Владимир Великий
Человек без маски
Неподалеку от окна, напротив, стояла другая кровать, также незанятая. Скорее всего, обе кровати были приготовлены для очередных больных. Рокотов невольно поерзал на табуретке, затем привстал и попытался придвинуть ее поближе к своей кровати. К его удивлению, сиденье на четырех ножках оставалось неподвижным. Он принапряг силы. Деревянное изделие и на этот раз стояло на месте. Он с недоуменным выражением лица наклонился вниз, присмотрелся. От увиденного невольно засмеялся. Ножки табуретки были прикручены к полу, с помощью специальных едва заметных металлических пластинок. После этого у офицера уже сомнений не было. Министерство обороны СССР, да и не только оно одно, вся страна боялась психов, которые из-за своей головы могли сотворить что-то опасное не только соседу по психушке, но и власти. Стиснув зубы, он подошел к своей кровати и обеими руками схватился за металлическую дужку, затем резко дернул ее в сторону. Длинная рама с ножками и двумя боковыми спинками не шелохнулась. Подобное он сделал и с тумбочкой, она также не двигалась.
От внезапного шока Рокотов прилег на кровать и закрыл глаза. Он все еще не понимал специфические особенности заведения, в которое его насильно упрятали. Вскоре он открыл глаза и приподнял голову, бросил взгляд на окно, которое было напротив его кровати. От увиденного вновь заскрипел зубами. Прозрачный твердый материал, получаемый из кварцевого песка и окислов ряда металлов, снаружи был обрешечен заграждением из металлических прутьев. Бытовой и столовый «сервис» не прибавили настроения армейскому политработнику. Он уставился на потолок и некоторое время смотрел на белое полотно. Оно, к его удивлению, было без решеток…
Рокотова вызвали к начальнику отделения ровно в десять часов утра. За ним пришел все тот же Георгадзе. Эдик, так звали сержанта сопровождал его до самого кабинета Дрогова. На приветствие вошедшего начальник не среагировал. Он что-то еле слышно буркнул себе под нос и показал рукой на майора медицинской службы, который сидел на стуле и внимательно наблюдал за поведением новенького. Офицер слегка приподнялся, и протянув руку пациенту, представился:
─ Майор Колесников Алексей Михайлович… Я буду у Вас лечащим врачом…
Рокотов, соизмерив глазами мужчину, которому было за сорок лет, без всякого желания ответил на его рукопожатие. Затем он слегка насупился и опустил свои глаза. Он все еще не понимал, как его совершенно здорового человека кто-то и от чего-то будет лечить. Мало того. Обстановка, царившая в специальном заведении, необъяснимые меры предосторожности в столовой, и особенно металлические решетки на окнах, очень сильно бередили его душу. Он, молодой человек, которому всего-навсего было двадцать семь лет, все еще был в недоумении, почему он должен проходить обойму каких-то специальных наказаний или лечений лишь за то, что он не всегда мыслил и действовал, что предусматривали циркуляры. В черепной коробке Андрея Петровича Рокотова никогда не было какой-либо крамолы. У него была единая цель и обязанность ─ честно и добросовестно служить Родине…
Колесников кивнул головой своему начальнику, который уже кому-то звонил, и вышел из кабинета. Рокотов последовал за ним. Офицеры сначала прошли по узкому коридору, затем оказались в кабинете. Изысканной обстановки в нем не было. В самом углу комнаты стоял письменный стол с небольшим светильником на высокой подставке. Позади стола, на стене на специальных крючках висела книжная полка с медицинскими справочниками, другой литературой. Возле двери лежал картонный ящик, скорее всего, для мусора. Врач кивком головы пригласил пациента присесть на стул, стоявший неподалеку от окна. Он было единственном в кабинете. Сам же сел в кресло, за письменный стол. Затем из небольшой стопки бумаг, лежавших прямо перед его носом, он вытащил папку синего цвета.
Рокотов не удержался, невольно улыбнулся. Без знакомого ему «досье», медицина не могла его лечить. Прочитав бумаги, майор поднял указательный палец кверху и с улыбкой воскликнул:
─ Постой, постой, Андрей Петрович… Я чуть было не забыл… А где твоя медицинская книжка? При тебе? Или ты ее в своей части оставил?
Рокотов кисло улыбнулся и со вздохом еле слышно пробормотал себе под нос:
─ Я, товарищ майор, всегда ношу ее только с собою. Она для меня как неоспоримое доказательство, что я все-таки здоровый человек…
Врач с удивлением посмотрел на пацинета, немного приподнялся с кресла и с явно недоуменным выражением лица переспросил:
─ Как это следует понимать, товарищ капитан? Ты считаешь, что здорового человека можно сделать больным?
Ярко выраженное притворство медика или просто его игра в выкрутасы в сей миг вывела новенького из себя. Он сильно стиснул зубы, и с явным пренебрежением к сидевшей персоне, выпалил:
─ Я все прекрасно понимаю, товарищ майор медицинской службы… Здоровый человек, то есть я, капитан Рокотов Андрей Петрович не должен сидеть в психиатрической больнице… ─ Переведя дух, он продолжил. ─ Я уже повторял, повторю еще раз, повторю и сотню раз… Я не должен здесь сидеть, не дол-жен…
Затем он быстро встал со стула и направился к выходу. Перед дверью остановился, и сжав кулаки, со злостью прошипел:
─ Я принесу медицинскую книжку, она в моем саквояже… Я всегда ее, особенно сейчас, берегу… ─ Перед тем, как закрыть за собою дверь, он добавил. ─ Я буду очень рад, если сегодня же окажусь в моем мотострелковом полку…
Рокотов вернулся в кабинет лечащего врача очень быстро. Ему повезло, Георгадзе в это время был в каптерке. Колесников с нескрываемым интересом открыл медицинскую книжку своего необычного пациента. Чем больше он углублялся в ее чтение, тем больше его физиономия расцветала в недоумении. Через некоторое время он закрыл книжку, задумался. Затем, слегка покачивая головой, опять ее открыл. Пролистал несколько страниц. Потом поднял голову и очень внимательно посмотрел на довольно симпатичного владельца этого важнейшего документа. Он, как врач, лучше всех знал, что стоила эта небольшая книжечка для офицера, особенно молодого. В ней фиксировались все болячки военнослужащего, от его пеленок до выноса тела.
За шесть с небольшим лет у лейтенанта, потом старшего лейтенанта и молодого капитана со здоровьем все было в полном порядке. Даже все тридцать два зуба были на месте. В разделе «Анамнез» везде стояло одно и то же: не было, не лечился, не отягощена, нет и тому подобное. Отменное здоровье новенького все сильнее подогревало интерес у врача. Он слегка опустил голову вниз, и ткнув пальцем в книжку, громко прочитал:
─ Пункт 9. Вредные привычки: алкоголь, курение и др. Черным по белому написано: не курит, алкоголь употребляет умеренно…
Затем приподнял голову и почти в упор спросил у Рокотова:
─ Ну, капитан, правильно здесь написано?… Согласно этому документу, ты являешься настоящей находкой для наших доблестных Вооруженных Сил…
Почесав рукой левое ухо, майор усмехнулся и с явным недоверием к своему пациенту, произнес:
─ Андрей Петрович, хоть режь меня, но по-моему здесь написана настоящая туфта. Я, честно, этому не верю…
Слегка крякнув, и показав рукой на графин с водой, стоявший на краю стола, он почти на полном серьезе добавил:
─ Ну, ты, как армейский политработник, скажи честно, кто из советских офицеров, я о прапорщиках вообще не говорю, не пьет?
Заметив строгое выражение лица пациента, он еле слышно прошептал:
─ Да, все пьют, как сапожники, особенно в больших дырах, где лишь питейное ремесло спасает нашего брата от сумасшествия… ─ Тяжело вздохнув, он продолжил. ─ Мой друг пару лет назад приехал из Забайкальского военного округа… Там такое творится…
Новенький, к огромному удивлению врача, разговор его не поддерживал. Он стоял мрачный, лишь иногда скрипел зубами. Рокотов не скрывал, что никчемные разговоры медика его сильно раздражали. Ему сейчас казалось, что майор просто-напросто разыгрывал тюльку. Почему медик это делал, он еще до конца не понимал. Ему же лично самому все было понятно. В папке синего цвета все было четко расписано, зачем и почему его направили в окружной военный госпиталь.
Вскоре Колесников в какой-то мере прочитал мысли только что прибывшего на лечение офицера. Он тяжело вздохнул и по-дружески сказал:
─ Ты, уже извини меня, старика, я просто-напросто хотел тебе поднять настроение. Однако, вижу, что тебе сейчас не до цирка… Извини, меня, Андрей…
После этих слов он вновь взял в руки медицинскую книжку. Перевернул пару страниц, и с явным непониманием написанного, произнес:
─ Андрей Петрович… Я вот смотрю в этот архиважный документ и удивляюсь… 17 декабря 1976 года медицина войсковой части полевая почта 83032 определила тебя годным для поступления в Военно-политическую академию имени Ленина. Это же прекрасно…
Хмыкнув себе в кулак, и уставив глаза на пациента, он с улыбкой спросил:
─ И сколько тебе в ту пору годков-то было, сынок…
Панибратство медика, облаченного в белый халат, в конце-концов вывело Рокотова из себя. Он сделал выпад телом вперед, и сжавшись в единый комок, словно ястреб, преследующий свою добычу, со злостью прошипел:
─ Товарищ майор, я прошу, как офицер, придерживаться военной субординации, которая существует в нашей армии, независимо от того, где ты в казарме или лежишь на бабе…
Суровость и в некоторой степени наглость молодого человека в цивильном форме темно-корчиневого цвета не испугали сидевшего в кресле. Наоборот, прибавили ему сил и задора. Колесников привстал, вышел из-за стола и подошел к ершистому. Полуобнял его и с улыбкой произнес:
─ Не обижайся на меня, Андрей, я тебе это почти по-отцовски говорю… Неделю назад мне стукнуло сорок три… Через пару годков уйду на заслуженную пенсию. Я, хотя и врач, но право не знаю, сколько протяну гражданскую лямку…
Сделав кислое выражение лица, он со вздохом продолжил:
─ Родине отслужил честно, отдал двадцать лет… На большее я не способен…
Искренность майора в какой-то мере подкупила Рокотова, его глаза внезапно повлажнели. Он тут же остыл и с большим трудом выдавил из себя улыбку. Он в какой-то мере уже жалел «задвинутого» медика-офицера. Однако от появившегося умозаключения ему лично самому не становилось лучше. Майор через два года получит неплохую пенсию, квартиру и будет у себя на родине ловить рыбу или разводить пчел. У него же, салаги ничего не было и нет. И не будет. Он даже не знал, что произойдет с ним через год, даже через час.
Одновременно он не исключал, что медик ему о своей службе просто-напросто лгал. Прилив грустных мыслей вновь «поставил» его на прежнее место. Он насупился, слегка сжал кулаки. Колесников молниеносную перемену настроения пациента не заметил, а может и не хотел замечать. Он вновь сел за стол, полистал медкнижку и опять с явным недоумением произнес:
─ Андрей Петрович, через два года ты опять прошел медицинскую комиссию, уже в нашем любимом округе и опять положительное заключение комиссии ─ диагноз ─ здоров…
Ткнув пальцем в жирную печать, удостоверявшую написанное, он с некоторым пафосом прочитал:
─ На основании ст. гр. III приказа Министра обороны СССР № 185 – 73 года признан: годен к поступлению в Военно-политическую академию на общевойсковой факультет очного отделения. Председатель ГВВК майор Коновалов.
Дальнейшее поведение врача у «психа» особой радости не вызывало. Наоборот, страшно раздражало. Майор то очень медленно листал книжку, то внимательно смотрел на того, кто стоял перед ним, словно истукан. Показное трюкачество в конце концов медику надоело. Он закрыл книжку и повернул голову в сторону гражданского в коричневом одеянии. Затем, словно мальчишка или первооткрыватель, громко прокричал:
─ Андрей… Я все не понимаю, как наша медицина умудрилась через два месяца признать тебя больным и направить в мое заведение… Скажи-ка мне, на милость…
Рокотов, наблюдая за своим лечащим врачом, молчал. Словно, все то, что происходило и говорилось в этом кабинете, его вообще не касалось. Хотя он не скрывал, что желание открыть свою душу майору у него было. Однако он всеми жабрами сдерживал себя. Не хотел делать очередную ошибку, которая и без этого могла ухудшить его трагическое, даже архитрагическое положение. Чем больше он всматривался в черные глаза военного врача, тем холоднее был его взгляд, тем плотнее закрывалась его душа для тех, кого на этой земле называли людьми, человеками.
Только поэтому он прикусил себе нижнюю губу и очень резко произнес:
─ Товарищ майор, Вы прекрасно знаете, что наша армия по составу ─ рабоче-крестьянская, а ее умное руководство…
Стрельнув холодным взглядом сидевшего в кресле, он ехидно добавил:
─ Не мне учить Вас, товарищ майор… Я думаю, что Вы все это и сами прекрасно понимаете…
Строгий и недоброжелательный взгляд, даже в какой-то мере ненависть пациента обидела врача. Он не сомневался, что задушевного разговора с ним не получилось. И навряд ли уже получится. Оставлять же молодого человека в таком нервном состоянии, он не хотел. Не хотел, как старший по возрасту мужчина и как офицер. Колесников неспеша вышел из-за стола и направился к небольшому металлическому шкафу, стоявшему в самом углу кабинета. Открыл ключом сейф и положил в него медицинскую книжку и папку своего подопечного. Рокотов кисло улыбнулся. Он был не против того, чтобы его «доказательство» было под надежной охраной. В каптерке документы могли выкрасть или даже выбросить. Хранить их в тумбочке, в спальном помещении вообще не было смысла. Медицинская книжка являлась документом строгой отчетности. Они хранились в специальных шкафах в медицинских пунктах частей под замком. При направлении военнослужащего на лечение или консультацию книжка выдавалась ему в запечатанном конверте под росписку или пересылалась служебной почтой. Таким же порядком она возвращалась обратно в часть. Свою книжку Рокотов после прохождения медицинской комиссии для поступления в академию не сдал. Она находилась у него дома, на всякий случай. И этот случай представился. Михайлов, скорее всего, про нее забыл. Лишь после того, как врач щелкнул ключом, пациент с облегчением вздохнул.
Колесников Алексей Михайлович очень медленно закрывал сейф. Его голову все больше и больше будоражили мысли, притом очень интересные. Он уже не сомневался, что новенький был и есть здоровый человек. Свидетельством этому ─ медицинская книжка. Доказательством этого было и его вполне цивилизованное поведение. Рокотов, несмотря на страшнейшую нервную нагрузку, держался относительно спокойно. И это вновь приводило спиециалиста к сомнению в его диагнозе. Только поэтому он хотел стать на сторону парня, который в свои двадцать семь лет сделал очень неплохую карьеру, как военный человек. Закрыв сейф, он подошел к «психу», слегка похлопал его по плечу и по-дружески произнес:
─ Андрей, не переживай сильно… Я знаю, тебе сейчас очень тяжело… Страшно тяжело, но крепись… ─ После очень короткого раздумья он продолжил. ─ Я тебе скажу честно… На убийцу или алкаша ты не похож… В моей практике, а может и вообще в истории советской военной медицины ты первый, Андрей…
Не высказав свою мысль до конца, врач несколько приподнялся на носках и прямо в ухо прошептал своему пациенту:
─ Я не всегда понимал этих комиссаров… Их первых расстреливали, они первыми шли в атаку… Сейчас их первых посылают…
Колесников и на этот раз не до конца высказал свою мысль. Рокотов же и не горел желанием переспрашивать намеки старшего по званию и по возрасту офицера. Он был далеко неглупый человек. Он прекрасно понимал, пусть даже не все, но очень многое понимал. Четыре года военного училища, шесть лет офицерской службы многому его научили. Он успел за это время почерпнуть не только радости, но и разочарования. Последних, как ему сейчас казалось, у него было куда больше. Он протянул руку медику, быстро развернулся и вышел вон…
Майор медицинской службы в кабинете просидел еще где-то около получаса. Все думал о новеньком. Он восхищался им и одновременно его жалел. За время его службы ребят, подобных Рокотову, он видел многих. Они отдавали военной службе себя без остатка. Благодаря им прирастала боевая мощь подразделений и частей. Через два-три года военная машина, которая называлась Советской Армией, многих из них ломала, кое-кого выбрасывала на обочину жизни. В первую очередь, в эту мясорубку попадали выходцы из рабоче-крестьянских семей. Сынки военных боссов, партийно-советской номенклатуры шли выше и выше. Количество больших звезд на погонах для отпрысков определялось в столице большой страны. Единицы из «пролетариев», в лучшем случае, «засыхали» на полковом уровне. Были и такие, кто спивался или в прямом смысле становился преступником. Советская Армия с подобными расправлялась безжалостно. Не последнюю роль в этой гильотине играли и психиатрические отделения окружных госпиталей. Из некогда служивых мало кто неписаным законам противился. Было бесполезно, да и бессмысленно. За преступления, будь они малые или большие, никто не хотел сидеть в тюрьме или в дисциплинарном батальоне.
С солдатами было куда проще. Им прощалось все или почти все. Прощали и убийства. Колесников тяжело вздохнул, в его памяти всплыл свежий случай. Один из молодых солдат во время несения караульной службы не вынес физического оскорбления «стариков» и в гневе расстрелял троих сослуживцев. После «промывки» мозгов оказался в психушке. Затем его списали. Преступников в военной форме списывали под различными соусами. Списывали с ведома очень больших начальников, которые на все это закрывали глаза. Закрывал глаза и он, майор Колесников Алексей Михайлович, отец двух детей. Сначала молчал ─ хотел сделать карьеру. Сейчас молчал ─ ждал пенсию…
У Рокотова, как он считал, случай же особый. Молодого политработника в психиатрическое отделение направили неспроста, даже очень неспроста. Уж больно что-то непотребное он сказал или натворил. Что он натворил, майор пока еще не знал. Однако в том, что вскоре к ним в психушку одна из больших звезд позвонит или даже приедет, он не сомневался…
После своего первого визита к лечащему врачу Рокотов некоторое время слонялся по еще незнакомому ему заведению. Отделение было небольшим. Основное время «психи» проводили в спальном помещении или в небольшом холле, где стоял телевизор и столик с уставами и подшивками газет. За столиком, как правило, никто не сидел. Сначала новенький подумал, что больные безграмотные люди или ленивые. Склонялся к последнему. В этом он убедился несколько позже. Никто из психов за целый день ни к газетам, ни к уставам не прикоснулся. Только единицы смотрели художественные фильмы или развлекательные программы. Подавляющее большинство лежало в постели ─ давило на «массу». Общесоюзную программу «Время» новенький смотрел в гордом одиночестве, сидя на «специальном» табурете. Не ушла из его поля зрения и печатная информация.
Спать Рокотов пошел очень поздно, засиделся за телевизором. Дежурное освещение, оно представляло собой небольшую лампочку синего цвета, ввернутую в пластмассовый цоколь черного цвета прямо над входом в помещение, позволило ему добраться до кровати. Он неспеша разделся и лег в постель. К его удивлению, сон не шел. Желания поразмышлять о первой встрече с лечащим врачом у него также не было. Он не сомневался, что Колесников, как и все люди в погонах, выполняли приказ сверху. И больше ничего.
Неожиданно офицера кто-то слегка толкнул в плечо. Он приподнял голову и увидел перед собою дежурного. Молодой человек, как и его предшественник, был высокого роста, только с небольшим животом, который едва заметно выпирал из-под халата. Он тихо представился:
─ Дежурный по ночной смене старшина Наседкин… ─ Слегка передохнув, он вновь прошептал. ─ Товарищ капитан, извините, я закрутился и забыл… Колесников передал Вам таблетки. ─ Протянув лежачему небольшую бумажную упаковку, он с улыбкой добавил. ─ От этих таблеток лучше спится…
Едва дежурный улетучился, Рокотов встал с постели и направился в сторону туалетной комнаты. Он спокойно прошел по коридору. Выйти из коридора ему не удалось. Массивная ручка двери из металлических прутьев, через которую ему предстояло пройти, чтобы оказаться в туалетной комнате, почему-то не проворачивалась. Он сделал очередную попытку. Неожиданно позади себя он почувствовал отрывистое дыхание. Повернулся и увидел перед собою старшину, он только что приносил ему снотворное. Наседкин приложил руку к «пустой голове», так называлось в Советской Армии приветствие без головного убора, и с нескрываемым удивлением произнес:
─ Товарищ капитан… Вы у нас новенький и еще не знаете, что без помощи дежурного никто из больных не может попасть ни в одно помещение…
Рокотов с недоумением посмотрел на верзилу. Затем слегка отпрянул и тихо прошептал:
─ Старшина, я только вчера вечером пришел в это заведение, точнее, меня привели… Раньше этих запоров я не замечал…
Неожиданно для себя он затаил дыхание и уже с явным недовольством прошипел:
─ Получается, что капитан Советской Армии должен идти в туалет в сопровождении солдата, вполне возможно и еще вооруженного…
Напористость офицера дежурный, что было полнейшей неожиданностью для Рокотова, воспринял очень спокойно. Он вел себя с ним почти на равных, а может, даже и сверх этого. «Синий халат» слегка приподнялся на носках армейских полуботинок и очень четко отрапортовал:
─ Товарищ капитан, в этом заведении для нас все равны… Солдаты или прапорщики, и также офицеры…
Слегка смутившись, он продолжил:
─ Мне, товарищ капитан, каких-либо особых указаний в отношении Вас начальник не давал… Я не хочу иметь каких-либо приключений…
Философствование низшего по званию и должности окончательно вывело Рокотова из себя. Он стиснул зубы и резко схватил дежурного за руку. Затем с гневом прорычал:
─ Наседкин, хватит мутить воду… Что я должен сделать, чтобы попасть в это заведение, которое называется «М» и «Ж»…
Собственное изречение рассмешило офицера. Улыбнулся и Наседкин. Он несколько приободрился и не то всерьез, не то в шутку сказал:
─ Товарищ капитан… В нашем заведении все делается под наблюдением дежурных. Они также все открывают и закрывают… Днем несут службу два человека, ночью ─ один. В случае каких-либо потасовок мы звоним дежурному по госпиталю…
Рокотов кисло улыбнулся. Спорить дальше или давать какие-либо замечания дежурному он посчитал бессмысленным занятием. В этом заведении он просто-напросто подконтрольный псих, хотя и капитан Советской Армии. Верзила вытащил из кармана ключ и очень ловко провернул им в замочной скважине. Пациент вошел в туалетную комнату и невольно обернулся назад. Наседкин стоял неподалеку и лупал глазами по сторонам. Сделав серьезное выражение лица, «псих» прикрыл за собою дверь, которая, к его удивлению, была без ручки. Затем он вошел в небольшую кабинку и очень быстро вытащил из бумажной упаковки несколько таблеток. Повернул голову назад. Вокруг не было ни души и бросил медикаменты в унитаз. И тут же с силой дернул рукой очень короткий обрубок толстой проволоки, свисавший со сливного бака. Поток воды со свистом почти мгновенно смыл неизвестные для больного лекарства…
Старшина встретил офицера с улыбкой, и помахав ему рукой, тихо прошептал:
─ Спокойной ночи, товарищ капитан… Не переживайте, все будет нормально…
Рокотов в ответ ничего не произнес, лишь слегка кивнул головой. Затем посмотрел на часы, они показывали десять минут первого ночи. Наступил новый день…
1979 год. 21 февраля. Среда. И вторую ночь капитан Рокотов практически не спал. Все переживал. Первый день пребывания в «карцере для особо выдающихся», так он уже успел окрестить 13 отделение окружного военного госпиталя, не принес ему какого-либо оптимизма. Сомнений не было. После «психушки» ему уже никогда не сделать успешной военной карьеры. Хотя, казалось, что только вчера он еще имел надежду, и притом очень большую, на достойную себя карьеру…
Поздно вечером Рокотову позвонил дежурный по части. В восемь часов утра он должен прибыть в кабинет командира части для встречи с военным сотрудником из Москвы. Его попытка узнать большее, успехом не увенчалась. Старший лейтенант передал слово в слово все то, что ему сказал оперативный дежурный по штабу дивизии. Загадочный звонок долго не давал спать обитателю двухкомнатной квартиры. Жены дома не было, она два дня назад уехала к родителям. Он «перелопатил» в своей голове все возможные и невозможные варианты. И все склонялся к единому выводу. Собеседование связано либо с его очередным повышением по службе или с учебой в академии.
Проснулся Рокотов очень рано, будильник показывал шесть часов утра. Несмотря на это, он быстро встал, привел себя в порядок, плотно покушал. Затем сел за письменный столик, и взяв в руки Устав внутренней службы, повторил обязанности заместителя командира части. Солодова опять не было, он болел. Потом он направился в полк. Военный городок находился неподалеку от пятиэтажного дома, где проживали семьи офицеров. Едва капитан переступил порог КПП, как его тут же встретил дежурный, прапорщик Кульков. Лихо козырнув, он с некоторым волнением в голосе протараторил:
─ Товарищ гвардии капитан.... Вас срочно ожидает какой-то мужчина в кабинете командира полка… Пукас там же…
Рокотов посмотрел на свои часы. До начала встречи было почти тридцать минут. Он улыбнулся и промолчал. Пожал руку прапорщику и ускоренным шагом направился в штаб части. Зашел в кабинет заместителя командира полка по политической части. Из металлического сейфа взял толстую общую тетрадь, в которую заносились не только данные о боевой подготовке и ход социалистического соревнования между подразделениями, но и анализ дисциплинарной практики. Быстро ее пролистал…
«Командирские» часы показывали без пяти минут восемь, когда Андрей Рокотов подошел к кабинету и постучал в дверь. Затем ее открыл, и приложив руку к головному убору, направил свой взор к столу, за которым обычно восседал командир части. На этот раз его здесь не было, он стоял возле двери, и увидев вошедшего, кивком головы показал ему в сторону солидного мужчины в драповом пальто. Он сидел в кресле Пукаса. Рокотов сделал два шага вперед, представился. Незнакомец встал и крепко пожал ему руку. Затем с улыбкой произнес:
─ Андрей Петрович, не надо представлений и официальных обращений… Ничего не надо… Я знаю о Вас больше, чем Вы думаете…
Неожиданная осведомленность неизвестного мужчины на какой-то миг привела офицера в замешательство. Он слегка покраснел и тяжело вздохнул. Гость из Москвы его волнение заметил. Он улыбнулся, взял офицера под руку и усадил его на стул, напротив «командирского» стола. Рокотов присел и с недоумением стал смотреть на стоявших мужчин. Он все еще не понимал, с какой целью они пригласили его в кабинет. Развязка не заставила себя долго ждать. Для капитана она была очень неожиданной. Визитер из столицы мило улыбнулся, и повернув голову в сторону командира полка, очень вежливо сказал:
─ Товарищ полковник… Я попрошу Вас на некоторое время оставить нас наедине… Слегка наклонившись к Рокотову, он в прежней манере продолжил:
─ Нам с Андреем Петровичем предстоит кое-что обсудить…
Пукас слегка выпятил грудь вперед, приложил руку к своей папахе и отчеканил:
─ Я Вас понял, товарищ полковник…
Только после этих слов капитан Рокотов в прямом смысле пришел в себя. Он снял с головы шапку и положил ее на колени. Общую тетрадь с информацией о состоянии боевой и политической подготовки полка положил на краешек стола. Затем с облегчением перевел дух. Перевел ненадолго. Неопределенность все больше и больше давала о себе знать. Он никогда не думал, что в такую дыру для собедования с ним приедет целый полковник. Подобных ему, капитанов в Советской Армии тысячи…
От внезапно нахлынувшего волнения молодой мужчина почувствовал на своей физиономии мелчайшие капельки пота, которые, как ему сейчас казалось, бежали по его лицу большими ручьями. Он невольно провел рукою по щекам, затем по своим губам. И на этот раз гражданский его волнение уловил. Он слегка привстал из-за стола и вновь протянул офицеру руку. Затем очень тихо представился:
─ Полковник Митрофанов Николай Данилович… Представляю Главное разведывательное управление при Генеральном штабе Советской Армии…
Увидев некоторое недоумение на лице мужчины, который сидел словно истукан и все лупал глазами, он доверительно прошептал:
─ Я, Андрей Петрович, сейчас все объясню по порядку…
Рокотов сидел и не двигался. Он немного встрепенулся, когда из уст старшего офицера услышал:
─ Я по поручению Генерального штаба совершаю поездку и набираю достойных офицеров в Академию Советской Армии… Иногда ее называют военно-дипломатической академией. Однако для нашего дела это большой роли не играет…
Приглашенный приободрился. Он открыл рот и почти пересохшими губами прошептал.:
─ Товарищ полковник, я Вас понял…
Определенное оживление офицера вмиг преобразило Митрофанова. Он вышел из-за стола и почти на цыпочках подошел к входной двери, резко ее открыл и слегка прислушался. В коридоре стояла тишина. Затем он закрыл дверь и направился к окну, форточка которого была приоткрыта. Заметив улыбку на физиономии молодого человека, Митрофанов слегка покачал головой и почти нараспев произнес:
─ В нашем деле, Андрей Петрович, любая предосторожность никогда не помешает… Правильно я говорю, капитан?
Рокотов расцвел в подобострастной улыбке. Он слегка приподнялся со стула и очень спокойно ответил:
─ Так точно, товарищ полковник…
Дальнейшее поведение чиновника с большими звездами с каждой секундой подкупало капитана Рокотова. Он очень внимательно наблюдал за тем, кто, как ему казалось, мог определить или уже определил его дипломатическую карьеру.
Митрофанов присел за стол, расстегнул ворот драпового пальто. Рокотов невольно подался вперед, присмотрелся. Сомнений уже не было. Перед ним сидела важная персона, притом из очень серьезного заведения. Свидетельством этому была одежда. На мужчине была дорогая рубашка белого цвета и также дорогой галустк в крапинку. За пять лет пребывания в Германской Демократической Республике Андрей научился различать дешевое и дорогое, качественное и ширпотреб, особенно в одежде. Здесь он редко ошибался. Проблемы были у него совсем в другой сфере. Он до сих пор плохо разбирался в золоте, в других драгоценных металлах. В отличие от жены, она бредила днем и ночью дорогими безделушками, он был профаном в украшениях.
Его размышления тут же прервал Митрофанов. Он слегка поправил очки на своем носу, словно проверял их наличие, затем почти-по дружески произнес:
