Владимир Великий
Человек без маски
Смахнув с глаз внезапно появившиеся слезы, он вновь прошептал:
─ Я, товарищ капитан, никогда, никогда не был подонком… Ты слышись меня, Андрюха…
Через несколько мгновений офицеры обнялись и неспеша двинулись по улице, которая примыкала к окружному госпиталю. Увидев скамеечку, они присели. Долгое время молчали. Каждый думал о своем. Михайлов первым нарушил молчание. Он неспеша открыл свой саквояж и вынул из него небольшую папку синего цвета. Затем промолвил:
─ Эти бумаги мне командир части приказал лично передать начальнику отделения. Тебе показывать их запрещено, причем очень строго…
Тяжело вздохнув, он с уверенностью в голосе продолжил:
─ Я, Андрюха, точно знаю, что ты настоящий мужик и настоящий офицер, на которых вся наша армия и все наши победы держались и будут держаться. Только поэтому я тебе даю прочитать эти документы.
Привстав со скамеечки, он добавил:
─ Я пойду, немного погуляю и успокоюсь, а ты, Андрюха, прочитай все то, что здесь написано… Прочитай внимательно и подумай очень хорошо…
Рокотов с благодарностью посмотрел на медика и несколько дрожавшими руками схватил папку. Стал смотреть ее содержимое. Медицинская инструкция по перевозке и сопровождению больных его мало интересовала. Его сейчас интересовало то, что было написано на стандартных листах бумаги. Он очень осторожно взял первый лист.
Едва посмотрел и тут же его руки обмякли. Он еле слышно прошевелил пересохшими губами: «Учитывая представленные характеристики, жалобы и психическое состояние больного, капитан Рокотов А. П. направляется на консультацию в гарнизонную поликлинику г. Тбилиси, к психиатру и нервопатологу. Диагноз: Астенический синдром в выраженной форме с явлениями депрессии». Внизу стояла дата и подпись начальника медицинской службы полка. Второй лист особой радости офицеру также не принес. В служебной характеристике на капитана Рокотова, подписанной командиром части, преобладали негативы: боевую технику в полном объеме не освоил, из стрелкового оружия стрелял неуверенно, к исполнению служебных обязанностей не всегда относился добросовестно.
Над содержанием «документов» Рокотов не стал размышлять. Сомнений уже никаких не было. На него в прямом смысле состряпали компромат, притом под оком главного политработника дивизии полковника Самойлова. Он вновь перевернул страницу и уже со спокойной душой прочел, что командир части направлял его на главную военно-врачебную комиссию для определения годности к дальнейшей службы в СА.
Молодой мужчина тяжело вздохнул и неспеша закрыл папку. На его душе внезапно стало легко, даже несколько радостно. Он повернулся в сторону офицера, который все еще неспеша прохаживался неподалеку, и зычным командирским голосом прокричал:
─ Старший лейтенант Михайлов, приказываю Вам в срочном порядке прибыть в мое распоряжение…
Михайлов, увидев просветленный взгляд «больного», сделал улыбку до самых ушей и почти строевым шагом подошел к маленькой беседке, на которой сидел его однополчанин. Докладывать о своем прибытии он не стал, зная о том, что не от хорошего настроения Рокотов преобразился в командиры. Присев на скамеечку, он полуобнял своего кореша и произнес:
─ Андрей, ты все теперь знаешь… Я тоже о тебе думал… ─ Внимательно посмотрев в глаза офицера, он очень серьезно продолжил. ─ Мой тебе совет… Тебе не надо отступать, иначе ты попадешь в стан бесперспективных офицеров, в стан пьяниц и никчемных… ─ Слегка усмехнувшись, он с большим трудом из себя выдавил. ─ Я уже одной ногой в этом стане… Буду ждать пенсии, а потом куда жизнь выведет…
Откровенность Михайлова в некоторой степени подкупила Рокотова. Он некоторое время молчал. Размышлял над довольно трезвыми мыслями «медицинского спиртовоза», так кое-кто в полку называл начальника медицинской службы. За семь лет службы Андрей успел кое-что поведать из подноготной родной армии. За его бытность один офицер покончил с собою, другой оказался в тюрьме.
Откровения вновь вылились из уст Михайлова:
─ Андрей, я написал направление по приказу командира части… Ты, ведь сам знаешь, что он с самого начала на тебя зуб точил… И ты также прекрасно понимаешь, почему…
Неожиданно он замолк, выискивал в своей голове наиболее разумные мысли, которые бы хоть чем-то могли облегчить участь его кореша. Сделав серьезное выражение лица, он продолжил:
─ Одно, мой Андрюха, скажу… Если взялся за гуж, то не выпускай его из рук… В противном случае, наша любимая армия тебе такую службу сделает, что и жить не захочешь…
Рокотов на реплику товарища не среагировал. Он посмотрел на часы, вспохватился. Было уже половина шестого вечера. Стемнело почти незаметно. Он пожал руку офицеру, и приложив руку к козырьку, очень четко произнес:
─ Да, Женя, я готов нести свою ношу, свою судьбу до конца… Я не сомневаюсь, что я это испытание выдержу…
Вскоре офицеры вновь оказались перед воротами КПП. Их попытка попасть в продолговатое серое здание, где находилось психиатрическое отделение, с треском провалилась. Михайлов почти со всей силой стучал кулаком в большую металлическую дверь с небольшим окошечком. Все было бесполезно, никто не откликался. Не помогали ему и офицерские ботинки, каблуками которых он нередко барабанил по двери. Шло время, изнутри никто не отвечал и никто не появлялся. Словно, все вымерли. Рокотов в дверь не стучал. Он стоял молча, засунув руки в карманы офицерского полупальто и лишь изредка качал головой. Иногда улыбался. Несколько таинственное «заведение» не горело желанием взять его в свои объятия. Однако мысль о возврате домой, в войсковую часть он напрочь отбрасывал. Он однозначно решил, служить в рядах доблестной армии он никогда не будет, ни при каких условиях.
Через некоторое время из небольшого стеклянного окошечка показалась чья-то голова и тут же раздался несколько приглушенный голос:
─ Товарищ старший лейтенант… Наш начальник приказал никого в отделение не пускать… Время уже очень позднее…
Длительное пребывание возле двери и русская речь с большим кавказским акцентом Михайлова страшно разозлили. Он со злостью ударил ногой в дверь и во все горло прокричал:
─ Ты, земеля, открывай свои хоромы, а то я всю эту конуру расшибу, одни только перья полетят…
После этих слов окошечко мигом закрылось. Вновь наступила тишина. Никто из офицеров на этот раз в дверь не стучал. Ждали ответной реакции. Вскоре раздался громкий скрежет, затем открылась входная дверь. На пороге появился подполковник медицинской службы. Это был небольшого роста мужчина, с большими залысинами на голове. В одной руке он держал портфель черного цвета, в другой ─ фуражку. Михайлов, увидев старшего офицера, лихо приложил руку к козырьку и очень четко отрапортовал:
─ Товарищ подполковник. Мною доставлен в окружной военный госпиталь гвардии капитан Рокотов… ─ После некоторой заминки продолжил. ─ Для медицинского освидетельствования…
Подполковник с явно недовольным выражением лица пробурчал себе под нос:
─ Я, товарищи офицеры, строго-настрого дежурным приказал: никого и ничего не запускать и не выпускать после семнадцати часов…
Слегка, хмыкнув себе в кулак, он несколько заискивающе продолжил:
─ Наше заведение ─ особое заведение… Таких в армии ─ раз-два и обчелся…
Бурчанье начальника Михайлова не испугало. Он улыбнулся, и козырнув рукой, еле слышно прошептал:
─ Товарищ подполковник… Сделайте нам исключение.... Мы ведь из-под самой турецкой границы приехали. Пожалуйста, товарищ подполковник…
Затем он протянул офицеру тонкую папочку. Подполковник, взяв ее в руки, задом попятился в помещение и закрыл за собою дверь. Появился он не скоро, минут через двадцать. Открыв дверь, он рукой поманил к себе офицеров, прогуливающихся неподалеку. Потом поднял указательный палец в сторону Рокотова и четко произнес:
─ Так и быть, капитан, для тебя сделаю исключение… ─ Слегка скривив свои тонкие губы, он нараспев добавил. ─ Больным офицерам нашей армии не по-ло-же-но-о-о бродить по ночным улицам…
Прощание однополчан было скоротечным. Михайлов слегка шлепнул своего «больного» по плечу, и пожав ему руку, резко развернулся и ускоренным шагом направился к КПП. Рокотов тяжело вздохнул и посмотрел вслед уходящему офицеру. Затем он уверенно шагнул через проем и тут же закрыл за собою дверь. На несколько мгновений замер. Его лицо было страшно бледным, словно полотно. Он машинально посмотрел на свои часы. Они показывали восемнадцать часов десять минут.
Глава вторая.
Психушка и ее обитатели
1979 год. 19 февраля. Понедельник. Вечер. Дрогов, так представился начальник отделения, опять что-то бурча себе под нос, ринулся к себе в кабинет. Рокотов едва успевал за ним. Открыв дверь, медик присел за письменный стол, включил настольную лампу и стал поочередно подносить к своим глазам бумаги, находившиеся в папке синего цвета. Служебную характеристику на только что поступившего в отделение, он читать не стал. Отложил ее в сторону. Отложил в сторону и направление командира части. Заключение полкового врача он прочитал очень внимательно и несколько задумался. Затем громко хмыкнул, и посмотрев на больного, лицо которого было неподвижным, словно изваяние, с явным недоверием в голосе произнес:
─ Ну, молодой капитан, придется тебя лечить, притом довольно долго… Сейчас я тебя разглядывать не буду… Поверю этим бумажкам…
Взяв в руку папочку, и прижав ее к груди, Дрогов с вздохом произнес:
─ Бумажки начальников, в первую очередь, больших, ох как много значат… Ох, как много значат в нашей жизни…
Слегка покачав головой, он протянул руку к небольшому деревянному шкафу. Вытащил из него отпечатанный бланк, положил его на стол и корявым почерком стал его заполнять. Вскоре отложил бумагу в сторону и стал накручивать телефон. Рокотов, он все это время стоял и молчал, несколько подался вперед к столу и тут же прочитал: «19. 02. 1979 г. Осмотр психиатра. Диагноз: Невротические реакции? Госпитализировать в 13 отделение. Подполковник Дрогов». Затем следовала размашистая подпись начальника.
Свою первую ночь новенький пациент 13 отделения окружного военного госпиталя № 367 почти не сомкнул глаз. Ему было не до сна. Его тревожила не столько необычная обстановка в большом спальном помещении, а сколько прожитые им годы, в первую очередь, служба в Закавказском военном округе. Его мечта поступить в академию рухнула в один миг. Хотя не так давно шансы поступить в высшее военное заведение у него были, и немалые.
В этом году зима в ГДР была суровая, часто валил снег или стояли сильные морозы. Природные катаклизмы старшего лейтенанта Рокотова не волновали. Он с оптимизмом смотрел в будущее. Причиной этому стало его собеседование с заместителем начальника политического отдела танковой дивизии. Встреча произошла совершенно случайно.
Андрей контролировал прием пищи личным составом батальона. Появление незнакомого подполковника в солдатской столовой для него было полнейшей неожиданностью. Своих офицеров он знал наперечет, старожилов и новеньких. Знал он также многих офицеров и из управления дивизии. Этого же молодцеватого вида мужчину с двумя большими звездами на погонах он видел впервые. Он представился старшему по званию. Подполковник Рыбалкин тут же напросился в гости в отличный батальон. Рокотов за вверенное ему подразделение почти не волновался. Два этажа казармы, где располагались военнослужащие, всегда были в полном порядке. В этом, конечно, была заслуга командиров рот и их старшин. Далеко не последняя и заместителя командира батальона по политической части.
Гость остался доволен внутренним порядком. Ленинские комнаты трех мотострелковых рот и минометной батареи также вызвали у него неподдельную радость. Не упустил он из виду и документацию батальонного политработника. И здесь все оказалось в ажуре. В кабинете у Рокотова состоялся откровенный разговор. Был ли он по душам или просто для галочки, он и до сих пор не понимал. Скорее всего, это было данью времени, требованиям партии.
Очередная ступенька в военной карьере для Рокотова далась нелегко, с большим трудом. Через два года после его прибытия в мотострелковый полк на отчетно-выборном собрании партийной группы роты присутствовал начальник политического отдела 1-ой танковой армии. Седой генерал с одной большой звездой на погонах во время отчетного доклада, который делал парторг, часто кивал головой. Это означало, что он полностью поддерживал критику в адрес коммунистов низового звена. Затем состоялись прения. Клерки говорили очень коротко и по-деловому. Выступление седовласого мужчины было заключительным и во многом напоминало доклад, который изобиловал ценными указаниями. Рокотов сидел с умным видом и с большим усердием делал пометки в своей толстой тетради. Напряженно работал авторучкой не только он один. Мудрые мысли шефа конспектировали: начальник политического отдела дивизии, замполит полка и командир батальона. Очередное мероприятие для больших начальников, подготовка которого полностью лежала на ротном политработнике, прошло на ура. Через два дня о собрании, «ставшим настоящей школой для молодых коммунистов», написала групповая газета «Советская Армия». Еще через месяц на совещании молодых политработников начальник Политического управления ГСВГ, седовласый генерал уже с тремя большими звездами на погонах среди лучших офицеров Рокотова назвал первым. Время неумолимо шло и шло. Офицер, некогда подававший большие надежды, все еще оставался на ротном олимпе. Только через четыре года его заметили…
Во время задушевной встречи с подполковником молодой офицер поделился своими задумками. Его желание учиться в академии Рыбалкин полностью поддержал, хотя посетовал, что время для подачи документов уже ушло. Предложил для начала пройти медицинскую комиссию. Тепло прощаясь, незваный гость крепко пожал руку Рокотову и с улыбкой подытожил:
─ Давай дерзай, батальонный начальник… Все надо делать заранее и вовремя… ─ Скорее всего, собственная мысль визитеру понравилась. Он вновь широко улыбнулся и уже на полном серьезе произнес. ─ Хочешь сделать карьеру ─ учись…
Подчиненный без промедления исполнил указания своего шефа. Через неделю он успешно прошел медицинскую комиссию в Дессау, где находился военный госпиталь. Здоровье считалось одним из важных элементов для тех, кто мечтал о больших звездах. Еще через неделю он собрал остальные необходимые документы для поступления. Все бумаги были приобщены к его личному делу.
Через год после службы в Закавказье Рокотов вновь обратился по команде по поводу своей мечты. Майор Солодов был не против, чтобы пропагандист полка учился. Оставалась очередная ступень повыше. Здесь вышла осечка, притом довольно серьезная. Попытки Солодова связаться с начальником политического отдела дивизии по телефону, как правило, заканчивались крахом. Самойлов отсутствовал или у него не было времени для личных разговоров. Приближалась весна. Кое-кто из офицеров мотострелкового полка, желавших учиться в военных академиях, подали документы. У Рокотова времени уже было в обрез. Он обратился к начальнику напрямую. Произошло это во время совещания в политотделе дивизии, его проводил Самойлов. Не получилось. Низкорослый офицер, на голове которого полностью отсутствовала волосяная растительность, даже не соизволил взглянуть на высокого капитана, который стоял по стойке «смирно» и с некоторым страхом смотрел на своего шефа. Полковник на приветствие подчиненного вообще не прореагировал. Он слегка взмахнул рукой в его сторону и тут же устремился к выходу. Рокотов обратился к заместителю Самойлова. О майоре Иванове в соединении ходили разные слухи и сплетни. Каких хороших или плохих было больше, Андрей не считал. И здесь его надежды не оправдались. Иванов, слегка приподняв плечи, сквозь зубы процедил:
─ Знаешь, капитан, мне мой шеф не по зубам… ─ Затем, втянув в себя табачный дым, медленно его выпустил из своих широких ноздрей и с некоторым равнодушием к стоявшей рядом с ним персоне, ехидно произнес. ─ Петрович, ты ведь не мальчишка… Наш устав, я думаю, знаешь хорошо… Куда ни кинь, везде надо ждать команду…
Рокотов, скрепя сердце, решил больше не докучать начальникам. Прошел еще месяц. Все это время он страшно нервничал. В начале мая ему повезло. Солодов пригласил его к себе в кабинет и стал накручивать телефон. Тотчас же раздался хриплый голос Самойлова. Едва майор заикнулся о возможности обучения своего подчиненного в академии, как его лицо страшно осунулось. Рокотов понял ситуацию мгновенно. Он быстро взял трубку из рук замполита и приложил ее к своему уху. До него донеслось:
─ Я вижу, майор, что этот нахрапистый капитан из Германии мечтает стать генералом… Мечтать ни кому не запрещено… Я же, как его начальник, считаю, что пусть он сначала послужит в моей дивизии, например, пару лет, а потом дело будет видно…
Рокотов не выдержал. Он с некоторым волнением в голосе произнес:
─ Товарищ гвардии полковник… Я считаю, что я достоин быть кандидатом для поступления в академию… ─ На какой-то миг он замолк, перевел дыхание. Затем более уверенно добавил. ─ Мне уже двадцать семь… Я должен ждать еще пять лет в Закавказье, потом…
Внезапно офицер поперхнулся. Его руки ослабли, его голос пропал. Его мозг пронизывала одна единственная мысль. После такого разговора с большим начальником его карьере пришел каюк. Армейская дыра, находившаяся в пяти километрах от турецкой границы, обеспечена ему до самой пенсии. Он положил трубку и устало засеменил к выходу…
Во время тяжких размышлений у только что прибывшего пациента появились головные боли. Он встал с постели и вышел в небольшой полуосвещенный коридорчик. Дежурный по отделению, облаченный в халат синего цвета, сидел на стуле возле входной двери и клевал носом. Рокотов улыбнулся и посмотрел на свои «Командирские». Они показывали двадцать два часа сорок минут. До начала очередного дня оставался час с небольшим. Он зашел в туалет и подставил голову под кран, включил холодную воду. Немного полегчало. Вскоре он вновь оказался в коридорчике. Сторож на этот раз уже храпел. Его «бдение» в некоторой степени приободрило офицера. Он слегка покачал головой и направился в холл. В полутемном помещении на специальной подставке стоял телевизор. Неподалеку от него, возле окна стоял небольшой столик, на котором лежали Уставы Советской Армии и подшивки газет. Рокотов наощупь нашел за столиком выключатель, им щелкнул. На потолке, прямо над ним загорелась небольшая лампочка. Он увидел знакомые ему газеты. «Красная звезда» его мало интересовала. Ему больше нравилась центральная партийная газета «Правда». Он нередко использовал идеи и выдержки из ее передовиц в своей работе…
Молодой мужчина в предвкушении почитать, слегка потер руки и присел за стол. Его попытка придвинуть стул к себе поближе успехом не увенчалась. Однако он не расстроился. Желание полистать свежий источник информации взяло верх. В последнюю неделю ему было не до газет. Вскоре он двинулся в спальное помещение. Лег в постель и по самую голову укрылся одеялом. Напрягать свой мозжечек ему больше не хотелось. Он все настойчивее погружался в сон, физиологическое состояние покоя и отдыха.
1979 год. 20 февраля. Вторник. 7 часов 40 минут. Рокотова неожиданно кто-то толкнул в плечо и быстро снял с его груди одеяло. Затем раздался голос:
─ Советский воин, хватит спать… Просыпайся, а то опоздаешь в столовую. ─ Из-за неподвижности лежачего голос тут же перерос в командный. ─ Эй, салага, вставай, а то останешься голодным…
Рокотов нехотя открыл глаза и увидел перед собою худощавого мужчину, лет тридцати пяти, сорока. Его лицо было тщательно выбритым, о чем свидетельствовали еле заметные ссадины от электрической бритвы. Одет он был в темно-коричневую пижаму. Его русые волосы были тщательно зачесаны на бок, на голове был пробор. Несколько ехидный взгляд незнакомца, стоявшего возле кровати, новенького разозлил. Он слегка приподнял голову с подушки, и зыркнув глазами по сторонам, сквозь зубы процедил:
─ Ты, земеля… Я вижу, что ты еще не научился отличать салагу от старика. ─ Заметив на физиономии коротышки не то растерянность, не то страх, он продолжил натиск. ─ И кто ты такой, что даешь мне указания?
Рокотов вновь повернулся на бок и набросил на свою голову одеяло. Ему сейчас было все безразлично. И это новая обстановка и личная жизненная неопределенность. В том, что его поучал не то прапорщик, не то «задвинутый», так прозывали в армии офицеров, которые дослуживали свой век и ждали пенсии, он нисколько не сомневался. Через некоторое время его вновь толкнули в плечо. И опять раздался уже знакомый ему голос:
─ Товарищ новенький… Просыпайся, останешься голодным… Голодать надо с умом, без ума голодать ─ комедия…
Рокотов и на этот раз не реагировал, продолжал лежать. Он слегка вздохнул, когда неизвестная, притом наглая «муха» зашаркала ногами в сторону коридора. Он слегка скинул одеяло на уровень плеч и приложил руку к своему лбу. Закрыл глаза и тяжело вздохнул. Лоб был страшно горячий, словно раскаленный утюг. В висках стучало и сильно давило. От чего появились боли, лежачий и сам толком не знал. Возможно от душевных переживаний или от сквозняков, которые гуляли в автобусе. Кое-кто из пассажиров не выдерживал спертого воздуха и открывал окна или воздушные задвижки на крыше салона.
Через некоторое время к Рокотову опять кто-то подошел. На этот раз его не толкали в плечо и не пугали голодом. Он услышал:
─ Товарищ капитан, я сержант Георгадзе… Я дежурный по отделению…
Офицер не среагировал. Продолжал лежать с закрытыми глазами. После сиеминутного молчания донесся все тот же голос, но уже более уверенный:
─ Товарищ капитан, подполковник Дрогов ждет Вас у себя в кабинете в десять часов утра…
Новенький с неохотою открыл глаза и очень медленно повернул голову в сторону, откуда только что раздался звук голоса. Неподалеку от его кровати стоял высокий молодой человек, одетый в халат синего цвета. Андрей некоторое время лупал глазами. Он все еще не понимал, почему солдат был такой мордоворот и к тому же в синем халате. За всю жизнь он всего пару раз был в медицинских учреждениях, никто из обслуги не ходил в подобном одеянии. Заметив удивление на лице новенького, Георгадзе встал по стойке «смирно», и словно на военном параде, протараторил:
─ Товарищ капитан, Вам необходимо переодеться… Начальник отделения в военной форме одежды никого не принимает…
Капитан указания дежурного пропустил мимо ушей. Ему и так было давно известно, что больные должны иметь специфическую одежду. Он быстро сбросил с себя одеяло, встал и неспеша оделся. Саквояж, полупальто и фуражку взял в руки. Затем он последовал за «синим халатом». В голове офицера внезапно появилась неординарная мысль, которую он подхватил стремительно, почти слету. Он решил следовать ей до самого окончания пребывания в госпитале. Его кредо заключалось в следующем. Гвардии капитан Рокотов в этом заведении никому не мешает и ему никто не должен мешать. Искать правду, особенно в психушке, равносильно бегать по стенам или по потолку. Делать первое, он считал не только бессмысленным, но и опасным занятием. Делать второе он не мог по причине своей физической немощи…
Мужчины вышли из спального помещения, затем прошли по коридору и вскоре оказались в небольшой каморке. В отличие от вещевого склада, где капитану приходилось частенько бывать, здесь не было ни обмундирования, ни нательного белья, ни кожаных офицерских ремней. На двух полках лежала «психическая» одежда для больных ─ пижамы, все они были коричневого цвета. На третьей полке находилось несколько стопок с полотенцами. В этой же комнате стояло два деревянных шкафа, в них складировалась военная форма больных. Георгадзе внимательно окинул взглядом, стоявшего рядом с ним мужчину, и вытащил из стопки сначала брюки, затем куртку. Рокотов неспеша примерил одежду.
Она, к его удивлению, оказалась ему впору. Заметив улыбку на лице офицера, неофициальный каптенармус весело произнес:
─ Товарищ капитан, я на складе еще до армии работал, работаю и сейчас… Не переживайте, я никогда ошибок не делал…
Затем слегка похлопал себя по груди и с нескрываемой гордостью продолжил:
─ Мои начальники всегда меня в пример ставили…
Рокотов на хвастовство молодого грузина не среагировал. Он быстро снял с себя офицерскую форму и тут же облачился в коричневое одеяние. Затем руками стал его щупать, проверял качество. «Роба» и на самом деле была новой, от нее исходил особый специфический запах. Георгадзе, уловив заметное оживление пациента, подошел к нему и еле слышно прошептал ему на ухо:
─ Товарищ капитан, я выдаю хорошим людям только новое… Этому меня учила моя бабушка Сулико, учил этому и мой отец…
Новенький не удержался. Он положил руку на плечо сержанта, и слегка покачивая головой, с улыбкой произнес:
─ Молодец, Георгадзе, правильно делаешь и правильно говоришь… Гвардии капитан Рокотов неплохой человек. Я думаю, что мы с тобою в этом спецзаведении найдем общий язык…
Внимание начальника к собственной персоне дежурному сильно понравилось. Он широко улыбнулся и разоткровенничался:
─ Товарищ капитан, я думаю, что Вы не бандит и не убийца… Хотя подобные у нас есть…
После этих слов он очень внимательно посмотрел на офицера. Рокотов на его реплику не ответил, промолчал. Ему сейчас не хотелось заводить речь о обитателях психушки. К тому же, он еще не знал, чем «дышит» эта мощного телосложения детина. В том, что он мог быть подставной уткой начальника отделения, он не исключал. Он улыбнулся, и пожав сержанту руку, произнес:
─ Правильно делаешь, товарищ Георгадзе… Капитан Рокотов ─ боевой офицер. Он не должен ходить даже в этом заведении в потертых брюках… Спасибо тебе, каптенармус…
Затем, лихо приложив руку к своей голове, он вышел из комнаты. Направился в столовую. Чувство голода Андрей испытывал давно, еще ночью. Что-либо покушать в столь позднее время, он не надеялся. Однако ему повезло. В столовой, которой служила довольно просторная комната, сидело человек пятнадцать – двадцать, не больше. Вошедший медленно повел глазами по сторонам. Все места были заняты. Лишь за небольшим столиком, стоявшим рядом с раздаточной, имелось свободное место. За ним сидел мужчина и очень лениво пережевывал пищу. Рокотов подошел к столу, кивнул головой и на мгновение замер. В сидевшим он признал коротышку, который совсем недавно приглашал его в столовую. Узнал его и худощавый. Он криво усмехнулся, и резко выбросив указательный палец в сторону офицера, с нескрываемым злорадством произнес:
─ Ну, вот, салага, я же тебе говорил, что голодать надо с умом… Я же говорил, салага…
Панибратство коротышки у Рокотова вызвало негодование. Он все еще стоял и не знал, что ему делать дальше. Желание стукнуть прапорщика по физиономии, он откладывал на задний план. В том, что мужчина, лениво двигающий челюстями, прапорщик, он не сомневался. Не сомневался, несмотря даже на то, что тот был одет в подобную робу, что и он. Не нравились офицеру и его желто-темные зубы, которые он оскаливал во время разговора.
Вскоре произошло нечто непредсказуемое. Коротышка сильно постучал по столу кулаком и зычным голосом прокричал:
─ Я прапорщик Соловьев… Почему на моем столе нет русской водочки? Почему нет моей водочки?…
Ехидно улыбнувшись, он перевел взгляд в сторону раздаточной, где стояла женщина в белом халате. Затем медленно покрутил головой по сторонам и истерически завопил:
─ Где моя водочка? Где моя жена Машка, которая страшно меня любит?…
Рокотов на дурачество коротышки не прореагировал, он лишь слегка стиснул зубы и незаметно присел за стол. Тут же к нему подошла женщина в белом халате и поставила перед ним металлическую тарелку с картофельным пюре и с небольшим куском жареной рыбы. Андрей слегка опустил голову вниз, принюхался. Приятный запах жаренного возбудил в нем сильный аппетит. Он почти автоматически протянул руку к центру стола и тут же несколько опешил. Вместо вилки на столе лежала ложка, и та была почему-то с тупым концом. Он невольно повернул голову в сторону соседа. Соловьев, лениво уплетая за обеи щеки картофель, еле-слышно пробубнил себе под нос:
─ Товарищ начальник, береги свои нервы… Здесь особые условия труда и службы… Как видишь, салага, здесь даже нет моей любимой водочки…
Ответ соседа не удовлетворил новенького. Он приподнял голову и внимательно присмотрелся к тем, кто принимал пищу. В руках у них вместо вилок были ложки. В центре каждого стола стояла металлическая тарелка с нарезанными кусками хлеба. Неподалеку от нее стояли кружки с компотом, они также были из металла. Рокотов вздохнул и принялся кушать. Доверительного разговора во время завтрака у мужчин не получилось.
Прапорщик Соловьев первым забросил удочку для общения. Облизав ложку, и от удовольствия пару раз щелкнув языком, он пригнул голову вниз, словно кого-то боялся, затем прошипел своему соседу:
─ Слушай меня, салага… Я сегодня покидаю этот дурацкий балаган… Жена соскучилась по мне, она меня уже давно в постель зовет… ─ Затем, почти вплотную прильнув к офицеру, он с ехидцей прогнусавил. ─ Ну, а ты, вояка, по какой линии сюда прибыл? По пьяни или по разбою?
Коротышка на этот раз «достал» Рокотова окончательно. Он привстал из-за стола, и схватив рукой мясистый нос прапорщика, со злостью сквозь зубы процедил:
─ Ты, дебил в погонах… Запомни, что я не салага, а капитан Советской Армии. Это, первое… Второе, катись быстрее к жене или в родную часть, пока я тебя не удушил…
Стиснув зубы, он резко отпрянул от худощавого и тут же выпустил из руки его нос. Затем ринулся в туалетную комнату. Несколько капель светло-темной жидкости, оставшиеся на ладони, вызывали у офицера отвращение. Он открыл кран, и закрыв глаза, подставил обеи руки под струю воды. Некоторое время он не мог успокоиться. Сказалась стычка с Соловьевым. Желание найти его и по-настоящему врезать ему по физиономии у Рокотова то появлялось, то исчезало. За время службы он довольно часто попадал в подобные конфузы с «прапорами». Его ротный старшина Корольков имел грех ─ тащил из роты все, что попадалось ему под руки. В батальоне у двух прапорщиков был другой грех ─ пили. Поглощали все, что кружило голову. Иногда останавливали местных немцев и просили у них денег. Никто не отказывал…
В спальное помещение Андрей пришел где-то через полчаса. Все больные находились в горизонтальном положении. Гробовая тишина вызвала у новенького удивление. Он присел на табуретку и окинул взглядом соседнюю кровать, она была незанятой и застелена синим одеялом. Офицер невольно усмехнулся. Синий цвет в постельном деле был самым любимым в Советской Армии. Одеяла синего цвета были в военном училище, были они и в Группе советских войск в Германии. Были они и здесь, в 13 отделении госпиталя № 367 Закавказского военного округа.
