Владимир Иванович Шлома
Воспоминания и рассказы
Ленинград
После окончания второго курса мы с Толей Винокуровым решили съездить на экскурсию в Ленинград, где мы с ним еще ни разу не были. Я правда и в Москве ни разу не был, в отличие от Толи, который срочную службу служил в Электростали, и в Москве иногда бывал. Поэтому пару дней решили побыть сначала в Москве, тем более, что наш товарищ, Володя Иванов, предложил нам эти пару дней пожить у него, на что мы с благодарностью и согласились. Но нужно было не просто съездить, хотелось, чтобы и память об этой поездке осталась, а для этого нужен был фотоаппарат.
Достать фотоаппарат, задача была не из простых, но казалась мне выполнимой, так как под Харьковом жили два моих двоюродных дяди: Моруга Петр Емельянович, работал директором школы в поселке Покотиловка, и Моруга Николай Емельянович, работал учителем в селе Сороковка. Обоим я нанес визит вежливости еще при поступлении в училище. Но село Сороковка оказалось очень далеко от Харькова, добрался я туда только после обеда, познакомились, покормили меня обедом и отправили обратно с соседом на мотоцикле, так как автобусов обратно больше не было. Еле успел вернуться к вечерней поверке, поэтому больше туда не ездил. К Петру Емельяновичу было порядка сорока минут езды на электричке, поэтому к нему я уже несколько раз ездил. Его жена, Валентина Николаевна, постоянно расспрашивала меня о родственниках, о которых я почти ничего не знал, а также о Пете Соловьеве, моем однокашнике и ее соседе. Оказывается, это благодаря ей Петя поступил в училище. Она ездила на прием к начальнику училища, и упросила его взять Петю, который не добрал два балла для поступления. Но сначала, я ничего этого не знал, и на ее вопрос как там Петя Соловьев, сказал, что разгильдяй, но не типичный, так как ест стаканы. А Петя действительно был оригинальным парнем, он устраивал в казарме представления. С желающих посмотреть, собирал всего по 20 копеек, и, на глазах у всех, съедал граненный стакан, все кроме донышка. Откусывал кусок стакана, тщательно разжевывал стекло, и, с удовольствием, проглатывал. Потом еще кусок, потом еще, и так до тех пор, пока в руках у него не оставалось только донышко. Свой гонорар Петя отрабатывал честно, с улыбкой на лице, под взглядами изумленной публики.
Так вот, у Петра Емельяновича я и собирался выпросить фотоаппарат. А фотоаппарат у него я видел прекрасный, «Киев-4А», зеркальный, о таком можно было только мечтать. А я действительно мечтал купить себе такой фотоаппарат, жаль только денег на него у меня не было. В выходные я съездил в Покотиловку и попросил у Петра Емельяновича фотоаппарат, для поездки в Ленинград, обещая вернуть его в целости и сохранности. Петр Емельянович, с мастерством прирожденного педагога, рассказывал мне какие в нем маленькие детальки и как с ним нужно нежно обращаться, чтобы не сломать. Я внимательно его слушал, думая, что это своеобразный инструктаж перед вручением мне такого ценного фотоаппарата. Через час оказалось, что это обоснование отказа.
Достать фотоаппарат в Харькове мне не удалось. Подошла летняя сессия и нужно было готовиться к экзаменам. Летнюю сессию сдавать гораздо легче, чем зимнюю, так как в летнюю можно готовиться к экзаменам на природе, а не в душном классе для самоподготовки, где галдеж никогда не прекращается и невозможно сосредоточиться на изучаемом материале. Летом к экзаменам мы с Толей в основном готовились в парке «Пионер», расположенном напротив нашей казармы. Находили свободную скамейку, садились на ней, раскладывали конспекты и учебники, так, чтобы больше никто не смог сесть, и готовились. Разрешение на занятие в парке Толя получал у начальника курса, как бывший старшина курса, он был у начальников в авторитете. Готовиться вдвоем гораздо лучше, чем одному, всегда можно проконсультироваться, один вопрос лучше Толя знает, другой я, так, общими усилиями, и осваивали материал. Сессию сдали нормально, Толя все на «отлично», а я с одной четверкой.
Получив проездные документы, мы втроем и поехали в Москву. Володя жил не в самой Москве, а под Москвой, если мне не изменяет память, платформа Сходня, где-то недалеко от аэропорта Шереметьево, куда мы и приехали электричкой. У Володиных родителей был добротный дом в частном секторе, с большим садом. Володины родители оказались простыми и очень гостеприимными людьми. Миф, который ходил в училище, о том, что они какие-то высокопоставленные чиновники, не подтвердился. Но миф родился не на пустом месте, Володя был единственным человеком на курсе, который ездил домой абсолютно на все праздники, даже если они длились всего два дня, даже ребята, отцы которых служили в Генеральном штабе, домой так часто не ездили. Наверно у Володи был очень влиятельный родственник, или кто-то, находящийся возле влиятельного чиновника. Но, перед каждым праздником, кто-то звонил начальнику училища и просил отпустить Володю Иванова домой, и этот «кто-то» был настолько влиятельным, что ни первый, ни второй начальники училища не могли ему отказать.
На соседнем, с Володиным домом участке, стоял старый, почерневший от времени деревянный дом, на котором еще кое где сохранились элементы старинной резьбы по дереву. По сохранившимся, когда-то чудесным украшениям, было видно, что это был добротный и очень красивый дом. Сад вокруг него вообще был огромный. На мой вопрос, что это за дом, Володя ответил, что в нем живет одинокая старая графиня, еще более старая, чем сам дом. Володя ее явно недолюбливал, говорил, что она очень вредная и злая. Но мы ее не видели. Володя притащил в сад воздушное ружье, и мы по очереди упражнялись в меткости стрельбы.
На следующий день Володя согласился показать нам Москву и предоставил в наше распоряжение на два дня свой фотоаппарат. Мы с Толей переоделись в гражданскую одежду, одели, вошедшие тогда в моду, красные носки. Володя, глядя на нас, тоже надел модные красные носки, но его мать его прикид не оценила.
– Ты чего так вырядился? – спросила она его. С ребятами понятно, им больше надеть нечего, но ты то куда в таком виде?
В чем-то она действительно была права, из гражданской одежды у нас с Толей были только брюки, рубашка, свитер и туфли, все в одном экземпляре. Но вот носков у нас было по две пары, были еще и ярко-желтого цвета. Но в молодежной моде она похоже не разбиралась, и заставила Володю надеть обычные серые носки. Нам оставалось Володе только посочувствовать. С Володей мы побывали на Красной площади и на ВДНХ, посетили павильоны космоса, пчеловодства, и даже свиноводства. Нам все нравилось. Потом посетили панорамное кино. Такого я еще никогда не видел. Большой круглый зал, и везде вокруг тебя идет кино. Но не это самое интересное. Когда показывают, что по дороге едет автомашина, то кажется, будто ты сидишь в этой автомашине, хотя на самом деле ты стоишь в этом зале, сидячих мест там не было. А вот когда автомашина резко тормозит, то все, находящиеся в зале, наклоняются вперед, как будто на них действительно действует сила инерции при торможении. Этот феномен я до сих пор не могу объяснить. Ведь на самом деле, никакой инерции нет, а почему люди наклоняются и чуть на падают при торможении машины – загадка. Посетили еще смотровую площадку возле Московского университета. До чего же величественное здание, просто дух захватывает. Везде полно негров, но они нас не впечатлили, у нас в Харькове и своих полно. Помню, как-то раз в Харькове, в троллейбусе ехал молодой майор с маленькой дочкой. Когда в троллейбус зашел негр, девочка громко закричала: «Папа, смотри, смотри, бибизянка!»
– Это не обезьянка, – сказал ей отец. – Это дядя.
– Да нет папа, ты посмотри, бибизянка, – не соглашалась девочка, указывая пальчиком на негра.
Бедный отец, весь красный от смущения, схватил девочку в охапку и пулей выскочил из троллейбуса. Так-что неграми нас не удивишь.
На второй день Володя тоже поехал вместе с нами, но, по приезде в Москву, сразу, извинившись, откололся, ссылаясь на неотложные дела. Мы с Толей посетили Кремль, магазины и сад «Эрмитаж». На летней площадке Эрмитажа как раз шло представление. В моей памяти осталось только выступление гимнастки. Молодая девушка была одета в одежду змеи и показывала чудеса гибкости своего тела. Тело девушки было настолько гибким, что казалось, будто костей в нем вообще нет, а костюм змеи еще больше подчеркивал это впечатление. Девушка делала шпагат в воздухе, складывалась пополам как вперед, так и назад, лежа на полу на груди, ставила ноги за головой, сидя на стуле, пролезала под сидением стула, не касаясь пола, в общем, чего она только не делала. А когда она, лежа грудью на синении стула, поставила ноги себе на голову, а затем большим пальцем ноги почесала себе за ухом, все зрители встали, и долго ей аплодировали стоя. Подобные выступления потом я видел много раз, но такой гибкой фигуры я больше не видел. За два дня с Москвой мы более-менее познакомились, и вечерним поездом выехали в Ленинград.
В Ленинграде мы, прежде всего, поехали искать моих знакомых, брата нашей соседки в Вертиевке, и моей учительницы украинского языка и литературы Нины Федоровны Пархотько, Андрея Федоровича. Предыдущим летом он со своей дочерью Леной приезжал в гости к Нине Федоровне, где мы с ними и познакомились. Они тогда приглашали к себе в гости, вот теперь я этим приглашением и воспользовался, но в отличие от поездки без предупреждения в Святиловку, я предупредил о нашей поездке через родителей Нину Федоровну, и просил ее предупредить Андрея Федоровича. А вот предупредили его или нет, мы не знали. По имеющемуся у нас адресу, квартиру мы нашли быстро, до восьми утра мы уже были у них, поэтому застали всех до ухода на работу. На наше счастье, сюрпризом для них это не было, о нашем приезде они знали, только не знали, когда точно мы приедем. Нас покормили завтраком, и все разъехались, хозяева на работу, мы с Толей смотреть Ленинград и искать гостиницу, а Лена к своей подруге, у которой собиралась достать для нас фотоаппарат.
Мы с Толей купили путеводитель с картой города, и начали знакомство с Невского проспекта. Чтобы зря не терять время, мы осматривали достопримечательности, а по пути заходили во все встречающиеся гостиницы и спрашивали свободные номера, но свободных номеров почему-то нигде не было. Мы посмотрели Памятник Петру и Исаакиевский собор. Когда стоишь перед Исаакиевским собором, то просто дух захватывает, настолько все грандиозно и монументально. В Исаакиевском соборе, построенном молодым французским архитектором Монферраном, восхищало все. Прежде всего то, что собор строился сорок лет, и за это время молодой архитектор превратился в старика и умер через месяц после окончания его строительства. Впечатляли монолитные колонны, вытесанные вручную из цельных кусков гранита простыми русскими камнетесами. 32 колонны в четырех нижних портиках, высотой в 17 метров и весом 114 тонн, и 24 колонны в верхнем портике, весом по 84 тонны. Не верится, что все это было сделано в 19-м веке, при крайне низком уровне развития техники. Как можно было в то время с такой точностью обработать и отшлифовать эти монолиты, да притом так, чтобы все они были абсолютно одинаковы? Экскурсовод говорила, что все это делалось на земле и вручную, но я в это не верю, там ведь вдоль всей 17-ти метровой длины колонны точность не хуже 0,1 мм, без какого-то огромного станка, в котором вращались эти колонны, такую точность получить невозможно. А сама установка этих колонн? Они ведь ничем не крепятся, стоят под своим весом на идеально горизонтальной поверхности. Но для этого и торцевой срез колонны, на котором она стоит, должен быть строго перпендикулярен средней линии колонны, а это невозможно сделать без вращения колонны. Следовательно, все-таки, был какой-то механизм, в котором колонны вращались при обработке. О том, что установка колонн также производилась вручную, можно было заранее предположить, другого способа тогда не было, но то, что установка одной колонны занимала всего 45 минуть, меня поразило, я думал, что на это не менее одного дня уходило. А вот один момент я до сих пор не понимаю, как им удавалось поднять такую махину в 114 тонн, без сколов острого основания колонны. Ведь, во время подъема, колонна обязательно становится на край основания, и при таком весе, на мой взгляд, этот край основания должен обязательно отколоться. Для предупреждения сколов можно конечно низ колонны обшить какими-то досками, но как их потом вынимать из-под колонны, ее ведь не поднимешь? В общем, одни загадки, которые, тем не менее, строители 19-го века как-то решили. Про запас была изготовлена всего одна колонна, но и она не понадобилась, и была установлена Монферраном в качестве Александрийского столба. Вот это были строители, вот это было качество! И все это построено на болоте, где предыдущие три храма, стоявшие на этом месте, под своей тяжестью уходили под землю. А этот собор по весу был не чета предыдущим, толщина его стен была от 2,5 до 5 метров. Под фундамент этого собора забили более 12-ти тысяч шестиметровых просмоленных еловых свай. Да, раньше люди на века строили, не то, что ныне. Возможно я не прав, но мне кажется, что при современном развитии науки и техники, современные строители такую колонну сделать не смогут, не говоря уже о том, чтобы такой собор построить.
Впечатлило также сообщение экскурсовода, что на позолоту купола ушло 100 кг червонного золота. Вот это размах! Сообщение о замечательном виде с колоннады второго этажа на Неву и на город также было очень привлекательным, но туда стояла такая очередь, что на ее посещение нужно было целый день потратить, поэтому мы ограничились осмотром первого этажа. В центральном зале собора нас привлек маятник Фуко, который, как нам объяснили, наглядно демонстрировал тот факт, что Земля вращается. Мы тоже в этом убедились, для чего запомнили в какой плоскости качался маятник в начале осмотра. В конце осмотра маятник качался уже в другой плоскости. А еще на меня произвела впечатления входная дверь в этот зал. Высоченная дубовая дверь, порядка пяти метров высотой, состояла из двух половинок, и каждая половинка, по словам экскурсовода, весила 2,5 тонны. Самым удивительным было то, что эта дверь легко открывалась рукой, никаких усилий для ее открывания и закрывания прикладывать не нужно было.
Пришло время обеда, желудок уже подсасывало, и мы пошли искать столовую. В районе Невского проспекта столовых было полно, но везде были жуткие очереди, часа на полтора или два. А нам не хотелось терять столько времени в очередях за едой, так как на осмотр Ленинграда ничего не останется. Пошли искать место, где очередь поменьше, и в какой-то улочке нашли кафе, где очередь была в три раза меньше. Правда и цены здесь были немного выше, но если не брать первое, а только второе и компот или чай, то мы укладывались в цену обеда в столовой. Но зато, какая экономия времени. В этом кафе мы и питались утром и в обед все дни, пока были в Ленинграде, а вечером позволяли себе зайти в более приличное место, где к ужину брали еще и кружку пива.
После обеда посмотрели Казанский собор, построенный крепостным архитектором. До чего же талантливые люди жили в России! С осмотром достопримечательностей у нас все складывалось хорошо, а вот с поисками гостиницы – не очень. Ни в одной гостинице, расположенных в центре, свободных мест не было. Пришлось экскурсии прекратить, наменять двухкопеечных монет, и с телефона-автомата обзванивать гостиницы. И везде нам отказывали, свободных мест нигде не было. Поздно вечером вернулись на квартиру к Андрею Федоровичу. Нас расспрашивали об увиденном, о впечатлениях. Как нам чистота города? И тут я их нечаянно обидел, сказав, что в центре очень чисто, а в дальних улочках все как обычно. Это их возмутило.
– Не может того быть, – сказала Лена, – наш город самый чистый в мире.
– А как называется улица, на которой вы видели мусор, – спросили нас ее родители.
Название улицы я не помнил, и было очень неудобно, как будто я наговариваю на их прекрасный город. Но вскоре страсти по поводу мусора улеглись, Лена вручила нам взятый у подруги фотоаппарат «ФЕД-2», нас покормили ужином и уложили спать. А по поводу гостиницы сказали, что сейчас самый разгар туристического сезона, и вряд ли нам удастся найти свободные места в гостиницах.
На следующий день мы позавтракали в нашем кафе и пошли в Эрмитаж. Это действительно музей музеев. Экскурсовод сказала, что если у каждого экспоната, выставленного в Эрмитаже, задерживаться всего на две минуты, то понадобиться два года для осмотра всех экспонатов. Мы останавливались далеко не у всех экспонатов, но с десяти часов утра и то пяти часов вечера мы даже первый этаж не весь посмотрели. Можно было бы еще часок посмотреть, но ноги нас больше не держали, да и желудки о себе напоминали, после завтрака у нас во рту больше и макового зернышка не было. Еле передвигая ноги, поплелись в наше кафе, подкрепились, и немного отдохнули. Теперь опять нужно было обзванивать гостиницы, чем мы и занялись, но все безрезультатно. Оставалась одна единственная гостиница, в которую мы еще не звонили, «Южная», расположенная где-то на окраине города. И тут мне пришла в голову авантюрная идея – позвонить в нее от имени комендатуры. Толе моя идея не очень понравилась, но и сильных возражений не было. Я решил позвонить сам, поскольку у Толи очень узнаваемый голос, и по прибытию в гостиницу наша авантюра могла раскрыться. Я позвонил в гостиницу.
– Здравствуйте, – сказал я. – Это Вас из комендатуры беспокоят, помощник коменданта капитан Иванов. Вы нас не выручите? К нам в командировку два курсанта приехали, а разместить их негде. У Вас не найдется для них на пять дней пары коек. Будем Вам очень признательны.
– Два места у нас как раз остались, но только в шестиместном номере, – ответили из гостиницы.
– Подойдет, – сказал я, – по сравнению с казармой это для них рай будет. Да днем их у Вас и не будет, они только ночевать будут приходить.
– Тогда присылайте, устроим.
– Через пару часов приедут. Запишите, старшим у них старший сержант Винокуров, и с ним еще один курсант, – подытожил я разговор.
Это была победа, мы нашли места в гостинице. Быстренько съездили к Андрею Федоровичу, сказали, что нашли гостиницу, поблагодарили за теплый прием, переоделись в военную форму и поехали в гостиницу. Гостиница находилась в каком-то промышленном районе, жилых домов поблизости не было, да и автобусная остановка была далековато, но мы и этому были рады. Зашли в гостиницу.
– Здравствуйте, – сказал Толя. – Вам должны были звонить по поводу нас из комендатуры.
– Да, звонили, – сказала дежурная. – Давайте документы, будем оформлять.
В номере уже действительно жили четыре мужика, которые были в командировке на каком-то местном заводе. Мы с Толей тоже там поселились. Все было нормально, вот только никаких столовых или кафе поблизости не было, поэтому продолжали кушать в нашем кафе возле Невского проспекта.
Следующие два дня мы опять провели в Эрмитаже, и опять без обеда, ходили по залам до тех пор, пока держали ноги. Осмотрели еще два этажа. Меня особенно впечатлила небольшая картина, кажется называлась «Машенька и Дашенька», за нее художник получил звание академика. На картине были изображены две девочки с жемчужными ожерельями на шее. Девочки казались живыми, настолько объемными были их портреты, особенно объемными выглядели жемчужные ожерелья, настолько четко была выписана каждая бусинка и тень от нее. Девочки с этой картины, как живые, у меня до сих пор перед глазами стоит. Фамилию художника я, к сожалению, не помню, но такой прекрасной работы я больше никогда не видел. Хотелось посмотреть еще экспозицию в подвале, говорили, что очень интересная, но времени не было, мы ведь еще практически нигде не были. Ночью побродили по набережной Невы и Невскому проспекту, наблюдая Ленинград в белую ночь, а на следующий день, на небольшом катере, поехали в Петергоф. Фонтаны один краше другого, многие были закрыты на реставрацию, но и то, что было открыто, очень впечатляло. Посетили скромный домик Петра и фонтаны-шутихи. Во дворец также не попали, он был на реконструкции, но зато Самсон, разрывающий пасть льву, был великолепен, и вид на дворец со стороны моря был очень красивым. Но больше всего нас удивил подземный туалет, куда мы зашли по нужде. Большой светлый холл, облицованный светло-голубой плиткой, на стенах зеркала. Посредине холла стол и два стула, на столе ваза с цветами. Несколько туалетных кабин, и во всех висит туалетная бумага. Везде изумительная чистота. Этот вид резко контрастировал с виденными нами до сих пор общественными туалетами, в которых всегда была несусветная грязь, и перемещаться можно было только на цыпочках. Мы решили, что это какой-то платный туалет, но спросить было не у кого. Когда вышли из кабин, в холле уже появилась женщина, у нее мы и спросили, сколько нужно платить, но она сказала, что туалет бесплатный. Вот теперь я вполне осознал, почему Ленинградцы так гордились чистотой своего города.
Побывали мы с Толей и на Пискаревском кладбище. Здесь обстановка очень грустная, большое количество огромных братских могил и скорбящая Родина-мать к веселью не располагают. А грусть, нахлынувшая после прочтения дневника Тани, не покидала нас весь день. Как же люди все это выдержали? Ведь от всего этого с ума можно было сойти. А люди не только жили, но еще и трудились, умирая прямо возле станка от голода. Это были настоящие герои. Вечная им память.
В последний тень мы с Толей разошлись, ему хотелось одно посмотреть, мне другое. Я посетил Аничков мост, полюбовался чугунными решетками и скульптурами юноши и великолепных лошадей, какая во всем этом грация, каждая мышца и юноши, и лошадей, как живые. В кунсткамеру я не попал, она была закрыта, дворец Меньшикова тоже не работал. На ходу поменял планы и поехал в Петропавловскую крепость, времени у меня оставалось мало, поэтому толком я там ничего не рассмотрел, но вот полуденный выстрел из пушки я увидел. Нужно было возвращаться в гостиницу, вечером мы уезжали в Москву, а еще нужно было заехать к Андрею Федоровичу, вернуть Лене фотоаппарат и еще раз за все поблагодарить.
В Москве мы с Толей расстались, он поехал к себе в Купянск, а я в Вертиевку. И тут в мою голову проникла еще одна «гениальная» идея, я решил ехать не поездом, а автобусом. Трасса Москва-Киев проходила через Вертиевку, и все автобусы у нас останавливались на длительное время, так как на этой остановке были аж два вполне приличных кафе. Я и взял билет до Вертиевки на автобус. Автобус был с улучшенными мягкими креслами, но не самолетными, спинки не откидывались. Багажника для чемоданов в автобусе тоже не было, но мой маленький чемоданчик вполне поместился на полку над головой. Выехали примерно в обед, и сразу же обнаружилась проблема с моим чемоданом, от тряски его ручка жутко пищала, раздражая всех пассажиров и водителя. Я попросил у пассажиров несколько спичек, и подпихнул их под ручку, писк на время прекратился, но вскоре спички от тряски выпали, и ручка опять запела свою противную мелодию.
– Да сделай же ты с ней что-нибудь, – взмолился водитель. – мочи нет это терпеть.
Было жутко неудобно, но я не знал, как заставить ее замолчать, хоть в окно чемодан выкидывай. В поездах она никогда не скрипела. Выход нашли пассажиры. Они дали мне длинный кусок шпагата, и я привязал ручку к чемодану, чтобы она не болталась. Писк наконец-то прекратился, и все стали дремать. Я тоже задремал, но проснулся от того, что мне было очень жарко, ведь ехал я в военной форме, так как в маленький чемоданчик она не помещалась. Что собой представляла эта форма? Хромовые сапоги, синего цвета бриджи, зеленого цвета китель на ватине, со стоячим воротником, и фуражка. Китель снять нельзя, поскольку под ним только майка, расстегнутые крючки воротника и расстегнутая верхняя пуговица от жары не спасали. Сапоги тоже не снимешь. Стало понятно, что я сделал большую глупость, поехав автобусом, в поезде я бы спокойно переоделся и ехал как нормальный человек, но жалеть было уже поздно. Ночью стало немного прохладней, так как днем, пот с меня ручьем уже не лил, но появилась другая проблема: кресла оказались очень неудобными и начала ныть спина, боль все усиливалась, и к утру ныло уже все тело. Как ни крутился я в этом кресле, невозможно было найти такое положение, чтобы тело не болело. Облегченно вздохнул, когда наконец-то приехали в Вертиевку. Ноги так затекли, что вообще не слушались, пришлось минут десять, разминая ноги, потихоньку походить возле скамейки. Потом перешел на остановку местного автобуса, дождался автобус на Вертиевку, на котором доехал до центра, а там еще два километра пешком, и я дома. Отдохнув с дороги, на следующий день я на велосипеде съездил в центр и купил себе три литра пива, как компенсацию за все трудности и лишения, перенесенные в этой поездке.
