Владимир Великий
Человек без маски
В это же утро капитан Рокотов прошел свое первое медицинское обследование. Началось оно с азов. Сначала Колесников посадил его на стул и попросил раскрыть рот. Просьба врача вызвала у больного усмешку, но он подчинился. Он слегка приоткрыл рот и с безразличным видом уставился на мужчину в белом халате. Медику показалось, что рот пациента, в котором находилось два ряда белых ровных зубов, недостаточно открыт. Он попросил сидевшего еще шире его открыть. На этот раз псих исполнил просьбу майора очень охотно. Он раскрыл рот на сколько это было возможно и почти одновременно вывалил наружу свой язык. Детская шалость офицеру понравилась. Он улыбнулся и с большим вниманием осмотрел язык. Каких-либо особенностей на подвижном мышечном органе в полости рта, воспринимающим вкусовые ощущения и участвующим в артикуляции, у Рокотова не было обнаружено.
И все остальные просьбы врача он с удовольствием выполнял. При этом он то и дело улыбался. Кое-что ему даже нравилось. Он очень прилежно бегал своими глазами за худощавой рукой старшего офицера, в которой был небольшой металлический молоточек с резиновым набалдашником. Этим же молоточком врач постучал по его коленям, ноги неестественно вскакивали. Рокотов получал от этого определенное удовольствие. Эти приемы ему были уже давно известны. И не только ему.
К удивлению Рокотова дальше его ожидала новинка. Колесников поставил его возле стула, сам же отошел на несколько метров в сторону. Затем попросил пациента закрыть глаза. Вскоре до него донесся едва слышный голос:
─ Вы слышите меня… Я сейчас Вам говорю ─ раз, два, три… Что сейчас слышите, товарищ капитан?
Доселе неизвестная методика определения слуха сначала вызвала замешательство у Андрея. Он невольно подумал, что у мужчины с погонами поехала крыша. Однако тут же успокоился. Вступать в какие-либо козни или перипетии в этом заведении было бесполезно. Он улыбнулся и слукавил. Он почти прокричал:
─ Никак нет, товарищ майор медицинской службы… Повторите еще раз, повторите еще раз, товарищ майор…
Вскоре опять донеслось:
─ Вы слышите меня, капитан? Я еще раз повторяю… Вы слышите меня?… Я майор Колесников… Я майор Колесников…
Рокотов не кривил душой, что на этот раз он едва улавливал голос офицера, который то приближался к нему, то удалялся. Он слегка вздохнул и открыл глаза. Затем указательными пальцами обеих рук принялся ковыряться в ушах. И в этот же момент в комнате погас электрический свет. Пациент насторожился и затаил дыхание. Возникшая ситуация была неординарной. Вскоре вновь раздался знакомый голос:
─ Я даю вводную… Вы слышите меня, Рокотов Андрей Петрович? Даю вводную… За вашей спиной раздаются шорохи, шорохи, шо-рроо-о-хи… Вам, кажется, что кто-то с Вами разговаривает, кто-то разговаривает… Вы слышите меня?
Рокотов в прямом смысле навострил уши. Его попытка хоть что-либо понять в этом словесном каламбуре ни к чему не приводила. Он стал нервничать, все еще не понимая, что в конце концов хочет от него военный медик. Да и причем здесь темнота, человек слышит независимо от времени года или света. Он сделал пару шагов вперед и в этот же момент услышал своеобразный щелчок. Он слегка вздрогнул и посмотрел в сторону двери. Колесников стоял возле выключателя и широко улыбался. Недоуменное выражение лица пациента у врача особой тревоги не вызвало. Он, потирая руки, с нескрываемой радостью произнес:
─ Сегодня мы с Вами, Андрей Петрович, очень славненько поработали… Очень славненько поработали…
Затем он вплотную подошел к больному, похлопал по его плечу и направился к письменному столу. Плюхнулся в кресло, тотчас же привстал, и глядя на остолбеневшего высокого мужчину, почти на одном дыхании выпалил:
─ Таким образом, Андрей Петрович… Вам все время, ну почти все время кажется, что с Вами кто-разговаривает… Разговаривает и даже Вас преследует, преследует днем и ночью…
Рокотов от неожиданного умозаключения отпрянул назад. Его глаза расширились, нервно задергались пальцы обеих рук. Он не исключал, что еще несколько слов подобного диагноза армейского медицинского светилы, и он упадет в обморок. Это в лучшем случае… Он открыл рот, чтобы противостоять настоящему бреду врача. К его удивлению, в голове каких-либо адекватных мыслей не было. Он слегка пошевелил губами, они почему-то были страшно сухими и наподвижными. И в этот же момент из уст Колесникова вырвалось очередное умозаключение:
─ Андрей Петрович, учитывая Ваше очень сильное стрессовое состояние, можно сделать вывод....
Майор ударил в ладоши и сделал улыбку до самых ушей. В успешном исходе своего эксперимента сомнений у него уже не было. В несколько квадратную голову Алексея Михайловича, покрытую редкими волосами, приходили все новые и новые мысли. Он слегка крякнул и вновь произнес:
─ Вы, уважаемый Андрей Петрович, разговариваете с собою… И этот факт, как мне представляется, никто не отрицает… Не отрицает этого и сам больной…
Очередная порция сногсшибательных заключений на этот раз наповал поразила пациента. Он не то от умопомрачительных выводов врача, не то от усталости или нервного истощения, несколько обмяк. Затем медленно опустился на стул, рукавом куртки вытер вспотевшее лицо. Его руки слегка вздрагивали. Некоторое время он сидел неподвижно, словно околдованный. Затем он стиснул зубы и стал приподниматься со стула, хотел подойти к врачу и напрочь отмести его бред. Едва он приподнялся, как тотчас же оказался в крепких объятиях Колесникова. Майор с силой надавил обеими руками на его плечи и в том же наступательном духе изрек:
─ Вам, товарищ Рокотов надо немедленно пройти основательное медицинское обследование… Сейчас дело за нами…
Затем он ринулся к столу, присел и начал быстро что-то писать. Рокотов сидел на стуле и почти с безжизненным выражением лица смотрел на потолок. Сомнений у него не было. Военная медицина под руководством партии начала его обстреливать. И это ей удается. Она выполняла заказ искусно, даже очень профессионально. Капитан Рокотов был сейчас бессилен что-либо против этого сделать. Вывод напрашивался сам собой. После подобного «лечения» в его личном деле появится «психическая» статья, которую ему никогда при социалистическом режиме не выкорчевать.
Дальнейшее поведение врача для Рокотова было также неожиданным. Перед тем, как проститься, он прошептал ему на ухо:
─ Андрей Петрович, вчера твоим здоровьем интересовались из политуправления округа… Об этом мне сказал мой шеф…
Рокотов на реплику майора медицинской службы не ответил. Он сильно сжал зубы и тяжело вздохнул. Этого ему только не хватало. За часовое пребывание в кабинете у врача его и так сильно измотали. Он закрыл за собою дверь и медленно поплелся по небольшому коридорчику, ведущему в отделение, где находились психи. Дойти до решетчатой двери из металла ему не удалось. Неведомая доселе ему слабость, словно тяжелый молот опустилась на его тело. Ноги с каждым его шагом становились ватными. Он присел на пол…
Проснулся Рокотов к обеду. Открыл глаза и увидел перед собою симпатичную женщину в белом халате, на ее голове был белоснежный чепчик. Сначала он все еще не понимал, что с ним произошло и почему он оказался в постели. Некоторое время он прокручивал в голове возможные варианты и на многие вопросы не находил ответа. Скорее всего, женщина поняла его волнение. Она слегка положила свою руку на грудь мужчины и тихо прошептала:
─ Андрей Петрович, пожалуйста, не переживайте… У Вас был небольшой обморок… Все будет в порядке, вот увидете…
Обворожительная улыбка блондинки несколько подняла жизненный тонус лежачего. Он улыбнулся и пересохшими губами прошевелил:
─ Спасибо Вам… Спасибо Вам, сестричка…
Уловив желание больного назвать ее по имени и отчеству, блондика улыбнулась, и слегка наклонившись к его изголовью, прошептала:
─ Меня зовут Ольга Ивановна, Ольга Ивановна Коркина…
Оскалив белоснежные зубы, она пристально посмотрела на Рокотова и добавила:
─ Зовите меня просто Оля, конечно, если мы наедине…
Затем она привстала с краешка постели, и помахав рукой, быстро покинула палату. Андрей на какой-то миг остановил свой взгляд на уходящей женщине. Про себя отметил. На блондинке очень ладно сидел белоснежный халат и поразительно стройными были ее ноги. Он улыбнулся, опустил голову на подушку и вновь оказался в плену своих тягостных размышлений.
Капитан Рокотов не ожидал, что звонок из политуправления округа Дрогову, главному психиатру напрочь лишил его физических сил. Почему это произошло он и сам еще до конца не понимал. Наверняка, сказались нервные переживания. Нагоняла ему тоску и тяжелая обстановка в отделении. Психи, которых было около двух десятков, между собою не общались. Каждый ходил особняком, словно помешанный. Ни с кем не общался и Рокотов. Однако это его сейчас не беспокоило. Он переживал за другое. Информация, которую он получил от Колесникова, его в прямом смысле шокировала. Он уже нисколько не сомневался, что Самойлов об его «деле» сообщил наверх. Притом очень быстро. Хотя до этого у него не было времени принять капитана Рокотова по личному вопросу…
После впечатлительной встречи с афганцем майором Хомуло Рокотов несколько раз перепроверил свои плюсы и минусы в отношении будущей карьеры. Его недавняя мечта стать разведчиком погасла мгновенно, как и появилась. Он уже не сожалел, что забыл завести будильник. Однако и шансы для поступления в политическую академию на очное отделение у него были также небольшими. В случае наложения начальником табу, в резерве у претендента оставалось три года. В худшем случае, он был не против учиться и на заочном отделении. Однако и здесь требовалась резолюция Самойлова. Андрей от тяжких мыслей порою брался за голову. Барские замашки чиновников с большими звездами на погонах не раз ломали судьбы талантливых офицеров. После длительных раздумий он пришел к однозначному решению. Надо ехать к большому шефу, ехать во что бы то ни стало. Иного пути он не видел.
Был понедельник. Рокотов проснулся утром рано и сразу же позвонил оперативному дежурному по дивизии. Майор сказал, что у Самойлова каких-либо совещаний в этот день не было, не было у него и выездов в другие части. Капитан обрадовался, что его шеф работал по индивидуальному плану. У него не только приподнялось настроение, но и появилась надежда на удачный исход встречи. Мало того. Во время последнего посещения мотострелкового полка Самойлов громогласно заявил, что его кабинет всегда открыт для тех, кто желает обратиться к нему по личному вопросу. Рокотов после звонка набросал в записной книжке небольшой план предстоящей беседы. В случае очередного отказа учиться, он будет просить разрешения у Самойлова обратиться к начальнику политического отдела корпуса.
«Командирские» показывали ровно семь часов. Рокотов взял с тумбочки ключи от квартиры и мимолетом посмотрел в зеркало. Все было в норме. Китель и брюки были тщательно отутюжены. На голове была новая фуражка с красным околышем, одел он и новое офицерское полупальто. До штаба мотострелковой дивизии, он располагался в городе Ахалцихе, он добирался рейсовым автобусом. Использовать служебный УАЗ он не решился. Не хотел, чтобы об его визите знал кто-либо из подчиненных. Во время пути у офицера было сумрачное выражение лица. На душе скребли кошки. От тягостных мыслей он иногда хотел подойти к водителю и попросить его остановиться. Затем пешком идти в свой гвардейский мотострелковый полк, который с каждым днем становился ему все ближе и ближе. Пятнадцать-двадцать лет и не такой уже большой срок до пенсии. Не исключал он и того, что через пару лет его заметят и найдут местечко в дивизии или в корпусе, а может даже и в самом Тбилиси. Капитан от подспудных мыслей скрипел зубами и все чаще глазел в окно. Небольшой автобус надрывно урчал или на какой-то миг затихал, преодолевая подъем или спуск. Ядовитые выхлопные газы иногда просачивались в салон. Из пассажиров мало кто на это реагировал. Для многих это было привычным явлением. Рокотов же, наоборот, часто открывал окно и с жадностью вдыхал свежий воздух. По мере приближения к городу физиономия симпатичного мужчины, одетого в военную форму, все больше и больше становилась одухотворенной. Грустные мысли постепенно, хотя и очень медленно, уползали прочь.
Рокотов вышел из автобуса и ускоренным шагом направился в штаб дивизии, он находился неподалеку от автовокзала. Сразу же метнулся в комнату оперативного дежурного, хотел узнать местонахождение Самойлова. Лысый майор с парой золотых зубов во рту был занят. Из штаба округа только что пришла важная телефонограмма, содержание которой он очень старательно записывал в большой талмуд. Андрей обратился к помощнику дежурного. Лейтенант с довольно большим животом, скорее всего, это был двухгодичник, лихо ему козырнул и показал рукой на здание напротив, где находился политический отдел. Рокотов с некоторым недоумением посмотрел на офицера. Расположение кабинетов политического отдела он и сам знал, не хуже, чем молодой узбек.
В кабинет своего шефа подчиненный сразу не пошел. На всякий случай прозондировал обстановку. Сначала он зашел к его заместителю. Майор Сафронов, недавний выпускник военно-политической академии имени В. И. Ленина, пожав руку вошедшему, на его вопрос ничего конкретного не сказал. По его словам, Самойлов совсем недавно был во дворе, курил. Визитер облегченно вздохнул. Начальники курят, как ему представлялось, либо от нервного напряжения, либо от безделья. Он слегка улыбнулся, и помахав рукой коллеге, вышел из кабинета. Затем почти на цыпочках двинулся в глубину коридора, к большой двери, обитой дермантиновым покрытием. Двери начальников всегда чем-то отличались от дверей простых клерков. Он осторожно подошел к кабинету, на миг затаил дыхание. За дверью было тихо. Затем слегка расправил плечи, приподнялся на носках и постучал. Никто не отозвался. Через несколько мгновений он вновь постучал. Опять тишина. Рокотов тяжело вздохнул, отошел в сторону. Стал раздумывать, как вести себя дальше. В том, что шеф в кабинете, он почему-то не сомневался. Неопределенность стала его волновать. Он сильно обрадовался, когда в коридоре появился капитан Половкин, заместитель начальника политического отдела по комсомольской работе. Рокотову нравился симпатичный, подтянутый офицер, бывший детдомовец. Он знал и то, что Сергей написал рапорт по команде, рвался в Афганистан. По его мнению, вояку с боевым орденом скорее заметят…
Офицеры тепло поздоровались. Половкин, сославшись на то, что его вызывает Самойлов, быстро скрылся за дверью. Рокотов с облегчением вздохнул, оставалось только ждать. Половкин вышел из кабинета минут через тридцать. Его лицо было страшно красным, словно у рака. Увидев недоуменный взгляд капитана, он махнул рукой, затем покрутил пальцем вокруг своего виска. Общеизвестный знак для жителей большой страны привел Рокотова в отчаяние. Он с пониманием покачал головой и ститснул зубы. Плохое настроение начальника могло сослужить ему плохую службу. Он посмотрел на часы, была половина первого. Через тридцать минут в штабе начинался обеденный перерыв. Мысль о том, что Самойлов вот-вот покинет кабинет, вальяжно сядет в УАЗ и поедет домой, мгновенно подтолкнула молодого мужчину к действиям. Очередная возможность поговорить с начальником по душам, вообще могла ему больше не представиться…
Офицер быстро снял с себя полупальто, положил его на спинку стула, стоявшего в самом конце коридора, и сделал несколько шагов вперед. Затем резко повернулся налево и сильно постучал в дермантиновую дверь. Последовало ли разрешение войти или нет, на этот раз он не слышал. Неистовое желание встретиться с начальником и еще раз объяснить ему сложившуюся жизненную ситуацию, взяло верх над страхом. Высокого роста капитан вошел в кабинет, щелкнул каблуками туфель и громко произнес:
─ Товарищ гвардии полковник… Гвардии капитан Рокотов… Разрешите обратиться по личному вопросу?
Самойлов сидел в это время за столом и неторопливо потягивал чай из стакана с металлической подставкой. Перед его глазами лежала газета «Советский спорт». Появление визитера было для начальника неожиданным. Он нехотя приподнял голову и с недоумением прогнусавил:
─ А, капитан Рокотов… Я вроде тебя сегодня не вызывал… ─ Затем, сделав глоток полугорячей жидкости, с явным раздражением в голосе буркнул себе под нос:
─ Я, капитан, знаю одно правило… Прежде чем ломиться в кабинет начальника, надо предварительно постучать… ─ Потом он слегка покачал головой и в том же назидательном тоне продолжил. ─ А вдруг у меня сидит дама, да еще без трусов… Ведь неприлично, капитан…
После этих слов чинодрал заразился гомерическим смехом. Смех был необыкновенной силы. Рокотову казалось, что его слышат не только в штабе, но и покупатели небольшого магазинчика, стоявшего неподалеку от контрольно-пропускного пункта соединения. Поведение начальника поразило младшего офицера. Он не ожидал, что политработник Советской Армии может так кичиться своим положением. Мало того. Не так давно этот мужчина с большими залысинами на круглой голове почему-то вообще не реагировал на его стуки в дверь. Замешательство визитера продолжалось недолго. Он внимательно посмотрел на начальника и тяжело вздохнул. Самойлов, наверняка, не горел желанием решать какие-либо служебные вопросы, не говоря уже о чьих-то личных. Рокотову, как подчиненному, ничего не оставалось делать, как стоять по стойке «смирно» и ждать, когда это безмозглое существо с большими звездами на погонах соизволит открыть свой рот.
Самойлов спокойно продолжал пить чай, словно и никого в его кабинете не было. Рокотов первым прервал внезапно наступившую тишину. Он слегка вздохнул и хмыкнул себе в кулак. Полковник оторвался от газеты и с явным пренебрежением к стоявшему навытяжку офицеру, лениво прошевелил губами:
─ Ну, что там у тебя, капитан… Давай говори, а то я скоро уеду на обед… Я не ломовая лошадь, должен подкрепиться…
Капитан подал свое тело несколько вперед и очень четко произнес:
─ Товарищ гвардии полковник… Я прошу Вашего разрешения для поступления в военно-политическую академию на очное отделение… В этом году…
На информацию подчиненного политический шеф соединения прореагировал не сразу. Он неспеша отставил стакан с чаем в сторону и забарабанил пальцами рук по столу. Призадумался. Этот недавний немец ему уже порядочно надоел со своей учебой. Бесила его и настойчивость молодого офицера, который в прямом смысле был «голый». За его спиной маячили родители-учителя. Какой-либо блат с важными армейскими фигурами у него вообще отсутствовал. Сведениям, поступающим от подчиненных, в том числе и от стукачей, Самойлов всегда верил. Пролетарское происхождение служаки начальника страшно радовало. Одновременно и несколько огорчало. Рокотов успел его в чем-то даже обскакать. Например, он пять лет прослужил в ГДР. Попасть в рай Виктор Федорович и сам хотел, хотел уже давненько. Шли годы, мечта оставалась только мечтой. В политуправлении округа все знали, что он первый кандидат на заграницу. Полгода назад ему предложили Монголию, он очень вежливо отказался. Ему, особенно его жене, нужна была только Германия, в худшем случае, Чехословакия. Наличие больших звезд позволяло не только иметь приличную зарплату, но и воровать. Мотострелковая рота, на которой прозябал четыре года капитан, не дивизия, не говоря уже об армии…
Самойлов тяжело вздохнул и несколько отрешенными глазами посмотрел на статного мужчину, который стоял не шелохнувшись, словно на параде. Его прилежание полковнику нравилось. От правды некуда не денешься. Он неоднократно слышал о высокой личной подготовке Рокотова. Как и не отрицал, что с приходом этого офицера валейцы, так иногда называли мотострелковый полк, сделали приличный шаг в повышении уровня боевой и политической подготовки. Виктор Федорович не кривил душой, что он сам, как мужчина и как офицер, частенько ему завидовал. Зависть, как правило, перерастала в ненависть. Только по этой причине при подведении итогов или на торжественных собраниях он нередко пропускал его фамилию. Самойлов лично сам никогда ничего не писал, писаниной и сбором информации занимался его заместитель со своими клерками. Никто из политотдельцев не интересовался, почему не была названа фамилия капитана. Полковник с пафосом перечислял фамилии офицеров: победителей социалистического соревнования или настоящих воспитателей солдатских масс. Перед фамилией Рокотова он слегка переводил дух и отрывался от напечатанного текста. Некоторое время водил головой по залу. Замирал его взгляд на правом ряду, где неподалеку от президиума сидели валейцы. Рокотов нередко сидел рядом с командиром части. Майор Солодов частенько отсутствовал. Шеф едва заметно ухмылялся и вновь опускал голову вниз. Пропустив фамилию Рокотова, зачитывал другую. И в сей миг бросал взгляд в сторону. Лицо капитана было страшно бледным…
Самойлов придвинул к себе стакан с чаем, неспеша его пригубил. Затем от удовольствия громко крякнул и с явно напыщенной важностью выдавил из себя:
─ Рокотов, я тебе уже раньше говорил… Говорю и сейчас… И в этом году тебе никакая академия не светит… Капитан, ты меня понял… Не светит…
Подчиненный на категорическое заявление начальника среагировал очень спокойно. Он сейчас уже окончательно убедился, что этот чинуша с большим мясистым носом просто-напросто издевался над ним. Он вплотную подошел к столу и сквозь зубы процедил:
─ А чем Вы, товарищ полковник, объясните свое решение… ─ Затем слегка приглушенным голосом продолжил. ─ Я все равно не отступлю… Я имею право учиться в академии, как сотни других офицеров…
Напористость клерка Самойлову не понравилась. Он резко выскочил из-за стола и двинулся в сторону визитера. Двинулся неудачно. Заступил ногой за ногу и повалился на пол. Во время падения зацепил рукой небольшой поднос с электрическим чайником. Раздался горохот. Рокотов рванулся на помощь своему начальнику. Помочь ему не удалось, да, и скорее всего, в его помощи шеф не нуждался. Несколько грузный мужчина со злостью смотрел на капитана и одновременно приподнимался с полу. Приподнялся и с отдышкой плюхнулся в кожаное кресло. Виновник неожиданного происшествия стоял неподвижно и лупал невинными глазами то на начальника, то на дверь. Он все еще оставался в неведении, не знал, что ему делать дальше.
Наступила тишина. Каждый из офицеров думал о своем. Визитер не сомневался, что ему при этом начальнике не видеть очередной звездочки, не говоря уже о каком-либо повышении. Внезапная апатия на все и на вся придала ему необычайное спокойствие. Он с нескрываемым интересом наблюдал за своим шефом. В том, что он вот-вот его атакует, не сомневался. И в этом он не ошибся. За пару минут мертвой тишины, царившей в просторном помещении, полковник решил сделать все или почти все, чтобы окончательно похоронить строптивого офицера в горах Закавказья. Скорее всего, даже лучше здесь, в небольшом укрепрайоне, куда пропускали только по специальным пропускам. До турецкой границы было рукой подать…
Самойлов до боли сжал свои тонкие губы и выпалил, словно из ружья:
─ Рокотов, ну ты и дрянь, довел меня до белой горячки… Еще раз тебе повторяю… В моей дивизии тебе не будет ни звезды, ни должности…
Рокотов отреагировал без всякой подготовки, почти мгновенно. Он сделал пару шагов в сторону двери и неспеша повернулся лицом к начальнику. Затем совершенно спокойно произнес:
─ Я, товарищ полковник, Советскую Армию знаю не понаслышке. Ее неписаные законы ощущаю на своей шкуре уже несколько лет…
Сделав очень короткую паузу, он продолжил:
─ Я все равно буду обращаться по команде…
Самойлов от неожиданных умозаключений подчиненного сначала несколько поперхнулся. Затем привстал из-за стола и с ненавистью уставился на того, кто успел за короткое время изрядно попить из него крови в его же собственном кабинете. Выйти из-за стола и помахать кулаком перед носом капитана он побоялся. Он вновь опустился в кресло. Какие-либо мысли в голову ему сейчас почему-то не приходили. Он был в гневе, притом в необычайном. Желание нажать кнопку и вызвать на помощь своего заместителя, в крайнем случае, дежурного по штабу, улетучилось мгновенно, как и появилось. Он не хотел позориться из-за этого сопляка, который, без всякого сомнения, приказы и директивы по кадровой политике знал не хуже его, а может даже и лучше. Он сжал кулаки и словно ошалевший сильно завопил:
─ Я тебя, служака, сгною… Я тебя, щенок вонючий, сошлю в Афганистан…
Схватившись за сердце, он вновь прорычал:
─ Я тебя из партии выкину, сопляк вонючий…
Беспомощность начальника придала подчиненному силы. Он решил играть в жестокую игру до победного конца, до последнего издыхания. На деле это означало полнейший провал его военной карьеры. И не только это. Размышлять о чем-то другом страшном у него не было времени. Он подошел к полковнику, который почему-то закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, и четко произнес:
─ Товарищ полковник, не надо меня пугать Афганистаном… Я никогда не боялся трудностей, не побоюсь и пуль…
Приподнявшись на носках полуботинок, он с уверенностью в голосе добавил:
─ Всем известно, что прежде чем воевать, надо хорошо знать вероятного противника. … Вы, товарищ полковник, историю сопредельного государства не знаете…
Самойлов на нравоучения клерка не реагировал, не было сил. Одно он знал очень четко. Он никогда не будет уважать себя, если сегодня, пусть даже завтра или послезавтра, если он не расправится с этой гнидой.Тем временем, Рокотов наступал. Он, словно стервятник, жаждущий крови, нападал на того, кто сидел в кресле с закрытыми глазами. Молодому хищнику с человеческим обличием сейчас было все равно. Он уже не видел смысла в своей жизни, несмотря на то, что ему было всего-навсего двадцать семь лет… Все то, что можно было потерять, он уже потерял, потерял навсегда…
Он слегка поправил фуражку на голове и словно оракул, человек, суждения которого признавались непреложной истиной, откровением, изрек из себя:
─ Мне известно, что за всю историю существования Афганистан никто и никогда не побеждал… И еще, товарищ полковник… В это государство надо с цветами приходить, а не с оружием…
Неожиданное умозаключение полкового идеолога Самойлова окончательно вывело из себя. Он мигом открыл глаза и несколько подался вперед, затем привстал из-за стола и почти по-бабьи взвизгнул:
─ Ты, капитан… Ты, умник, решил подвергнуть сомнению внешнюю политику нашей родной Коммунистической партии… Я, я-я-я слов не нахожу…
Что-либо еще говорить мужчина средних лет уже не мог. Он обеими руками схватился за голову и неестественно плюхнулся в кресло. Рокотов же, наоборот, был предельно спокоен. Ему не хотел попадать в какой-либо переплет, тем более, политический. Это всегда плохо заканчивалось. Однако свое суждение он решил довести до конца. Он несколько приободрился и еле слышно прошептал:
─ Товарищ полковник, не надо утрировать мои слова… Одно запомните раз и навсегда. Я всегда был предан идеалам нашей партии и свое дело, как политработник и как коммунист выполнял очень честно… ─ Затем он развернулся и стремительно вышел вон…
За пределами небольшого клочка земли, обнесенного серым забором, кипела жизнь со своими законами и со своими причудами. Рокотову захотелось пить и кушать. Он зашел в первый же попавший ему на пути овощной магазин и купил мандаринов. Прямо у прилавка разорвал упаковку и очистил самый большой плод, с жадностью его проглотил. Кавказские цитрусы ему очень нравились. Нравились они и его жене, Алле. Вскоре он вновь вышел на улицу и двинулся в сторону офицерского клуба. Одноэтажное здание старой постройки, обрамленное двумя десятками вечнозеленых елей, было одним из красивейших в городе. Оно чем-то напоминало ту жизнь, которая кипела в этих краях лет сто-двести назад. Рокотов присел на скамеечку, открыл упаковку и стал очищать очередной мандарин. Неожиданно позади раздался чей-то топот. Он обернулся и увидел перед собою солдата. Он страшно запыхался и некоторое время не мог отдышаться. Затем он улыбнулся, приложил руку к головному убору и протараторил:
─ Товарищ гвардии капитан, Вам необходимо срочно явиться к военному прокурору дивизии…
Увидев недоуменную физиономию офицера, солдат еле слышно продолжил:
─ Я выполняю приказ дежурного по штабу…
О чем-либо расспрашивать посыльного офицер не стал. Солдату приказали ─ он выполнил приказ. Остальное уже не его дело. Андрей утвердительно кивнул головой и вновь стал кушать мандарины. Они теперь казались ему уже не столь вкусными, какими были лишь несколько минут назад. За время очень короткой трапезы он успел довольно серьезно поразмышлять. Вывод напрашивался сам собой. Он был однозначным. Над ним навис дамоклов меч, он может не только разрушить его военную карьеру, но и снести его голову. Мысль о том, что его вызывают к прокурору по приказу полковника Самойлова у офицера появилась несколько позже. Появилась и тотчас же отошла на задний план. Какой-либо связи между визитом в кабинет своего шефа и армейским правонарушением он не видел…
С этими вполне благими мыслями Рокотов постучал в дверь кабинета военного прокурора. Едва он вошел в помещение, как ему навстречу поспешил худощавый мужчина с майорскими звездами на погонах и с непонятными знаками на петлицах. Карпов, так представился офицер, тепло поздоровался с вошедшим и пригласил его присесть. Капитан, сделав несколько недоуменное выражение лица, опустился на стул и внимательно посмотрел на того, кто сидел за большим столом, покрытым драпом зеленого цвета. На очень короткое время глаза офицеров остановились друг против друга, замерли и тут же разминулись. Первым начал разговор хозяин кабинета. Он, как показалось Рокотову, первым отвел взгляд в сторону, что вызвало у него определеное подозрение. Заметил он и волнение юриста. Карпов нервно барабанил по столу своими очень тонкими пальцами или слегка крутил своей головой по сторонам. Словно кого-то боялся. Андрей, наблюдая за офицером, все больше и больше приходил к единому умозаключению. Пригласили его сюда неспроста. В этом он убедился сразу же, как только мужчина с редкими седыми волосами на голове, с некоторым придыханием произнес:
─ Андрей Петрович, мне только что позвонили и настоятельно попросили с Вами побеседовать.
Затем, словно оправдываясь, он добавил:
─ Мне по долгу службы не приходилось раньше с Вами общаться…
Рокотов утвердительно кивнул головой. Теперь ему все стало ясно. Самойлов решил себя не утруждать партийными разборками и отдал его, как строптивого офицера на растерзание органов прокуратуры, осуществлявшей высший надзор за соблюдением законов и законности и привлекающей к ответственности за совершение преступлений. Остаточные знания из советского военного законодательства, которое он изучал в училище, да и опыт повседневной жизни все-таки не приводили его к однозначному выводу. Он все еще не понимал, почему он оказался именно в этом кабинете. Он не делал каких-либо противоправных действий: ни против своих подчиненных, ни против устоев власти, которая называлась Советской. Он криво усмехнулся и с некоторым презрением посмотрел на мужчину с несколько приплюснутым носом, который, без всякого зазрения совести, намеревался его покарать.
