Был зимний праздник святого Николая, и Андрей пригласил своего кума Николая в гости. Это ведь его праздник, чего он будет один дома сидеть. Жена его померла три года назад, а детей у них не было, вот и остался его кум на этом свете один одинешенек.
А Николаю действительно было и одиноко, и грустно, и пойти ему особенно некуда, вот только к своему куму Андрею. Так и одичать можно. Раньше хоть на работу ходил, было где с людьми пообщаться, а год назад проводили его на пенсию. Он бы и еще поработал, здоровье еще есть, но сказали, что пора место молодым уступать. Теперь Николай не знает куда себя деть, приходится искать, чем бы себя занять. Сначала на пенсии ему даже нравилось. Забор починил, до которого десять лет руки не доходили, штакетник во дворе поправил, сарай перекрыл, положил железо вместо старого, потрескавшегося шифера. Летом еще был огород, там полно работы было, а сейчас, зимой, делать абсолютно нечего. Скукотище жуткое. Не будешь же целыми днями телевизор смотреть. Поэтому, когда его позвали в гости, Николай обрадовался.
Как же быстро время пролетело. Кажется, совсем недавно крестил он дочь Андрея Юлю, а ведь уже двадцать пять лет прошло. У Юли давно своя семья, и живет она теперь в Чернигове, домой к родителям приезжает редко. А как бы ему хотелось ее увидеть. А может и она приедет? Праздник ведь большой. А может она с дочерью и с мужем приедет? Вряд ли конечно, но, на всякий случай, конфеты нужно купить. А то ведь позор будет, если он придет в гости, а там ребенок, а у него нет для него гостинца. Впрочем, в магазин нужно идти в любом случае, и сигареты кончаются, и бутылку водки нужно купить, с пустыми руками в гости не пойдешь.
Николай нагладил брюки, рубашку, начистил хромовые сапоги, и собрался идти в магазин. Надел пальто, которое не надевал уже лет десять, и вышел во двор. Прошелся до калитки, и вернулся обратно. Как же в нем неудобно ходить. Коленки упираются в полы пальто, и ходишь, как стреноженный. Как эти женщины в своих узких юбках ходят? Николай вернулся в дом, снял пальто и надел свою новую фуфайку, в ней будет легко и свободно, а главное, привычно. Одежда правда не праздничная, но ничего, кум с кумой не осудят.
К обеду кум Николай был уже у кума Андрея и кумы Надежды. Юли конечно же не было, и Николай вручил бутылку водки куму Андрею, а конфеты – куме Надежде, вроде бы, как всем по гостинцу. Надежда тоже не ударила в грязь лицом, стол ломился от разных вкусностей. Здесь и селедка под шубой, и салат оливье, и салат из печени трески. Холодец и тушеная картошка с мясом, а к ней и маринованные огурцы с помидорами, и маринованные опята. А посередине стола, в запотевшем графинчике, стоит водочка. У Николая, при виде такого изобилия, сразу слюнки потекли. Видя его состояние, Надежда сразу же пригласила мужиков за стол. Первую рюмку конечно же выпили за праздник и за святого Николая, закусили салатиками. Кум Андрей предложил с этим делом не затягивать, и сразу же выпить вторую – за кума Николая, у которого сегодня именины. Имениннику очень понравился холодец, и он попросил Надежду поделиться секретом, как она варит такой вкусный холодец.
– Да никакого особого секрета нет, – сказала Надежда, – почти все как у всех: половина свинины и половина курятины, только вместо курки, я варю петушка, а он совершенно другой вкус дает.
Потихоньку, за разговорами, выпили весь графинчик, и кум Андрей открыл бутылку водки, которую принес кум Николай.
– А вам не многовато будет? – поинтересовалась Надежда.
– Да мы ведь не каждый день. К тому же при такой закуси, у нас еще ни в одном глазу, – успокоил ее Андрей.
Выпили еще полбутылки, но наливать больше Надежда не разрешила.
– Хватит! – сказала она Андрею. – Ты то дома, а Николаю еще целый километр домой идти.
– Да, хватит, – согласился и Николай, – пора мне уже домой идти. Еще нужно на ночь грубку протопить, а то похолодало.
– А я его провожу домой, – предложил Андрей.
– Хорошо, проводи, – согласилась Надежда. – Только не вздумайте где ни будь еще добавить.
– Ну что ты, – заверил ее Андрей, – с нас уже достаточно.
Но когда они пришли в дом к Николаю, тому было неудобно не угостить кума, который уже давненько к нему не приходил.
– Ну что, Андрей, может еще по пять грамм? – предложил он.
– А закусить будет чем? – поинтересовался Андрей.
– Сало и хлеб есть. А что нам еще нужно?
Выпили по рюмке, закусили салом с хлебом. Разговоры теперь пошли уже чисто мужские. Вспомнили про американцев, которые на прошлой неделе напалмом сожгли две деревни во Вьетнаме. Николай сообщил, что он достоверно знает, что теперь там наши летчики воюют, и скоро заставят американцев оттуда убираться. Андрей сильно в этом сомневался, но вторую рюмку, за победу вьетнамского народа, они все же выпили.
– Ну что, еще по одной? – спросил Николай.
– Да нет, хватит, – отказался Андрей. – Теперь ведь мне нужно домой добираться.
Николай проводил кума Андрея за ворота, и закрыл калитку на крючок. Хотел сразу идти в сарай за дровами, чтобы протопить грубку, но потом передумал. Сейчас он перекурит, отдохнет, а потом уже пойдет за дровами. Он закурил сигарету, немного постоял во дворе, но дул неприятный ветерок, и он спрятался от него в веранду. Там он сел на корточки, так как стульчик куда-то подевался, и не торопясь курил. Глаза закрылись как-то сами собой, и он уснул.
На следующий день кум Андрей проснулся с головной болью. Вроде бы и немного выпили, а голова болит, видимо старый уже. Решил сходить к куму Николаю опохмелиться. У жены просить рюмку нет смысла, не даст, да еще и укорять будет, что она мол предупреждала, чтобы много не пили. Калитка у кума Николая оказалась закрытой, на крики и стук Андрея в калитку кум не отзывался, и Андрею пришлось перелезать через забор. Зашел в веранду и увидел сидящего на бетонном полу Николая. Унюхал также сильный запах чего-то горелого.
– Коля, ты чего на бетонном полу сидишь? Это ведь не лето, простынешь, – обратился Андрей к куму.
Но Николай молчал.
– Спишь, что ли? – толкнул Андрей Николая в плечо.
Николай завалился на бок. Теперь Андрей понял, что запах горелого идет от Николая, из-под его фуфайки выползала струйка дыма. Андрей наклонился над Николаем и пощупал пульс. Пульса не было.
Как в дальнейшем установило следствие, пепел с сигареты спящего Николая попал внутрь расстегнутой фуфайки, и ватная подкладка начала тлеть, но Николай так и не проснулся. Все его тело под фуфайкой буквально сварилось, хотя внешних повреждений не было. Но вскрытие показало, что он этого уже не чувствовал, так как смерть наступила раньше, от удушья дымом горевшей ваты. Ужасная и нелепая смерть.
В магазине возле церкви стояла большая очередь. Люди стояли за хлебом, ну и по мелочам, каждый за своим: кому нужны макароны, кому селедка, кому сахар, а кому еще и водка. Хлеба в селе не было уже два дня, поэтому народ терпеливо стоял и ждал своей очереди, чтобы купить две буханки хлеба, больше в одни руки не продавали. Хлеб конечно уже не тот, что раньше, он теперь наполовину из кукурузной муки, поэтому и на вид, не серый, а желтый, но главное, что он есть, его в магазины периодически привозят. Одно время хлеба в магазинах по неделе не было, и люди уже было начали печь свой домашний хлеб, на чем свет стоит ругая Хрущева, который довел страну до такого состояния. А по телевизору рассказывали о небывалых урожаях кукурузы, о присвоении за это новым передовикам званий Героев Социалистического Труда, о том, что через двадцать лет страна будет жить при коммунизме, и ни слова о том, что в этой стране не хватает хлеба.
В очереди появился поддатый мужичок. Небольшого роста, невзрачный, кривоногий, явно пришедший прежде всего за водкой, а потом уже за хлебом. Он немного постоял в конце очереди, но перспектива простоять в ней часа три, его явно не устраивала, и он начал упрашивать людей пропустить его без очереди.
– Люди добрые, пропустите меня без очереди, я только бутылку водки возьму.
– Много вас, таких умных, – отвечали люди. – Прошлый раз один такой умник попросился без очереди коробок спичек купить, а когда его пропустили, то купил еще и две буханки хлеба. А тем, которые стояли в очереди, хлеба не хватило. Сегодня тоже всем не хватит, так что стой молча и жди своей очереди, никто тебя не пропустит.
– Да не буду я две буханки покупать, – упрашивал дальше мужик, – я только одну возьму.
– Ну вот, – возмутилась очередь, – просился только водку взять, а сам еще и хлеб хочет купить.
Пока продавщица, довольно толстая и уже не совсем молодая женщина, не спеша отпускала товар покупателям, пьяненький мужичок слонялся вдоль очереди и ко всем приставал.
– Что ты на меня так смотришь? – привязался он к какому-то мужику. – Деньги хочешь у меня вытащить? Думаешь, что я пьян? Ну попробуй у меня деньги вырвать!
– Иди отсюда, пока в морду не получил, – ответил мужик.
– Ууу, какая красотка, – подошел он к молодой, стоящей в очереди девушке, – дайка я тебя обниму. Ты небось еще не знаешь мужской ласки?
Девушка покраснела и спряталась от него за более пожилых женщин, а мужичок продолжал приставать к женщинам.
– Пойдем со мной, красавица, – обратился он к женщине средних лет, – я подарю тебе такое счастье, что ты и мужа бросишь, ради меня.
– Что же ты к жене не идешь? Или она тебя вместе с твоим счастьем из дома выгнала? Что ты можешь дать? Алкаш! – отшила его женщина.
Ошарашенный таким отпором мужичок некоторое время стоял молча, а потом обратил внимание на продавщицу.
– Ух, какая фигура, какая грудь! Как раз мой размер, я таких люблю.
Он подошел в начало очереди и стал жадно рассматривать продавщицу.
– Ну просто красавица! А какая жопа? Прямо сейчас бы трахнул.
– Все вы, мужики, герои на словах, а как доходит до дела, так сразу в кусты, только вас и видели. Вас сразу как будто ветром сдувает, – ответила ему продавщица.
– Вот приходи ко мне сегодня вечером, увидишь, на что способны настоящие мужики, – бахвалился мужичок.
– Хвастаешь! Ведь как дойдет до дела, то сразу смоешься?
– Да я хоть сейчас, – продолжал куражиться мужичок.
По лицу продавщицы было видно, что он, со своей болтовней, надоел ей до чертиков.
– А действительно, чего нам ждать до вечера? – заулыбалась она.
– Люди добрые, – обратилась она к очереди, – подождете минут десять, пока он меня трахнет?
– Конечно подождем, – дружно ответили в очереди, предвкушая необычное развлечение.
Продавщица, улыбаясь во весь рот, подняла столешницу прилавка и открыла дверку.
– Давай, заходи. За десять минут управишься? Только не затягивай, а то люди ждут.
– Ну ты чего застыл? Не томи людей. Видишь, все хотят знать, чем дело закончиться. Или уже передумал?
В магазине стоял гомерический хохот, люди аж за животы держались, а мужичок стоял весь красный как рак, хватал ртом воздух, очумелыми глазами смотрел на продавщицу, и не мог ничего сказать. Куда и хмель девался.
– Онемел от счастья, что ли? – продолжала издеваться над ним продавщица.
Так и не сказав больше ни слова, мужичок развернулся, и ушел из магазина.
– Хвастун! – крикнула ему вдогонку продавщица.
Над финалом этого представления хохотали потом все жители села, когда им рассказывали эту историю. А к мужичку, до конца его жизни, прилипла кличка – Хвастун.
Иван с Настей давно уже хотели почистить колодец, да все руки не доходили. То посадка, то прополка, времени ни на что не хватает. А еще маленькая Катя, которой всего полгода, много времени отнимает. Ее и перепеленать нужно, и кормить нужно через каждые два часа. С Петей проблем меньше, ему пять лет, и он уже почти самостоятельный, даже маме иногда помогает. Может Кате выпавшую соску подать, или коляску покачать, когда сестренка плачет. А с колодцем просто беда. Раньше у них в этом колодце была замечательная вода, и мягкая, и вкусная, все соседи приходили брать. В ней хоть голову помыть, хоть борщ сварить, хоть чай заварить, на все годилась. А потом с ней что-то случилось, стала невкусной, и с каким-то запахом. Такой водой теперь только полы мыть, ни на что другое она не годится. Возможно какая-то живность упала к ним в колодец и там утонула, а может специально что-то вбросили. Вот уже год, имея свой колодец, они ходят по воду к соседям. Ивану это окончательно надоело, и сегодня, пользуясь выходным днем, он решил почистить колодец. С самого утра, пока Настя занималась с детьми и готовила завтрак, Иван ведром вычерпывал воду из колодца. Воды в колодце оказалось много. Уже больше двухсот ведер воды вытащил, а до дна ведро все еще не достает. Позавтракали, и Иван продолжил свой монотонный труд: опустил ведро в колодец, набрал воды, вытащил ведро наверх, вылил воду подальше от колодца, и опять опустил ведро в колодец. От такой работы одуреть можно. Наконец-то ведро легло на дно, и Иван позвал Настю.
– Я сяду на ведро, а ты, медленно вращая коловорот, опустишь меня на дно колодца. – сказал он Насте.
– А если ручка коловорота у меня вырвется? – засомневалась Настя.
Иван посмотрел на хрупкую фигуру Насти, и почесал затылок. Она действительно может не удержать его вес, и тогда он с грохотом полетит на дно колодца. Нужно кого-то звать на помощь. К счастью, их сосед, дед Николай, оказался дома, и помог Насте опустить Ивана в колодец.
– Извините, что не могу вам дальше помогать, но мне нужно в больницу сходить, – сказал он. – Как вернусь, тогда может еще помогу, если без меня не управитесь. В любом случае, одна ты Ивана наверх точно не поднимешь, так что придется меня дожидаться.
– Большое Вам спасибо, – поблагодарила его Настя.
Дед тоже оценивающе посмотрел на хрупкую фигуру Насти.
– А зря вы такую работу вдвоем затеяли, – заметил он. – Ведь тебе не воду нужно будет вытаскивать, а грязную жижу, которая намного тяжелее воды будет. Так и надорваться можно.
– Ничего, не надорвусь, – ответила Настя, – я сильная.
Сосед ушел, а они с Иваном стали чистить колодец. Иван, находясь на дне колодца, накладывал жижу в ведро, а Настя коловоротом поднимала ведро наверх и выливала подальше от колодца. Сначала все шло нормально, ведра были не очень тяжелыми, и Настя даже подумала, что зря дед ее пугал. Но потом содержимое ведер стало более плотным, и Настя уже с трудом поднимала ведро на верх колодца. А вскоре, уже и спина ныла невыносимо, и руки так болели, что она в любой момент могла уронить ведро. Иван ее подбадривал, что осталось уже совсем немного, еще ведер двадцать, и колодец будет чистым. Тогда останется только подать ему вниз горячую воду, чтобы он хорошенько отмыл деревянные венцы, и все будет готово. Колодец у них из бетонных колец, но стоят они на клети из осиновых бревен, которые и образуют водосборник. Осина в воде не гниет. Вот их-то и нужно будет хорошенько отмыть от слизи и прочей гадости, чтобы все это потом не попадало в ведра с водой.
На крыльцо дома вышел Петя.
– Мама, там Катя плачет, – сообщил он.
– Ну дай ей соску, – сказала Настя, – она и перестанет.
Петя ушел в дом, а Настя продолжала вытаскивать наверх тяжелющие ведра с мокрой землей. Надо бы конечно сходить в дом и посмотреть, может там уже нужно перепеленать Катю, но и Ивана здесь бросить одного она не может. Ему там внизу и так нелегко, а если она на полчаса отлучиться, то за это время в колодец натечет много воды, и потом придется вычерпывать еще и эту лишнюю воду. Ладно, ничего не случится, если Катя лишние полчаса в мокрых пеленках полежит. И она продолжала вытаскивать наверх ведра с жижей.
– Мама, а Катя опять плачет, – снова вышел на порог Петя.
– А ты ей соску дал? – спросила Настя.
– Дал, но она ее выплевывает, и плачет, – ответил Петя.
– Ну тогда покачай ее, или еще что ни будь сделай, чтобы она не плакала. Ты ведь уже не маленький. А я скоро освобожусь, и приду.
Петя опять ушел нянчить сестренку, а Настя вернулась к своей работе.
– Ну что там, скоро конец? – спросила она Ивана.
– Ведер пять осталось, – ответил Иван, – и можно будет подавать горячую воду.
Через некоторое время на крыльце опять появился Петя.
– Мама, а где у тебя нитки? – спросил он.
– А зачем тебе нитки? – спросила Настя не оглядываясь.
– Я Кате операцию сделал, чтобы она не кричала, – сообщил Петя, – теперь ей нужно животик зашить. Я в кино видел.
Настя оглянулась назад и обомлела. На пороге стол Петя, и, в окровавленных руках, держал ее ножницы для раскроя тканей. Ведро с землей вырвалось у нее из рук и полетело вниз. Настя бросилась в дом. Там в своей кроватке, в луже крови, лежала ее Катя с распоротым животиком. Настя рухнула на пол рядом с кроваткой, её сердце такого не выдержало, и остановилось.
Когда дед Николай вернулся из больницы, он застал здесь жуткую картину: Катя, уже мертвая, лежала в кроватке с распоротым животиком, мертвая мать лежала возле кроватки, мертвый отец лежал на дне колодца, а окровавленный юный «доктор» спрятался за сараем, и оттуда доносился его плач. Была семья, и нет семьи. В живых остался только «доктор», которого, после похорон родителей и сестренки, отправили в детдом.
День выдался теплым и солнечным, на небе ни одной тучки. Небольшая похоронная процессия двигалась медленно. Гроб с телом покойницы, бабы Глаши, стоял в кузове грузового автомобиля, борта которого были опущены и обиты красной материей. Это председатель колхоза «Заря коммунизма» расщедрился, решил, что нужно достойно похоронить бывшую передовую звеньевую. За машиной шли дальние родственники, соседи, другие люди, которые знали ее при жизни. Близких родственников у бабы Глаши не осталось, она их всех пережила.
– Святую женщину хороним, – говорили бабки, шедшие за гробом. – Не зря ведь в день ее похорон такая чудесная погода стоит.
Здесь же шел и старенький сельский батюшка, по фамилии Серновец. Годы давали о себе знать, как-никак, ему скоро восемьдесят, и идти ему было тяжело, но, несмотря на немощь, он добросовестно исполнял свои обязанности священника. Да и путь до кладбища не близкий, около трех километров. Ему предлагали сесть в кабину автомашины, но он отказался, и всю дорогу шел пешком вместе с народом. За людьми шел духовой оркестр. Музыканты играли траурные марши, и другую грустную музыку. Процессия периодически останавливалась, чтобы дать отдохнуть пожилым людям. В это время музыканты и играли, потом, когда они прекращали играть, процессия снова трогалась. В очередной раз процессия остановилась возле церкви. Здесь большой перекресток, и улицы, ведущие к нему, значительно расширяются, образуя что-то вроде небольшой площади. Рядом с церковью расположен продуктовый магазин, напротив него контора колхоза имени Ленина, слева от нее – детский садик. Поэтому здесь всегда толчется много народа. Процессия остановилась ближе к магазину, где уже начинается расширение улицы, чтобы не мешать движению других машин. Батюшка читал какие-то молитвы, потом долго играл оркестр.
Пользуясь длительной остановкой, водитель автомашины Никита, мужик средних лет, обошел вокруг машины, осматривая колеса. Переднее правое колесо ему чем-то не понравилось. Он стукнул по нему носком сапога и покачал головой.
– Япона мать! Этого только не хватало, – пробурчал он себе под нос.
– Черт знает, что! – сказал он уже громко, и снова стукнул сапогом по колесу.
– Ты чего? – одернули его. – Не чертыхайся, батюшка услышит.
– Тут не до батюшки, – оправдывался водитель, – вон стопорное кольцо выперло.
А ситуация действительно была неприятной. Начало выходить из паза стопорное кольцо, которое фиксирует шину на диске. Уже были случаи, что такое кольцо выскакивало. Под действием давления воздуха в колесе, оно летит очень далеко, и бьет очень больно. В любом другом случае, он бы быстренько поменял это колесо на запаску, и не было бы никаких проблем. Но сейчас у него в кузове гроб с покойником. Если сейчас он будет менять колесо, его потом засмеют, скажут, что Никита даже покойника не смог нормально до кладбища довезти. И оставлять его опасно, так как кольцо может выскочить в любой момент. Не дай бог, кого-то покалечит. Никита наклонился к колесу, чтобы попробовать, насколько хорошо оно еще держится. Рукой нажал на выступающий конец стопорного кольца, и раздался громкий хлопок, от которого вздрогнули все находившиеся возле машины. Оркестр замолчал, и головы всех повернулись в сторону хлопка. Водитель без движений лежал возле колеса, из его головы текла кровь. Никто не мог понять, что же случилось. Кто-то, из наиболее сообразительных, сбегал в контору колхоза, и оттуда позвонил в больницу. Скорая помощь приехала через пять минут. Все надеялись на лучшее, но врач констатировал смерть водителя. Не успели довезти покойницу до кладбища, как случилась еще одна, такая чудовищная смерть. Стопорное кольцо, крепившее шину на диске, выскочило, и с большой силой ударило водителя в голову.
Процессия продолжила свой путь только после того, как из колхоза прислали другого водителя и заменили колесо. Бабу Глашу похоронили, но все разговоры и во время похорон, и на ее поминках, были не о ней, а о только-что погибшем водителе Никите. А на следующий день хоронили и Никиту. Гроб везли все на той же его машине, с которой еще не успели снять красную обивку. Возле гроба сидели и безутешно рыдали его жена и дети. За гробом шли все тот же батюшка, и все тот же духовой оркестр. А вот народа было раз в десять больше. Все были шокированы такой неожиданной и чудовищной смертью Никиты. И погода стояла все такая же прекрасная. Все было так же, только Никиты больше не было. И о том, что Никита был святым человеком, тоже никто не говорил, хотя погода этому соответствовала. Да и зачем такое говорить, все прекрасно знали, что Никита был далеко не святым. Но всем было его очень жалко, намного жальче, чем похороненную накануне бабу Глашу. Поэтому и народа столько собралось, чтобы проводить в последний путь этого, далеко не святого человека. Вспоминали, что и кому он сделал хорошего. И, к своему удивлению, обнаружили, что хороших дел за ним числится очень много, гораздо больше, чем плохих. А из плохих, вспомнили только, что много матерился, да иногда выпивал лишку. Вот и все, что вспомнили. Так может и сейчас они хоронили святого человека? Ну, святого или нет, не им судить, но всем было понятно, что хоронят они очень хорошего человека. Ведь Бог не мог послать такую чудесную погоду в день похорон плохого человека.