Владимир Великий
Человек без маски
После приема пищи он вновь оказался в постели. Не спал, лежал с открытыми глазами. И почти все это время смотрел на потолок. От внешнего мира он был отрешен. Лишь иногда из его глаз выбегали небольшие струйки прозрачной жидкости. Через некоторое время они исчезали в его черной бороде, в которой кое-где выглядывали седые волосы…
Только к вечеру Рокотов развеялся. Произошло это, благодаря его коллегам, офицерам. Туликов и Мороков пригласили его поиграть в карты. Он охотно согласился. Играли в столовой, за закрытыми дверями. Азартные игры для обитателей психушки запрещались. За игрой мужчины рассказывали друг другу анекдоты или веселые эпизоды из армейской жизни, делились впечатлениями о текущей жизни страны. Мороков, к удивлению Рокотова, оказался не только заядлым картежником, но и настоящим фанатиком спорта. Он то и дело тараторил о предстоявших Олимпийских играх в Москве, что его часто приводило к поражениям в карточной игре. Очередной «дурак» старшего лейтенанта не обескураживал. Он улыбался, брал колоду в руки и тут же их раздавал. После игры Рокотов присел к газетному столику…
1979 год. 23 марта. Пятница. Очередной день для Андрея Рокотова начался с неожиданностей. Сразу же после завтрака его пригласил Колесников. Он был очень строгий к своему пациенту, как никогда раньше. Во время осмотра он называл его только по фамилии или званию. Несколько напыщенная субординация майора не прибавила оптимизма психу. Иногда ему казалось, что вот-вот его посадят в самолет и отвезут в Москву, в военный госпиталь имени Бурденко и там основательно обследуют. В том, что столица его отпустит и даст возможность ему учиться дальше, он не сомневался. Здесь же, в 13 отделении его просто-напросто доканали. Страшила его не столько медицина, а сколько одиночество. Он все ее сторонился собратьев по психушке, за исключением двоих ─ Туликова и Морокова.
На этот раз обследование затянулось, затянулось основательно. Колесников повторил практически все то, что он делал с пациентом за все время его пребывания в психушке. Появилось и новое. Уже перед самым уходом больного, он попросил его принести в лабораторию мочу и кал. Рокотова удивился и съязвил:
─ Товарищ майор… Я не Василий Иванович Чапаев, в академию поступать не собираюсь…
Колесников на реплику не ответил. Он криво усмехнулся и тут же уткнулся в свой талмуд. Он был явно не в духе. Вчера он получил настоящую взбучку от своего шефа. И все началось с Дон Кихота, капитана Рокотова. Алексей Михайлович давненько так упорно не работал, как прошлую ночь. Он проверил не только все истории болезней своих подопечных, но и полностью обновил журнал политических занятий. Подполковник Крышкин слыл по госпиталю настоящим удавом, мог проглотить любого. Майор слегка заскрежетал зубами. Умный псих из Вале требовал не только особого внимания, но и правильной медицинской терминологии…
После обеда Рокотов вновь оказался на приеме у врача, на этот раз у начальника отделения. В отличие от невропатолога, психиатр устроил ему настоящий допрос. Дрогов, слегка насупившись, спросил его:
─ Товарищ капитан, как Вы реагируете на критические замечания своих начальников?
Вопрос не застал пациента врасплох. Проверку на лояльность к старшим по званию и должности он уже проходил, проходил неоднократно. Он широко улыбнулся и ответил:
─ Любой начальник для меня это есть созвездие ума и таланта, принципиальности и порядочности… И…
Его философствование офицер прервал мгновенно. Он скривил физиономию, и сделав карандашом пометку на стандартном листе бумаги, тут же задал очередной вопрос:
─ Товарищ Рокотов, имели ли Вы за время службы взыскания или поощрения? За что они получены?
Мужчина с бородкой тяжело вздохнул. Взысканий у него не было, благодарностей же уже было около дюжины… Он слегка стиснул зубы. Он до сих пор не понимал, ради чего велся такой массированный обстрел его личности. Он решил свой ответ несколько видоизменить. Сделав саркастическую улыбку, он посмотрел на подполковника и тут же в его голову пришла мысль, от которой ему стало даже легче дышать. За что мог получать взыскания или благодарности Дрогов? За досрочно списанных на гражданку преступников и алкоголиков?
Размышлять дальше у Рокотова не было времени. Он сделал серьезное выражение лица и промолвил:
─ Мои благодарности, товарищ подполковник, не падали с неба. Они пропитаны моим умом и потом…
Затем, не скрывая презрения к персоне с большими звездами на погонах, которая что-то помечала карандашом, он продолжил:
─ Взысканий у меня нет… Ни партийных, ни дисциплинарных…
На этом допрос закончился. Дрогов слегка взмахнул рукой в сторону психа и тут же принялся что-то писать…
1979 год. 24 марта. Суббота. После завтрака в психушке начался парко-хозяйственный день. «Синие» убирали комнаты общественного пользования, «коричневые», те, кто носил одноцветную робу, приводили в порядок свои тумбочки и кровати. Рокотов принял самое активное участие в коммунистическом субботнике. Мало того. По его инициативе был ликвидирован спертый воздух, который день и ночь буйствовал в помещении. Он лично сам открыл все окна и фрамуги. Воздух был не только свежим, но и теплым. Чувствовалось приближение весны. Свет, тепло, излучаемые центральным телом Солнечной системы, радовали тех, кто находился за решетками.
После окончания уборки Андрей упросил дежурного, чтобы обитатели психушки вышли на прогулку. Сержант Волков долго сопротивлялся, но сдался. Скорее всего, он имел разрешение от начальника отделения. Рокотова во двор опять не пустили. Он и нисколько об этом не переживал. До «дембеля» ему оставалось совсем немного. Просить разрешения о прогулке у начальника или лечащего врача, он не хотел. Как и понимал, что никому из них офицер с красивым каллиграфическим почерком уже больше не нужен. Не нужен он был и старшей медицинской сестре, которая внезапно заболела. О болезни Ольги Коркиной он узнал от Морокова. После обеда Рокотов принял горизонтальное положение. Он вскоре заснул.
1979 год. 25 марта. Воскресенье. С утра до вечера Рокотов находился в горизонтальном положении. «Не кантовать» ему было предписано негласным уставом очень давно. Во время обеда он был слегка шокирован, когда заметил, что за время его пребывания состав психов значительно обновился. Выписали из отделения и рядового Акаева, которому он давал мудрые советы. В понедельник должен покинуть психушку капитан Туликов…
Газет в этот день не было. Психу со звездочками было и не до них. Он весь день хандрил. От умопомешательства спасал только сон…
1979 год. 26 марта. Понедельник. Первый день очередной недели начался в отделении активно. После завтрака почти дюжина психов побывала на приеме у врачей. О ком или о чем они разговаривали, Рокотова абсолютно не интересовало. Не имели интереса к его персоне и офицеры в белых халатах. Они проходили мимо него несколько раз. Никто из них не ответил на его приветствие. Не заискивали перед ним и дежурные по палате. Георгадзе утром слегка кивнул ему головой и больше уже его не замечал. Умный псих на это и не обижался. Его эпопея в психушке окружного военного госпиталя № 367 подходила к концу.
Обед у Рокотова был сытным, не обошлось и без спиртного. Причиной этому ─ прощание с Туликовым. Деликатесы и водку офицеру принесла его жена. Лично сам он не пил, не хотел расстраивать супругу. Мороков и Рокотов поделили шкалик на двоих. Андрей очень быстро расправился со спиртным. Ему казалось, что он вообще никогда в жизни не пил напиток, от которого приятно першило в горле и туманило голову. Туликов простился с Мороковым в столовой, с Рокотовым ─ перед дверью, ведущей на «свободу». Он слегка полуобнял высокого мужчину и еле слышно произнес:
─ Ну, мой брат, пришла пора и прощаться…
У него тут же на глазах выступили слезы. Потом, несколько задыхаясь, не то от слез, не то от волнения, он продолжил:
─ Андрюха, я все эти дни думал о тебе… Не вру… Такие офицеры, как ты, нашей армии нужны… Без тебя ей хана…
Выступили слезы и у Рокотова. Он очень сожалел, что за время пребывания с седовласым не поговорил с ним по-дружески, по душам. Он крепко его обнял и со вздохом произнес:
─ Спасибо тебе, Василий… Большое спасибо… Желаю тебе здоровья и еще раз здоровья… ─ Он резко развернулся и вышел вон из небольшого предбанника.
После трогательного прощания Рокотов некоторое время сидел перед телевизором. Затем пошел в постель. Алкоголь давал о себе знать. И не только это. Он никогда не появлялся с запахом спиртного ни перед своими подчиненными, ни перед начальниками. Не хотел и здесь, перед психами…
Проснулся он ровно в полночь, по естественной надобности. После не удержался, вновь потянулся к знакомому источнику информации. Особое внимание в главной газете страны у него вызвала статья Вилли Штофа, члена Политбюро ЦК СЕПГ, Председателя Совета Министров ГДР «Испытанным курсом». Лидер социалистического государства на немецкой земле писал: «Трудящиеся ГДР в преддверии 30-летия образования страны успешно трудятся над выполнением директив IХ съезда СЕПГ по развитию народного хозяйства… Народ ГДР никогда не забудет, что Советский Союз с самого начала оказывал молодой республике неоценимую помощь и братскую поддержку. Решающее значение для народного хозяйства ГДР имеют советские поставки сырья и топлива. Они покрывают наш импорт природного газа на 100 процентов, нефти ─ почти на 90%, железной руды ─ на три четверти…».
1979 год. 27 марта. Вторник. Утро для Рокотова показалось особенным, не таким, каким оно было раньше все эти дни. Скорее всего, на его приподнятое настроение повлияло спиртное. Не последнюю роль в этом он отводил и вчерашнему прощанию с капитаном Туликовым. Откровенное признание офицером важности его персоны прибавило психу сил, особенно душевных. Он уже не боялся испытаний в предстоящей гражданской жизни, которые ему были определены советской системой, в первую очередь, партией.
Почти целый день Андрей находился в горизонтальном положении. Спал и думал, думал и спал. В отличие от недавних эти думы были совсем другие. Они были куда легче, чем те тяжелые, которые отбирали у него море нервов и физических сил. Псих поневоле частенько смотрелся в приплюснутое зеркало в туалетной комнате и тяжело вздыхал. Заточение не прошло даром. Большой клок седых волос, хоть и красил его шевелюру, но и одновременно свидетельствовал о совсем другом. Посеребрила седина и его бороду. Рокотов последние две недели не брился. Делал это специально, хотел походить на Эрнесто Че Гевара, своего духовного отца. На кубинского революционера хотели походить и его сокурсники по военному училищу…
1979 год. 28 марта. Среда. После завтрака Рокотова в срочном порядке вызвали в кабинет лечащего врача. К его удивлению, майора Колесникова в нем не оказалось. Вместо него в кресле сидел Волков. Увидев недоуменное лицо вошедшего, он быстро вышел из-за стола, и протянув офицеру медицинскую книжку, еле слышно произнес:
─ Товарищ капитан… Это Вам… С этого дня Вы уже не находитесь на пайковом обеспечении нашего госпиталя…
Рокотов все еще не понимал, почему не сам лично лечащий врач вручил ему этот документ. Он несколько дрожавшими руками взял книжку и уставился на нового «шефа». Сержант вел себя совершенно спокойно. Он вновь сел в кресло, и с явным равнодушием к стоявшему, сказал:
─ Все офицеры ушли на совещание… Они к Вам, товарищ капитан, вопросов не имели…
Рокотов слегка кивнул головой и в сей миг покинул кабинет. Затем ускоренным шагом направился в столовую, присел за стол. Раскрыл медицинскую книжку, стал ее листать. На одной из страниц была свежая запись: «13 отделение ОВГ 367. Капитан Рокотов А. П. находился на стационарном лечении и обследовании с 19 февраля по 28 марта 1979 года. Диагноз: освидетельствован ГВВК по ст. 8-б- гр. III пр. МО СССР № 185-73. Объектные данные, лечение и результаты обследования: признан негодным к военной службе в мирное время, ограниченно годен II степени в военное время. Свидетельство о болезни выдано в часть. Целесообразно: 1) отстранить от боевых дежурств на период, связанный с увольнением; 2) предоставить очередной отпуск за 1979 год. Начальник отделения п/п-к медицинской службы Дрогов».
Рокотов тяжело вздохнул и неспеша закрыл свой основной медицинский документ. Некоторое время сидел без движений. Сейчас у него иссякли не только физические силы, но и отключился мозг. Он все еще не верил, что он уже больше не будет все дни и ночи напролет думать о своей неудавшейся карьере или о том, кто в этом виноват. Лично он сам, как мужчина или та система, та партия, членом которой он был? Он еще до сих пор не понимал, за что его насильно посадили и кем он был в психушке. Офицер или политзаключенный, диссидент или русский Че Гевара? И почему судьба распорядилась именно так, а не так, как он мечтал все эти годы. Ради счастья, главного блага на земле, он делал самое малое ─ служил своей Родине, народу честно и добросовестно, был человеком без маски.
Сборы у бывшего психа были недолгими. Мужчина, неспеша идущий в сторону автобусной остановки, особой радости не испытывал. Он все еще находился в шоке. Его душу разрезали по частям, разрезали по-живому. Неожиданно перед ним появился мальчишка с копной черных волос, который плаксивым голосом проклянчил:
─ Дяденька, дайте мне, пожалуйста, звездочку… Я Вас очень прошу, дяденька…
Рокотов остановился и свысока посмотрел на того, кто так жалобно просил. Затем он улыбнулся, быстро снял с себя полупальто и накинул его на хрупкую фигуру малыша. Несколько присел на землю и тихо произнес:
─ Малыш, бери мой подарок… Подарок от настоящего офицера. Я дарю его тебе от всего сердца…
Слегка стиснув зубы, он добавил:
─ Прощай, будущий воин…
Мальчишка-грузин некоторое время внимательно смотрел на высокого дядю и что-то пробурчал себе под нос. Он не понимал, почему так быстро он получил такой большой подарок и почему офицер плакал.
Рокотов приближался к автобусной остановке. Чем быстрее сокращалось расстояние, тем радостнее билось его сердце. Он не верил своим глазам. На специальном площадке стояла Коркина. Она улыбалась и махала ему рукой.
Глава третья.
В преддверии гражданской жизни
Мужчина и женщина рванулись навстречу друг другу и через несколько мгновений оказались в объятиях. Поцеловались. Затем разомкнулись, вновь сомкнулись. Одиночество давало о себе знать. Каждый из них жаждал ласки, поэтому их поцелуи были страстными, даже архижадными. Первым пришел в себя Рокотов. Он слегка отпрянул от симпатичной блондики и с улыбкой произнес:
─ Ольга Ивановна, Оленька, как видишь я на свободе… Могу свободно дышать и думать. И это очень важно в моей жизни…
Коркина, увидев слезы на глазах бородача, слегка вздохнула и также сквозь слезы прошептала:
─ Андрюшка, не переживай… У нас с тобою будет все хорошо… В этом я нисколько не сомневаюсь…
Поцеловав мужчину в губы, она продолжила:
─ Самое главное, мы сейчас единое целое…
Единственная ночь, которую провели вместе старшая медсестра и бывший пациент психиатрического отделения военного госпиталя, была своеобразной отдушиной для каждого. Разговор получился, к удивлению обеих, очень откровенным. Ольга первой призналась в любви к мужчине. Запала в душу Рокотова и та, которая протянула ему руку помощи в трудный момент его жизни. Несколько спонтанное предложение блондинки стать женой, офицер, недолго думая, отверг. Не скрывал, в его душе появилась очередная надежда на совместную жизнь с Аллой, женой, которая по непонятным причинам куда-то исчезла. Именно с ней и ни с кем другим он намеревался строить гражданскую жизнь. Лишь после того, как он сел в междугородный автобус и вскрыл конверт, ему его перед посадкой отдала Коркина, он понял, что единой семьи у него не было и никогда не будет. На небрежно вырванном листе ученической тетради Андрей прочитал: «С психом, которого я никогда не любила, жить больше не буду. Не звони и не приезжай. У меня есть любимый друг». Внизу страшно корявым почерком было дописано: «Бывшая твоя жена ─ Алла». Даты не было.
Ужасная новость в прямом смысле офицера пригвоздила. У него перехватило дыхание. Руки и ноги одеревенели, словно в них не было мышц или сосудов, по которым только что пульсировала кровь. Мужчина в военной форме очень медленно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. К удивлению, и его мозг каких-либо мыслей не производил. Во всем теле и в голове были одни только боли, очень страшные боли. Вскоре он почувствовал на своих губах несколько соленую жидкость, она небольшими ручейками исходила из его глаз…
Через некоторое время Рокотов пришел в себя. Он привстал и посмотрел в окно. Автобус все еще кружил по улицам Тбилиси. Он ринулся к входной двери и стал отчаянно стучать по ней кулаками. Кто-то из пассажиров подошел к водителю и попросил его остановиться. Офицер, который до этого ни на кого и ни на что не реагировал, слегка улыбнулся, когда перед собою увидел проем. Он неспеша вышел, затем внимательно посмотрел напротив, на небольшое двухэтажное здание. Оно чем-то напоминало дом, в котором снимала небольшую комнату Ольга Коркина.
Мысль о красивой женщине придала ему силы. Он сделал несколько шагов в направлении пешеходной дорожки, повернул голову в сторону и от неожиданности замер. Позади автобуса стояла большая вереница машин, то и дело раздавался сильный звук клаксонов. Водители, едва притормозив, и не понимая причину неожиданной пробки, давили на сигнал. Те же, кто находился рядом с автобусом, с большим вниманием наблюдали за высоким офицером, который вел себя очень странно. Сначала он, слегка качаясь из стороны в сторону, стоял и что-то бубнил себе под нос. Затем рассматривал дом напротив, потом перевел взгляд на «Жигули» синего цвета…
Рокотов все еще не понимал, что он делал и что с ним вообще происходило. Он посмотрел на автобус, из его окон выглядывали пассажиры. Их лица почему-то были в недоумении…Неожиданно на своем плече он почувствовал чью-то руку. Он обернулся и увидел перед собою молодую женщину, одетую в черные брюки и в свитер белого цвета. Она чем-то напоминала его любимую жену. Он со страшной силой прижал к своей груди хрупкое тело женщины и очень тихо прошептал:
─ Алла, моя любимая… Слава Богу, ты пришла ко мне… Я так тебя ждал… Я очень тебя ждал…
Поведение незнакомого мужчины, глаза которого были полные слез, пассажирку несколько обескуражило. Она слегка улыбнулась, и увернувшись от его очередных объятий, прошептала:
─ Товарищ капитан, я не Алла… Вам очень плохо… Вам надо отдохнуть… Я помогу Вам…
После этих слов она взяла офицера под руку и вместе с ним двинулась к автобусу. Рокотов все еще продолжал находиться в мире иллюзорных ощущений. Он резко остановился, и взяв женщину за обе руки, улыбнулся и опять прошептал:
─ Алла, ты что меня не узнаешь? Это ведь я, Андрей, твой муж, моя Оленька… – Через несколько мгновений человеческие силы его покинули…
Проснулся Рокотов в Ахалцихе. Напротив него сидела незнакомая блондинка в белом свитере и в черных брюках. Рядом с ней стоял молодой грузин с термосом в руке. Увидев открытые глаза бледного мужчины, он с большим акцентом произнес:
─ Товарищ капитан… Хорошо, что ты проснулся… Я думал, что мне придется тебя в военный госпиталь везти…
Напоминание о госпитале офицера неожиданно рассмешило. Он слегка приосанился, и покачав головой, сквозь зубы процедил:
─ Я уже в нем был… И никому не советую там быть…
Водитель автобуса принял слова пассажира за шутку. Он хлопнул его по плечу и с улыбкой добавил:
─ Товарищ капитан, поймите меня правильно… Я три года назад в родном городе служил… Сейчас работаю…
Что-либо еще сказать больному, ему не удалось. Женщина поднесла к своим губам палец и с укором посмотрела на парня. Он намек ее понял и тут же взял пассажира под руку. Рокотов приподнялся и с облегчением вздохнул. В его ослабшем организме силы еще были. Он сделал несколько шагов по салону автобуса и решительно отвел руками тех, кто старательно ему помогал.
Минут через десять Андрей и Татьяна, так представилась Рокотову незнакомка, сидели в небольшом ресторане. Мужчина страшно был голоден, проголодалась и его помощница. Они очень быстро расправились с парой люликибаб на каждого и опустошили по бутылке «Боржоми». Питание благотворно подействовало на офицера. Он посвежел, в его глазах засветились радостные огоньки. Разговора между знакомыми не получилось. Для этого не было возможности. По бокам от них за столами сидело несколько прапорщиков, которые то кричали во все горло, обсуждая свои наболевшие проблемы, то устремляли свои взоры на капитана и блондинку. За столиком напротив также сидели подозрительные типы. Двое пожилых грузин активно жестикулировали своими руками друг перед другом, что Рокотову казалось, еще один миг и они сцепятся в смертельной схватке.
Офицер и блондинка через некоторое время вышли из ресторана и неспеша поднялись по лестнице, она вела в сторону привокзального перрона. К радости обеих, здесь никого не оказалось. И на этом безлюдном клочке земли у высокого мужчины и у женщины, которая была чуть-чуть ниже его ростом, откровенного разговора не получилось. Рокотов внимательно вглядывался в голубые глаза Татьяны и не мог понять причину ее внезапного молчания. Совсем недавно она сидела с ним за одним столиком и часто бросала в его сторону очень таинственный, но и одновременно веселый взгляд. Сейчас же, ее словно подменили. Попытка офицера рассмешить женщину провалилась. Его козырной анекдот о помощи тимуровцев престарелой бабке особого интереса у Татьяны не вызвал. Мало того. Ее лицо стало необычайно строгим, даже отрешенным, когда Рокотов вплотную подошел к блондинке, и слегка прижав ее к себе, тихо прошептал:
─ Таня, я чем-то тебя обидел? Или какие-то проблемы в твоей семье? Или ты устала от меня и от этой поездки?
Женщина слегка покачала головой и с явным нежеланием выдавила из себя:
─ Нет, Андрей, еще раз нет… Ничего меня не беспокоит…
Затем, как бы невзначай, положила свои руки на плечи офицера и с нескрываемой грустью в голосе продолжила:
─ Мой Андрей уже два месяца в длительной командировке…
Рокотов слегка отпрянул и моментально произнес:
─ Там, где стреляют… Или скоро будут стрелять…
Блондинка тяжело вздохнула и с некоторым раздражением прошептала:
─ Андрюха мой, перед отъездом сильно хорохорился… Все говорил, что он едет для поднятия интернационального духа и налаживания гражданской жизни…
Внезапно голос женщины прервался. Рокотов внимательно посмотрел в ее глаза. Даже очень тусклое освещение, которое исходило из небольшой лампочки с металлическим абажуром, висевшей на столбе, выдавало ее волнение. Он не сомневался, что вот-вот и Татьяна разрыдается. Он слегка отвел ее руки, которые все еще лежали на его плечах, и очень сильно прижал блондинку к себе. Прижал и тут же впился в ее губы. Скорее всего, она мужской страсти, хоть небольшой кусочек ласки от случайного попутчика ждала. Ее поцелуй был жадным и очень теплым. Они не заметили, как мимо них прошмыгнула ватага ребят. Лишь после того, как внизу у лестницы раздался свист, губы мужчины и женщины разомкнулись.
Первой пришла в себя женщина. Она слегка дрожавшими руками поправила на голове прическу и еле слышно проговорила:
─ Андрей, извините меня за детскую наивность… Я, конечно, не хотела этого… Прости меня, Андрюша…
Извинение красивой женщины, которое чем-то напоминало мольбу, у офицера вызвало смех. Он широко улыбнулся и спокойно произнес:
─ Таня, Танюшка… В этом мы с тобой нисколько не виноваты… Это наши сердца говорят…
Чмокнув блондинку в щечку, он в том же тоне продолжил:
─ Не только наши сердца, но и наши души…
Несколько не то духовное, не то земное объяснение военным произошедшего, который был симпатичен Татьяне Козловой, вызвало у нее радость. Она всплеснула руками, словно от чего-то очистилась, и опять стала поправлять прическу. Рокотов стоял напротив женщины и очень пристально ее рассматривал. Его сердце и душа ликовали. Он нисколько не сожалел, что хоть какие-то мгновения он был в объятиях стройной и одновременно очень нежной женщины. Он также не сомневался, что она являлась женой офицера. Ахалцихе, как и Вале, были закрытыми районами. Въезд только по специальным пропускам. Русские женщины в основе своей были женами военнослужащих.
Андрей взял Татьяну за руку и провел ее через вокзальный домик. Они вышли на центральную улицу. Вскоре оказались у Дома офицеров. Рокотову это место до боли в сердце было знакомым. Отсюда сорок дней назад началась его эпопея в психушку. Сейчас ему было не до тягостных воспоминаний. Он переживал за спутницу, которая за время мимолетного знакомства очень многое для него сделала. Стало холодать. Офицер снял с себя китель и накинул его на плечи женщины. Она не противилась этому. Затем он осторожно взял ее за талию и прошептал ей на ухо:
─ Танечка, я вижу тебе сейчас очень трудно… Однако надо держаться, такова жизнь у наших боевых подруг…
Сначала блондинка прореагировала на это с пониманием. Она утвердительно кивнула головой, затем неожиданно рванулась вперед. Пролетела, словно лань, несколько метров, остановилась. Развернулась, и увидев перед собою несколько оторопевшего мужчину, с иронией в голосе произнесла:
─ Ну, а что же нам, боевым подругам, остается делать? Только ждать… Ждала четыре года, когда окончил училище… Сейчас жду опять…
Сказать что-либо еще она была уже не в силах. Слезы все больше и больше ее душили. Рокотов обнял за плечи плачущую женщину и стал осыпать поцелуями ее лицо. Через некоторое время она успокоилась. Они вновь взялись за руки и направились к пятиэтажному дому, где жили офицерские семьи. Неподалеку от дома Козлова остановилась и очень решительно сказала:
─ Андрей, дальше меня не провожай… Не хочу, чтобы обо мне распускали языки… Да и Андрюху моего позорить не хочу…
Она слегка провела рукой по щеке бородача и еле слышно прошептала:
─ Ты и мой Андрей, чем-то друг на друга похожи, даже во многом…
Потом засмеялась, и состроив невинную рожицу, с гордостью в голосе произнесла:
─ Андрей, ты даже и не знаешь, что будет, когда мой суженый вернется из командировки… Не знаешь, я уверена на все сто процентов…
Рокотов улыбнулся и развел руками. Его недоуменное лицо только прибавило озорства блондинке. Она вплотную подошла к офицеру и резко выбросила вперед правую руку. Затем почти на полном серьезе его спросила:
─ Товарищ гвардии капитан, почему на моей руке нет обручального кольца?
Рокотов некоторое время находился в растерянности, словно мальчишка. Козлова широко улыбнулась, оскалив при этом белые зубы, и еле слышно провоковала:
─ Приказываю Вам, товарищ гвардии капитан, отвечать…
Бородатый мужчина не столько от нежного голоса женщины, а сколько от внезапно появившегося интереса, также шепотом ответил:
─ Товарищ майор, мне не велено это знать…
Татьяна весело прыскнула себе в кулак и почти по-детски произнесла:
─ Мой Андрейка сказал, что после его возвращения мы вновь поженимся, закатим пир на весь мир… Наши обручальные кольца лежат в серванте…
Прощание почти незнакомых людей было очень теплым. Они вновь обнялись и расцеловались. Офицер перед тем, как женщина скрылась из виду, очень громко прокричал:
─ Танюшка, держись… Веселой тебе и твоему мужу свадьбы… Будьте счастливы…
В его глазах были слезы. Он лично сам не поймал свою птицу-счастье. Он искренне желал удачи тем, кто намеревался поймать эту птицу в очередной раз…
Свой первый «цивильный» день Рокотов провел дома, в квартире. Провел по-особенному. До обеда спал. Затем в прямом смысле опустошил свой холодильник и бутылку водки. Два кренделька копченой колбасы и несколько пачек галет показались одиночке неземной пищей, не говоря уже о спиртном. В части он появился через два дня. Необходимо было подготовить некоторые бумаги для увольнения. Однополчан он, как и раньше, приветствовал, кое-кому жал руку. Пукаса и Моисеева он не заметил, словно их и не было. Внес он изменения и в свой распорядок жизни. Основное время сидел в своем кабинете, читал книги или бродил по городу. Из начальников, как больших и малых, никто ему замечаний не делал. Обитатели военного городка уже знали, что умница полка подчистую списан на гражданку. Дело оставалось за Московй. Когда придет приказ Министра обороны СССР об увольнении психа никто в дивизии не знал, не знал этого и сам Рокотов. Через неделю он в часть вообще дорогу забыл. Приходил один раз в месяц ─ получал денежное довольствие. Свое обмундирование, включая шинели, он подарил однополчанам или местным ребятишкам.
Ничегонеделание офицер, ведущий полугражданский образ жизни, нередко заполнял культпоходами. Во время одного из них он встретил Кристину, очаровательную женщину. С ней он познакомился в Доме офицеров, где демонстрировался цветной художественный фильм «Клеопатра». В зале, как ему казалось, собрались все офицерские семьи дивизии. Свободных мест не было. Посмотреть американский фильм о последней царице Египта, Рокотов мечтал давно. Кое-что из истории ему уже было известно. Умная и образованная Клеопатра была любовницей Юлия Цезаря, затем Марка Антония. Несколько позже стала его женой. После поражения в войне с Римом и вступления в Египет римской армии, она покончила жизнь самоубийством…
Симпатичный мужчина в костюме темно-корчневого цвета сидел в третьем ряду зрительного зала, возле прохода. Он не заметил, как возле него появилась молодая особа с короткой стрижкой. Она стояла возле стены и слегка переминалась с ноги на ногу. Появились первые титры фильма. Рокотов откинулся на спинку кресла и стал с наслаждением наблюдать за событиями, происходившими до нашей эры. Неожиданно что-то засвистело или затрещало. В зале вспыхнул свет. На сцену выбежал майор, начальник Дома офицеров. Он поднял обе руки кверху и стал извиняться за неожиданный порыв кинопленки. Часть зрителей встретила техническое происшествие жидкими аплодисментами, другие недовольно зашушукались. Рокотов невольно повернул голову в сторону и опешил. Его соседка все еще стояла, и неизвестно почему, тихо всхлипывала. Необычное поведение девушки обеспокоило гражданского. Он привстал, и показав рукой на свое кресло, очень тихо прошептал:
─ Извините, садитесь на мое место, пожалуйста…
Незнакомка неестественно улыбнулась, слегка покраснела и с волнением в голосе произнесла:
─ Нет, нет, я постою…
Сделав шаг назад, словно боялась незнакомого мужчину, тут же добавила:
─ Мне ничего не надо… Я постою, мне даже так лучше…
Рокотов решительно покинул кресло и так же решительно подошел к девушке. Затем осторожно взял ее под руку и усадил на свое место. Молодая особа в знак благодарности слегка помахала ему рукой. В этот же миг в зале погас свет. Найти свободное место бывшему психу удалось только через полчаса. Жена одного из офицеров, ссылаясь на недомогание, покинула зал.
