Владимир Александрович Бердников
Арина Великая
50
Недовольная и озабоченная, вернулась Арина в Москву. Переночевать решила в кремлёвской резиденции дочери. Далила бесстрастно сообщила ей о трагедии Олега. Это странное безразличие Верховной правительницы к утрате Галатеи покоробило Арину.
– Далила, мы же потеряли механизм, который позволял нам предвидеть хотя бы ближайшее будущее. Галатея могла удержать нас от принятия ошибочных решений. Видение будущего давало России колоссальное преимущество перед её соперниками на мировой арене.
– Мама, я прекрасно представляю, ЧТО мы потеряли. Но подумай сама, ведь даже ты уверовала в непогрешимость Галатеи, что уж говорить о других. Неужели ты не видишь, что Галатея фактически превратилась в божество, извещающее нас совсем не о будущем, а о том, что мы тупы, как бараны, как брёвна, как пресловутые кирпичи? Мы не знаем, насколько верны предсказания Галатеи, мы просто верим ей, как верили древние греки Дельфийскому оракулу. Но не тебе мне говорить, что человек не должен ничего принимать на веру. Человек, верующий в чью-то непогрешимость, не может называться разумным.
– Но Галатея создана человеком.
– Это была машина, принимавшая решения на основании своих, скрытых от нас, алгоритмов и расчётов, и мы не знаем, в какой степени она была лояльна к нам.
Арина поняла: Далила не могла ощущать себя Верховной Правительницей, зная, что есть сверхразум, который, в принципе, мог бы посмеяться над её ошибками. Смеялась Галатея над путоранками или нет, не имело значения. Главное, она была умнее Далилы. Всё говорило о немалом тщеславии дочери. Арина вспомнила о Магде, тоже помешавшейся на тщеславии, и почему-то не решилась рассказать Далиле об инциденте в гостинице Путоранска.
– Как ты собираешься бороться с движением путоранок? – спросила мать. – Ведь их требования нарушат сплочённость российского общества, внесут в него смуту.
И тут Арине был нанесён новый удар.
– Мама, в твоей конституции утверждается, что все женщины России имеют равные права вне зависимости от способа их зачатия и вынашивания.
– Далилочка, моя конституция создавалась, когда про путоранок элементарно никто не знал, да и сейчас они строго засекречены.
– И тем не менее, мама, право гражданки РФ свободно выбирать себе место жительства в своей стране стоит отдельным пунктом в твоей конституции. И ты, должно быть, забыла, что я – как Верховная Правительница России – обязана обеспечивать выполнение всех пунктов основного закона данного государства.
– Прости, Далилочка, но разве ты не знаешь, что существует такая вещь, как государственная тайна. Путоранки, по крайней мере ещё лет двадцать, должны быть строго засекречены. Это не противоречит конституции, в которой есть специальный пункт о защите государственной тайны.
– Мама милая, подумай, что ты говоришь. Ты будто забыла, что я сама путоранка. Более того, я самая первая путоранка, рождённая в Священной пещере по методике Богоравного Ильи.
– Да, Далилочка, ты Верховная Правительница России, и ты должна обеспечивать безопасность её граждан. Но неужели ты не видишь, что исход путоранок из Минусинской котловины подорвёт безопасность миллионов россиян?
– Мама, ты просишь, чтобы я, первая в истории высоколобая Правительница РФ, внесла бы в конституцию страны фактически антипуторанский пункт, а потом всю оставшуюся жизнь тряслась бы от страха в ожидании вооружённого путоранского восстания?! Не забывай про гигантский творческий потенциал высоколобых. Никаким кнутом мы не сможем удержать их в Минусинской котловине. Я уверена, что политика кнута заставит их найти оружие, парализующее психику низколобых. Неужели ты хочешь, чтобы я толкнула путоранок на путь вооружённой борьбы за равенство в правах (подумать только с кем!) с расой недоразвитых гоминид?
Арина покинула резиденцию Далилы в совершенно расстроенных чувствах. Поначалу она переживала, что не заметила, когда у дочери развился путоранский расизм. По привычке, стала подыскивать аргументы, чтобы отстоять свою правоту, но вскоре желание борьбы сменилось ощущением полнейшей безысходности. «Неужели вся моя жизнь была брошена на выполнение ошибочного проекта? – почти беззвучно прошептала она. – Ведь народ в целом поддержал меня, да и многократно возросшее благосостояние граждан, и признание миром первенства России – всё, казалось бы, говорило о том, что мой проект был верным». Страх и ощущение бессилия охватили Арину. Ей недавно исполнилось семьдесят шесть, она отдала власть дочери и уже не может повлиять ни на что. Вот так впервые в душу Арины ворвалась беспредельная тоска. И поделиться своим горем было не с кем. Илья умер, путоранки построили для него мавзолей и учредили культ Богоравного Ильи. Ведь он их создал, но зачем? Разве мир стал после этого лучше?
Арина связалась через видеофон с Олегом. К экрану подошла Ольга. Опухшее от слёз лицо, чёрные мешки под глазами.
– Как это случилось? – начала Арина.
– Мы проявили непростительное легкомыслие. Галатея предупреждала о надвигающейся опасности, но вычислить день и час катастрофы даже она не могла. Нельзя предсказать все движения души каждой путоранки. Мы были в тот день, вернее, в ту ночь, в Петербурге. Поджог был совершён под утро. Всё сгорело дотла.
– А что Олег? Как он всё это перенёс?
– А он и не перенёс… ведь в огне сгорела его Галатея. Он мне часто говорил, что она единственное на свете существо, способное отличить субъективную правду от объективной истины, – слёзы хлынули из глаз Ольги. Срывающимся голосом она продолжила: – Обширный геморрагический инсульт левого полушария головного мозга. Лежит в коме, прогноз хуже некуда.
– Какой ужас! – Арина накрыла руками лицо и завыла. Ольга отключила связь.
Арина открыла бутылку дорогого коньяка, наполнила до краёв изящный венецианский кубок и одним залпом осушила его. Потом забралась с ногами в своё любимое кресло (единственный свидетель её ещё безгрешной жизни), расслабилась и погрузилась в мир случайных мыслей и образов. И вдруг посреди этого бессвязного крошева в её голове застучали слова: «Так проходит мирская слава», и перед её невидящими глазами распахнулась врезавшаяся в память картина: Гранд-канал, роскошные дворцы по его берегам, и вычурный древний мост.
– Считается, что мост – это путь, путь в будущее, – пробормотала пьянеющая Арина. – Но почему тогда в Венеции я выбрала путь к славе? Забавно, но меня манил образ Екатерины Второй. Вот уж, казалось бы, воистину великая женщина. Подумать только, эта невзрачная немочка оказалась самым успешным правителем Российской империи. Нескончаемая череда военных побед: присоединила Причерноморье, Крым, обширные территории Кавказа и Польши. Уничтожила польскую государственность, вывезла из Варшавы королевский трон древнейшей польской династии и сделала из него стульчак для своего ватерклозета. Вся жизнь, как праздник. А чем кончила? – Говорят, схлопотала инсульт, сидя на том драгоценном стульчаке.
А что я? Улучшила ли я своей неуёмной активностью мир? – задала себе Арина вопрос, подводящий итог всей её жизни, и вздрогнула. Ведь ещё пару дней назад она бы с гордостью ответила: – Да! Улучшила! – но сейчас, после поездки в Путоранск и после разговора с дочерью её мучили сомнения. В пропуторанской позиции Далилы таилась опасность.
Арина попробовала разобраться:
– Кто-то из великих сказал: «Главное – не цель, которую мы ставим перед собой, а путь к ней». Ясно, что на пути к великой цели нужно преодолеть множество с виду неприступных барьеров, и также ясно, что взятие каждого из них награждает честолюбца изрядной порцией счастья. Чем выше взятый барьер, тем слаще счастье. Если честолюбец энергичен и талантлив, то тернистый путь к далёкой цели превращается в сплошной праздник, в сплошное наслаждение. Я шла к своей цели около пятидесяти лет. Стала телезвездой, создала свою партию, заразила массы своими идеями, забралась на российский трон, сделала Россию самой передовой страной и заставила весь мир рукоплескать мне, Арине Великой. Но фактически я добилась лишь одного – длительного, ни с чем не сравнимого упоения собственными успехами.
А что Олег? Вот, казалось бы, самый талантливый член нашей клонтройки, а чем награждён за свой каторжный труд ради общего блага? – инсультом и комой. А умри он за день до поджога зеленогорской развалюхи, и не было бы на земле человека счастливее, чем он.
Похоже, самым счастливым членом нашей компании оказался Илья. Он дожил до осуществления своих невероятных планов и умер в ореоле путоранской славы. Милый чудак! Мечтал двинуть вперёд биологический прогресс человечества, а фактически создал его могильщиков. Парадокс? Да нет же. Просто Илья, увлёкшись процессом созидания более совершенного, более разумного человека, забыл, что каждый новый вариант нашего вида элементарно уничтожал свою предтечу. Так неандерталец уничтожил человека прямоходящего, мы покончили с неандертальцами, а путоранцы, по идее, должны расправиться с нами.
Так всё-таки, кто же вдохновлял нас на наши «великие свершения», кто направлял, кто поддерживал? Ответ очевиден – никто. Причина нашего странного поведения кроется во врождённом стремлении каждого человека так или иначе приподнять свою самооценку. И чаще всего мы – увы! – хотим продвинуться ближе к вершине власти. Вот это врождённое первобытное желание отличиться от прочих, хотя бы в чём-то превзойти их и лежит в основе нашего социального и научно-технического «прогресса».
Тут Арина снова вспомнила свой разговор с Далилой, и смутное ощущение опасности оформилось в ясное видение грядущей вселенской катастрофы. «Боже! – вырвалось у недавней властительницы дум. – Война с путоранками может обернуться элементарным исчезновением современной формы человека! Но разве этого я хотела, поощряя работу Поползневых? – пару минут Арина снова прокручивала в памяти своё столкновение с ужасной Магдой. Впрочем, долго отдаваться мрачным мыслям она не могла: – Ведь будущее – это то, чего пока нет, и потому никто не знает, что же в точности случится там за пресловутым поворотом. Почему обязательно катастрофа? Может быть, среди путоранок найдётся (почему и нет?) хотя бы одна мудрая и энергичная особь, которая сумеет разрулить паршивую ситуацию». Эта мысль успокоила Арину, она стала перебирать в памяти блестящие эпизоды своей жизни, и глаза её засветились счастьем.
