Vladi N
Эффект Ноцебо
Глава 28
Stan – Eminem feat. Dido
Тиффани
Кажется, что прошло уже несколько часов, пока я демонстративно тяну время, не в силах справиться с одолевшим меня волнением. Медленно заканчиваю последние поручения Роджера, хотя Чарли и сказал, что я могу все доделать завтра. Неторопливо складываю вещи, проверяю мобильник, но понимаю, что ничего нового там не увижу. А затем накидываю пальто и выхожу в холл.
Киллиан сидит там же, деловито пробегая взглядом по экрану телефона. Все в его образе буквально кричит о необузданности характера: всклокоченные темно-русые волосы, густая, но ухоженная щетина на ярко выраженных скулах, морщина между бровями, красноречиво говорящая о том, что ее обладатель чаще хмурится, чем улыбается. Мощная шея с очерченным кадыком, кожаная куртка, не смотря на погоду, скрывающая шикарные руки под тонкой тканью черного пуловера. Вальяжно раскинутые ноги в темных джинсах акцентируют мое внимание на явно выпирающем бугре посередине, заставляя сделать громкий и протяжный вдох. Что, конечно же, не скрывается от внимания старшего из братьев.
Он вскидывает голубые глаза, оценивающе пробегая по мне нечитаемым взглядом, а затем поднимается и подходит ближе.
– Пойдем, – чувствую его пальцы на своем предплечье и теряюсь. Ни подколок по поводу потраченного на сборы времени, ни похабных комментариев, которыми обычно ограничивалось наше общение ранее… Ничего. Только дикое напряжение в зрачках.
Машинально двигаюсь следом, рассматривая широкую спину. Даже на каблуках я едва достаю мужчине до подбородка. И почему-то именно сейчас, когда я рискнула остаться с ним наедине, я впервые по-настоящему осознала, какая я мелкая против него.
Ловлю женские взгляды на своем спутнике все время, что мы добираемся до выхода из здания. Каждая особь противоположного пола, от мала до велика, считает свои долгом поставить на Киллиане клеймо своим вниманием. И это дико меня раздражает. Хотя он, похоже, не придает взглядам, которые сыпятся на него, как из рога изобилия, абсолютно никакого значения. Кил сверлит меня своими невероятными глазами, но не произносит ни слова. Как и я.
После вчерашней сцены, которую я успела лицезреть на улице, самым маловероятным вариантом для меня казался тот, который происходит прямо сейчас. Столкнувшись взглядами с Киллианом в тот момент, мне хотелось провалиться сквозь землю вместе со своим раскаченным нутром, которое потряхивает каждый раз, когда я вижу старшего Хоггарда в обществе других женщин. Но сейчас, именно в эту минуту, молодой мужчина не сводит с меня своих ярких зрачков цвета неба и гипнотизирует своей пресловутой сексуальностью.
– Мы так и будем молчать? – разрываю тишину, когда пустая кабина лифта останавливается на первом этаже, выпуская нас в шумный вестибюль издательства. – Ты, вроде, хотел разговаривать. Так начинай.
– Не здесь.
И все. Единственное, что бросает вскользь, а потом хватает меня за руку и торопливо тянет к выходу. Это прикосновение пробивает внутренние барьеры, которые снова стенами выросли вокруг сердца. Ощущение слегка шершавых огрубевших пальцев на коже заставляет трепетать каждый атом моего уставшего от разлуки тела. Но мозг упорно твердит обратное.
– Прекрати вести себя, как неотёсанный мужик, и отпусти меня! – луплю его по ладони, но он словно не слышит. Выскакивает на улицу, где огромными хлопьями валит сильный снег, что улицу практически не видно. – Киллиан! Мне больно!
Мои слова – спусковой крючок. Мужские пальцы разжимают кисть, а лицо приобретает испуганное выражение, что у Киллиана можно увидеть, наверное, никогда.
– Прости… – говорит тихо, а потом задумчиво оглядывается по сторонам. – До поместья не доберемся. Не в такую погоду. Садись, поедем ко мне на квартиру.
– Что?! – чувствую, как сердце делает кульбит в груди и застревает где-то в горле. – Я не поеду с тобой.
– Тиффани.
– Что, Киллиан?
– Садись в машину.
– Нет.
– Ты ведёшь себя, как ребенок.
– Плевать, – ловлю на себе его насмешливый взгляд. – Я не поеду к тебе. Мы так не договаривались.
– Мы вообще не обсуждали, где будем разговаривать, Солнце, – от его улыбки, промелькнувшей на лице, воздуха резко перестало хватать. – Снег усиливается, и мы рискуем вообще не выбраться отсюда. К тому же, – он останавливает внимание на моих ногах в тонких капронках, выглядывающих из-под распахнутого пальто, – ты замерзнешь. Поэтому даю тебе пять секунд: либо ты идешь сама, либо я отнесу тебя.
– Ты не посмеешь…
– Один.
– Киллиан…
– Два.
– Да что ты?.. – мой вскрик теряется в шуме завывающего ветра, когда я чувствую крепкие руки, которые обвивают мою талию, и в какую-то долю секунды оказываюсь в воздухе.
Мужчина быстро пробегает со мной к машине, пока снег залепляет нам лицо. Волосы расплетаются из косы, забиваясь мокрым комком в глаза и рот. И только гладкая кожа салона и теплый воздух, полившийся из печки, знаменует, что мы, наконец, наедине.
– Я бы дошла сама, – выплевываю слова вместе с мокрыми прядями, вытирая лицо и, однозначно, размазывая тушь. – Что ты так смотришь на меня?
Кил развернулся всем корпусом и рассматривал все, до чего мог зацепиться его взгляд. На лице больше не было улыбки – только выражение неподдельного беспокойства.
– Ты опять не ешь.
Теряюсь от ощущений. От гнетущих мыслей, чувств и эмоций, накрывших сознание после этой единственной фразы.
– Плохо выгляжу? Тебе неприятно?
– Тебе удобно так думать, Тиффани.
– Тогда зачем ты постоянно мне об этом говоришь? – повышаю голос и дроблю своими чувствами воздух между нами. – Зачем постоянно акцентирует внимание на том, что и так уничтожает меня морально?!
– Потому что мне не все равно, – и столько эмоций в его глазах и фразах, что на автомате отстраняюсь и вжимаюсь в кресло. – Потому что я переживаю, твою мать! Меня из-за тебя трясет постоянно, ты это можешь понять?! Зачем ты постоянно делаешь из меня бо́льшего мудака? А, Тиффани? Я боюсь за твое здоровье. За твоё состояние. За тебя, – зрительный контакт становится невыносимым, и я опускаю глаза на коленки. – Я испытываю к тебе разные чувства, Красивая. Но в них никогда не будет неприязни или презрения. Это далеко не те эмоции, которые владеют мной в твоём присутствии. Теперь мы можем ехать? – киваю, не поднимая головы. Киллиан молча заводит мотор и трогается с места.
Весь Лондон погрузился в белую мглу – видимости практически нет. На дорогах дежурят патрули, разруливая мелкие ДТП. Неимоверные пробки сковали город, заставляя меня нервничать от столь долгой непосредственной близости с мужчиной, вызывающем во мне невероятно противоречивые эмоции. С одной стороны, мне хотелось дать ему затрещину за все его твердолобие, а с другой – дикое желание целовать эти губы брало надо мной верх. И мне стоило неимоверных усилий просто сидеть на месте.
– Я хотел извиниться, – доносится до меня тихий и уверенный мужской голос, заставляя поперхнуться.
– Что?
– Что слышала. Извини меня, что поставил тебя в неловкое положение перед всеми тогда.
– Эм… – перевариваю услышанное, наблюдая, как мы всё-таки подъезжаем к элитной высотке. – Хорошо.
– Это ещё не всё. Но остальное обсудим внутри, – Кил кивает в сторону здания, а затем выходит на улицу и передаёт ключи молодому пареньку, подоспевшему, чтобы припарковать дорогой автомобиль.
Выхожу из машины и морщусь от холодных и мокрых хлопьев, летевших сверху. Подхожу к мужчине и на автомате вкладываю ладонь в протянутую руку, а затем иду следом. Внутри все так же, как и в многочисленных элитных домах по всему миру: консьержи, здоровые лифты, просторный вестибюль, тренажёрные залы, рестораны и весь букет удовольствий. Богатенькие любят комфорт. И за это готовы отваливать уйму денег.
Поднимаемся на лифте на предпоследний, двадцать третий, этаж, и все это время Киллиан сжимает мою руку. Мы опять молчим, но теперь эта тишина не кажется такой неуютной. Словно она готовит нас к чему-то новому. Тому, что изменит наше отношение друг к другу кардинально и бесповоротно.
Когда двери кабины раскрываются на нужном этаже и мы по очереди выходим в коридор, то я сразу же понимаю, какая из квартир принадлежит Килу. Рядом с темным дверным полотном на диванчике сидит молодая девушка и прожигает нас абсолютно диким взглядом. Сначала стопорится на мужчине, затем ведёт глазами по мне, задерживаясь на смазанном макияже и растрепанной прическе. Но когда голубые зрачки достигают наших сцепленных рук, то девичьи щеки вспыхивают в негодовании.
Она поднимается с места, стройная и статная, облаченная в короткое синее платье, подчёркивающее ее стройную талию и невероятно длинные ноги. Черные, как смоль, волосы рассыпались по плечам, пухлые губы растянулись в подобие доброжелательной улыбки, обнажая ровные зубы, но лишь яркие голубые глаза, контрастом сочетаясь с темными волосами и загорелой кожей, выдают истинное настроение своей хозяйки.
– Кил! – женский голос был хриплым и слишком грубым, словно она выкурила пачку сигарет до прихода сюда. И он не вязался с такой яркой внешностью. – Я давно тебя жду.
Киллиан проходит вперёд, так и не выпуская мою руку из своей, и смотрит на девушку со смесью лёгкого раздражения и равнодушия.
– Мы, по-моему, уже все выяснили, Майа.
– Я так не считаю.
– Тебе не кажется, что сейчас не лучшее время устраивать сцены? – он смотрит на меня, а потом возвращает ей внимание. Она выше меня. Фигуристее. Ярче.
– Нет, мне так не кажется, – ее нос морщится, словно от зловония. – Нам нужно поговорить.
Она подчеркивает последнее предложение интонацией и проходит вперёд, становясь рядом с Хоггардом.
– Решай свои вопросы, Киллиан, – вытаскиваю ладонь и складываю руки на груди. – Я доберусь до поместья сама.
– Ты никуда не пойдешь, – в голосе сталь, а в глазах стужа, что я невольно поежилась. – Зайди внутрь. Я сейчас буду.
Мужчина бесцеремонно отстраняет от себя Майю и открывает дверь. Снова хватает меня за руку, заводит внутрь и захлопывает полотно за моей спиной, оставляя одну. Единственное, что я успеваю заметить, так это ликующий взгляд девицы и плотно сжатые скулы мужчины, снова поставившего в приоритет не меня.
Глава 29
Rebirthing – Skillet
Тиффани
Ещё несколько долгих минут тупо пялюсь на захлопнувшуюся дверь, не в силах сдвинуться с места. Обрывки возбужденных фраз долетают до меня, словно через какой-то необъяснимый барьер. Я слышу повышенный мужской голос, который постоянно перебивает негодующий женский, слышу имена, но не могу разобрать самой сути разговора.
Такое ощущение, что сейчас я стала свидетелем чужого грязного белья, вываленного на всеобщее обозрение без спроса хозяина. И столько едкого отвращения просачивается в кровь через спертый воздух, заполонивший помещение, что я невольно начинаю задыхаться. Делаю несколько шагов назад, так и не снимая с себя верхнюю одежду, и цепляюсь взглядом за детали холостяцкой берлоги Киллиана, чтобы отвлечься от бурных обсуждений, развернувшихся прямо за дверью.
Огромное пространство. Высокие потолки, светлые стены и окна на всю их ширину. Ощущение, словно тебя закрыли в огромном аквариуме. Равнодушно оглядываю темную мебель, шикарный черный диван и такую же кухню с широким островом по центру. Все лаконично, холодно и одиноко. Безразборчиво бреду дальше, попадая в спальню с чрезмерно здоровой кроватью, чтобы занимать ее одному. Но то, что действительно вводит меня в ступор – просто потрясающе стильный, неизменно черный гардероб, за которым скрываются бесконечные джинсы, рубашки, футболки и косухи. Если бы не знала, что Киллиан убежденный одиночка, то решила, что здесь явно имела место женская рука.
Поворачиваюсь к панорамному окну, из которого открывается просто невероятный вид на самое сердце Лондона, и завороженно наблюдаю за многочисленными снежинками, накрывающими город, окутанный сумерками. Обнимаю себя руками, чувствуя дрожь в пальцах и непомерную усталость от всего: от постоянных мыслей, кружащих в голове как этот снегопад, от одиночества среди шумной семьи, от собственного бессилия перед тем, как судьба распорядилась моей жизнью без моего участия и от чувств, которые сейчас дробят сердце на несколько рваных кусков.
Сама не знаю, как выхватываю глазами потрепанную книгу на прикроватной тумбе. Хмурюсь, ощущая какое-то странное напряжение в груди, потому что этот экземпляр кажется мне очень знакомым. Боязно подхожу ближе и трясущимися пальцами неуверенно хватаю корешок, переворачивая лицевой стороной. Дыхание стопорится, когда я узнаю видавшие виды обложку. Даже потёртости остались в тех же самых местах, что я запомнила на всю жизнь. В дикой несознанке поднимаю книгу к глазам, а затем, смаргивая слезы, вдыхаю запах старых страниц. Внутри такая буря разворачивается, что ещё секунда – и меня смоет ударной волной из печали и праведного гнева.
Как она оказалась здесь?
Почему?
Не сумев совладать с дикой тряской, накрывшей тело, я раскрываю книгу там, где раньше была дарственная надпись. Была и есть до сих пор.
"Надеюсь, что этот экземпляр "Мастер и Маргарита" будет напоминать тебе о тех прекрасных днях, что мы провели вместе. Я всегда буду думать о тебе, моя Победа".
Горячие слезы побежали по щекам, раздражая и так воспаленную от уличного холода кожу. Эта книга принадлежала моей матери. Я до сих пор помню, как спрашивала у нее, кто этот таинственный даритель. Но Виктория "Победа" Барлоу, как красноречиво называл ее в дарственной неизвестный поклонник, только грустно улыбалась и ничего не говорила в ответ. Она обожала русскую литературу, а Булгаков ее покорил.
Веду взглядом вниз и замечаю новую подпись, сделанную уже маминой рукой:
"В дни, когда будет трудно, знай, что я всегда рядом с тобой, Кил."
Сердце пропустило глухой удар. Затем ещё и ещё. Я лихорадочно моргаю, не понимая, что это все значит. Нервно пробегаю пальцами по жёлтым страницам и натыкаюсь на препятствие в середине книги. Раскрываю на том самом месте и просто разбиваюсь в немом крике о несколько писем, адресатом которых является Киллиан Хоггард, а отправителем – моя мать.
Громкий топот шагов выдергивает меня из шока, в котором я пребываю последние минуты. В ушах тяжелым грохотом раздается каждый стук ботинок об пол, а когда я выныриваю из собственной агонии, то сталкиваюсь с разъяренными глазами цвета штормового моря.
– Что это?.. – мой голос дрожит, мысли путаются, как в бреду. – Что это, Киллиан?
Киллиан
Захлопываю дверь квартиры, оставляя Тиффани внутри, с самым поганым ощущением дежавю. Прожигаю взглядом Майю, наблюдая на ее лице блуждающую улыбку.
– Говори.
– А можно не так грубо?
– Нет, – рычу в ответ, показывая зубы. Девушка невольно отшатывается, правильно истолковав мое настроение.
– Ты же понимаешь, что мы не закончили, Киллиан?
Майя снова подаётся вперёд, поправляя шикарные черные волосы. Все в ней так и кричит о суке, которая спрятана глубоко внутри той, которой она пыталась быть все это время, пока мы трахались. И что-то внутри подсказывало мне, что я вижу не всю картинку целиком. Но, как обычно, я получал то, что хотел – остальное меня мало волновало. Секс был более, чем нормальным. Он был охрененным. Но ничего больше я к этой женщине не испытывал.
– Я закончил с тобой, Майя. Ты это поняла ещё тогда, когда посылала меня и мой член куда подальше.
– Тогда я погорячилась, – она картинно морщит нос и облизывает губы, переводя взгляд на мой пах. Но не вызывает этим ничего, кроме равнодушия. – Я скучаю по тебе.
Бестия вальяжно подходит ко мне и проводит пальцем по скуле, спускаясь на губы. Перехватываю женскую ладонь и тяну на себя, впечатывая стройную фигуру в свою грудь.
– Послушай, милая, – начинаю приторно ласковым тоном, но в глазах уже пляшут демоны, рвущиеся на свободу, – мы с тобой никто друг другу, ясно? Я одиночка. Мне не нужны отношения, а ты на них явно претендуешь. Этого не будет, Майа. Не было тогда, не будет и сейчас. Меня это не интересует.
– То есть со мной нет, а с этой тощей растрепанной девкой ты за ручки держишься, так? – женский голос переходит на визг, заставляя адреналин забурлить по моим венам.
– Это не твое дело. Забудь сюда дорогу, не позорься, – я небрежно отбрасываю от себя изящную кисть с ярко-красным маникюром. – И сделай так, чтобы Тиффани больше не пришлось напрягаться из-за тебя. Иначе мы будем разговаривать по-другому. И ты знаешь, что я не шучу. Секс был классным. Но больше я в твоих услугах не нуждаюсь.
– Ты долбанная свинья, Киллиан Хоггард, – звонкая пощёчина прилетает мне в щеку, обжигая кожу. В возбужденных глазах напротив только гнев. – Твоей мыши тоже надо знать, что ты наиграешься с ней и вышвырнешь. Ты так делаешь со всем, что в твоей жизни больше не нужно. Бессердечный ублюдок.
Растягиваю губы в широкой улыбке, чтобы не реагировать на провокацию, которую умело разыгрывает эта сука. За столько времени, что мы имели друг друга, я смог неплохо узнать эту женщину. И Майя никогда не делает ничего просто так. Собственно, именно поэтому она не может до сих пор отпустить ситуацию.
– Ты свободна, – киваю головой на лифт. Наблюдаю за гримасой отчаянной злости на красивом лице, а затем снова получаю ещё одну пощечину. Но, тем не менее, девушка всё-таки разворачивается, с остервенением хватая свое пальто с дивана, и яростно лупит по кнопке вызова кабины.
На этом спектакль для меня закончен, и я с тяжелым сердцем захожу в квартиру. Знаю, что снова поступил как свинья. Но разбираться с бывшими бабами при женщине, в присутствии которой меня парализует, сомнительное удовольствие. Она этого не заслуживает. Нахрен все это дерьмо. Если говорить, принимать решения и начинать что-то, то только наедине. Без оглядки на прошлое. С чистого листа.
Не нахожу Тиф ни в гостиной, ни в прилегающих комнатах. Остаётся только моя спальня, в которой не бывает посторонних. Это правило работает со всеми, кроме нее. Если учесть, что даже в поместье она заняла сердце моего крыла.
Тяжёлой поступью вхожу в комнату и в ужасе торможу. Мечусь взглядом между девушкой, стоящей возле прикроватной тумбы, и самым дорогим подарком, который был в моей жизни, и который она держит трясущимися руками. Ее колотит, словно в лихорадке, по щекам бегут слезы, а сознание настолько затуманено, что моё присутствие осталось для нее незамеченным.
Первая шоковая эмоция сменилась диким, давно забытым гневом. Никто никогда не смеет лезть в мои вещи. Никто не должен трогать мое сокровенное. То, что принадлежит мне. Что я бережно храню столько лет на задворках своей памяти.
– Что это?.. – Тиф, наконец, поднимает заплаканные глаза и выдает задушенно: – что это, Киллиан?
– Какого черта ты взяла без спроса то, на что не имела права?
Мой голос звенит от распирающего нутро гнева. В груди колотит так, что сейчас сломает, нахрен, каждую кость, которая является преградой.
– Не имела? Не имела?! – Барлоу кричит, разрывая звоном пространство. – Это книга принадлежала моей матери! Она писала тебе! Это. Моя. Мама. Я имею право знать…
– Положи все на место, – рычу сквозь сцепленные зубы. – Сейчас же!
– Ты объяснишь мне или?..
– Вон! – ору не свои голосом, заставляя девчонку испуганно попятиться назад и выронить пресловутый экземпляр Булгакова. – Вон!!!
Это стало последней каплей. Тиффани развернулась на каблуках и вылетела из моей спальни, оставив книгу и немногочисленные письма разбросанными на полу. Я не могу сдвинуться с места, слушая, как оглушает меня поток собственной крови в ушах, как тарабанит на вылет сердце, ощущая рой мурашек по всему своему телу. Лихорадочно сжимаю кулаки, сверля взглядом кучу бумаги под ногами, а сам просто уничтожаю себя собственным гневом. Захлебываюсь в нем с головой.
Звук хлопнувшей двери вырывает меня из ступора, заставляя подойти и бережно поднять видавшую виды книгу. Аккуратно провести по ней пальцами, раскрыть и перечитать дарственную, которая адресована именно мне, намеренно игнорируя первую. А затем волна неизвестной ранее паники провоцирует зацепиться взглядом за снежную бурю, развернувшуюся за окном. И тогда то дикий гнев разом сменяется на лавину бесконтрольного страха.
Бросаюсь вперёд, вылетая из квартиры. Бешено стучу ладонью по кнопке вызова лифта, мысленно матеря себя на чем свет стоит. Спускаюсь на первый этаж, но, ожидаемо, не вижу и намека на хрупкую фигуру Тиф. Выбегаю на улицу, всматриваясь в снежную стену, но абсолютно ничего не вижу. И теперь сердце не просто сжимается – оно сдувается до размера горошины, не позволяя нормально функционировать. Каждую клетку моего тела сковала лютая паника. Кровь, до этого буквально жарившая мои вены, теперь просто застыла в неимоверном холоде безысходности и тоски.
Я выгнал ее в ночь, когда за окном снежный циклон, а за ней явно установлена слежка людей, которым проигрался ее отец. Я оставил ее одну, без защиты именно тогда, когда она больше всего в ней нуждалась, из-за пресловутого собственничества и не желания, чтобы мои воспоминания, которые спасали меня на протяжении темного времени в жизни, касались кого-то ещё.
Но проблема в том, что они действительно касаются ее. И она имеет право знать правду. А я просто трус.
Если с ней что-то случится, то я сам себя убью.
