Как ты далека от патриотизма, – глубокомысленно заметил он.
– Неправда! – возмутилась девушка, – У меня, между прочим, все вещи отечественные. Вот! Не то, что у некоторых.
Намек был понят и воспринят с легкой иронией.
– И не сомневался.
Тамара слушала их непрекращающуюся перепалку отстраненно, прочти не вникая в суть. Мысли витали далеко за пределами уютного салона автомобиля. Они постоянно возвращались к горьким словам Эдварда Карлайла «Он и тебя попробовал». После вчерашнего вечера девушке начинало казаться, что все вокруг огромная телевизионная площадка и ее кто-то жестоко и глупо разыгрывает. Слишком невероятно, чтобы быть правдой и слишком страшно, чтобы рискнуть и не поверить в нее.
Вдобавок к охватившей ее депрессии, неожиданно нахлынула непонятная слабость в теле. Постоянно хотелось спать, голова начинала кружиться от резких движений. И еще появилось непонятное чувство, что за всеми этими переживаниями Томка упустила что-то очень важное. Что-то главное, практически лежащее на поверхности…
– Приехали, – бархатистый голос Серебрякова вывел девушку из оцепенения.
Она вздрогнула, захлопала глазами, словно забыла, зачем они приехали на парковку перед колледжем, и усилием воли заставила себя двигаться. Открыть дверцу, выйти из машины, закинуть рюкзак на плечо и постараться выкинуть все посторонние мысли из головы.
– Ты в порядке? – спросил Ромка, странно глядя на нее.
– В полном, – заверила она и поспешила вслед за подругой.
С Олькой они все же повздорили. Подруга никак не могла получить внятного ответа от Тамары, где та пропадала половину ночи, когда она и парни сбились с ног, разыскивая ее по всему клубу. В полицию обращаться не стали только из-за милой блондинки, которая сообщила, что видела Тамару, целую и невредимую в компании Эдварда Карлайла. Олька, разумеется, ждала объяснений в развернутой форме, но Томка уперлась рогом, заявив, что не хочет об этом разговаривать, и тема закрыта раз и навсегда. Рыженькая полдня ходила и смотрела волком, но потом отошла и сдалась.
– Расскажешь потом сама, если захочешь, – смиловалась она.
Тамара в очередной раз подивилась тому, как хорошо Оля чувствует ее настроение. Такими и должны быть настоящие друзья.
Сегодняшний день выдался крайне напряженным. Помимо двух контрольных работ, их группу еще ждало открытое занятие. Организаторы программы по обмену студентами хотели понять насколько хорошо россияне справляются с нагрузкой и какова их успеваемость.
Томка всеми силами пыталась не ударить в грязь лицом и сосредоточиться на учебе, но ничего не выходило. Профессор Терчер несмотря на преклонный возраст очень живо провела лекцию, а затем организовала нечто вроде семинара, дабы господа проверяющие могли убедиться в наличии у российских студентов извилин. Старушка то и дело бросала на Тамару встревоженные взгляды. Ее можно было понять. Профессор рассчитывала, что девушка вытянет на себе большую часть открытого занятия, но Тома настолько устала, что даже лекцию не писала.
Перед началом семинара профессор Терчер подозвала Томку к себе.
– Тамара вы очень рассеянны сегодня, – сказала она, с укором глядя на девушку.
Томка виновато потупилась.
– Мне нездоровится, профессор. Простите.
Терчер окинула студентку цепким взглядом и решила, что она все выходные прогуляла. Вот и результат – повышенная утомляемость, землистый цвет лица. «Наверняка из-за чрезмерного употребления спиртного» – едко подумала профессор.
– Идите, сходите к сестре Маргарет. Она вас посмотрит. Мне не нравится ваш утомленный вид.
Томка удивленно моргнула. Не ожидала от этой жутко старомодной женщины такого сочувствия. Но девушка не знала, что та намеренно решила удалить нерадивую студентку с занятия, дабы не портить себе открытый урок. В конце концов, это может сказаться на ее репутации. А вдруг кто-то из деканата сочтет, что железная Терчер сдает позиции?
– Все-все. Идите и не мешайте мне вести занятие, – прогнала девушку профессор и повернулась к аудитории.
Томка на ватных ногах подошла к своему столу, собрала рюкзак и быстро шепнула Ольке на ухо:
– Меня к медсестре отправили. Я потом сразу домой. Пока.
Тома поймала обеспокоенный взгляд подруги.
– Только не задерживайся нигде. Ты и вправду плохо выглядишь.
Девушка вымучено улыбнулась Оле и пошла на выход из аудитории. Как только за спиной захлопнулась дверь, она почувствовала себя еще хуже. Лоб покрылся испариной, а сердце зашлось в учащенном пульсе.
Тяжело привалившись к подоконнику, она провела языком по вмиг пересохшим губам и поняла, что знать не знает, в какой части здания находится медпункт. И пока она собиралась с силами, чтобы оторвать свою немощную тушку от опоры, хлопнула дверь аудитории.
– Тома!
Это был Серебряков. Он подошел к девушке и, приобняв за плечи, пробормотал:
– Ну что же ты глупенькая. Ведь еще с утра была вялая. Совсем разболелась. Пошли.
При любых других обстоятельствах Томку бы возмутила подобная фамильярность, но тут она с благодарностью вцепилась за него, как за единственную опору, и они вместе побрели в сторону медпункта.
– У вас жар, милочка, – констатировала сестра Маргарет и укоризненно покачала головой, – Нужно беречь себя. Мне кажется, на фоне переутомления вы подхватили грипп. А ну, покажите мне свое горлышко.
Медсестра была тучная молодая женщина с темными блестящими волосами, которые были завиты в крупные локоны. Несмотря на свои немалые габариты это была очень приятная и обаятельная особа, которая мгновенно располагала к себе, стоило ей улыбнуться.
Томка повиновалась и открыла рот, жмурясь от света лампы на столе Маргарет.
– Как я и предполагала, – печально произнесла женщина, – Идите домой студентка и лечитесь.
– Чем? – сипло выдавила Тамара.
Она понятия не имела, что можно купить в английской аптеке от гриппа и совершенно не разбиралась в местных лекарствах.
– Постельный режим, побольше теплого питья и…, – она легким размашистым подчерком написала что-то на листе бумаги, – Купите это в аптеке за углом.
– Угу, – промычала в ответ Томка и собралась поскорее покинуть кабинет, насквозь провонявший лекарствами.
Обернулась и на мгновение замерла. Ромки у двери не было. Она и не заметила, как он ушел. Видимо, профессор Терчер отпустила его ненадолго. Неожиданно для себя она почувствовала небольшой укол разочарования. Где-то в глубине души девушка надеялась оказаться важной для этого заносчивого парня. Глупые мечты…
Томка рассеянно брела по длинным коридорам колледжа. Лекции были в самом разгаре, поэтому было пустынно и очень тихо. Девушку трясло от озноба. Она куталась в поношенную куртку, но согреться никак не получалось.
В какой-то момент Тамара поняла, что свернула куда-то не туда и коридор, в котором она оказалась, был совершенно ей незнаком. Он походил на то крыло, что долгое время не использовалось. Здесь пахло пылью и сыростью, а стены давно потрескались и осыпавшаяся краска неровными слоями покрывала пол.
ГЛАВА 7
Странные чувства обуревали девушку. Собственная болезнь как будто отошла на задний план и все нервные окончания разом взбудоражились, предчувствуя опасность. Что она тут делает? Нужно бежать…
Томка считала секунды, но не двигалась с места. Ноги словно налились свинцом. Она тупо рассматривала почерневший потолок, засаленные занавески коридора и выбитое окно по центру, которое никак не вписывалось в ее представление об истинно английском укладе жизни.
Холод окутывал с головы до головы и нашептывал ее телу, покорись, подчинись, закрой глаза. Мгновение на то, чтобы со стоном сдаться и опуститься на грязный пол с отколотой плиткой. Опереться на него ладонями и закрыть глаза, как велено. Быть послушной, хорошей девочкой. И дождаться, когда придет темнота. Откройся, доверься и бойся…
Тамара резко распахивает глаза и, покачнувшись с колен садиться на пол. Тяжелое дыхание раздирает легкие. Она проводит рукой по лбу и понимает, что нет никакого холода. Кожа до сих пор горит под ее пальцами. Температура нарастала. Тупая боль в руке, заставляет девушку недоуменно нахмуриться. Поворачивает ладонь и присматривается. Поранилась о битое стекло. Как неприятно.
Тут она почувствовала его присутствие. Каким-то шестым чувством. Затылок закололо, и девушка медленно повернула голову. Это был Даниэль.
Он стоял невдалеке, в напряженной позе. Золотые волосы разлохматились, но сейчас даже при ярком свете солнца они не казались Томе красивыми, как прежде. Прекрасные синие глаза горели недовольством. И их блеск терялся на фоне той жуткой жажды, что исказила все прекрасные черты. Томка с отстраненно подумала, что он стал каким-то другим, будто вылезла наружу все его демоническая сущность.
– Ты странная, – после недолгого молчания произнес он.
Томка даже не стала напрягаться и пытаться уловить какой-то смысл в его словах. Нужно подняться и бежать, бежать не оглядываясь. Наверное, Даниэль прочитал все ее мысли. Потому как губы его исказились в усмешке.
– Даже не думай.
Нужно отвлечь его и отвлечься самой. Чтобы не скатиться до банальной истерики.
– Как ты меня нашел?
– Это было несложно, – неожиданно самодовольно мурлыкнул он, – Твои эмоции выделяются на фоне других. Столько переживаний, терзаний, чувства вины.
Томка сглотнула комок в горле и на мгновение прикрыла глаза.
– Что тебе нужно, Дани?
Он склонил голову набок, пронзая изучающим взглядом. Несколько плавных шагов и сильные руки, подхватив подмышки, поставили на ноги. Томка спиной почувствовала его тело, а жесткая рука обхватила под грудью, сдавливая так, что и без того затрудненное дыхание стало рваным. Девушка в страхе уставилась прямо перед собой, всеми силами стараясь контролировать дыхание.
– Ты. Мне нужна только ты, – шепнул он на ухо и губы скользнули ниже по изгибу шеи.
Резким движением Даниэль сорвал в головы кепку и перекинул свободной рукой волосы ей через плечо, что бы тут же ухватить их в крепкий кулак.
– Правильно, – довольно протянул он, – Бойся. Меня нужно бояться.
Томка жалостливо всхлипнула и поняла, что слезы уже давно текут по лицу и остановить их она не в силах. Разве может она ему не подчиниться? Как? Где найти силы, что бы противиться его воле?
– Чего ты добиваешься, Дани? Пусти меня. Пусти, – позорно взмолилась Тамара, цепляясь руками за его запястье в надежде, хоть как-то ослабить удушающую хватку.
– А то ты не знаешь, чего я хочу? – голос его был полон пренебрежения, – Мой отец наверняка посвятил в некоторые подробности моей жизни. Правда?
Томка молчала, не зная, что ответить. Она пыталась оставить хоть крохи разума, в охватившем казалось весь мир безумии, но он ускользал в ту темноту, что плавно накатывала с каждой волной все сильнее, подталкивая к краю.
– Покорная, – довольно произнес Даниэль, – Ты можешь быть такой послушной, когда захочешь. Мне это нравится.
Он запрокинул несопротивляющейся девушке голову, прижался губами к ее рту, и Тома перестала, что-либо понимать вообще. Это мало походило на ласку. Это, вообще, не было поцелуем. Он просто застыл как каменное изваяние, жадно втягивая в себя ее дыхание. Где-то на грани обморока она почувствовала, что тело этого нелюдя стало мелко дрожать. Все эмоции как-то разом покинули ее, и сознание накрыла всепоглощающая тьма.
Дженни злилась. В первую очередь на себя. И зачем она пустила на порог Эдварда Карлайла в отсутствие Даниэля? То, что она недолюбливала бывшего главу рода, это мягко сказано. Она его ненавидела всеми фибрами своей кошачьей души. Дженни то же была оборотнем и свою жизнь прожила, работая сначала прислугой в богатом графском доме, а затем и няней маленького Даниэля, которого полюбила все душой как родного сына.
– Что вам нужно? – холодно поинтересовалась она, исподлобья глядя на мужчину, – Даниэля дома нет.
– Я к тебе, – коротко ответил он, проходя в просторную светлую кухню.
Карлайл уселся за кухонный стол, на ее любимое место и скосил взгляд на воздушные пирожные со взбитыми сливками, которые Дженни недавно испекла.
– Может, чаем угостишь?
Дженни возмущенно уставилась на его непроницаемое лицо, но послушно пошла, ставить чайник. Она не спеша достала тонкие фарфоровые чашечки с блюдцами, заварник. По привычке все красиво расставила на столе и, услышав щелчок чайника, известивший о том, что он вскипел, стала заваривать чай. После налила в две чашки ароматный напиток и стала напряженно наблюдать, как Эдвард ест ее пирожные и запивает чаем.
– Твои пирожные ни капельки не изменились, – заметил он, жмурясь от удовольствия, – Во всем графстве нет кухарки лучше, чем ты Дженни.
Женщина хотела сказать что-то едкое, обидное, но в последний момент сдержалась. Сидит он ест, пирожные, что она приготовила для Даничкиных гостей. Он когда уходил, предупредил, что вернется с той замечательной девушкой. Дженни еще в прошлый раз помнила, как Тамара любит сладкое, вот и напекла побольше.
– Вы озвучите цель своего визита? – нетерпеливо спросила Дженни.
– Что не терпится выставить меня вон? – понимающе усмехнулся Карлайл и подцепил еще одно пирожное, – Нам нужно поговорить о Дани.
Дженни замерла в ожидании, с ненавистью поглядывая на собеседника.
– В городе происходя очень странные вещи, Дженни. Очень жуткие вещи. И все это каким-то образом связано с мои сыном.
Как бы она не любила Карлайла старшего, но в его привязанности к сыну не сомневалась никогда. Дженни прекрасно знала, что в Даниэле вся его жизнь, потому как другого смысла после смерти истинной пары у оборотней не было. Дальнейшее существование – это сплошное мучение. В этом Дженни прекрасно понимала бывшего хозяина. Когда-то очень давно она тоже потеряла свою пару. Каким-то чудом, не сойдя с ума, она смогла перенести свою любовь на свою молодую хозяйку, которая только-только вышла замуж на графа Карлайла. Лара была мила и непосредственна как ребенок. Дженни опекала свою непутевую девочку, и души в ней не чаяла. А когда появился Дани, то он стал ей практически родным. Ежедневные хлопоты с маленьким наследником заставили боль потери отойти на задний план. Она все так же тосковала, но это больше не кидало ее в пучину отчаяния. Наконец, Дженни могла почувствовать себя почти счастливой. Все оборвалось в ту роковую ночь, когда не стало ее ненаглядной Лары. Что тогда произошло доподлинно не знал никто. Сама Дженни тогда уехала помочь одной больной родственнице, оставив ребенка на попечение матери. Карлайл на все расспросы отмалчивался. А потом поползли слухи и графа лишили титула. Дженни до последнего отказывалась верить сплетням. Граф души не чаял в супруге, но сопоставляя все факты, она решила, что он убил ее из ревности. Кому как ни служанке знать количество любовников хозяйки? Лара была наивной, инфантильной фантазеркой. Даже материнство не заставило ее повзрослеть. По крайней мере, так думала Дженни.
– Ты наверняка слышала о смерти студентки, которую загрыз дикий зверь?
Женщина кивнула и налила себе еще чашечку чая.
– Дани подозревают в ее убийстве.
Дженни стало нечем дышать. Руки затряслись, и она усилием воли заставила себя поставить чашку на стол, чтобы не разбить в приступе паники.
– Почему? – шокировано выдохнула она.
– На это указывают определенные обстоятельства смерти еще одной девушки, – уклончиво ответил Карлайл.
– Натали Ройс? – с ужасом прошептала Дженни.
Эдвард несколько мгновений пристально изучал побледневшую как полотно женщину и успокаивающе взял ее за руку.
– Милорд, – она обратилась к нему как когда-то в той прошлой жизни, – Это ведь не мог быть он?
– Нет. Конечно же, нет Дженни. Наш мальчик на такое не способен, – горячо заверил ее мужчина, – У меня чувство, что это какая-то чудовищная ошибка или совпадение. Но для того, чтобы во всем разобраться нужно понять, что происходило с Дани, когда погибла Грейс. Дженни, пожалуйста.
