Владимир Алексеевич Колганов
Советник президента
Глава 15. Последний трамвай
За три часа до полуночи пришла пора прощаться. Вещи собраны, заказано такси – ЗИС-101 должен довезти до Краснопресненского депо. Но осталась одна нерешённая проблема – Джексон. Если бросить его здесь, пропадёт – да просто будет вычеркнут из реальности, когда они покинут это время, что равнозначно убийству. Тащить его силком, запихнув в один из чемоданов, как-то несолидно. Предъявлять доказательства прелюбодеяния с Галиной? Этот аргумент оставили на крайний случай. Всё же Платов надеялся, что здравый смысл возобладает и Джексон смирится с неизбежностью. Но тот упирался изо всех сил:
– Не хочу в Москву! Я настаиваю, чтобы вы отправили меня домой.
– Как это себе представляете? Ну высадим вас в Лондоне, на Трафальгарской площади, а затем своим ходом, на трамвае, потащимся в Москву?
– Ну почему на трамвае? Мы выделим вам самолёт…
– Не смешите! Сначала задержите нас за нелегальное проникновение в страну, затем навесите отравление этого Стригаля и попытку похищения британского министра. Не говоря уже о том, что реквизируете спецаппаратуру.
– Вы всё видите в чёрном свете. Какие могут быть претензии, если доставите меня домой? Скорее уж королева наградит вас орденом Святого Патрика за то, что спасли её любимца.
– Спасли от рук НКВД? Кто в это поверит?
– Послушайте! Но я вам гарантирую как министр…
– Вы здесь не министр. Так же, как я не президент. Поэтому грош цена этим гарантиям!
Джексон сделал последнюю попытку:
– Тогда позвольте мне уехать на дрезине. Хоть какой-то шанс!
– Послушайте, Борис, мы это обсуждали. Весьма вероятно… как это вы говорите, highly likely, что эта мотодрезина отправит вас совсем в другое время, к праотцам…
На самом деле, дрезина была уже совершенно непригодна для передвижения во времени, но Джексону это знать не обязательно – будет упираться ещё жёстче, чем сейчас.
– Но я не хочу оказаться на Лубянке!
– Да кому вы там нужны?
После изрядной выпивки Джексон плохо соображал, однако против логики не попрёшь. В сущности, он теперь никому не нужен…
– Мне всё это напоминает дурной сон. Такое впечатление, что хожу по лабиринту и не могу найти выход, и самое обидное, что выхода оттуда никогда и не было.
– Не мы в этом виноваты.
На это Джексон промолчал, и было похоже, что смерился со своей участью. Впрочем, Платов не вполне чётко представлял, на кой чёрт ему сдался этот нечёсаный британец. Однако нельзя же оставлять его здесь.
Джексон покинул кабинет – видимо, будет зализывать раны в обществе Галины. А Платову предстояло прощание с Булгаковым. Что можно ему сказать – поблагодарить за всё? Но прежде всего, за то, что заставил задуматься. Задуматься о том, чему прежде не уделял должного внимания. Понятно, что в трудном деле не обойтись только составлением плана мероприятий, на что только и способен нынешний министр культуры – видимо, придётся подыскать ему замену. Но где найти достойного человека? Этот вопрос Платов задал Булгакову после того, как подошла к концу их прощальная беседа. И вот какой получил ответ:
– Я думаю, что этой работой не должен заниматься чиновник, для которого самое главное в жизни – это удержаться не своём посту, сделать успешную карьеру. Не годится и тот, кто видит смысл своей деятельности в примитивной пропаганде, в навязывании неразумным гражданам простейших истин вроде «люби своё Отечество», «не убий», «не укради». Это должен быть человек, который станет связующим звеном между властью и теми людьми искусства, целью которых является нравственное совершенствование всех и каждого, а не забота о собственном благополучии или потворство вкусам немногочисленной элиты. Если такого человека не найти, ничего хорошего уже не будет, перспективы у страны весьма прискорбные. Боюсь, тогда ничто вам не поможет.
Нельзя сказать, что Платов был во всём с Булгаковым согласен. Конечно, экономика на первом месте – надо же людей кормить, надо создать им комфортные условия для жизни. Но значимость культуры, искусства невозможно отрицать. Поэтому и сказал:
– Ах, Михаил, как же мне нужен такой человек, как вы! Журналист, романист, драматург, театральный режиссёр, ценитель оперного искусства… Помнится, вы даже вокалом занимались. Ну разве что живопись и кино пока вне сферы ваших увлечений…
В этих словах Булгаков уловил, помимо восхищения его талантами, некий намёк. По крайней мере, так ему казалось, потому что схожие мысли возникали и в его голове. Сказать или не стоит унижаться? Но вот набрался смелости:
– Господин Платов! А вы не могли бы взять меня с собой? Я понимаю, у вас есть более важные дела, чем помогать писателям, но я не могу здесь жить. Мои книги не печатают, не ставят мои пьесы, ну если не считать «Турбиных». Здесь меня никто не любит, кроме Люси и нескольких друзей. Просил, чтобы отпустили за границу, но нет, говорят, нельзя! Дошло до того, что я вынужден писать дурацкие либретто для Большого театра, иначе никак не прокормить семью. Я умоляю, войдите в положение!
Платов задумался.
– А как же ваш «закатный» роман?
– Рукопись возьму с собой и непременно допишу…
Платов опять немного помолчал.
– Видите ли, Михаил, основное достоинство вашего романа не в оригинальном сюжете, не в характерах героев. Прежде всего, читателей привлекает то, что роман написан вопреки всему. То есть для них вы мученик, а ваш роман это скрытый протест против тогдашней власти, – Платов посмотрел на Булгакова и, видя, что тот согласен с этой мыслью, продолжал: – Теперь представьте, что вы будете дописывать роман на даче где-нибудь в Барвихе или в Переделкино. Вам нечего будет бояться, мы вас всем обеспечим… И что? Ещё одной историей об Иисусе Христе вы теперь никого не удивите, ну а появление сатаны в Москве… Боюсь, что это могут неправильно понять, – он улыбнулся и добавил: – Вот и трамваи по Малой Бронной уже давно не ходят…
Платов всё говорил и говорил, а Булгаков старался уловить, к чему он клонит. «Если хочет отказать, пусть так и скажет. А то ведь ни "да" не говорит, ни "нет"… Вот и теперь на что-то снова намекает».
– Однако в этом деле есть ещё один непростой нюанс. Что будет с прежними вашими произведениями, с «Собачьим сердцем», с «Днями Турбиных»? Ведь будут превозносить уже не вас, а какого-то другого писателя, вашего тёзку и однофамильца.
Теперь пришла пора задуматься Булгакову. «В самом деле, мастер будет гулять со своею подругой под вишнями, вечером слушать музыку Шуберта, а мне что делать в этом Переделкино? Наслаждаться тишиной? Да кому я там нужен без Борменталя, без Турбина, без Мастера? Я же умру от зависти к тому Булгакову, который остаётся здесь!»
И тут в мозгу возникла неясно выраженная мысль, до которой он сам никогда бы не додумался, а тут словно бы кто-то стал долдонить ему в ухо. Кто знает, возможно, это отголоски увлечения Уэллсом.
– А знаете, меня вот что беспокоит… Не повлияет ли ваше пребывание здесь на будущее? Вернётесь в своё время, а там всё уже не так, как было несколько дней назад, когда вы только ещё собирались в это путешествие.
Платов кивнул, словно бы подтверждая, что это предположение весьма разумно.
– Тут вот в чём дело. Я не хотел об этом говорить, Михаил, но теперь придётся… В физике этих процессов я не разбираюсь, однако учёные заверили, что, находясь здесь, мы не вторгаемся в вашу реальность. Нет, мы сейчас находимся в некоем параллельном мире, который после нашего появления здесь возник как копия вашей реальности.
– Да-да, о параллельных мирах я читал в рассказе «Дверь в стене» Герберта Уэллса. Неужели он был прав?
– В какой-то степени, но только всё оказалось значительно сложнее, чем в его рассказе. Дело в том, что параллельный мир не вполне реален, так же, как ваше изображение на этом стекле, – и Платов указал на дверцу книжного шкафа. – Стоит вам покинуть комнату, как изображение исчезнет. Так вот, когда мы вернёмся в своё время, вы, Михаил Афанасьевич Булгаков, останетесь в той своей реальности, а этот параллельный мир исчезнет вместе с нами. Поэтому ничего страшного не произойдёт.
– И я забуду всё, что узнал за эти дни… – на лице Булгакова появилось выражение той обречённости, той неописуемой грусти и душевного страдания, которые только и могут сопровождать подобное признание.
– Да, как это ни печально! А причина в том, что люди будущего не должны иметь возможности повлиять на прошлое. В противном случае всё, что мы делаем в своей жизни, теряет всякий смысл.
– Я понимаю.
– Так что ничего тут не поделаешь… Но я благодарен вам за всё. И могу заверить, что не забуду ничего из того, что здесь случилось.
Над Москвой сгустилась тьма. Особенно это было заметно в переулках на Пречистенке, которые освещались так, чтобы только не наткнуться на встречного прохожего. Зато Театральная площадь вся была в огнях. В Большом театре показывали оперу «Тихий Дон», а в Малом – «Маленькие трагедии» Пушкина. Булгаков мог вполне успеть на последний акт…
А чуть позже, но ещё до того, как актёры вышли на поклон, ЗИС-101 остановился недалеко от ворот Краснопресненского депо. Когда такси, высадив пассажиров, укатило, Митя достал из чемодана нечто похожее на ручной гранатомёт, направил раструб на ворота, нажал на какую-то кнопку и, выждав несколько секунд, сказал:
– Чисто! Теперь все там спят…
– И видят вещие сны, – с ухмылкой добавил Филимон.
– Надеюсь, не похабные, – предположила Галина.
Ну а министр культуры глубокомысленно заметил:
– Сон это неотъемлемая часть нашего существования. Чему тут удивляться?
И только Платов никак не прокомментировал то, что происходило на территории депо:
– Ладно! Время поджимает. Митя, открывай ворота! Галина, выводи трамвай!
Глава 16. «Приземление»
За полчаса до полуночи на Смоленской набережной, как раз напротив британского посольства, словно бы из ничего возникло нечто. Сначала над мостовой сгустился воздух, затем послышался звук, обычно свидетельствующий о приближении трамвая, а затем появился и сам трамвай, жёлто-красный, как и положено этому транспортному средству. Постояв немного, чтобы зеваки успели заснять происходящее на свои мобильники, трамвай не спеша направился к мосту через Москва-реку, но не стал въезжать на мост, а вывернул на Новый Арбат и с невероятной скоростью двинулся в сторону Арбатской площади, опережая все попутные автомашины. Редкие прохожие, разинув рты, тщетно пытались разглядеть провода контактной сети, которых почему-то не было. Тем временем трамвай уже промчался мимо ресторана «Прага», скрежеща колёсами, свернул направо, метнулся вдоль по Арбатской площади и чуть притормозил у памятника Гоголю, словно кого-то ожидая. И тут же из внутреннего двора министерства обороны выехало несколько автомашин, все с проблесковыми маячками – две расположились по бокам трамвая, а остальные спереди и сзади, после чего вся процессия направилась в сторону Кремля.
Уже буквально через минуту трамвай в сопровождении охраны въехал под арку Боровицкой башни. Митя, Галина, Филимон и Славик пересели в автомобиль, который должен был развести их по домам, а трамвай продолжил движение к Сенатской площади. Вроде бы на этом всё закончилось. Но вот прошло ещё несколько минут, и в одной из комнат на втором этаже здания Сената зажёгся свет. Министр обороны и глава СВР уже дожидались в приёмной, поэтому совещание можно было начинать.
– Так что происходит в Ново-Огарёво? – этот вопрос президента был адресован министру обороны.
– Там всё спокойно. Охрану и персонал задержали без каких-либо эксцессов, теперь идут допросы.
– Вы с ними повежливее, а то ведь те, что не причастны к заговору, могут, не дай бог, обидеться на нас.
– Мы сразу всем сказали, что ситуация чрезвычайная, поэтому думаю, что с этим всё в порядке.
– Первые фигуранты есть?
– Только успели отобрать у всех мобильники и другие средства связи. Сейчас специалисты их проверят, тогда и будем делать выводы.
– А что с этими деятелями из НИИ?
– Заместитель директора утверждает, что выполнял заказ СВР. Якобы документально всё не оформляли, чтобы избежать утечки информации.
– Похоже, что предатель из СВР, которого вы взяли на Воронцовских прудах, и тут подсуетился. Что у вас, Сергей Евгеньевич?
– «Брюнет» пока молчит. Так мы условились его называть, если вы не против.
– Согласен. И что он из себя представляет? Какие задания вы ему поручали?
– Как правило, выполнял роль связного между Центром и лондонской резидентурой. Так, мелкая сошка. Странно, что ему доверили переговоры с руководством МИ-6. Возможно, просто другого не нашлось.
– Как думаете поступить с ним?
– Пока не решил. Похоже, он надеется на чью-то поддержку.
– Молчит, потому что не знает, что их план провалился. На этом можем и сыграть. Тут важен эффект неожиданности… Вот что! Наденьте ему на голову мешок и везите сюда. И чтоб охрана не проговорилась.
Тем временем, пока в Кремле продолжали обсуждать сложившуюся ситуацию, «брюнета» усадили в бронированный минивэн с тонированными стёклами и машина понеслась по Ленинскому проспекту в сторону центра города, благо дорожные пробки по ночам пока ещё не стали обыденным явлением в Москве…
И вот ввели в кабинет. Сняли мешок с головы. Увидев Платова, он несколько секунд, как заворожённый, смотрел на живого президента, потом зажмурился, словно надеялся таким образом избавиться от наваждения. Открыл глаза, когда понял, что молчать уже нет смысла:
– А почему меня допрашивает не ФСБ?
– Здесь я решаю, кто, что и почему. И вопросы здесь задаю только я. Это вам понятно?
– Да.
«На редкость спокоен. Только в самом начале дал слабину. Похоже, голыми руками его не взять», – подумал Платов. – Так я вас слушаю.
– Судя по всему, вы и так всё знаете.
– Не всё. И это даёт вам шанс! Шанс на смягчение наказания.
– Верится с трудом.
– Всё зависит от ценности информации, которой вы обладаете.
– Я должен подумать.
– У вас одна минута. Или мы обойдёмся без вашей помощи.
Что же рассказал «брюнет»? Во-первых, подробности встречи с главой МИ-6 в присутствии Бориса Джексона. В основном, их показания совпали. А вот что касается тех, с кем он взаимодействовал в Москве, тут оказалось всё куда сложнее, чем представлялось поначалу. Дело в том, что «брюнет» общался, в основном, с посредником, в роли которого выступил некий бизнесмен, по совместительству брат жены «брюнета».
– Да я бы их всех, проклятых, с потрохами сдал, не сомневайтесь! Какое мне дело до них? Рвутся к власти, а на людей им наплевать.
– Отчего ж тогда молчали?
– Если и меня, и Сёму посадят, кто будет кормить его семью? У него ведь пятеро детей!
– О своих не думали?
– Есть счёт в лондонском банке, так что не пропадут. А там и меня обменяют на кого-нибудь…
– А что же Сёма?
– Он на грани банкротства, весь в долгах. Ему пообещали это дело разрулить, только потому и согласился быть посредником.
«Версия так себе. Похоже, тянет время, чего-то ждёт», – Платов посмотрел на главу СВР. Тот прищурил глаз, выражая таким образом сомнение.
– Трудно поверить, что они доверились человеку с улицы.
– Нет. Он известная личность. Раньше работал в правительстве, в Центральном банке…
– Как думаете, ваш шурин согласится сотрудничать?
– А что ему остаётся?
– Он сейчас в Москве?
– Да где ж ему быть? За границу не выпускают из-за долгов.
– Поэтому он и обратился к вам за помощью? И вы согласились…
– Ну а вы что бы сделали, когда человек на грани… – «брюнет», видимо, хотел что-то изобразить руками, но наручники так и не позволили. – Он говорил, что готов застрелиться.
– Вообще-то рассчитано на слабонервных, ну да ладно. А как объясните, что вас взяли в компании с Павликом?
– Это кто?
«Даже глазом не моргнул. Наверняка подготовил свой ответ. Ну ладно, пусть немного покуражится».
– Тот, с кем вы собирались ехать в лифте.
– Ах, этот! Он попросил подвезти, а по дороге рассказал про неприятности с женой… Ну вы же знаете! Вот я и согласился помочь – куда ему справиться с двумя-то мужиками!
«Сначала на жалость давил. Теперь врёт, как сивый мерин, и совершенно не краснеет. Тёртый калач, сразу просчитал – если я здесь, значит Джексона взяли. Поэтому про него всё выложил. А про Ново-Огарёво почему молчит? Надеется поторговаться?»
Тут вошёл секретарь, который был постоянно на связи с ГРУ, и передал Платову записку. В ней было сказано, что Сёма, то есть Семён Остапенко, ещё днём был в Москве, но сейчас его мобильник недоступен. По адресу его подмосковного особняка направлена опергруппа. Ещё доложили, что старший сын Остапенко закончил Уорвикский университет в Англии по специальности бизнес-менеджмент и курсы по подготовке кинооператоров в Лос-Анджелесе, а ныне работает в Голливуде. О банкротстве Остапенко-старшего пока никаких сведений не поступало.
– Как думаете, Сёма знает, что вас арестовали?
– Вряд ли. Всего-то прошло несколько часов…
«Опять врёт. Наверняка была договорённость – в таких случаях периодически созваниваются, чтобы успеть принять меры в случае чего. Можно было бы сказать ему, что в Ново-Огарёво всех взяли, однако это бесполезно, пока среди них не выявили заговорщиков. Да мало ли кого там арестовали! Так и скажет, поэтому пустая трата времени».
– Так, Сергей Евгеньевич, забирайте его к себе и работайте. Аудиозапись этого допроса секретарь вам передаст.
На этом закончилось первое совещание у президента после его возвращения из прошлого. «Теперь надо бы немного поспать, а наутро со свежей головой приниматься за Джексона – он и сам понял, в какую ж… попал, небось, не спит, думает, что делать. Ну а мы ему подскажем».
Платов лёг спать, а вот на Уайтхолле этой ночью было не до сна, там царила паника. Наверно, то же самое наблюдалось в Древнем Риме накануне вторжения варварских племён. Даже заверения послов стран ЕС в том, что будут поддерживать до самого конца, никого не успокоили. Некогда огромная империя, теперь сократившаяся до крохотного островка, рисковала превратиться во всеобщее посмешище. И всё из-за того, что министр иностранных дел вместо того, чтобы обретаться в Форин-офисе, куда-то пропал, причём не согласовал своё отсутствие ни с королевой, ни с премьером. Всё бы ничего, такое с ним случалось ещё в то время, когда был мэром Лондона, но здесь он уже перешёл все допустимые границы.
К поискам подключили МИ-5, МИ-6 и даже британского посла в России. Только после доклада главы МИ-6 премьер-министр узнала, в какую авантюру влез Джексон вместе с Вингером. Это ж надо! Впрочем, если уж взялись, надо доводить начатое дело до конца. Ну а когда сэр Лори Дримстоун сообщил, что неопознанный трамвай был замечен им на Смоленской набережной, у британского посольства, вот тогда, после подробных разъяснений Вингера, ситуация подошла к той черте, за которой маячила скорая отставка.
Что оставалось делать в такой ситуации? Пришлось звонить в госдеп.
– Майкл! Ты в курсе этой авантюры Джексона с дрезиной?
– В общих чертах…
– Но почему скрыли от меня?
– Видишь ли, Тереза, пришлось бы тебе слишком долго объяснять. Там очень сложная наука, с этим перемещением во времени. Я сам толком ещё не разобрался.
– Ты мне зубы не заговаривай! Пытались провернуть всё за моей спиной, а отвечать за неудачу мне придётся!
– Да что случилось-то?
– Хреново работает ЦРУ! В двух шагах от вашего посольства движется в сторону Кремля трамвай, причём без рельсов и без проводов, затем в сопровождении охраны въезжает в Боровицкие ворота, а ты у меня спрашиваешь: что случилось?
– Не может этого быть!
– Видеозапись высылаю…
– Ах ты, господи!
– Самое скверное даже не в том, что Платов опять сидит в Кремле. Вингер предполагает, что они разоблачили Джексона и он теперь у них в руках. Ты представляешь, если Джексон попался, он же на меня повесит всех собак. Ну кто поверит, что такое могло произойти без участия премьер-министра?
– Не паникуй, Тереза! У нас заготовлен план на этот случай. Вы объявите, что есть неопровержимые доказательства, будто он российский шпион и скрывается теперь в Москве. Скажете, что отравление Стригаля было совершено им по заданию Кремля, чтобы спровоцировать неадекватную реакцию Запада.
– Майк, но зачем им это было нужно?
– Чтобы оправдать создание нового оружия. Всё вполне логично: сначала Платов сообщил об этом оружии, а затем подвёл под него идеологическую базу. Что тут непонятного?
– Может быть, в качестве доказательства сослаться на то, что Джексона зовут Борис?
– Тут надо подумать… Нет, лучше обойтись без предъявления доказательств. Скажете, что они у вас есть, но засекречены по соображениям национальной безопасности.
– Пожалуй, ты прав. Это может произвести должное впечатление.
