Влад Стифин
Мякин
Кухня была его постоянной заботой. Здесь среди множества предметов он почти всегда находил недостатки. Здесь его душа отдыхала и, можно сказать, даже радовалась. Здесь он чувствовал себя нужным, здесь он находил своё призвание – творить добро и идеальный порядок.
Но сегодня почему-то был не его день. Он уже без малого полчаса придирчиво осматривал кухонное пространство и всё, что попадалось ему на глаза, а недостатки так и не обнаруживались. Орбодин даже разволновался, словно сегодня был занятый день и ему предстояло делать замечания, но, кроме этих дурацких носков, сказать было не о чем. Он остановился и сосредоточился.
“Не может быть, чтобы всё было в порядке, – подумал он. – Надо выработать какой-нибудь план осмотра. Может быть, провести углублённый досмотр?”
Орбодин решил не спешить и ещё раз подошёл к плите. Плита сияла.
“Когда же они успели всё так надраить?” – подумал он и провёл пальцем по блестящей поверхности. Палец остался идеально чистым, словно его только что отмыли специальные мойщики.
– Тьфу ты, какая чистота! – вслух произнёс Орбодин и, забравшись на стул, особо внимательно осмотрел светильник, висевший под потолком.
Светильник частенько его выручал; эти “неумехи” иногда забывали привести его в порядок – то ли просто по невнимательности, то ли времени на него не хватало. Но сегодня, к его изумлению, Орбодину открылся прекрасный вид блестящего отполированного стекла без малейшего пятнышка и при полном отсутствии пыли. Даже то его любимое место под загогулиной было вычищено до блеска».
Мякин перелистнул страничку и подумал:
«Эх, Орбодин-Орбодин! Наверное, ты сумасшедший. Интересно: чем эта вся твоя ерундовая деятельность закончится?»
И тут Мякина пронзила интереснейшая мысль: разве их борьба – борьба «заправцев» – не сумасшествие?
– Нет, конечно нет, – вслух ответил он сам себе и добавил: – У нас, у «заправцев», это всего лишь игра на фоне санаторного отдыха.
Но какая-то недосказанность в его ответе продолжала беспокоить, и, чтобы прекратить эти неприятные мысли, он продолжил чтение.
«Орбодин не на шутку расстроился. Он осторожно опустился на пол и растерянно, как пугливая зверушка, огляделся. Похоже, кухня блистала чистотой, и впервые за несколько лет Орбодину здесь делать было нечего.
“Это какое-то злое волшебство! – подумал он. – Этого просто не может быть, потому что…” – Орбодин мысленно подбирал выражение к идеальному кухонному состоянию и ничего не мог придумать. В голове пронеслись страшные думы о своей ненужности, никчёмности и что теперь ему почти нечем будет заняться весь занятый день.
“Хоть из дома уходи! – с горечью подумал он. – Нет проку от меня”».
– «Нет проку от меня», – прочёл Мякин и подумал, что нет смысла читать далее эту галиматью.
Он заглянул в середину книжки и прочёл один маленький абзац, в котором Орбодин журил госпожу Орбодину за какую-то бытовую ерунду. Глаза Мякина закрывались сами собой, усталость от чтения и расслабленный массажем организм увели его мысли куда-то далеко от санатория – туда, где он был в детстве, – и Мякин вопреки желанию крепко уснул.
И снилось ему детство: как будто идёт он мальчишкой по громадному полю. Высокая трава – выше пояса – колышется до самого горизонта, и будто бы видит он далеко-далеко, на самом краю зелёного моря травы, человека. Человек медленно приближается к нему, и расстояние между ними постепенно сокращается.
Мальчишка пытается бежать навстречу, но как ни старается, до этого незнакомца ещё далеко. А трава качается под струями ветров то в одну, то в другую сторону. Вот уже и времени немало прошло. Вот и солнце клонится к закату и того и гляди скроется за дальней кромкой поля. И вот наконец-то мальчишка близко видит незнакомого человека и видит, что лицо ему очень знакомо – так хорошо знакомо, что он знает, что это точно он, но только совсем немолодой. И что-то шепчет ему этот незнакомый знакомый человек. И по губам он читает эти слова. Непонятные пока что ему слова: «Здравствуй, моё прошлое».
Мякин открыл глаза. За окном было темно.
«Сколько же я проспал – наверное, уже вечер, а может быть, и раннее утро?» – подумал он и обнаружил себя в одежде на кровати. Рядом лежала раскрытая чёрная книга. Мякин взглянул на часы – стрелки показывали шесть тридцать. Мякин прислушался: в коридоре послышались шаги и чей-то приглушённый разговор.
«Наверное, это вечер», – подумал Мякин и осторожно встал с постели.
Послышался тихий стук в дверь.
«Кому это я понадобился?» – подумал Мякин и взглянул в зеркало. Своё лицо ему не понравилось – слишком помятое и абсолютно безразличное к окружающей обстановке.
В дверь снова постучали. Мякин включил большой свет, поправил причёску, размял пальцами лицо, подошёл к двери и спросил:
– Кто там?
Из-за двери донеслось:
– Свои, камарадос.
«“Заправцы”», – подумал Мякин и открыл дверь.
За дверью обнаружились пузатый и экстрасенша. Их поначалу настороженные физиономии, как только Мякин попытался изобразить приветливую улыбку, расслабились, и пузатый радостно произнёс:
– У нас для вас хорошая новость.
Мякин машинально сделал удивлённое лицо, а пузатый продолжил:
– У нас теперь есть хорошее, новое название – постарались наши члены-ветераны. Мы теперь будем юстицины.
– Юстицины? – вопросительно повторил Мякин.
– Да, юстицины, – подтвердил пузатый. – Ударение на предпоследний слог. – И он повторил новое название.
Мякин подумал, что следует пригласить камарадос в номер, и жестом предложил им пройти дальше.
– Нет-нет, – скороговоркой ответил пузатый. – Мы только на минуточку – так сказать, проведать. Вас не было за обедом. Мы, так сказать, заволновались. – Пузатый взглянул на экстрасеншу и добавил:
– Подумали: не заболели ли? Вот и пришли.
Мякин посмотрел экстрасенше прямо в глаза.
– Да, проведать, – подтвердила она и, как показалось Мякину, несколько извиняющимся тоном добавила: – Надеюсь, мы за ужином и потом…
Мякин удивлённо перебил её:
– За ужином?
– Да, – уже совсем смущённо подтвердила экстрасенша.
Пузатый взглянул на часы и произнёс:
– Ужин через четверть часа. А потом банкет. Уж не пропустите! Отметим новое название.
– Вы придёте? – тихо спросила экстрасенша.
– Да, – ответил Мякин.
Наступила какая-то пауза, когда вроде бы разговор закончен, но кому-то ещё что-то хотелось сказать. Мякин стоял у дверей и ждал, а гости (уже не гости, а юстицины, с ударением на предпоследнем слоге) тоже стояли в некоторой нерешительности. Пузатый переступил с ноги на ногу и сказал:
– Ну, мы тогда пошли.
– Да, конечно, – согласился Мякин и подумал, что был не прав, когда исключил экстрасеншу из рядов.
Пузатый не очень ловко подхватил экстрасеншу под руку, и они направились по коридору в сторону столовой. Мякин закрыл дверь и поворчал на себя:
– Проспал весь обед, новый человек! Так всё проспать можно!
За ужином все молчали, только экстрасенша в самом начале вроде как извинилась за утреннее поведение. Она произнесла:
– Простите, утром мне нездоровилось.
Мякин молча кивнул и быстро расправился с принесёнными блюдами – аппетит из-за пропущенного обеда у него разыгрался не на шутку. Молодёжь тоже помалкивала, и было похоже, что днём они немного поссорились. Более всего обижалась девушка. Она явно делала вид, что ужинает через силу и еле-еле терпит присутствие за столом остальных отдыхающих. Мякину такая обстановка совсем не нравилась – он поднялся из-за стола, пожелал всем приятного аппетита и удалился для подготовки к вечернему банкету.
Сегодня вечером банкетный зал был полон. Мякин сначала удивился этому обстоятельству, но, вспомнив, что сегодня была суббота, понял: народ в преддверии выходного решил разгуляться.
У дальней глухой стены зала был заметен то ли затейник, то ли ведущий вечера – маленького роста мужчина в светлом костюме с чрезмерно радостной улыбкой. Ведущий постоянно шутил в микрофон и даже, кажется, собрался петь. «Юстицины» расположились за большим столом. Все пятеро оживлённо что-то обсуждали и не обращали внимания на появление Мякина у входа. А он, стараясь рассмотреть всех присутствующих в зале, уверенной походкой неторопливо направился к ним. Одинокого в зале не было.
Экстрасенша первой заметила Мякина и, приветливо улыбнувшись, что-то сказала пузатому. Тот вскочил из-за стола и, неожиданно для Мякина, кинулся ему навстречу.
– Как мы рады, что вы здесь! Как мы рады! Пойдёмте, пойдёмте! Все вас ждут!
Мякина усадили между пузатым и экстрасеншей. Присутствующие, почему-то с каким-то заговорщицким видом, разглядывали Мякина так долго, что ему некоторым образом стало неуютно. Он попробовал сделать довольное жизнью лицо, вспомнил, как прошлым летом в выходной день, лёжа в густой траве на даче у знакомых, во все глаза смотрел на тихо плывущие облака. Если долго сосредоточиться на каком-либо из них, то можно заметить, как меняется его форма. В тот день облака постепенно таяли, растворялись. От маленьких за какие-нибудь минут пятнадцать ничего не оставалось, и ярко-синего неба становилось всё больше и больше.
– Алексис, вам слово, – произнесла интеллигентка. – Объявите нашему другу наше предложение.
Мякин подумал, что он уже знает об этом предложении, о новом названии их тайного общества, но он ошибался.
– Камарадос! – пафосно начал свою речь пузатый. Он даже встал с места и, стараясь перекричать стоящий в зале шум, громко продолжил: – Сегодня у нас важное, я бы даже сказал, историческое событие…
– Алексис! – Интеллигентка тронула пузатого за рукав. – Можно потише – все вокруг на нас обращают внимание.
– А как же объявить? Шёпотом, что ли?
– Спокойно, по-деловому, – ответила интеллигентка.
В зале зазвучала музыка, и ведущий приятным баритоном запел известную всем весёлую песенку. После первого куплета он активной жестикуляцией призвал отдыхающих присоединиться к пению и пошёл по рядам, предлагая сидящим пропеть слова песни в микрофон.
Экстрасенша, прислонившись к Мякину, прошептала ему в ухо:
– Они хотят сделать из вас предводителя.
Мякин повернулся к ней лицом и переспросил:
– Кого?
– Предводителя, – одними губами произнесла экстрасенша.
Алексис, уже не вставая с места, продолжил речь:
– У нас, действительно, историческое событие, то есть мы предлагаем вам… – Он повернулся лицом в сторону Мякина. – Предлагаем вам стать, так сказать, нашим лидером, то есть предводителем.
– Соглашайтесь, – услышал Мякин голос экстрасенши.
– Соглашайтесь, соглашайтесь! – повторили эти слова остальные.
Ведущий совсем близко подобрался к Мякину – и прямо рядом с мякинским ртом оказался микрофон, и нужно было под знакомую музыку пропеть слова, но Мякину никак не удавалось вспомнить хотя бы пару. Экстрасенша сбоку пыталась напеть ему на ухо. Он повторял слова песни, не попадал в мелодию, сбился и совсем затих. Ведущий наклонился к нему и за него исполнил целый куплет.
К великому облегчению Мякина, ведущий убрал от него микрофон и пошутил:
– Не все у нас ещё «Карузы», но мы это со временем исправим – почаще приходите к нам.
Под одобрительные возгласы «Карузо к нам!» ведущий двинулся дальше, к следующему столику, с энтузиазмом высматривая очередную песенную жертву.
– Что значит «предводитель»? – очухавшись от непропетой песни, спросил Мякин.
Пузатый ответил:
– Это значит, что мы оказываем вам, камарадос, высокое доверие. – И, подумав, уточнил: – Единодушно оказываем.
Старичок, сидевший напротив Мякина, засуетился и предложил:
– Давайте как-то отметим это.
– Не как-то, а шампанским, – поправила его старушка. – Чего мы сидим? Джентльмены, открывайте бутылочку!
Мякин, услышав слово «джентльмены», потянулся к шампанскому, но пузатый опередил его.
– Нет! Что вы, камарадос! Вы сегодня у нас виновник – так сказать, герой момента. Я сам открою.
Пузатый ловко открутил пробку. Раздался глухой негромкий хлопок, и под всеобщее одобрение пенистая жидкость была разлита в бокалы.
– Алексис, тост! – вдохновенно произнесла интеллигентка.
Пузатый сосредоточился, приподнял бокал с шампанским и спросил:
– Можно сидя?
– Конечно, конечно, – согласились присутствующие.
– Камарадос, я думаю, что сегодня мы присутствуем, то есть я бы сказал, являемся свидетелями знаменательного события. События, так сказать, устремлённого в будущее.
– Вот именно, – вставил старичок.
– Вот именно, – повторил пузатый и, оглядев сидящих за столом, продолжил: – Сегодня мы присутствуем при образовании полноценной ячейки запра… – Он осёкся и через секунду исправился: – Ячейки юстицинов. Нас… – Он ещё раз с важным видом оглядел всех. – Нас шестеро, и у нас есть, так сказать, руководитель. Энергичный, молодой, я бы даже сказал весьма симпатичный мужчина, то есть мы выбрали себе предводителя. Запомните, камарадос, этот день! Когда-нибудь потомки оценят это событие, оценят его далеко идущие последствия. Не побоюсь сказать: последствия для всего человечества. Последствия, которые должны привести и могут привести к полному искоренению недостатков. Сейчас мы осушим эти бокалы за начало наших славных дел. За начало!
Присутствующие чокнулись и выпили. Мякин без удовольствия отхлебнул пузырящейся жидкости и повторил свой вопрос:
– Что значит «предводитель»?
В зале вновь грянула музыка. Ведущий настоятельно приглашал присутствующих потанцевать. В свободном пространстве зала появились первые танцующие пары. «Юстицины» молчали. Первой на вопрос Мякина-предводителя ответила старушка:
– Предводитель – это человек, идущий впереди, указывающий путь остальным.
– Вот именно, – снова подтвердил старичок.
Старушка продолжила:
– Это человек, который знает, куда идти, и ведёт за собой других.
– Вы знаете, куда идти, – скорее утвердительно, чем вопросительно прошептала Мякину в ухо экстрасенша. – Не спорьте с ними.
Мякин замотал головой. Интеллигентка, заметив сомнение в реакции Мякина, заявила:
– Молодой человек, кому как не вам возглавить наше движение! Вы, мне кажется, самая подходящая кандидатура, и не смейте возражать! Потанцуйте со своей дамой, поразмышляйте и возвращайтесь как наш истинный лидер.
Мякин посмотрел на экстрасеншу – она тихо, так, чтобы расслышал только он, сказала:
– Пойдёмте, предводитель, вас ждёт «юстицина».
Медленный танец способствовал разговору танцующих друг с другом. Ведущий – видимо, затомившись от песенного марафона – присел рядом с аппаратурой и, мирно улыбаясь, наблюдал за движением пар.
– Вы теперь предводитель и можете руководить коллективом, – произнесла она. – Можете давать ценные указания, а не бегать и устранять недостатки. Недостатки пусть устраняют «камарадос».
Он в знак согласия кивнул, но всё-таки спросил:
– Мне теперь нельзя делать замечания?
Она лукаво улыбнулась и ответила:
– Иногда можно, но нечасто. Иначе вас перестанут уважать.
– Вы думаете, что меня уважают? – снова спросил он.
– Достаточно, чтобы в этой игре назначить вас предводителем, – ответила она и, подумав, добавила: – По крайней мере, мне показалось, что если это и шутка, то в ней много правды.
– Много правды, – повторил он и хотел ещё что-то сказать, но медленный танец закончился. Мякин подумал: «Стоит ли возвращаться к столу?» и тут же услышал:
– Давайте танцевать.
– Давайте, – согласился он, и они застыли в ожидании следующей мелодии.
Ведущий включил медленное танго, и Мякин повёл свою партнёршу в свободное пространство. Краем глаза он заметил, с каким удовольствием наблюдают за ними некоторые сидящие в зале. Ведущий как заворожённый не отрывал от них глаз, а они танцевали и танцевали, и она машинально прислонилась к его плечу, а он не удивился этому её движению и аккуратно разворачивал её в такт музыке.
Танго закончилось. Некоторые присутствующие захлопали в ладоши в знак благодарности за исполнение мякинского танго. Экстрасенша улыбнулась и сказала:
– Пойдёмте, мой предводитель, вернёмся в коллектив – нельзя отрываться от народа.
Когда танцующие заняли свои места, интеллигентка спросила:
– Надеюсь, вы согласны быть предводителем?
Мякин ответил:
– Я попробую, только не знаю, что мне делать?
– Ничего особенного, – включилась в разговор старушка. – Наставлять и направлять нас. Быть, как говорится, наставником, а ещё – защищать наши интересы от каких-нибудь посягательств.
– Вот именно, – поддакнул старичок.
Пузатый хмыкнул и заявил:
– Шампанское закончилось. Надо бы заказать ещё что-нибудь.
– Так закажите, Алексис, – предложила интеллигентка. – Для дам, пожалуйста, вина, а уж остальным – решайте сами.
Пузатый в поисках официантки повертел головой и, не найдя, поднялся из-за стола и направился к буфету. Посетители, разогретые различными спиртными напитками, танцами и песнями, шумели и гудели. Некоторые из них рвались к микрофону ведущего с неугасимым желанием исполнить любимую песню. Из этих желающих образовывались дуэты и трио. В зале раздавались нестройные голоса новоиспечённых певцов, остальные присутствующие старались им подпевать. Банкетные посиделки с явными элементами некоторого апофеоза были в самом разгаре. Ведущий еле успевал находить и включать новые мелодии для ранее неведомых никому исполнителей.
Мякин изредка посматривал по сторонам, особенно старался следить за входом, но «одинокий» не появлялся.
– Вы улавливаете нашу главную идею? – произнёс старичок, обращаясь к Мякину.
Мякин сделал удивлённое лицо. Старичок, стараясь, чтобы его услышали, говорил погромче:
– Вижу по глазам, что не улавливаете.
– Не совсем, – признался Мякин.
Старичок огляделся, словно искал поддержку своим высказываниям, и, уставившись на Мякина, произнёс:
– Главная идея состоит в том, что вы теперь отвечаете за всё, что будет осуществлять наша организация, то есть будете за всё в ответе.
– Коллега, не пугайте нашего предводителя! – вступилась интеллигентка. – Решения будем принимать коллегиально – значит, и ответственность будет общей.
– Как это общей? – не согласился старичок. – Общая – значит ничья.
Мякин замотал головой и почувствовал, что перестал понимать суть происходящего. Он даже подумал, что старичок «шлёпнул» лишнего шампанского и несёт какую-то ерунду.
– Не слушайте его, – произнесла старушка. – Дед утомился сегодня. Да и пора нам. Режим не стоит нарушать.
– Вот именно, – добавил старичок.
Экстрасенша забеспокоилась:
– Вы нас покидаете?
– Да уж, пора. Время позднее. Это вам, молодёжи, всё нипочём, – ответила старушка.
– Ну хоть минуточку подождите! Где-то наш Алексис запропастился? – произнесла интеллигентка.
– Алексис добывает вино, – ответила экстрасенша.
Неожиданно появился радостный пузатый.
– Вы не представляете, что там творится! К прилавку не пробиться! Страждущего народу тьма! Вот всё, что достал. – И он с гордостью поставил на стол две бутылки.
В зале стало чуть потише. Часть веселящихся – видимо, от усталости – попритихли, часть удалились отдыхать. Песенный марафон как-то сам собой завершился. Ведущий включил что-то спокойное, и танцующих осталось мало – две, три пары.
– Это безобразие! – уверенно произнесла старушка. – Такая работа буфета нервирует людей!
– Вот именно, – добавил старичок. – Надо жаловаться.
Пузатый кивнул головой и, наполняя бокалы вином, ответил:
– Предлагаю до формирования общего мнения о буфете вкусить этот прекрасный напиток за нашего дорогого предводителя! За, так сказать, образец! За наш, так сказать, светоч!
Юстицины чокнулись и немного выпили.
– Я хочу сказать речь о буфете, – нетвёрдым голосом заявил старичок.
– Не стоит, – перебила его старушка. – Тем более что нам, действительно, пора. А вот молодые люди могут составить что-то вроде петиции по поводу безобразной работы буфета.
– Петицию? – спросила интеллигентка.
– Ну, может быть, заявление от нашего коллектива, – ответила старушка. – А завтра после обеда мы могли бы его обсудить.
– Обязательно обсудим. Завтра обсудим, – согласился пузатый.
Ведущий окончательно загрустил в своём музыкальном уголке и со скучающим видом вяло осматривал оставшихся в зале посетителей.
Экстрасенша встала из-за стола и неожиданно произнесла:
– Нам тоже пора. Да и заявление надо бы обдумать.
Пузатый с любопытством взглянул на неё и возразил:
– А нам, – он указал на интеллигентку, – можно ещё немного посидеть?
– Вам можно, – ответила экстрасенша. – А мы с предводителем пойдём.
– Оставляете нас без руководства! – иронично заметила интеллигентка.
Мякин уже давно подумывал, как бы тихо исчезнуть из банкетного зала, и, поднимаясь с места, тихо сказал:
– Руководству тоже нужен отдых, тем более что завтра не менее важный день. Первый рабочий день предводителя.
Юстицины распрощались друг с другом. За столом остались пузатый и интеллигентка. Старушка, поддерживая старичка, засеменила к выходу, а Мякин, подхватив экстрасеншу под руку, руководящей походкой двинулся следом. Одинокий в зале так и не появился. Мякин подумал, что всё может случиться у человека, мало ли какие неотложные дела бывают в жизни. Когда они с экстрасеншей оказались внизу, в холле перед номерами, Мякин произнёс фразу одинокого:
– Если не будет недостатков, то не будет и развития.
– Что вы сказали? – остановившись, спросила экстрасенша.
Мякин пояснил:
– Это не я сказал. Это сказал наш оппонент.
Экстрасенша удивлённо взглянула на Мякина и снова спросила:
– Какой оппонент? Разве здесь у нас, когда мы одни, есть ещё какой-то оппонент?
– Оппонент есть всегда, – ответил Мякин.
– Здесь ты и я, – тихо сказала экстрасенша и тем самым сильно удивила Мякина. Он не ожидал, что она так быстро перешла на «ты».
– Ты и я, – повторил Мякин и добавил: – Ты и я… И недостатки.
– Пойдём, – предложила экстрасенша и увлекла Мякина дальше по коридору.
У неё в номере было не так, как у Мякина. Какие-то незнакомые, но приятные запахи окружили его со всех сторон. Ласковые и вкрадчивые слова экстрасенши совсем запутали Мякина, и, незаметно для себя, он оказался во власти красивой и энергичной женщины, а потом ему приснился сон.
Будто бы очутился Мякин у себя дома один, а вокруг повсюду разные вещи разбросаны, словно кто-то то ли искал что-то, то ли собирался срочно уехать. Стоит Мякин посреди этого беспорядка и сосредоточенно размышляет: кому на это всё пожаловаться? Кому петицию написать? Стоит, думает и чувствует, что сзади кто-то с шумом дышит ему в затылок, и догадывается Мякин, что Орбодин пришёл к нему порядок наводить, и боится он Орбодина – не нравится ему Орбодин. И думает Мякин: «Откуда он взялся, этот Орбодин? И как ко мне он в дом попал? И где все остальные?»
– Ты уходишь? – спросила она.
– Да, – ответил он.
– Но ещё очень рано, – сказала она.
– Мне надо к себе, – сказал он.
– Ты во сне что-то говорил и даже кричал, – продолжила она.
– Может быть, – ответил он.
Вернувшись к себе в номер, Мякин прежде всего взял с постели чёрную книжку, положил её в ящик стола и решил завтра же утром вернуть её в библиотеку. Совершив эти действия с книжкой, он рухнул в постель и сразу же заснул. Спал долго. Проснулся только тогда, когда за окном утреннее солнце осветило макушки деревьев.
Мякин нехотя вспомнил прошлый вечер, и стало ему совсем как-то нехорошо. Он встал, подошёл к окну. Зима всё-таки брала своё. Лёгкий ночной снежок мелкими искорками завесил сосновый лес. Прозрачный воздух манил и звал на утреннюю прогулку. Судя по времени на часах, Мякин окончательно проспал завтрак и все свои первые процедуры.
– Ну и чёрт с ними! – сказал Мякин самому себе, быстро привёл себя в порядок и уже через пятнадцать минут бодро вышагивал по припорошенным снегом дорожкам парка.
Первые гуляющие, которых в этот час было ещё мало, с любопытством поглядывали на торопливую ходьбу Мякина. А он улыбался этим редким встречным и радушно здоровался с ними, словно все они были его хорошими, давними знакомыми. Он шёл, щурился на яркое солнце, большое синее небо, и с каждым новым кругом вокруг большого здания санатория настроение его улучшалось. Прошлый вечер и ночь как бы уходили всё дальше и дальше от него. Он наконец-то стал понимать, что не нужен ему этот новый Мякин – зануда, и в то же время какой-то чересчур смелый человек. И думал он об экстрасенше уже не с утренним испугом («Ай, что я натворил?»), а более спокойно и, ему даже казалось, более разумно, и что не стоит рвать себе нервы, и что он точно не будет предводителем, и что теперь ему нечего бояться.
– Здрасте, – услышал он сбоку. – Тоже моционите?
Мякин резко остановился, взглянул в сторону говорившего и узнал в этом человеке, одетом по-зимнему, да ещё в ушанке с опущенными ушками, одинокого – его вчерашнего оппонента.
– Здрасте, – снова повторил одинокий. – Не узнаёте?
– Добрый день, – ответил Мякин. – Узнаю.
– Пойдёмте, пойдёмте. Если не возражаете, – предложил одинокий. – Будем гулять дуэтом.
Мякин не возражал, и они двинулись дальше по дорожке. Через несколько шагов Мякин спросил:
– Почему же вы вчера не пришли?
Одинокий ответил:
– Да, не пришёл. Извините, что-то меня остановило. Подумал, что, может быть, мои возражения будут вам неприятны. Всё-таки банкетный зал, по-моему, не располагает к серьёзным спорам. Там, я думаю, беседа должна быть лёгкой и не утомительной.
– Я вас ждал, – сказал Мякин.
– Ну уж простите великодушно! – продолжил извиняться одинокий. – Видно, правду говорят, что не надо думать за других, надо думать за себя.
– Это как же вас понимать? – спросил Мякин. – Эгоистом, что ли, быть, то есть думать только о себе?
Одинокий закашлялся – наверное, морозный воздух перехватил дыхание.
– Давайте пойдём чуть помедленнее. Мне так быстро нельзя.
Мякин сбавил ход и молча ждал ответа.
– Да, пожалуй, следует думать только о себе. Но я бы эту мысль немного уточнил, а может быть, и запутал. Это как посмотреть на это дело, то есть явление – эгоизм.
– Ну и как же смотреть на это? Нас учили, что эгоистом быть нехорошо. – Мякин ещё более сбавил темп, и они медленно двинулись в сторону берега залива.
– Думать о себе всегда полезно, и знаете, когда безрассудно начинают думать о других, другим от этого становится только хуже.
– Совсем не понимаю вашей логики, – бодро ответил Мякин. – Можете объяснить попроще?
– Можно и попроще, – ответил одинокий и спросил: – Вы летали самолётом?
– Да, – непонимающе ответил Мякин.
Одинокий продолжил:
– Так, наверное, слышали объявление, точнее – инструкции стюардессы перед полётом.
– Да, слышал, – машинально ответил Мякин.
– Так если слышали, то должны помнить, в каком порядке следует надеть кислородные маски, если с вами рядом ребёнок.
– Сначала на себя, то есть на взрослого, – вспомнил Мякин.
– Вот то-то и оно, – подтвердил одинокий, – иначе, без эгоизма, начнёте действовать неправильно – и ребёнка загубите, и себя.
– Этот пример некорректен. Это экстремальный случай, – возразил Мякин.
– Экстремальный, – согласился одинокий. – Посмотрите-ка, какая красота! – продолжил он, когда они вышли на берег.
Впереди, в конце песчаной отмели, припорошенные снегом, застыли ледяные торосы. За ними до самого горизонта простиралось ледяное поле и там, далеко у горизонта, сливалось с небом.
– Красота! – выдохнув, повторил одинокий.
– Да, – согласился Мякин.
Когда-то по молодости ему кто-то говорил, что если перед вами виден чистый горизонт, то, мысленно приложив линейку к линии, разделяющей небо и землю, можно заметить, что Земля круглая, а не плоская, как думали древние.
Мякин прищурился, мысленно приложил линейку к горизонту и уже в который раз убедился, что она не плоская: горизонт представлял собой явно не прямую линию. Ледяное, искрящееся безмолвие завораживало, и хотелось улететь туда вдаль и посмотреть, что там, за кромкой льдов.
– Что там, за кромкой льдов? – вслух повторил Мякин.
– Что вы сказали? – видимо, не расслышав Мякина, спросил одинокий.
Мякин втянул носом свежий, морозный воздух и повторил:
– Что там, за кромкой льда?
– Там… Там, наверное, другой лёд, – ответил одинокий.
– Другой лёд, и только? – спросил Мякин.
Одинокий прищурился, будто бы пытался увидеть что-то почти у самого горизонта, и ответил:
– Там всего полно.
– Полно эгоистов? – улыбнулся Мякин.
– Да, полно эгоистов, – согласился одинокий.
Они несколько минут стояли молча, и каждый думал о чём-то своём.
Обеденный зал столовой был полон. Мякин появился здесь, когда обед был в самом разгаре. Экстрасенша и молодая пара молча завершали трапезу.
– Добрый день, – поздоровался Мякин и занял своё место.
– Добрый, добрый, – ответили соседи.
– Вас не было за завтраком? – спросила экстрасенша.
Сегодня она выглядела особенно строго и, пожалуй, можно было сказать, чересчур задумчиво.
– Элементарно проспал, – по-деловому ответил Мякин.
Экстрасенша, неожиданно равнодушно для Мякина, прокомментировала его ответ:
– Наверное, была тревожная ночь.
– Можно сказать и так, – согласился Мякин.
Экстрасенша, попивая сок, продолжила:
– И кто же вас в сем заведении мог так потревожить?
– Вот, представьте себе, нашёлся «тревожник», – ответил Мякин.
– Может быть, «тревожница»? – без малейшего смущения и намёка на шутливый тон спросила экстрасенша.
Мякин задумался. Официантка принесла первое.
– А вы знаете, нам допоздна мешали, – включилась в разговор девушка. – Наверху до двенадцати играла музыка. Мы уж хотели идти жаловаться.
– Субботнее веселье, – произнёс Мякин. – Ведь вчера была суббота.
– Традиции у нас такие – по субботам праздники устраивать, – поддержала его экстрасенша.
«Да, – подумал Мякин. – И по ночам тоже».
Экстрасенша допила сок, встала из-за стола.
– Пойду к единомышленникам. Думаю, что и предводитель скоро объявится.
Соседка вопросительно взглянула на экстрасеншу и сказала:
– Нам тоже надо бежать. К нам родители должны приехать.
Мякину принесли второе блюдо. Минут через десять он полностью расправился с обедом. Встал, огляделся. Там, на той стороне зала, возле кофейного автомата стоял его знакомый и смотрел прямо на Мякина. Мякин уверенно зашагал в его сторону.
– Я ваш должник и не знаю, как рассчитаться с вами. Сегодня воскресенье, я узнавал: банкетный зал занят каким-то мероприятием. Если хотите, можно продолжить наше общение в баре.
– «Должник» – это громко сказано. Пустяки, – ответил одинокий. – А в баре можно и так пообщаться, без обязательств. Только имейте в виду: я свою тему эгоцентрическую уже обозначил.
– Можем найти и другую, – возразил Мякин.
– Конечно можем, – согласился одинокий. – Но, припоминается, у вас здесь есть единомышленники и вы вроде бы обещали…
– Конечно, конечно, – перебил его Мякин. – Я думаю, что они сейчас собрались в холле. Там их, может быть, и найдём.
В холле, кроме заговорщиков, никого не было.
– Уважаемые коллеги, разрешите представить вам оппонента! – Мякин подвёл одинокого к группе юстицинов.
