Владимир Великий
Человек без маски
За обедом Рокотов посмотрел через столик и увидел Акаева. Он вновь очень пристально смотрел в его сторону. Офицер слегка покачал головой и улыбнулся. Улыбнулся и солдат. Около четырех часов дня в отделение принесли свежую почту. Андрей ринулся к знакомому столику. Его интересовали итоги прошедших выборов. Он быстро взял в руки газету «Правда» и пробежал глазами передовую статью. В день выборов к шести часам вечера проголосовало ─ 99,58 процента избирателей. Он ехидно улыбнулся. В огромной стране оказалось очень мало психов и заключенных!
Внезапно Рокотова слегка толкнули в плечо. Он повернулся и увидел перед собою Акаева. Солдат стоял несколько смущенный, его смуглое лицо было чуть-чуть розовым. Офицер улыбнулся и протянул ему руку. Затем словно, перед ним был старый знакомый, произнес:
─ Ну, коллега, говори начистоту, что там у тебя стряслось…
Акаев внимательно посмотрел по сторонам и тихо прошептал:
─ Товарищ капитан… Может мы пройдем в столовую, там никого нет… Вы, не против, товарищ капитан?
Роктов утвердительно кивнул головой и вскоре они оказались за столиком, неподалеку от раздаточной. Разговор между военнослужащими затянулся.
Аналогичная история для капитана Рокотова была не в первой. Молодого солдата направили в мотострелковый полк, по своему составу он был многонациональным. Верховодили в нем кавказцы. Киргизов было единицы. В первую же ночь Акаева поставили во внутренний наряд, вместо старослужашего. Вторую ночь его вновь поставили дневальным. Молодой солдат не выдержал, заснул. Под утро раздался звонок от дежурного по части. В автопарке загорелась автомашина, требовалось подкрепление. Вскоре в роту прибежал капитан, и увидев спящего на полу солдата, вызвал командира подразделения. Акаев тотчас же оказался на гауптвахте. Под арестом он просидел целую неделю. Командир роты не забирал его специально. Разгильдяев и так хватало. Через месяц Акаева поставили в караул. Две смены он выстоял, в начале третьей не выдержал ─ заснул на посту. Сказалась физическая усталость. Он всю ночь работал за старослужащих солдат. Мыл посуду, убирал помещение.
Его сон заметил Аганесов, заместитель начальника караула. Он стал избивать караульного. Акаев увернулся и с автоматом в руках дал деру по периметру колючей проволоки, которой был опоясан парк боевой техники. Сержант и еще двое караульных бросились вдогонку. Попытка молодого солдата перепрыгнуть через ограждение не увенчалась успехом. Он зацепился за проволоку, упал на землю. Затем передернул затвор автомата и нажал на спусковой крючок. От страха выпустил два магазина патронов. Стрелял в воздух, хотел попугать стариков…
После чрезвычайного происшествия начались разборки. Сначала его «воспитывали» в полку, потом в дивизии. Последней инстанцией для молодого солдата был полковой врач. Майор очень мило с ним побеседовал и предложил ему окружной госпиталь. Сказал, что его там немного полечат и отпустят к своим родителям…
После монолога Акаев уставился на своего собеседника, ждал его совета. Рокотов не заставил себя долго ждать. Подобных случаев в многомиллионной армии страны Советов были сотни, тысячи… Он слегка улыбнулся, затем по-дружески похлопал солдата по плечу и спросил:
─ Курбат, а что ты хочешь от меня? Ведь у тебя раньше было столько помощников, что и в корзине не унесешь…
Неординарное сравнение вызвало у солдата оживление. Он улыбнулся, наклонился к офицеру и прошептал:
─ Товарищ капитан, я должен увольняться через год… Майор Сотников вчера мне сказал, что я скоро поеду домой…
Слегка смутившись, он продолжил:
─ Приеду я домой и что скажу родителям, моей сестре? Они ждут меня позже…
Обеспокоенность молодого солдата за свою честь и за честь своих родственников вызвала у Рокотова не только уважение к нему, но и определенную озабоченность. Он не сомневался, что «псих» был из простой семьи. Честь и труд еще кое-что значили для этих людей. Он слегка вздохнул, призадумался. Затем уверенно произнес:
─ Ну, что я тебе скажу, Курбат… Первое и это самое главное. Командиры и медицина руками и ногами спишут тебя из армии…
После этих слов Роктов внимательно посмотрел на того, кто просил жизненного совета. Акаев был весь во внимании. Его небольшие глаза вот-вот готовы были выйти из своих орбит. Андрей вновь задумался. Ему не хотелось делать «галочку» с молодым человеком, который только что вступил во взрослую жизнь. Ему также льстило, то он из всех обитателй психушки, включая и медиков, выбрал именно его, капитана Рокотова, чтобы посоветоваться. Он стиснул зубы и тяжело вздохнул. Советская Армия отправляла в день десятки гробов с погибшими солдатами к их родителям. Жертв было бы куда меньше, ежели у ребят, одетых в военную форму, были бы настоящие воспитатели, мудрые советчики… Роктов приподнялся из-за стола, улыбнулся и сказал:
─ Знаешь, Курбат… Жизнь очень сложная штука. Порою попадаешь в такие переделки и ситуации, что, кажется, нет никого выхода… Тебе же скажу так… Езжай домой и все честно расскажи отцу и матери…
Полуобняв сидевшего, он с уверенностью в голосе подытожил:
─ Они честные люди, будь и ты таким… Чем больше подобных ─ нам всем легче жить… И последнее. Пройдет время и ты сам поймешь, что ты сделал правильно или совершил ошибку… На ошибках тоже учатся, Курбат…
Этими словами и закончилась почти получасовая беседа между психами. Они пожали друг другу руки и тотчас же покинули столовую. Офицер направился к телевизору, солдат – в спальное помещение.
1979 год. 7 марта. Среда. После обеда Рокотов принял горизонтальное положение. Спать не хотелось, не было желания и о чем-либо думать. Он долгое время смотрел через окно на улицу. Решетка не была помехой для наблюдения за маленькими птичками черного цвета, которые сидели на заборе с колючей проволокой или на кустарниках. Псих мало разбирался в подобной живности, да и во всем, что называлось флорой и фауной. Неожиданно к нему подошел сержант Волков, новенький из состава дежурных и попросил его выйти. Куда и зачем, он не объяснил. Рокотов покорно поплелся за молодым человеком. Послушно вошел он и в пристройку. Отсюда психи выходили на прогулку. Волков открыл окошечко в двери, лихо козырнул и тотчас же скрылся.
Рокотов некоторое время стоял в недоумении. Сначала он подумал, что невропатолог майор Колесников проводил с ним очередной эксперимент, используя при этом небольшие порции свежего воздуха. Он придвинулся к окошку и тут же перед собою увидел Михайлова. От неожиданной встречи псих несколько отпрянул назад. Затем вновь подал свое тело вперед. Друзья протянули друг другу руки и весело рассмеялись. Никто из них не скрывал радость встречи. Особенно ей был рад Михайлов. После приветствия он проснул голову вовнутрь, втянул в себя воздух и весело съязвил:
─ Петрович, ну и у тебя воздух, настоящий воздух свободы…
Рокотов не замечал, что говорил или делал его однополчанин. Желание узнать все полковые и дивизионные новости переполняло его. Сквозь пелену тумана, который внезапно опустился на его глаза, он сначала даже не знал, что ему делать. Визит Михайлова для обитателя психушки был полнейшей неожиданностью, словно гром среди зимнего дня. Он уже давно хотел поговорить с человеком, который хоть в чем-то его понимал. Надеялся узнать что-нибудь и о своей жене. От Аллы до сих пор не было ни весточки, ни звука. Андрей на какой-то момент замер, задумался. И тут же метнулся к запору, хотел открыть дверь. Неожиданно кто-то сзади сильно схватил его за плечо и почти оттолкнул. Рокотов сделал шаг в сторону и поставил обеи руки перед своей грудью. Вмиг в его голову пришла мысль, что кто-то из психов пытался на него напасть. Недолго думая, он развернулся и сделал резкий выпад всем телом в сторону. И тотчас же подал свою левую руку резко вперед. Она была у него ведущей. С левой руки он стрелял из пистолета, ею же рубил мясо и делал все остальное. Через мгновение он почувствовал не то чье-то тело, не то что-то другое. Думать об этом ему было некогда. Высокий мужчина в коричневой робе с несколько осунувшимся лицом чем-то напоминал зверя, у которого отбирали добычу, ради которой он потратил много сил и времени…
Неожиданно раздался громовой голос:
─ Андрей, стой, остановись… Стой же… Стой…
Рокотов повернулся на голос и встал, как вкопанный. Он все еще не понимал, кому принадлежал этот голос и почему его просили остановиться. Он опустил руки, неспеша приподнял голову и в проеме небольшого окошка увидел знакомого офицера. Внимательно посмотрел на него, потом медленно развернулся. Перед ним на коленях стоял «синявка» Волков, он почему-то был страшно мрачным. Псих все еще продолжал лупать глазами, которые были красными не то от внезапного притока крови, не то от нервного напряжения. Сержант встал, поправил свое одеяние и с явным недовольством пробурчал:
─ Товарищ капитан, Вы же могли меня убить…
Затем он подошел к дверной задвижке и поставил щеколду на прежнее место. И вновь пробурчал:
─ Подполковник Дрогов запретил к Вам пускать посетителей, кроме близких родственников…
Только сейчас до психа «дошло». Он никогда не думал, что новенький так усердно будет исполнять приказ своего начальника, окажет физическое сопротивление офицеру. Он стиснул зубы и поглядел на дежурного. Он стоял бледный, со сжатыми кулаками. Неизвестно чем все это закончилось, если бы не Михайлов. Он вновь с мольбой в голосе прокричал:
─ Андрей, успокойся, я тебя очень прошу… Я уже пытался к тебе зайти, но мне запретили…
Рокотов от бессилия опустил голову. Он все еще не понимал, почему и по-чьей указке его держат в этих стенах, как политического заключенного. Он тяжело вздохнул, протянул руку Михайлову, и полуобняв его через окно, еле слышно прошевелил губами:
─ Ты уже прости меня, дружище… Никогда не думал, что попаду в это заведение, никогда не думал…
Евгений с сочувствием посмотрел на полковую умницу и на миг задержал внимание на его голове. В густых зарослях темного цвета была седая прядка волос.
Однополчане простояли у двери около часа. Основным источником информации был гость. Он делал все для того, чтобы развеять грустные мысли психа. И это ему удалось сполна. Андрей перед уходом друга широко улыбнулся, крепко пожал ему руку и на полном серьезе произнес:
─ Ну, Женька, спасибо тебе за визит… Без твоей подпитки мне была бы хана… А сейчас…
Он сжал руки в локтях, и оскалив зубы, добавил:
─ Сейчас сил у меня будет предостаточно…
Михайлов был на седьмом небе от счастья, он хоть чем-то помог своему другу. Он впервые видел его таким одухотворенным, даже несмотря на то, что новости он принес ему не только хорошие, но и скверные. Он еще раз пожал ему руку и в шутку сказал:
─ Андрюха, тебе бы не мешало бородку отпустить… Помнишь фильмы нашей юности о революционерах… Все в этой жизни бывает… Может через десять-двадцать лет напишешь мемуары о своей психушке… ─ Псих ничего не ответил. Он лишь слегка улыбнулся и тут же исчез из проема…
Желание поразмышлять над тем, что рассказал неожиданный гость, Рокотов оставил на ночь. Он не любил анализировать те или иные события, даже сплетни сразу, с кондачка. Времени подумать и все переварить у него было предостаточно, хоть отбавляй.
Было ровно десять часов вечера, когда он лег в постель. Михайлов совершенно случайно оказался в Тбилиси. Провожал в аэропорту жену офицера с больным ребенком. Ее муж находился в командировке. Информация, полученная от Михайлова, стала для Рокотова настоящей проверкой его нервов, его психики. Ему было о чем переживать. В том, что командир полка и секретарь парткома плели против него интриги, он уже нисколько не сомневался. Делали они это и раньше. Пукас уже несколько лет находился в резерве на повышение. Быть генералом ему не светило, но мечта хоть перед пенсией очутиться в Европе, на худой конец, в Москве, его не покидала. Моисееву двигаться наверх мешал значок. Он об этом и сам прекрасно знал. Только по этой причине пошел на партийную работу. Он был не только инициатором многих «починов» в полку, но и основным критиканом. Рокотов для него был не по зубам. Причиной была не только его должность, но и страх перед его возможным взлетом. Моисеев, узнав о том, что Рокотов находится в психушке, обрадовался. Через неделю он вообще стал ходить петухом. Командир уехал в Поволжье, в отпуск. Замполит ударился в запой, сидел дома под строжайшим контролем жены. Моисеев, взявший в одни руки должности замполита, секретаря парткома и пропагандиста части, был настоящим Генеральным секретарем…
1979 год. 8 марта. Четверг. Утром Рокотов не выдержал, позвонил в часть. Звонил из кабинета начальника отделения. Трубку взял Моисеев. Едва офицеры поприветствовали друг друга, как тут же раздался гнусавый голос стукача:
─ Андрей Петрович… У нас выборы прошли очень организованно, как никогда раньше… К нам приезжал сам Самойлов… Виктор Федорович лично присутствовал на избирательном участке… Затем он побывал в столовой, с солдатами откушал, не побрезговал…
После этих слов Рокотов несколько обмяк, приложил ладонь к микрофону. Задумался. Интерес к полку у него внезапно пропал. Почему это произошло, он и сам не понимал. Он вновь приложил трубку к уху. Из нее все еще лилась хвальба в адрес полковника Самойлова. Он кисло усмехнулся и надавил рукой на рычаг аппарата.
Газет в этот день не было. Не появились в отделении и врачи. Они, как и вся страна, праздновали Международный женский день. Попытка Рокотова позвонить домой и поздравить жену с праздником, успехом не увенчалась. К телефону никто не подошел…
1979 год. 9 марта. Пятница. Проснулся Рокотов к обеду. Причиной этому была его беспокойная ночь, он то и дело видел страшные сноведения. Одно из них ему особенно запомнилось.
Он был в каком-то палисаднике, вокруг него летали черные птицы. Их было видимо-невидимо, словно саранча, закрывавшая все небо. Позвоночные животные с крыльями, двумя конечностями и клювом сильно каркали и по-человечески вопили:
─ Андрей, она тебя не любит… Не любила тебя… Ты, дурак и дураком умрешь… Она уже любит другого…
Кое-кто из птиц набрасывался на Рокотова, стремился пробить своим длинным и очень острым клювом его голову. Он закрывался обеими руками, иногда падал навзничь на землю и вновь вставал. В схватке с птицами он поднимал руки кверху и просил помощи от Всевышнего. Ее не было. Он обращал свой взор к красивым березам, стоявшим перед ним. Они тоже ему не помогали. Он целовал зеленую траву, и она отказывала ему в помощи. Неожиданно в саду все стало красным, красными стали и некогда черные птицы…
Роктов сильно вздрогнул, затем медленно открыл глаза. Они были очень влажными. Внезапно через пелену тумана он увидел перед собой огромного не то человека, не то зверя. Он хотел ему что-то сказать, но язык не шевелился. От появившегося страха он по-детски вскрикнул и вновь погрузился в сон. Через некоторое время лежачего кто-то сильно толкнул в плечо. Он проснулся и слегка опешил. Перед ним стоял Наседкин. В руках он держал стакан воды и таблетку. Верзила через силу выдавил из себя улыбку, и подложив свою руку под голову офицера, тихо произнес:
─ Товарищ капитан, примите эту таблетку… Она Вам хорошо поможет…
Увидев отчужденный, даже несколько звериный взгляд больного, он продолжил:
─ Это снотворное рекомендовал Вам майор Колесников…
Упоминание о лечащем враче ни только не успокоило Рокотова, наоборот, его сильно разозлило. Он вмиг сбросил с себя одеяло, резко приподнялся. Затем выхватил из рук дежурного стакан и с силой швырнул его в сторону. Цилиндрический сосуд словно пушинка пролетел в воздухе несколько метров и ударился об стену. Тут же раздался звон разбитого стекла. Рокотов машинально повернулся в сторону, откуда раздался звон, и в этот же миг почувствовал на своем левом плече чью-то руку, которая все больше и больше прижимала его к постели. Он оглянулся и увидел перед собою разъяренную физиономию Наседкина. Офицер мгновенно понял, что его может ожидать. В отделении в его бытность подобное уже было. На психа наваливались дежурные и тут же привязывали его специальными ремнями к кровати. Не били, но в таком состоянии он лежал часами.
Капитан Рокотов не хотел такой участи. Он сильно вскрикнул, подал свое тело вперед, и в этот же миг сделал резкий рывок в сторону и почти одновременно ударил согнутым локтем в солнечное сплетение тому, кто на него наседал. Один из приемов самообороны превзошел все его ожидания. Наседкин неестественно ойкнул, и схватившись за живот, снопом рухнул на кровать. Пациент неспеша повернулся и стал разглядывать результаты своего контрприема. Лицо старшины было красным, глаза навыкате. Изо рта сочилась небольшая струйка не то слюны, не то другой жидкости. Безжизненное выражение лица «синявки» не испугало офицера, наоборот, придало ему ненависти. Он подскочил к своей жертве, и схватив обеими руками ее горло, почти громовым голосом проревел:
─ Ты, сексот… Еще раз поднимешь на меня руку ─ задушу, поганец… Ты понял меня, урод… Ты меня понял, вонючий…
Что дальше говорил или кричал, офицер не помнил. Он был вне себя. В его подсознании витала одна и та же мысль: убей этого нечеловека и тебе будет очень легко…
Неизвестно, чем стычка закончилась, если бы к дерущимся не подбежал старший лейтенант Мороков. Он ринулся к «победителю» и с силой оторвал его от того, кто издавал протяжные звуки. Затем обеими руками схватил высокого мужчину за поясницу, прижал к себе. Рокотов слегка опустил голову вниз. Небольшого роста обитателя психушки он видел, но ни разу с ним не разговаривал. Вскоре он успокоился, легко разжал «замок» и отошел в сторону. Тяжело вздохнул и слегка покачал головой. Он не ожидал, что такое с ним могло случиться. Бросил взгляд на свою кровать. Наседкина на ней уже не было, что Андрея неслыханно обрадовало. Его противник был живой и невредимый. Он улыбнулся, подошел к коренастому мужчине, своему спасителю и крепко пожал ему руку. Еле слышно прошевелил губами:
─ Спасибо тебе, дружище… Спасибо, что выручил меня…
Внезапно на его глаза надвинулась влажная пелена. Чтобы не расплакаться, он быстро направился в умывальник. Освежился и вновь принял горизонтальное положение…
Наседкин после неожиданного «поражения» вскочил с кровати и ринулся в ординаторскую. Врачей в ней не оказалось. Рванулся в кабинет начальника отделения, его также не было. Оставалась последняя надежда ─ Колесников. Ему повезло. Неожиданное вторжение дежурного застало офицера врасплох. Майор сидел в кресле, и положив обе ноги на письменный стол, читал газету «Советский спорт». Испуганная физиономия сотрудника, его дрожавшие руки вызвали у невропатолога некоторое замешательство и испуг. Он быстро выскочил из-за стола и почти вприпрыжку подбежал к старшине.
─ Сергей, что случилось у тебя… ─ вскрикнул он.
Обойдя верзилу вокруг, он вновь переспросил:
─ Что стряслось, Сергей? На тебе же лица нет…
Непонятное молчание подчиненного все больше и больше злило офицера. Он с силой схватил старшину за руку и посадил его на стул. Затем наклонился, и увидев небольшой кровоподтек на его лице, истерически завопил:
─ Сергей, тебя же избили эти бандиты… Избили?! Говори же, избили?
Наседкин не стал больше испытывать нервную систему своего начальника. Он привстал и мигом распахнул халат. Затем со страхом ткнул пальцем в область шеи и очень осторожно провел рукой по своему туловищу, от подбородка до низа живота. Всхлипнув, он еле слышно промямлил:
─ Товарищ майор… В этих местах я чувствую острую боль…
Потом медленно опустился на стул и со слезами на глазах произнес:
─ Капитан Рокотов пытался меня убить… У меня есть свидетели, товарищ майор… У меня есть свидетели, правда… Они есть у меня…
Колесников с облегчением вздохнул. Человеческих жертв в отделении не было, остальное уже не страшно. Он вплотную подошел к потерпевшему, и положив на его плечо руку, очень спокойно произнес:
─ Сергей, ты же будущий военный врач, сохраняй спокойствие… Лучше расскажи все по порядку, что было и как было…
Наседкин внимательно посмотрел на офицера и утвердительно кивнул головой. Майор медицинской службы очень внимательно слушал монолог подчиненного. Не перебивал его и не останавливал. Этого и не надо было делать. Он рассказывал все так, как должно было быть. И как надо было быть. От удовольствия Колесников изредка потирал свои руки. Компромат на капитана Рокотова был очень полный и очень убедительный. О происшедшем он сразу же утром доложит начальнику отделения. Пустить дело дальше или его приостановить, это уже право Дрогова. Оставалось только собрать досье. При этой мысли он, сделав серьезное выражение лица, подытожил:
─ Ну, а сейчас, мой Сережа, тебя надо основательно осмотреть… Медицинская экспертиза, особенно для нас с тобою, многое значит…
Увидев преданное выражение лица «синявки», он добавил:
─ Я прошу тебя к этому делу серьезно отнестись… Пожалуйста, не утаивай своих побоев и болячек…
Потерпевший и не собирался что-либо таить. Заведомо знал, что майор Колесников в итоге решит сам, что зафиксировать в протоколе, что нет. После тщательного осмотра врач записал: «Диагноз: Ушиб грудной клетки, нижней челюсти справа, мягких тканей головы. В области левого предплечья на участке 1,5x2 см ссадина… Других повреждений при внешнем осмотре нет. Выводы: повреждения относятся к категории легких, без расстройства здоровья, могли возникнуть от действия тупого твердого предмета». Остальные показания потерпевшего Колесников начисто отмел, посчитал нецелесообразным. Наседкин после экспертизы написал объяснительную записку о случившемся. Исписал два листа. Затем вновь все переписал, с учетом рекомендаций своего протеже. Майор не стал больше задерживать старшину. Для нервной разрядки дал ему два часа отдыха.
Наседкин лихо козырнул и быстро вышел вон. Он не ожидал, что визит поневоле к офицеру будет таким успешным. Недаром в народе говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Он вошел в ординаторскую, снял с себя халат и с удовольствием растянулся на кушетке. Слегка прикрыл глаза. Его мечта поступить в военно-медицинскую академию с каждым днем становилась все реальнее…
Колесников тепло попрощался с дежурным, затем закрыл на ключ дверь кабинета. Перед тем, как опуститься в кресло, сделал коротенькую разминку. Пару раз присел, несколько раз отжался на руках. Все это он делал без особого напряжения. И вообще он в своей жизни мало потел, хотя и уже многое, как ему самому казалось, добился. Медиком он стал благодаря отцу, благодаря же ему сначала служил в Москве. Затем на Украине. Служба в красивом и гостеприимном городе Тбилиси уже была заслугой его жены, Марины. У Алексея Михайловича все шло по плану. Красивая, богатая жена, любимые дети, сын и дочь. Непыльная работа. Что еще надо для человеческого счастья? Вчера была очередная везуха. Тесть подарил ему новую автомашину «Жигули». Сделал своеобразный сюрприз своей единственной дочери на Женский праздник.
Сегодня Колесникову также повезло, хоть не так сильно как вчера, но все равно повезло. Повезло на службе. Мрачный тип с умной физиономией, без всякого сомнения, в его руках…
Внезапно раздался телефонный звонок. Алексей Михайлович посмотрел на часы. У Марины было время обеденного перерыва. Он быстро взял трубку и тут же проворковал:
─ Твой любимый на проводе… Что случилось, моя дорогая? Уже соскучилась?
Нежный женский голосок услышал и мужчина. Обмен любезностями продолжался недолго. Сославшись на занятость, офицер простился с женой и положил трубку. Вновь переключился на службу. Сначала внимательно еще раз просмотрел все то, что написал Наседкин. Подходило. Лучше не досолить, чем пересолить. Небольшая стычка куда лучше, чем кровавое побоище. Затем он достал талмуд и очень старательно сделал следующую запись: «Капитан Рокотов довольно часто впадает в состояние галлюцинации. Постоянно бредит, очень резко реагирует на внешние раздражители. Сделал попытку физического оскорбления одного из работников медперсонала. 9.03. 1979 г.».
1979 год.10 марта. Суббота. Рокотова пригласили в кабинет лечащего врача ровно в десять часов утра. Идти на прием к Колесникову желания у него не было. Он прекрасно знал, что в отличие от прежних визитов, сегодняшний будет куда серьезнее. Неисключено, что майор после дежурных тестов и указаний попытается приписать ему и статью за физическое оскорбление дежурного. Последнее мало страшило психа. Лично сам он не был зачинщиком драки. Первым физическое насилие к нему, как к начальнику, применил Наседкин, подчиненный, низший по званию и по должности. Офицер защищался, вынужден был защищаться. После недолгого раздумья он все-таки решил идти.
Увидев Рокотова, Колесников быстро покинул свое кресло, широко улыбнулся и протянул руку вошедшему. Пациент нехотя поздоровался и сделал кислую мину. Нельзя было не видеть, что врач вел двойную игру. В этом он тут же убедился. Майор вальяжно опустился в кресло, внимательно посмотрел на подопечного и заискивающее произнес:
─ Андрей Петрович… Я уже наслышан о вчерашнем… Неприятное дельце получилось… Ты уже прости меня, я за Наседкиным не доглядел…
Самобичевание медика чуть было не шокировало психа. Он несколько подался вперед, приподнялся со стула и уставился на того, кто раскаивался. Он не верил, что этому существу могла быть присуща когда-либо порядочность, не говоря уже о других положительных человеческих качествах. Его недоумение заметил и сам Колесников. Он едва заметно ухмыльнулся и вышел из-за стола, прошелся по комнате. Призадумался. Он все еще не знал, как вести себя. Ради галочки провести очередное медицинское обследование, дать пару успокоительных таблеток или начать с другого, что вчера написал старшина Наседкин. Склонился к последнему.
Он вновь опустился в кресло. Затем приоткрыл выдвижной ящик письменного стола и вынул из него небольшую папочку красного цвета. Пациент тяжело вздохнул, когда увидел канцелярскую принадлежность цвета знамени. Как правило, в картонных переплетах красного цвета хранились важные документы или персональные дела. В своих предположениях он не ошибся. Майор откинулся на спинку кресла, несколько напыжился и почти угрожающе произнес:
─ Товарищ Рокотов… Я не пугаю, но впреди тебя ожидает тюремное заключение, с плохими последствиями…
Потом он придвинулся к столу, и открыв папочку, спросил сидевшего напротив мужчину:
─ Андрей Петрович… Вам прочитать написанное или Вы уже в курсе всего?
Рокотов некоторое время молчал. Затем, слегка улыбнувшись, протараторил:
─ Алексей Михайлович, я не против очередного пасквиля на мою персону… Читайте, товарищ майор…
Самоуверенность пациента и его несколько приказной тон неожиданно привели невропатолога в замешательство. Он вспыхнул как спичка, и скрипнув зубами, все в том же угрожающем тоне продолжил:
─ Капитан, Вы думаете, что я не прочитаю эти документы… Не прочитаю объяснительные записки многих свидетелей этого настоящего побоища, которое Вы устроили?… Я-я сейчас же это сделаю…
Рокотов брезгливо посмотрел на медика, лицо которого с каждым мгновением розовело. Его черные глаза бегали из стороны в сторону, слегка дрожали его губы. Он несколько приободрился. Стал развивал психическую атаку на своего противника. Он подошел к офицеру и взял из его рук папку. Пробежал глазами первую страницу. Затем саркастически улыбнулся, положил «дело» на стол. Несколько мгновений он стоял в задумчивости. Потом неспеша подошел к двери, открыл ее и очень спокойно произнес:
─ Колесников, подобная порнуха для меня уже давно забытая вещь… Больше не старайся… Тебе мне тюрьму не пришить… Никогда, запомни это, майор… ─ Он с силой хлопнул дверью и вышел вон.
До самого обеда Рокотов провалялся в постели. Лежал страшно понурый, не ожидал, что и суббота станет для него очередным днем нервотрепки. Он уже окончательно убедился, визиты к врачу ничего полезного ему не давали. Одни только нервные переживания. Он думал над очень простым вопросом. Сколько дней и ночей ему «положено» отбыть в этом заведении, чтобы его и на самом деле признали психом? У военной медицины, без сомнения, была определенная разнарядка. В отделении было пятнадцать человек. Советская Армия существовала шестьдесят лет…
После обеда Андрей закурил, не от нервов. Закурил просто так, сигарету стрельнул у знакомого ему старшего лейтенанта Морокова. Во время перекура познакомился с ним основательно. Не потому, что время было, а потому, что слишком интересной показалась ему жизнь этого офицера. Мороков еще в детстве мечтал стать военным. Сначала летчиком, потом командиром. Мечта сбылась. Закончил Алма-Атинское высшее командное училище. Учился он, так себе, через пень колоду. Его направили в дыру ─ в Забайкалье, в Даурскую дивизию. От дикости и одиночества холостяк запил. В первый же отпуск твердо решил ─ жениться. К такому выводу помогли прийти ему и его воспитатели: командир полка и комитет комсомола. Они строго предупредили: приедешь один ─ накажем, с женой ─ помилуем. Никто из них не хотел терпеть правонарушения, которые плодил молодой офицер. Ивану повезло в первый же день отпуска. В аэропорту родного города Алма-Аты он встретил девушку, она возращалась из Москвы, была в гостях у тети. Молодые люди летели в одном самолете, встретились в багажном отделении. Разговорились. В этот же день Тоня пригласила парня к себе домой. Вечером к нему пришла очередная удача. За столом, который был изысканно накрыт, он познакомился с родителями девушки. Папа работал директором одного из автопредприятий города, мама была референтом министра здравоохранения республики. У лейтенанта радостно екнуло сердце. Удачу ни в коем случае не надо упускать. За два дня до окончания отпуска он признался в любви к студентке Московского государственного университета, попросил ее руки. Антонида не колебалась, сразу же сказала «да». Она уже давно ждала этого момента. Ее не пугало даже то, что ее любимый Ванечка очень далеко служил от ее шикарной квартиры, которую подарили родители. Выбор дочери предки не одобрили. Молодой парень в сереньком костюме, пусть даже и защитник родины, особого доверия им не внушал. Не о таком принце для единственной дочери они мечтали. Горевали недолго, поджимало время. Свадьбу сделали чин-чином, с большим размахом. Не упали лицом в грязь перед многочисленными друзьями и знакомыми.
Мороков вернулся в полк через три месяца. С собою привез свидетельство о браке и справку о своей болезни. На обоих документах стояли печати. Первый был законный, второй ─ липовый, заслуга тещи. Антонида приехала к мужу через год, летом. За время ее отсутствия Иван многое добился. Он уже не приобщался к спиртному. Это было его личной заслугой, проявил железную волю. Сказалась, конечно, и любовь. Офицер имел успехи и на военном поприще. Да еще какие! Через пару месяцев после возвращения в часть его назначили командиром роты, еще через полгода ─ начальником штаба батальона. Воинское звание «старший лейтенант» Мороков получил досрочно. Порядочный офицер, он же и примерный муж встретил свою супругу в небольшом аэропорту города Читы. Вручил ей огромный букет цветов и крепко ее поцеловал. Поцеловал при большом скоплении народа. Не скрывал, что это была лишь небольшая плата за все то, что сделала Тоня и ее родители для сироты, мать которого работала сварщицей в автоколонне. В первый день офицер делал все возможное и невозможное для боевой подруги, чтобы ее усладить. Сначала они побывали в ресторане. Затем на такси объехали все места, связанные с декабристами. Для многих русских дворянских революционеров, поднявших в декабре 1825 года восстание против самодержавия и крепостничества, город в 1826-30-х годах стал местом их заключения.
