Виталий Иконников
Алуим
– Ты задавался вопросом, почему у тебя седые волосы? Почему видишь души мёртвых? Что значит дракон на твоей груди? Ты же из года в год чувствуешь себя как в ловушке. И ты не просто устал от скучной работы, от скучной жизни – ты устал быть не собой. Но вместе мы найдём тех, кто даст ответы на все вопросы.
– Кто же они такие, эти собратья? И почему я не с ними?
– Символом вашего ордена является змеиная голова, похожая на драконью. Вы способны вступать в контакт с умершими, находящимися на границе двух миров. А ты винишь себя за гибель большого количества людей. Поэтому покинул орден и покончил с собой.
Неприятное ощущение расползается по всему телу. Будто начинает действовать яд, который я выпил много лет назад.
– Что произошло?
– Я знаю лишь то, что мне положено знать.
– Почему же они не вступили в контакт сразу после моей смерти?
– Вы отличаетесь от других людей. Вы перерождаетесь мгновенно, не успевая очиститься от привязанностей и чувства вины. Вот почему уже много жизней ты скитаешься по земле, не находя покоя. Но тебя простили и хотят, чтобы ты вернулся. Многим сущностям на границе двух миров было поручено перехватить Алуима в момент между жизнями, попасть с ним в одно тело и привести к собратьям. Мне повезло. С первой частью задания я справился.
– Занимательная история. Вот только «ночные гости» приходили ещё раз. И они тоже назвались моими собратьями. А также сказали держаться от тебя подальше.
– Кто сказал? Санобо?
– Кто?
– Видишь, он даже не представился. Разве так ведёт себя тот, кто пришёл с добрым намерением? Наверняка, ещё и посоветовал бежать. Так?
Я молчу…
– Та-ак, – протяжно произносит Хамадиши, смакуя свою правоту. – Можешь снова с ними связаться, если не веришь. А они сказали, что это по их вине погибли те люди, из-за которых ты винишь себя? Конечно, нет. Они обманом склонили тебя помочь им, за что в итоге и поплатились. Их поймали и сурово наказали, лишив возможности рождаться даже в чужом теле. А ты пока ещё можешь. Но подумай, к чему приведёт этот вечный побег от самого себя? Ты уже дал слабину. Алкоголь, наркотики. Так недалеко и до полной деградации. Станешь таким, как я…
– Зачем им лгать? – не хочу верить паразиту, но он заставил усомниться в словах «гостей». Теперь у меня нет ничего.
– Ты выдал Санобо и его подельников, когда узнал правду. Месть – единственное, что им осталось.
– А что осталось тебе? В чём твоя выгода?
– Вот он, главный вопрос нашего диалога. Твои собратья обладают умением, недоступным простым обывателям. Если я сведу вас, они дадут мне возможность переродиться в собственном теле. Я снова стану человеком, понимаешь?! Это самый весомый аргумент, который только может быть!
На пороге появляется молоденькая медсестра.
– Мэгь аз орвос иродаябон, – неуверенно говорит она Лукасу, подсматривая в свой смартфон. Похоже, перевела на венгерский в онлайн-переводчике. – А к вам пришёл посетитель, – добавляет девушка, взглянув на меня, и исчезает за дверью.
– Иу, – отвечает в никуда Хамадиши и, спустив ноги с кровати, берёт костыли, прислонённые к тумбочке: – Сейчас проверим, сможет ли Лукас добраться до кабинета врача и не проснуться. Парняга становится всё податливей, – коряво улыбнувшись, он пытается встать.
– Как ты найдёшь тех, кто меня ищет? На планете семь миллиардов людей.
– Есть такое понятие «намерение». Мы их почувствуем. Ты не используешь свои способности, но я помогу. Именно так я почувствовал Мальвину.
– Зачем ты толкал меня к ней?
– Чтобы ты не погряз в отношениях с Танюхой. Эта стервозная сучка показалась мне лучшим вариантом. Я спасал тебя.
– Спасал? Ты призывал убить Татьяну!
– Я знал, что ты этого не сделаешь. Вспомни, за всю жизнь я ни разу не причинил тебе вреда. Но хватит уже думать членом, к чёрту всех этих тёлок. У нас другие цели.
– У меня нет с тобой общих целей!
– Тише, тише. Я не хочу ссориться. Но ты должен признать, что в жизни бывают ситуации, когда желания сходятся с необходимостью.
– С какой необходимостью?
– В противном случае я убью и Лукаса, и обеих твоих баб. Ты же не хочешь винить себя ещё в трёх смертях?
– Ты не посмеешь!
– Серьёзно? Неужели ты настолько глуп?! Знаешь, что такое опуститься на самое дно? В стране, где считается нормой презирать тех, кто принадлежит к низшей касте. Превратиться в мусор, не иметь возможности изменить ситуацию не только при жизни, но и вообще никогда. Цепляться, как клещ, за других. Быть наблюдателем. Жалким, отвратным паразитом. Другие живут, а ты лишь смотришь. Смотришь. Год за годом. Но даже видишь не то, что хочешь. Разбухшие сиськи мамаш, примитивные игрушки, глупые рожи родственников, нависшие над кроваткой. Я вытерпел детские годы каждого из своих двенадцати попутчиков, но ваша взрослая жизнь не намного интереснее детства. Порой даже приходилось мотивировать вас на действия, ведь сами вы не способны ничего изменить. А чего мне стоило убедить этого придурка поехать вместе с братом во время отпуска в Украину! Я даже венгерского не знал. Не язык, а улюлюканье индюков. Но я вытерпел. И ради достижения цели сделаю всё! Я буду сыпать аргументами, шантажировать, и если понадобится – по одному убивать твоих родственников. А потом доберусь до баб. Но перед тем как разделаться, трахну, раз уж ты сам не решаешься никому из них вставить. С кого мне начать? Подскажи. С Мальвины? Не-ет, лучше с невесты. Тем более она уже здесь.
Приподнимаюсь, со злостью выдавливая воздух сквозь зубы. Вот она, истинная суть паразита. Приняв безмятежный вид, он без резких движений начинает ковылять телом Лукаса к выходу. Тут дверь открывается, и в палату входит Татьяна.
– Привет, кисуля, – произносит Хамадиши, остановившись в метре от неё, после чего переводит взгляд на меня.
И терпение лопается. Встаю, в два шага подскакиваю к Лукасу и бью ему локтем в заклеенный пластырями нос. Второй раз за последние дни он отлетает и ударяется головой о спинку пустующей кровати, но сейчас я не способен остановиться. Забравшись сверху, начинаю сыпать ему в лицо удар за ударом. Убить! Убить двух в одном! Прости, Лукас. Ничего личного. Но убив тебя, я спасу больше жизней. И даже если эта мразь найдёт себе новое тело, к тому времени я окажусь в тюрьме. А значит, трогать Татьяну, Мальвину или кого-то ещё ему не будет никакого смысла…
– Скажу честно, это дело можно замять и не дать ему дойти до суда. Учитывая обстоятельства, вопрос, скорее всего, будет решён полюбовно. Но ваша главная проблема в другом: вы вините в произошедшей трагедии человека, который сам является жертвой. Возможно, авария нанесла его здоровью непоправимый вред…
Русые волосы, стриженые под каре, очки в белой оправе, прямые черты лица, тонкие губы с бледным оттенком помады. Бежевая кофта, чёрные брюки и туфли, на правой руке кольцо. Женщина-психолог с профессионально-внимательным взглядом ведёт со мной беседу, стараясь помочь мне увидеть и разобраться в проблеме. Она грамотно расставляет акценты, указывая на те или иные детали. Аккуратно подводит к своим умозаключениям, старается казаться союзником, исключая упрёки. А я в большей мере разглядываю её внешность, чем слушаю. Мне не интересно, что она говорит, ведь моя «проблема» придумана мной же.
– За что вы избили парня? – спросил невысокий щуплый милиционер во время дачи показаний в кабинете доктора в его же присутствии.
С невинно-растерянным лицом я рассказал им сон, в котором Лукас вывернул руль автомобиля влево, что и стало причиной аварии. Затем днём, выходя из палаты, он с сумасшедшим взглядом схватил Татьяну за карман её джинсов. Издав ехидный смешок, Лукас произнёс «Привет, кисуля», хотя прежде делал вид, что не знает русского. Татьяна пыталась отстраниться, но парень не хотел отпускать. Учитывая, что позапрошлой ночью Лукас подкрался ко мне и тянул руки к шее, всё это в совокупности вызвало вспышку гнева и желание защитить себя и Татьяну.
История склеена чётко, не придраться. Моим подспорьем было то, что Лукас опять не помнил, как поднялся с кровати. Значит, и опровергнуть ничего не мог.
– Вы понесли тяжёлую потерю. И я вас понимаю. Люди часто отказываются принять случившееся, начинают искать объяснение там, где его нет. Но вам нужно трезво взглянуть на ситуацию и жить дальше…
Нет, симпатичная женщина-психолог. Вы не знаете, что мне нужно. А вот я знаю. Осталось дождаться наступления вечера.
После нескольких ударов в лоб Лукас, пребывавший в нокауте, пришёл в себя. Я увидел его измученный взгляд и остановился. Нет, всё-таки я не убийца. Не в этот раз. В голове начала складываться картина дальнейших действий. Поднявшись, я подошёл вплотную к Татьяне, чтобы слова не услышал Хамадиши. Она настолько опешила от моей вспышки ярости, что до сих пор стояла как вкопанная.
– Принеси сальвию. Весь пакет, – прошептал на ухо. – И трубку. Найди где-нибудь.
– Зачем? – удивлённо спросила Татьяна и сделала шаг назад. В тот момент она боялась меня.
– Хамадиши, – произнёс я, не сводя с неё глаз. – Трубку и сальвию. Сегодня, – после чего вышел в коридор и позвал медсестру…
Меня перевели на два этажа ниже, в небольшую пустующую палату с двумя кроватями и одним окном. Посчитали, так будет лучше для всех. Хорошо, хоть замок на дверь не повесили. В тот день я попросил феназепама, хотел скорее уснуть. Долгая бессонная ночь в мучительных ожиданиях не входила в планы, ведь решение я уже принял. Пусть опрометчивое, опасное, бессмысленное, но принял. Оставалось дождаться нужного момента.
– Как вы сейчас себя чувствуете? – спрашивает психолог, подводя к концу свою лекцию.
– Лучше, – отвечаю коротко и сдержанно, чтобы не переигрывать.
– Хорошо, – она поднимается со стула. – Я приду завтра в половине второго. Продолжим нашу беседу.
– Спасибо, – так же сдержанно произношу я и, взглянув на высоко стоящее солнце, готовлюсь коротать время…
А вот и вечер!
Занять позицию… Приготовиться… Притворяемся!
Ложусь прямо, как оловянный солдатик, закрываю глаза, замедляю дыхание. Времени без пятнадцати одиннадцать, шторы задёрнуты, свет выключен. Слышу приближающиеся шаги. Я должен выглядеть спящим или дремлющим. Никаких признаков возбуждения или готовящейся агрессии.
– Как ты, буйный? – спрашивает улыбчивая девушка в белом халате, заглянув в палату. Медсёстрам явно поручили контролировать моё состояние и то, чем я занимаюсь. Весь день они приходят поинтересоваться, нужно ли мне что-нибудь, как самочувствие или просто с пустыми вопросами, а эта молоденькая ещё и отпускает различные шутки.
– Угу… – тихо мычу, не открывая глаз. Поначалу хотелось ляпнуть что-то типа «Лежу и скучаю по тебе», но ответная шутка могла вызвать у неё желание вернуться, чтобы посидеть, поболтать.
– Понятно, – протяжно произносит девушка и закрывает дверь. Прислушиваюсь. Шаркает дальше по коридору. Или идёт проверять, в каких палатах ещё горит свет, или в туалет. В любом случае она должна повернуть налево. И в этом мой шанс.
Скидываю пододеяльник, которым укрылся, несмотря на жару. Мне было нужно казаться спящим, а ещё так я не дал медсестре увидеть надетые спортивные штаны и рубашку. Тратить время на одевание сейчас непозволительно.
Встаю, в носках подхожу к двери. Надеть тапочки – подставить самого себя. Идти босиком значит наследить. Снова прислушиваюсь. Издалека доносится тихий женский голос, пауза, снова голос. За ним следует звук шагов… И тишина. Секунда, вторая, третья… Пора!
Выглядываю в коридор. Никого. Аккуратно закрываю дверь и на цыпочках семеню к лестнице. Она находится в стороне, противоположной той, куда ушла медсестра. «Лишь бы никто не вышел. Лишь бы никто не вышел». Волнуюсь. Сердце буквально выпрыгивает из груди. Там, двумя этажами выше, может произойти что угодно. Но я всё равно добираюсь до лестничной площадки и тихо поднимаюсь наверх.
Татьяна выполнила мою просьбу. Около пяти вечера она привезла то, что я просил: пакетик с сальвией, зажигалку и маленькую коричневую деревянную трубку, купленную в «Амсторе», в отделе побрякушек. Больше ничего не сказала. Просто отдала и ушла. В её глазах читалось что-то типа «Вот, держи. Достали меня ваши разборки». И это замечательно. Как же не хотелось объяснять ей своё решение.
А вот и нужный этаж. Замираю у стены, рядом с двустворчатой дверью с большими рифлёными стёклами. Палата Лукаса находится совсем недалеко от кабинета, где сидит дежурная. Кабинет, в свою очередь – всего в нескольких метрах от лестницы. И дверь у него почти всегда открыта. Напрягаю слух. Кажется, я слышу шелест бумаги. Читает книгу? Нет, слишком часто листает. Смотрит больничный журнал? Не знаю. Не важно. Главное, создаёт хоть какой-то шум.
Перешагиваю порог и оказываюсь на этаже. Иду вправо. Четыреста седьмая, четыреста девятая, четыреста одиннадцатая. Сюда. Аккуратно берусь за ручку, подталкиваю плечом и вхожу.
– Я знал, что ты придёшь, – произносит самоуверенный голос.
Лунный свет не даёт темноте единолично завладеть комнатой. Я понимаю, почему Лукас не задёргивает шторы. Сон для него теперь вовсе не отдых. Подхожу ближе, вглядываюсь в следы своего рукоприкладства. Сильно распухший нос, чёрный кровоподтёк под глазом, рассечение на лбу над порезом, оставшимся после аварии, стянутое скобами.
– Я не мог не прийти. Как его состояние?
– Паршивое. Как и моё. Он настолько труслив, что уже осточертело слушать это бесконечное нытьё.
– Пора что-то менять.
– Мудрые слова, друг, – обходительным тоном соглашается Хамадиши.
– Я так и не спросил: как ты планируешь перебраться в моё тело?
– Тебе нужно выпить феназепама и уснуть на этой пустой кровати. Я сумел убедить Лукаса не пить таблетки, которые ему дали. Сам же он случайно не проснётся, будь уверен.
– И что дальше?
– А дальше я всё сделаю. Не волнуйся.
– Выходит, в первую ночь ты хотел перебраться в меня, пока я спал?
– Так всем было бы лучше, сам понимаешь.
– Ай-яй-яй, – укоризненно улыбаюсь. – Друзья так не поступают.
– Я хотел избавить нас от лишней мороки.
– Как-то неубедительно звучит, – подхожу, останавливаясь в метре от кровати Лукаса.
– Что ты хочешь сказать?
– Раньше других издалека чувствовал, а сейчас моё намерение в упор не ощущаешь? – как давно я ни над кем не издевался. Так приятно. – Похоже, от тебя мне толку нет.
– Не глупи! Сам ты ничего не сможешь!
Загипсованной рукой достаю из кармана маленькую деревянную трубку. Беру из пакетика щепотку порошка и насыпаю на сеточку внутри бочонка, препятствующую его прямому попаданию в лёгкие при вдохе.
– Ты всерьёз думал, что я приму тебя обратно? После стольких лет издевательств? Глупец! Спился, скатился на дно, умер – плевать! Такие мрази не заслуживают понимания и сочувствия. Может, я и плохой человек, может, и натворил что-то ужасное в прошлом, но с тобой мне не сравниться.
– Я убью твоих сук! – рычит Хамадиши и машет ногой, желая меня оттолкнуть. Делаю шаг в сторону, избегая толчка.
– Сомневаюсь, – бью Лукаса по щеке открытой ладонью. – Ты глуп и ведом.
– Поммм-муууаггг-итт… – паразит пытается крикнуть ртом просыпающегося парня, но издаёт лишь негромкое мычание.
– Прощай, – говорю я и достаю из кармана зажигалку.
Испуганный Лукас, завидев меня, тут же прикрывает лицо руками.
– Турдом, кинэк а хибаябол тортент а боляшет. Де ин нэм акаром, хоги мергеш рад. Фелаянлом огь а фюшт а чу а бейка. Кюлёмбен ми лес, огь нагь сэнведейшак. (Я знаю, по чьей вине произошла авария. Но не хочу быть зол на вас. Я предлагаю курить трубку мира. В противном случае, мы будем большие страдания).
После ухода Татьяны я долгое время пытался перевести на венгерский и выучить эти несколько фраз. Онлайн-переводчик в телефоне постоянно выдавал какую-то несуразицу, так что последнее предложение пришлось оставить в таком корявом виде. Оно наиболее подходит по смыслу. Надеюсь, Лукас меня поймёт. Главное, не задавай никаких вопросов, парень. Я ничего не смогу ответить.
Взгляд Лукаса выражает полное удивление происходящему. Чтобы заслужить хоть немного доверия, подношу трубку ко рту, клацаю зажигалкой и делаю затяжку. В голове сразу мутнеет. Протягиваю трубку ему. Немного поколебавшись, венгр приподнимается. Похоже, он готов сделать что угодно, лишь бы не получить по голове. Не выпуская трубку из руки, снова клацаю зажигалкой. Он затягивается, пару секунд держит дым в лёгких, потом с кашлем выпускает его. Вопросительно смотрит на меня. Растопыриваю четыре пальца. Его глаза округляются. Я киваю, говоря тем самым, что так надо. И он снова готов сделать вдох…
После четвёртой затяжки Лукас падает лицом в подушку и теряет сознание. Пока Хамадиши не вернулся и не начал кричать, отхожу назад, опускаюсь на пустующую кровать. Ложусь. Досыпаю щепотку в трубку. Не знаю, что будет дальше. Но точно что-то будет. Делаю вторую затяжку… третью… четвёртую… пятую…
Шесть… семь… десять… сто сорок… двести… Зрение рассыпается на тысячу маленьких блестящих шариков. Они падают на пол, скачут, звенят, цокают по твёрдой поверхности. Но хаос длится недолго. Концентрируюсь, за один вдох вбираю в себя весь воздух комнаты, да так, что стены прогибаются внутрь. Шарики тут же взмывают в воздух, начинают кружить друг за другом против часовой стрелки, пока не сливаются в единое светящееся кольцо, парящее передо мной в полной темноте. Хлопаю в ладоши. Чёрная гладь внутри кольца начинает светлеть, рябить, превращаясь в серые мелькания телепомех. Слышу тихий голос. Сквозь назойливое шипение до меня доносится уже знакомое «Ми тортент?».
«Пока ещё ничего не случилось, дружок. Но сейчас случится».
Это не сон и не явь. Пространство, где мне известно, кто я и зачем я. Поднимаюсь на ноги, выдыхаю воздух обратно и ныряю внутрь светящегося кольца.
Яркая вспышка. Зажмуриваюсь, прикрывая глаза предплечьем. Звучит музыка. Старенькая знакомая тема. Да это же Оакенфолд! «Ready! Steady! Go!» Что ж, полетели! И я действительно лечу. Или падаю? Нет, подо мной что-то есть, ощущаю спиной. Стремительно скольжу вниз по твёрдой гладкой поверхности…
Две пары хрустальных гранёных колец, соединённых друг с другом под прямым углом. Парят вне пространства, вне времени. Они – подобие той космической станции, символа заката нашей цивилизации – но гораздо меньших размеров: в ширину не больше трёх метров, а в диаметре не превышают и ста. «Strictly the mother f…». Неизвестная сила несёт меня по внутренней грани одного из колец, игнорируя законы гравитации. Я с бешеной скоростью наматываю круги, пытаясь удержаться от рвотных позывов и разглядеть голубое мерцание где-то в стороне – единственный источник света. Словно горящий изнутри сапфир упал на дно неглубокого ручья. «Lyrical stylin' my flow yo».
Но тут я замечаю человеческий силуэт, окутанный клубами серого дыма. Субтильный, беспомощный, стонущий от охватившей его беды. Это Лукас в плену коварного Хамадиши. Та же неизвестная сила носит их по внутренней грани второго кольца, перпендикулярного моему.
Нижний перекрёсток. Лечу, пересекая оба кольца, и снова взмываю вверх. Поднимаю голову и вижу, как дымящийся Лукас оставляет за спиной высшую точку конструкции. Гитарный рифф в сплетении с электронными звуками – это вам не вселенская тоска под тонкий женский голосок. Музыка гонит нас вперёд. Мы как цирковые мотоциклисты внутри гигантской шарообразной сетки. Всё серьёзно, всё по-мужски.
Ещё один перекрёсток… Ещё… Не совпадает. Так мы никогда не встретимся. Музыка звучит громко, докричаться невозможно. Да и о чём кричать? Надо поднажать! Но как? А вот так! Есть такое понятие «намерение». «R-r-r-r-ready....go!»
Быстрее. Быстрее! Ещё быстрее! Цель всё ближе, мы вот-вот должны встретиться. В тусклом синем свечении эти большие хрустальные кольца похожи на дорожки лунного света, замёрзшие на поверхности круглых рек, текущих из ниоткуда в никуда. Эй, Сальвадор, ты где-то здесь? Ты так и не бросил рисовать? «Lyrical stylin' my flow yo».
К чёрту прелюдии. Я могу ускориться. Как говорил Морфеус: «Хватит попыток. Просто бей». На этапе рождения паразит погружается в тело очень глубоко. Но при разбойном наскоке, как в случае с венгром, прогнать его проблем не составит. Я знаю. Знаю больше, чем помню.
Ускоряюсь перед нижним перекрёстком. Пролетая сквозь клубы дыма, выбиваю из них Лукаса. Серый силуэт продолжает кружить, а мы, как бильярдные шары, разлетаемся в разные стороны, покидая замкнутый круг. Синее свечение, принимай нас. «Strictly the mother f…».
