Владимир Александрович Бердников
Арина Великая
32
Пять лет Арина была погружена в радости и заботы материнства. Время шло, близнецы росли и развивались, а она по-прежнему отдавала им всё своё внимание и всё своё время. Наконец случилось неизбежное – материнская ограниченность жены стала раздражать Никифорова. Ему нужна была красивая и умная спутница для корпоративов и деловых встреч. Она должна была активно помогать ему в бизнесе, но Арина была к такому роду занятий совершенно безразлична. Впрочем, и сам Никифоров как-то незаметно утратил для Арины немалую долю былой привлекательности. Его простецкие замашки и грубые словечки, которые когда-то умиляли её, теперь стали раздражать. И даже кошачьи жёлто-зелёные глаза супруга казались ей теперь не особенно яркими и хищными.
Кончилось всё драматической развязкой. Однажды в конце апреля 2019-го Арина заехала утром к Никифорову в его загородный домик и застала там длинноногую красотку, чей вид не оставлял сомнений, чем она занималась ночью. Арина ахнула и выбежала, громко хлопнув дверью. И в этот момент, будто пелена спала с её глаз, с её сознания. Ей, цветущей молодой женщине, привыкшей везде и во всём быть первой, изменил, подумать только, сорокавосьмилетний подержанный «мужчинка». Сам собой напрашивался страшный вывод – она просто обычная жена богатого мужа, исполняющая роль няньки и гувернантки его детей.
Приехав домой, Арина подошла к зеркалу и внимательно рассмотрела своё лицо – оно явно обветшало и нуждалось в макияже. Потом также придирчиво изучила своё тело и ужаснулась: она – нерожавшая двадцативосьмилетняя женщина – выглядела как зрелая дама не моложе тридцати трёх. То, что муж изменяет, получало своё объяснение, но ещё больше ужаснуло Арину другое: измена мужа говорила о том, что она, рождённая для великих дел, поддалась дешёвому инстинкту и выбросила на ветер невосполнимые годы первой молодости.
И Никифоров, великий Никифоров, взгляд которого заставлял трепетать не только нищих просителей, но и собратьев-олигархов, попал в тиски дотоле неведомых ему угрызений совести. Раньше он искренне считал, что это чувство присуще лишь серой массе внешне правильных, но бездеятельных и тусклых людей, не способных находить единственно верные решения в быстро меняющейся обстановке. Этих неспособных людей он относил к категории «слабаков» и откровенно презирал. Себя же Никифоров считал натуральным сверхчеловеком, наделённым от рождения ясным сознанием, железными нервами, смелостью и молниеносной реакцией. Ведь сколотил он своё огромное состояние один без помощи высоких покровителей. Никифоров верил, что у такого сверхчеловека, как он, должны быть и особые сверхправа. «Что можно льву, того нельзя котёнку», – любил он повторять в момент принятия решений, разорявших бизнес конкурентов. И вот теперь, уличённый в мелкой интрижке с ничтожной девкой, не знающий поражений олигарх наконец испытал то, чего, как он считал, у него не могло быть, в принципе. Это было чувство слабака, вышедшего за границы своего узенького плебейского права.
Никифоров попытался спокойно рассмотреть ситуацию: «Да, слов нет, я оскорбил свою жену, которой клялся в любви до гроба. Ну и что с того? Все так клянутся, а потом все изменяют. Разве она не знала этого закона природы?» И вдруг до него дошло, что, изменяя жене, он поступает именно, как все. То есть, как поступают все эти бесчисленные слабаки, обивающие его пороги. Пожалуй, он мог бы сохранить веру в свою исключительность, если бы его женой была обычная женщина. Но он оскорбил человека, не уступавшего ему ни в силе духа, ни в интеллекте. Он предал женщину, взвалившую на себя бремя воспитания его не просто детей, а двоих абсолютно таких же, как он, Никифоровых. Она доверилась ему, а он поступил, как последний сластолюбивый слабак.
Несколько дней Арина ломала голову, как поступить с Никифоровым. Сильные эмоции мешали ей беспристрастно анализировать внезапно возникшую проблему. Наконец успокоившись, она решилась на крупный разговор с мужем.
– Далеко не премилый Гришенька, вот и настал час нам расстаться. Я этого не планировала, но ты сам всё испортил. Ну что ж? Теперь нам придётся элементарно делить имущество. Половину денег и активов мне, половину – тебе. А детей я оставлю себе. Я слишком много отдала им любви, сил и времени.
Бедный Никифоров! Он буквально валялся в ногах гордой Арины, но та стояла, как скала. Тогда он стал пугать её судом. Что у него, дескать, есть ушлый адвокат, который сделает так, что Арина не только не получит детей, но будет ещё и оправдываться за то, что якобы неправильно их воспитывала. Мало того, тот адвокат во всеуслышание заявит, что она вовсе и не мать его детей, и потребует анализа ДНК, который, конечно же, не обнаружит у близнецов ни малейших признаков её генов.
Но Арина предвидела появление аргумента с ДНК и использовала его для своей игры. Ей не нужен был полный разрыв.
– Ладно, – усмехнулась она, – давай не будем доводить дело до суда.
Услышав эти примирительные слова, Никифоров решил, что Арина хочет извлечь из него, хоть что-то полезное. Что называется «с драной овцы хоть шерсти клок».
– Выставляй свои условия, – тихо проговорил он, и подумал: «Теперь я узнаю свою истинную цену».
– Давай уладим конфликт по-людски, – вкрадчиво заговорила Арина, – как принято у друзей, которые ещё недавно любили друг друга, но волею судеб потеряли остроту чувств.
Волна радости захлестнула сознание Никифорова. Будто, блуждая несколько дней по тёмному лесу и уже потеряв всякую надежду на спасение, он наконец набрёл на старую, заросшую травой тропу, которая обязательно (как ни долог будет путь) выведет его к дому, к милым друзьям и ко всему, что составляет нормальную жизнь человека.
– Так ты готова простить меня? – обрадовался Никифоров, и старая страсть с новой силой вспыхнула в его душе. Он сделал привычное движение, чтобы обнять жену, но та резко оттолкнула его:
– Не так скоро, Гришуля, я ещё не простила тебя. Давай выпьем, чтобы я могла, хотя бы на время, притупить горечь оскорбления, какое ты нанёс мне.
Он разлил коньяк, залпом осушил свой бокал и тут же наполнил его новой порцией. Он хотел потерять рассудок, чтобы отдаться воле этой невероятной женщины.
– Успокойся, Гришуля, – Арина отпила от своего бокала, – я согласна вернуться к видимости прежней жизни, но ты должен загладить свою вину предо мной.
– Надеюсь, цена не будет, та скать, э-э-э… заоблачной, – попытался он пошутить .
– Гришенька, увы, не голубчик! Я согласна сопровождать тебя на некоторых из самых важных твоих олигархических посиделок и помогать уламывать особенно несговорчивых партнёров и конкурентов, но только если ты примешь мои небольшие условия.
– Называй их, королева!
– Когда-то ты обещал мне полмира, а теперь, – голос Арины зазвучал ровно и властно, – а теперь, – повторила она, повысив тон, – ты должен: во-первых, ежегодно переводить на мой счёт для образования своих отпрысков двадцать миллионов долларов, во-вторых, переписать на меня 25% акций Роспалладия и, в-третьих, – она усмехнулась, – больше не греши, Гришуля, иначе без сожаления уволю!
Никифоров сидел с остекленевшими глазами, будто обращёнными в себя.
– Так ты понял мой приказ? – сурово спросила она.
– Да! прекраснейшая, мудрейшая и, тэкэть, добрейшая из королев!
– Тогда исполняй мою волю, смерд!
– Клянусь, исполню! Я люблю тебя и только тебя. Всё моё – для тебя и для наших детей!
И произнеся эти круглые скользкие слова, так легко соскочившие с языка, Никифоров снова ощутил стыд. «Ведь всё-таки выкрутился, избежал потери этой невероятной женщины. Но почему она так легко простила меня? – спросил он себя, и сам тут же ответил: – Да потому, что меня, Григория Никифорова, с моею сложной мятущейся, блин, душой она больше в упор не видит. Потому что на мне, на моей уникальной и ярчайшей личности она поставила типа жирный крест. Я нужен ей просто как денежный мешок. Она готова исполнять супружеский долг, но душу свою она мне больше никогда не откроет. А всё-таки, – прошептал какой-то дьявол в душе Никифорова, – на кой лях ей мои авуары? Ведь к драгоценностям, роскоши и деньгам, как таковым, она совершенно равнодушна. Она что-то замыслила, но что?»
Однако нельзя сказать, что Арина что-то замыслила. Она лишь временами ощущала, что в глубине её души что-то зреет, и она уже знала, что для того неведомого, огромного и безмерно сладостного ей понадобятся сотни миллионов Никифорова.
33
После той неприятной истории отношение Арины к собственной жизни резко переменилось. Измена мужа отрезвила её. Более того, эта измена показала, что именно она сбилась с пути. Будто не Никифоров, а сама она совершила грех – ужаснейший из грехов, который только может совершить человек, – она предала самоё себя. Наконец Арина смогла взглянуть на свою жизнь со стороны и понять, что роль безмозглой курицы, отдающей себя ради благополучия выводка, маловата для её личности. Пять с половиной лет пролетели, как миг, а она стояла на месте и старела.
Теперь она стала часто вспоминать свои студенческие годы, и то время казалось ей радостным, окрашенным в золотые и оранжевые тона, тона тёплой части солнечного спектра. Да и в первые два года после рождения близнецов она ещё жила ярко и полно, но потом мир вокруг начал тускнеть, его краски похолодели, сдвинувшись в область свинцовых и бурых тонов. И самое ужасное: после измены Никифорова ей впервые стали приходить мысли о бренности бытия и даже о смерти.
25-го мая 2019-го года она проснулась с желанием прервать однообразное течение своей жизни. «Может быть, куда-нибудь съездить, но куда? Куда поедешь с детьми? До Эрмитажа они ещё не доросли…», – и тут Арина вспомнила о Летнем саде. Она улыбнулась, и в её голове зазвучали строки из «Онегина»: «Слегка за шалости бранил и в Летний сад гулять водил». Удивительно, но у Арины сразу улучшилось настроение. Уже через час она шла в окружении своих крупных мальчиков по главной аллее великого парка, и вдруг на площадке, возле эффектной статуи Цереры едва не столкнулась с джентльменом, ведущим за руку очень милую темноглазую девочку. Она всмотрелась в джентльмена – это был Олег со своей Светочкой!
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. «Арина!» – будто не веря глазам своим, выдохнул Олег. «С ума сойти! Олег!» – громко и радостно отозвалась Арина. Они обнялись, Арина всплакнула.
– Олег, я ужасно виновата перед тобой, прости меня, я была такой дурой. Разрыв с тобой был моей огромной ошибкой.
– Да ты ни в чём не повинна, Ариночка, ты просто влюбилась. И вижу, у тебя прекрасные плоды любви, – печально улыбнулся Олег. – Твои близнецы очаровательны.
– Да и твоя девица хоть куда! – заметив волну скорби, пробежавшую по лицу Олега, Арина смутилась: – Прости, Олежка, я не хотела напоминать тебе о твоей трагедии.
– Моя трагедия в том, что я не могу забыть Риту. Каждый февраль, проходя зловещую дату её гибели, я надеюсь, что к следующему февралю забуду своего ангела, но этого не происходит. Тесть твердит, что я не должен убивать себя, что я должен думать о Светочке, в которой живёт Рита. И самое ужасное, он корит меня за то, что не работаю с должным рвением… что он не чувствует моей молодости и силы. Да и сам я, глядя в зеркало, вижу, что безнадёжно постарел. Впрочем, я смотрю на своё увядание без всякого сожаления, иной раз даже со злорадством. Временами мелькает нелепая мысль, что скоро увижу Риту. Вот чувство, на котором расцветает наша вера в загробный мир. Мне не нужно бессмертие, мне, как воздух, нужна надежда на встречу с Ритой.
– А теперь взгляни на мою былую роскошь, – Арина скинула с головы лёгкую косынку и указала пальцем на что-то светлое в своей короткой стрижке. Олег всмотрелся и увидел возле правого виска едва заметную тонкую седую прядь.
– Неужели ты тоже страдала?
– Да нет, не сказала бы. Эта седина – зловещий символ ухода моей весны. Похоже, я тоже стремительно старею. До недавнего времени я жила, как в тумане, отдавая себя целиком этим милым созданиям. Лишь на днях до меня, наконец, дошло, что, продолжая в том же духе, я элементарно профукаю лучшие годы своей жизни.
Теперь пришла очередь Олега утешать свою первую любовь.
– Ранняя седина вовсе не признак раннего старения. Возможно, это просто особенность твоего генотипа. Ведь ты едва ли помнишь, когда стала седеть твоя мать. Пока мы твёрдо знаем, что нам всего по двадцать восемь, и значит у нас, по существу, вся жизнь впереди. А главное, Ариночка, ты даже не представляешь, как ты великолепно выглядишь. Я смотрю на тебя и вижу, что жизнь хороша, если есть на свете такие изумительные женщины, как ты.
Старая подруга даже не улыбнулась. Упомянув несуществующую «мать», Олег невольно надавил на её болевую точку.
– Боюсь, Олежка, в этом ты ошибаешься. При всём твоём уме ты не смог понять, кто мы с тобой… Мы другие, Олег.
– Не темни, Арина. Ты странно шутишь.
– О, если бы я просто шутила!? Но это долгий разговор. Давай встретимся в более удобной обстановке, и я расскажу тебе, кто мы на самом деле.
Она вдруг вспомнила о своих мальчиках: «Юра, Славик! Вы не обижаете Светочку? Ведь вы знаете, что девочек обижать нельзя».
И верно. Близнецы, почувствовав ослабление материнского контроля, обступили Светочку и стали хвастаться своими игрушками, своим огромным домом и папой – самым богатым и сильным в городе и вообще в России. Что у них есть настоящий телескоп, через который они смотрят на Луну и на спутники Юпитера, и у них есть маленький квадрокоптер, который летает по дому, никогда не наталкиваясь на люстры, стены и занавески, потому что имеет особое устройство, эхолот, такое, как у летучих мышей и дельфинов. Девочка молча слушала их хвастливые рассказы и боялась задавать вопросы, потому что не могла отличить Юрика от Славика.
Укротив детей, Арина снова повернулась к Олегу:
– Так, как насчёт, чтобы встретиться?
– Назначай время и место, – мгновенно, не думая, ответил Олег.
– Хорошо, – глаза Арины радостно блеснули. – Давай сегодня вечером. У тебя есть место, где мы никому не помешаем?
– Есть. Тесть сейчас в своей заброшенной халупе в Зеленогорске. Пишет очередное пособие для хакеров. Чертовски талантливый человек. Его питерская квартира в моём полном распоряжении. Дочка у меня тихая, будет смотреть мультики в своей комнате, и весь вечер наш. Приезжай ко мне в семь. Приедешь?
– Приеду, – твёрдо ответила Арина.
34
Они расположились в уютной кухне квартиры Олега на Садовой.
– Что будешь пить? – спросил Олег.
– Водку, если найдётся, – мрачно ответила Арина. – Тут не до шампанских.
– Столичная пойдёт? – любопытство не сходило с лица Олега.
– То, что надо, – процедила Арина.
Они выпили по стопке водки. Арина вздохнула, расправила плечи и вся собралась, будто перед прыжком в воду с десятиметровой вышки.
– Помнишь, в начале второго курса мы встречались с пожилым генетиком из Академгородка?
– С Николаем Михайловичем? Как не помнить.
– Помнишь, он уверял, что я точная копия его сокурсницы (наверное, его пассии) Карины Титаровской?
– Бывает. Для меня, например, все японки на одно лицо.
– А ты помнишь, как он завёл разговор о внешности наших родителей?
Олег скептически скривил рот.
– Да, я помню тот неприятный разговор.
– Но ты не знаешь, что вечером того же дня я снова встретилась с ним в Михайловском саду.
– Зачем?
– Хотела сказать ему, что я приёмная дочь, и что мои неродные родители забрали меня из дома малютки в городе Талнахе, который, по твоим словам, фактически, является кварталом Норильска.
– Зачем ты рассказала всё это незнакомому человеку?
– Наверное, хотела больше узнать про ту Карину Титаровскую, проверить не родственница ли она мне. Ну, знаешь, этот пресловутый поиск корней. Правда, ничего сенсационного я не выяснила, если не считать одной мелочи… Я узнала, что и Титаровская, и Быстров побывали в районе Норильска летом 90-го.
– Ещё одно подтверждение старой истины, что мир тесен, – усмехнулся Олег.
– А теперь послушай меня внимательно. В том же разговоре в Михайловском саду речь зашла и о тебе; и Быстров высказал и обосновал предположение, что ты тоже приёмный ребёнок.
Олег побледнел и стал суетливо наливать водку в свою стопку. Поспешно выпил и попытался подавить волнение.
– Допустим, Быстров прав, – холодно проговорил Олег, крутя пальцами пустую стопку. – Продолжай.
– Плесни и мне чуток! – попыталась Арина сбить возникшее напряжение.
Нетвёрдой рукой Олег налил водку в Аринину стопку.
– Да не тяни ты кота за хвост, продолжай же! – он уже не скрывал раздражения.
– Что ж, тогда слушай. Уже после отъезда Быстрова я открыла важнейший факт: ты, Олег, – точная копия ныне старого и лысого Николая Михайловича. Изволь взглянуть, как он выглядел в молодости, – и Арина положила на стол студенческую фотографию Кольки Быстряка.
Олег всмотрелся в снимок.
– Так ты считаешь, что я похож на этого человека? – неуверенно пробормотал он.
– Одно лицо, – голос Арины был сух и твёрд. – Кстати, увидев эту фотку, я подумала, что это твой снимок. Но взгляни на оборот карточки: она датирована 62-ым годом. Кроме того прошу заметить, что мы с тобой родились примерно в одно время и примерно в одном месте. И где-то там же, за девять месяцев до нашего рождения побывали Титаровская и Быстров.
– Я уже отметил это обстоятельство, что дальше? К чему ты клонишь?
– Сопоставив эти поразительные факты, я пришла к заключению, что мы с тобой – элементарные клоны. Ты клон Быстрова, а я – Титаровской.
– Но это уж слишком! – возмутился Олег. – Ты переходишь все границы разумного. Да! Я знаю, что мои родители мне не родные (я сам это выяснил, ещё до поступления в универ), но то, что я клон того лысого очкарика, это уж, прости меня, явный перебор.
– Взгляни на свои залысины, Олег. Ещё немного, и ты достигнешь уровня облысения своего единокровного предка.
– И это всё, что ты можешь привести в пользу моей клоновой природы? – фыркнул Олег.
– Позволь, Фома неверующий, мне продолжить свой рассказ, но сначала дай мне выпить.
Она выпила.
– Слушай дальше. Ты знаешь, что судьбе было угодно столкнуть меня с олигархом Никифоровым, владельцем Роспалладия. Но эта встреча на самом деле не была случайной. Примерно за год до неё Никифоров пронюхал, что в СССР в конце восьмидесятых проводились эксперименты по клонированию людей, и секретная лаборатория, которая занималась тем делом, находилась где-то в Путоранских горах неподалёку от Норильска. Никифоров от бывших сотрудников КГБ узнал, что я – клон, и захотел взглянуть на меня. Хотел убедиться, что клоны не хуже обычных людей. Потом он в меня элементарно влюбился, и я сдуру влюбилась в него. А после свадьбы муж признался мне, что бесплоден, и что он задумал получить потомков с помощью техники клонирования, разработанной в той секретной лаборатории. Я ввязалась в эту авантюру, и мои близнецы, которых ты видел сегодня, на самом деле, клоны Никифорова, не получившие от меня ни единого гена.
Водопад новой совершенно диковинной информации подавил Олега. Пару минут он молча сидел, глядя в стол. В голове его вертелись дикие совершенно нелепые мысли, и всё-таки во всей этой мешанине проступала неумолимая логика. Приходилось принять нелепейший вывод: он, Олег Кузнецов, – клон Николая Быстрова.
– И ты, давно зная, что я клон, молчала. Почему? – будто с трудом вымолвил Олег, не поднимая головы.
Арина нежно погладила его по плечу:
– Прости, Олежка. Я сама была потрясена и не хотела расстраивать тебя. Думала, тебе будет легче жить, не зная всей этой фантасмагории.
Хорошо, чёрт возьми! – взревел Олег. – Пусть мы с тобой клоны, ну и что с того? И вообще, зачем ты рассказала мне весь этот кошмар? Мне и без того жить тошно.
– И я примерно так же рассуждала, но посмотри на моё лицо. Видишь эти подлые гусиные лапки кнаружи от глаз? Я уж молчу про глубокие морщины, идущие от носа к уголкам рта. Мне только недавно стукнуло двадцать восемь, а выгляжу я на все тридцать три! А теперь взгляни на своё лицо…
– Я каждое утро гляжу на него! – взорвался Олег.
Арина дотронулась до его лба.
– Надеюсь, ты заметил эту пару глубоких вертикальных складок между бровями? Ты думаешь, они возникли из-за твоих страданий или из-за твоей напряжённой умственной работы? Нет, дорогой, они появились из-за того, что ты клон!
– Это бред сивой кобылы! Чушь собачья! С какой стати клоны должны быстрее стареть? Твои гусиные лапки оттого, что ты слишком много смеялась. А те морщинки, что соединяют крылья носа с уголками твоих изумительных губ, – от твоей неумеренной болтовни. Твои утверждения бездоказательны, ибо отсутствует строгий контроль. Ведь ты не знаешь, в каком возрасте возникали те же морщинки у Карины Титаровской, если, конечно, ты действительно её клон.
– Я понимаю твоё неприятие неприятных фактов. Конечно, всё, что я говорю о причине наших морщинок, лишь догадки, но не в этом суть, – Арина глубоко вздохнула. – А суть в том, что наша ДНК, ещё находясь в организме наших единогенных предков, могла нахватать изрядное число мутаций, так что очень может быть, мы с тобой обречены на преждевременное старение и, стало быть, на преждевременную смерть.
Они снова выпили.
– Да, ты права, – еле слышно пробормотал Олег, – с мутациями, возникшими в клетках оригинала, не поспоришь, да тут ещё и этот чёртов лимит Хейфлика… Знаешь, сейчас мне пришло в голову, что, возможно, моя Рита погибла из-за какой-то несовместимости клонов с обычными людьми. И тогда выходит, что я любовью своей убил замечательную женщину.
Арина вздрогнула:
– Ну нет. Не представляю, какой силы должна быть мутация, чтобы привести к такой несовместимости. Просто ты ищешь повод, чтобы лишний раз упрекнуть себя за смерть Риты. Во все времена бывало, что женщины умирали при родах. А что касается обилия соматических мутаций, накопленных нашими единокровными предками, то не забывай, что едва ли есть на земле механизм более точный, чем копирование ДНК при клеточном делении, ну а лимит Хейфлика наверняка восстанавливается ферментами яйцеклетки, а иначе мы с тобой едва ли дожили бы до наших 28. Так что, дорогой мой товарищ по несчастью, порадуемся, что являемся копиями талантливых людей, и наш долг раскрыть дарованный нам талант и создать на Земле нечто великое, дотоле невиданное. Ну а если нам суждено встретить преждевременную старость, то, как сказал поэт: «Тогда у старости отымем/ Всё, что отымется у ней».
– Узнаю свою Арину. Боже, как же ты разумна и притом как романтична! Конечно, ты права, мне нечего роптать на судьбу. Нужно работать.
– Послушай, – радостная улыбка вспыхнула на лице Арины, – а как поживает твоя мечта о разумном роботе?
– О Галатее?… – глухо уточнил Олег, – не забыла наши разговоры в универе. Я слабо верю в успех этой авантюры, но кроме мечты о Галатее, у меня фактически ничего не осталось. Я тружусь над этим проектом, как рабочая пчела, как заведённый часовой механизм, – тупо и неуклонно.
– Ну и как? Чего-то добился? – задала Арина вопрос вежливости. Она была уверена в утопичности Олегова проекта.
– В данный момент моя Галатея пребывает на стадии примитивной хрящевой рыбы.
– Как!? – изумление и ревность на несколько секунд сковали язык Арины. Справившись с информационным шоком, она продолжила: – То есть сообразительность твоей Галатеи уже достигла уровня акул и скатов?
– Иными словами, она тупа, как пробка.
– Боже, Олег! Так это же прекрасно, мой милый и талантливый чудак-человек! Выходит, ты уже прошёл длинный эволюционный путь от червя до акулы! Осталось к мозгам твоего электронного детища добавить самую малость, и оно достигнет уровня лягушек и саламандр. Это же здорово! Ты просто не имеешь права опускать руки! Не давай мне повода разувериться в тебе.
– Ладно, – вздохнул Олег, – давай сменим тему… Меня давно интересует, как ты себя чувствуешь после обретения кучи денег?
– Ты знаешь, став богатой, я почувствовала, что могу, наконец, элементарно поставить на место всех этих жирных, самодовольных и наглых котов. Ты как человек, родившийся без родителей, должен меня понять.
Олег не совсем понимал, что имела в виду Арина, но он помнил своё состояние, когда его якобы мать призналась в припадке пьяной откровенности, размазывая слезы по грязному лицу, что он круглый сирота. И самое ужасное, ни «мать», ни «отец» не могли сказать, кто его биологические родители. Только уехав из Норильска, он вырвался из фальшивого мира своих школьных лет. А что было раньше, ещё до жизни в семье, принявшей его, он практически ничего не помнил. Какие-то люди в белых халатах, да серая кошка – единственное светлое пятно в той невыразимой мути.
Вернувшись домой, Арина привычно залезла с ногами в своё любимое кресло и попробовала подвести итог дня: «Итак, Олег, несмотря ни на что, строит разумного робота. А что если он его построит? Чем на этот подвиг отвечу я? Вот и сказалось преимущество мужского пола. Никифоровские клоны вырвали из моей жизни пять с половиной лет, а Олег, несмотря на своё великое горе, сжав зубы, строил и строил свою Галатею. Больше я не могу бездарно выбрасывать на ветер свои лучшие годы! Всё! Баста!».
