Виталий Иконников
Алуим
Снова делаем по глотку и поворачиваемся к водопаду, прислонившись задницами к перилам. Поднимаю голову вверх, гляжу в небо, надеясь, что оно вернёт мне ощущения из прошлых лет. Неловкое молчание заставляет прокручивать в голове старые диалоги, а знакомые звёзды собираются в картину, на которой я занимаюсь сейчас позёрством.
– На кого ты учишься?
– Специалист по финансам и кредитам.
– Освоилась уже здесь?
– За шесть лет любой освоится.
Смотрю на Татьяну и понимаю, что ей тоже не совсем комфортно. Мы стоим рядом, но всё ещё далеко друг от друга. На расстоянии нескольких лет.
– У меня наконец-то появился компьютер и интернет, – произносит она, словно бы оправдывая отсутствие связи между нами столь долгое время. Голос задумчивый, немного грустный.
– Тебе здесь скучно? В селе, имею в виду.
Несколько секунд молчит. Взглядом бродит по камням внизу склона, по которому бежит вода. Потом делает два больших глотка.
– Да, ты прав. И не только в селе. Вообще.
– Что-то случилось?
– Нет, просто… Так и не нашла тут настоящих друзей… Может, я и зануда, но меня бесит, что сейчас все всегда пьют. В гостях пьют, в клубах пьют, после каждого зачёта пьют. Встречаются только ради пьянки. А когда нет денег, никто не видит повода, чтоб из дома выйти. Сидят в своих «Контактах» и «Танках». Конечно, это смешно звучит от девушки с бутылкой в руке. Но последний раз я пила на Новый год. Один бокал шампанского.
– И тут я припёрся, с бутылкой…
– Хоть не с пивом, и то хорошо.
Оба улыбаемся. Я доволен, что угадал с выбором.
– Ну ладно мы, молодёжь, – продолжает Татьяна. – Мозгов ещё нет. Но взрослые… Когда умер отец, на его поминки пришло много людей. Мужчины, женщины, старики. Мы с мамой накрыли стол, приготовили закуску и, естественно, водку. Куда ж без этого?! Я бы её и сейчас пить не стала, а тогда мне вообще было четырнадцать. Но бабки всё равно осуждающе смотрели и между собой шептались: «ДочкА на пОмынках нэ пье». Представляешь?
– Представляю.
Татьяна, когда возмущается, такая забавная.
Металлические перила холодные, чтобы долго на них сидеть. Мы снова поворачиваемся, теперь уже лицом к луне. По воде, покрытой мелкой рябью, к нам тянется дорожка лунного света, на которой хорошо видны часто возникающие небольшие круги. Это мелкие рыбки ловят насекомых с поверхности. Лёгкие порывы ветра шумят камышами. За четыре года они разрослись, стали гуще.
– Знаешь, с тобой я и не против сегодня выпить. Всё-таки ты единственный, с кем я дружила после переезда сюда.
Слегка подталкиваю её плечом в плечо, тем самым соглашаясь, что мы друзья.
– Жаль, у тебя не было компьютера. Поддерживали бы связь…
– Из нас двоих работает только мама. Компьютер долгое время был на втором плане. Много денег уходило на ремонт, дом-то мы купили не новый. Но ты звонил мне поначалу. Три раза, если не ошибаюсь. С днём рождения поздравлял. И это на три раза больше, чем звонила я… Даже как-то неловко.
– Помню, говорил, что радужка твоих глаз желтеет ближе к краям из-за того, что ты родилась в сентябре. Осенью вся зелень желтеет. А родись в ноябре, получила бы полностью жёлтую.
– Тоже помню, – толкает меня в ответ. – Я тогда сказала, что ты со своими был обязан родиться в середине лета.
Стоим, соприкасаясь плечами и краями ладоней, которыми держимся за перила. Я не сразу обратил внимание. Чувствую себя намного комфортней. Опять молчим. Но слов всегда больше, чем голоса. И это уже совсем другое молчание. Незаметно мы оказались в личном пространстве друг друга.
– Чем же ты занимаешься, если общаться тебе здесь не с кем?
Татьяна снисходительно улыбнулась:
– Ты не правильно меня понял. Всё не так плохо. Просто я не хожу на встречи одногруппников, не провожу с ними ночи в клубах. И, как следствие, не сильно с ними сближаюсь. Больше времени уделяю учёбе, читаю, занимаюсь танцами, помогаю маме. Ну и сюда прихожу, на мост. Даже зимой иногда.
– Здесь весной всегда так безлюдно?
– Весной – да. Но скоро лето – снова начнутся костры, пьяные песни под гитару, голые купания до утра и занятия сексом на траве под теми деревьями. И я перестану сюда приходить… до осени.
Секс. Стоило мне услышать это слово, как в голове что-то переключилось. Взгляд тут же метнулся вправо, на Татьянину грудь. Замечательный размер, манящий. И так близко. Захотелось увидеть, как эти формы сочетаются с обнажённым худощавым телом. Провести ладонью по всем женским изгибам.
С Ирой у нас не было секса недели три. Одни лишь ссоры и выяснения отношений. И со дня её смерти прошла ещё неделя. Смотрю на Татьянины губы, чуть припухлые, поблёскивающие в лунном свете. Без помады. Ненавижу помаду. И от понимания этого завожусь ещё сильнее. Хочу крепко-крепко обнять Татьяну и впиться в неё своими губами. Целовать так, чтоб даже не успевать дышать. А потом сойти на берег, упасть на траву и запустить руки под водолазку, ощутить своими ладонями тепло её манящей груди.
Желание нахлынуло так внезапно, что я слегка растерялся. Вино ударило в голову, и старые правила насчёт секса и дружбы перестают казаться такими уж крепкими правилами. Здесь. Прямо сейчас. Хочу.
«Возьми её за сиськи. Не будь бабой».
«Как ты вовремя».
«Эта ведь ещё живая. Хватай».
– Влад.
– Что? – с запозданием возвращаюсь в реальный мир. Сложно одновременно общаться с двумя собеседниками, когда кровь из мозга ушла в другую часть тела.
– Это ты меня спрашиваешь «что»?
Татьяна поймала мой жадный взгляд, снова спустившийся на её грудь. Улыбка медленно сходит с её губ. Почему она улыбалась? Я что-то прослушал?
– Извини, – говорю и уже не знаю, решаться мне на что-то или нет. Голос в голове одной фразой сделал моё желание таким мерзким. «Эта ведь ещё живая».
– Не извиняйся.
Татьяна не отстраняется в сторону, мы по-прежнему соприкасаемся плечами. Но я чувствую её волнение и возникшую напряжённость. Отводит глаза, смотрит прямо, на лунную дорожку поверх водной глади.
– Татьяна, я…
– Почему ты всегда называешь меня Татьяной? – перебивает, не позволив продолжить. И мне кажется, это сделано для того, чтобы я не сказал лишних глупостей. Смотрит всё так же прямо перед собой. – Не Таней, Танькой или Танюхой. А именно Татьяной.
Я помню, когда это началось: во второе лето нашего знакомства, в один из июньских вечеров. Мы вместе возвращались домой после дискотеки, на которой я устроил драку. Местный парень долго приставал к Татьяне, а её тактичные просьбы отстать на него не действовали. Тогда я проигнорировал слова тренера о мудрости и поступил нетактично, сломав тому парню нос. Кровь залила танцпол. Татьяна всю дорогу потом меня отчитывала. Она считала, что могла уладить проблему без применения силы. В какой-то момент я не выдержал: «Татьяна, прекрати! Я сам знаю, когда мне вступаться!» Имя в такой форме вырвалось само собой. С тех пор так и пошло. Я знал, что она самостоятельная. Знал, что не позволяет посторонним вешать лапшу себе на уши и распускать руки. За это её и уважал. Но ведь не могу же я сказать прямо. Слова будут звучать ещё глупее, чем разговор двух пьяных мужиков в дешёвом баре.
– Иначе тебя называть не получается.
Татьяна многозначительно улыбнулась.
– Тебя в России ждёт девушка?
– Нет. Ждать некому.
– Расстались?
Вот он, момент-лакмус моих переживаний, моего отношения к событиям и людям. У каждого в голове есть склад заготовленной лжи. Мы храним её для конкретных случаев или просто как шаблон, про запас, «на чёрный день». С её помощью мы хотим что-то скрыть от других или же что-то получить. Прокручиваем пред сном в голове, тщательно подбирая слова, делая её правдоподобней, или же верим в собственное умение импровизировать… «Расстались?» Что стоит ответить «Да»? Простое, короткое слово. Одно из первых, которые мы выучиваем в этой жизни. Его произнести так легко… Так легко соврать, наплевать на всех, и шансы на секс повысятся в разы. Не гарантия, но уже на два шага ближе к цели. Разве не этого все хотят? Разве не этим должны заканчиваться вечера?.. И так легко сказать утром самому себе: «Я просто был пьян».
– Неделю назад она умерла.
На губах Татьяны застыли слова, которым уже не суждено обрести форму. Такого ответа она не ожидала.
– Извини. Я не знала.
– Не извиняйся.
Разом выпиваю четверть бутылки и рассказываю об отношениях с Ирой. О том, что испугался серьёзных чувств и превратил наши последние два года в рутину, стараясь не замечать тоски и надежд в глазах своей девушки. Свёл все к сексу и совместным планам на будущее, отказываясь замечать настоящее. Рассказываю то, чем не делился даже с Богданом. Говорю и чувствую, что становлюсь свободней. Освобождаюсь от чувства вины, от тяжести в груди и неуместного сексуального желания. Я выговариваюсь как другу, ничего не приукрашивая. Татьяна не отводит глаз, смотрит на меня и молчит. Но соприкосновение плечом становится плотнее, её ладонь покрывает мою. Это поддержка.
Со стороны находящегося в полукилометре от нас автодорожного моста доносится рёв моторов. Вскоре за дальними камышами начинает мелькать жёлтый свет фар. Ещё через минуту на левом от меня берегу останавливаются бежевая «шестёрка» и два мотоцикла «Минск», красный и синий. На каждом мотоцикле – по парню и девушке. А вот из машины вываливается восемь человек. С тремя пятилитровыми баллонами пива, в военных пилотках и ремнях с начищенными бляхами. На тощем высоком парне красная футболка с гербом СССР. Громко напевая строки из песни «Одна на всех, мы за ценой не постоим», народ быстро сбрасывает с себя одежду и с восторженными криками прыгает в реку. Туда же летят и баллоны с пивом. Темноволосая девушка отказывается заходить в холодную воду, поэтому двум парням приходится хватать её за конечности и, раскачав влево-вправо, игнорируя визг, закидывать подальше от берега. Затем эти же парни бегут к деревьям, на тарзанку.
– Внезапное лето?
– Сегодня же девятое мая, – отвечает Татьяна. – Можно было предугадать.
Девушки, прибывшие на мотоциклах, открывают багажник «шестёрки» и достают бумажные мешки с углём. «Байкеры» требуют у купающихся отдать им один из пивных баллонов. Те дразнят их, говоря, что «священный эль» можно заслужить, лишь нырнув с головой в реку. Парень, прыгнувший в воду первым, подплывает к нам.
– Влад, ты шо ли? – удивлённо спрашивает он.
– Ну а кто ещё? – с улыбкой отвечаю я, увидев знакомое лицо. – Привет.
– И Танюха тут.
– Привет, Сашка.
– Сладкая парочка, залезайте к нам.
– Ну, уж нет! – сразу отказываюсь. – В ледяную воду?
– Праздник всё-таки.
– Это не аргумент, – продолжаю отпираться.
Далеко позади нас раздаётся грохот. Обернувшись, мы видим у горизонта яркие разноцветные вспышки – праздничный салют, пущенный в парке у Днепра. Народ в воде радостно закричал.
– Залезайте, я ведь всё равно вас обрызгаю.
– Сашка, не надо. Я залезу, – отвечает Татьяна.
– Ты серьёзно?
– А почему нет? – произносит она. – Пора открывать купальный сезон. И тебе тоже.
– Сезон? Да мне и летом вода холодной кажется.
– Вот они, городские неженки, – смеётся Сашка. – Только тёплая ванна и вязаные носочки.
Татьяна сходит с моста на берег, хватает двумя руками низ водолазки и стягивает через голову.
– Влад, я и сама от себя не ожидала. Но так и тянет окунуться. Ты со мной?
– У нас есть пиво, – говорит мне Сашка. – Запьёшь им вино и холода не почувствуешь. Сейчас будем девок подбрасывать, ещё и согреешься.
– Ладно, уговорили, – делаю глоток вина и тоже иду к берегу, чтобы раздеться…
Мы брели домой мокрые, замёрзшие, но весёлые. Вытираться было нечем, одежду натягивали сразу же после выхода из воды. Согреться тоже оказалось нечем – найденные сырые доски упорно отказывались разгораться. Спасением оказались лишь объятия. Я и Татьяна долго стояли на берегу, прижимаясь друг к другу и смеясь. Бутылка вина закончилась, а больше мы и не хотели. Четырёхлетний временной барьер пройден. Обняв на прощание Татьяну у ворот её дома, я ещё какое-то время простоял в нашем дворе, смотря в звёздное небо. Искал Антарес и Альдебаран – ярчайшие звёзды в созвездиях Скорпиона и Тельца, под которыми родились Олег и Ира. Я не любитель всяких там гороскопов, но когда ты несколько лет изучаешь звёзды, такие детали запоминаются сами собой. Антарес нашёлся быстро, а вот Альдебаран нет – я не сразу вспомнил, что его хорошо видно лишь осенью, во второй половине ноября.
Накатила приятная усталость. Глаза начали слипаться. Я выключил фонарь, висящий справа от входной двери, и отправился спать с мыслью, что приезд в Кременчуг был верным решением.
глава 5
Стук в окно будит меня, вырывая из сладостной утренней дремоты. Четыре коротких удара. Несильные, быстрые. Так не хочется открывать глаза, но я всё-таки делаю это. Сквозь тюль и яркий солнечный свет вижу: за окном никого нет. Что ещё за шутки? Опускаю голову на подушку, нужно бы ещё поспать пару часиков. Слышу звук закрывшейся входной двери и быстрые лёгкие шаги.
– Привет.
– Привет, Татьяна, – отвечаю с ломотой в голосе. В горле сухость после вина. Глаза не открываю, для столь раннего утра одного раза уже много.
– Вставай. Поедем в город, покажу тебе черепашку-гопника.
Чувствую, как Татьяна присела на диван рядом со мной.
– Кого? – спросонья я вообще понял, что сейчас услышал.
– Черепашку-гопника. Вставай.
– Все гопники спят в такую рань.
– Да какая рань, двенадцатый час. Я уже по просьбе твоей бабушки сходила за свет заплатить. Благодаря мне городской неженка всё ещё в постели, – не реагирую, и она толкает меня рукой в бок. – Ну, поехали, пожалуйста. Я хочу купить двух попугаев в зоомагазине. И там же покажу тебе черепаху.
– А ты почему не в университете? – спрашиваю, понимая, что встать всё-таки придётся.
– Я сдала два зачета ещё перед праздником. Сегодня у меня законный прогул. Знаю, тебе нужно с друзьями встретиться. Но наша поездка не займёт много времени.
– Ну, хорошо.
Открываю глаза второй раз и вижу улыбающуюся Татьяну, смотрящую на мою сонную физиономию. Одета в яркую красную футболку и чёрную юбку с разрезом на боку. Мне как раз его сейчас видно. Татьяна продолжает улыбаться и укоризненно качает головой, намекая, что я опять бесцеремонно пялюсь на её части тела. Затем через одеяло щипает меня за живот.
– Завтракай и собирайся.
Снова хлопает входная дверь.
– Все дома? – из прихожей доносится голос дяди Игоря.
– Почти, – вытягиваю руки за голову, выдавливая из себя остатки сна.
Дядя Игорь заглядывает в комнату. Видит меня и Татьяну, сидящую рядом на диване.
– Ты пришла сегодня или вчера? – с хитрой улыбкой спрашивает он.
– Сегодня, – отвечает Татьяна, не смущаясь от такого вопроса. – Вот, пытаюсь Влада с кровати поднять.
– Правильно. Приучай его рано вставать. Баба Лена на огороде?
– Десять минут назад была у теплицы.
Дядя Игорь кивает и уходит. Татьяна переводит взгляд на меня.
– Встаю, встаю, – говорю я, читая эмоции в её глазах. – Сейчас поедем к твоему гопнику.
«15-й» маршрут за тридцать пять минут довозит нас до остановки рядом с железнодорожным вокзалом. Пройдя двести метров в сторону центрального рынка, мы заходим в небольшое одноэтажное здание зелёного цвета, в котором и располагается зоомагазин. В нос сразу бьёт запах птичьего и рыбьего корма. Сильный запах, и оттого противный. Перед нами двенадцать клеток с попугаями. Тут и маленькие волнистые, и большие, размером с голубя, с высоким ярким хохолком.
– Пришли за патриотами? – спрашивает продавщица, женщина лет сорока с пышной химией на голове. Татьяна приезжала сюда два дня назад и попросила зарезервировать двух попугаев голубого и жёлтого цветов.
– Да. И ещё привела друга. Хочу показать ему черепаху.
Продавщица улыбнулась с таким видом, будто смотреть на это животное водят целые экскурсии.
Мы проходим в дальнюю часть помещения и поворачиваем направо. По левую руку и прямо стоят четыре аквариума с разными мелкими рыбками. Из всех пород узнаю только скалярий, у нас когда-то жили такие. Я их запомнил ещё со времён детского сада. По правую руку тоже находятся два аквариума.
– Вот он, – Татьяна указывает на верхний. В нём, у дальней стенки, на поверхности воды «зависла» маленькая ластоногая черепашка с серым панцирем, покрытым множеством красных шипов. «Висит» неподвижно, спиной к нам, будто ей до всего остального мира нет никакого дела. Я пару раз стучу пальцем по стеклу, желая привлечь внимание. И черепашка тут же разворачивается, срывается с места и с разгону бросается на стекло с таким видом, будто хочет меня съесть. Шипит, широко разевая пасть. Продолжает молотить ластами, упираясь лбом в прозрачную стену.
– Смотри, какой смешной, – смеётся Татьяна.
Черепашка и вправду выглядит смешно. Очень маленькая, с лысой головой, плоской мордой, ненавидящими тебя глазами и широко открытой пастью. Злостное шипение дополняет картину. Прислоняю палец туда, где находится её нос. Шипение усиливается, ласты гребут воду ещё интенсивней. Тоже смеюсь, наблюдая за разъярённостью этого карманных размеров монстра. Веду пальцем в сторону, и черепашка смещается вслед за ним, словно надеется прорваться и откусить его целиком. На стекле остаётся водяной развод.
– Ей бы повязку, как у черепашек-ниндзя.
– Или чулок. Давай её купим, – предлагаю Татьяне.
– Нельзя, – грустно произносит она.
– Почему?
– За него внесли предоплату, – отвечает продавщица, слушая наш диалог.
– Мы заплатим двойную цену.
– Нет, – продавщица качает головой.
– Можно его хотя бы покормить?
– Нет, я сказала. К тому же, это самец. И когда он вырастет, будет такой, как тот, – продавщица глазами указывает на нижний аквариум.
Я сразу и не обратил внимания, что там сидит огромная черепаха, занимая две трети всего дна. Шипы на панцире высокие, острые и тоже ярко красные. Голова большая, выражение морды зловещее и даже какое-то надменное. Сразу видно, чувак уверен в своей крутости. Если бы он кидался на стекло как мелкое быдло с «верхнего этажа», я побоялся бы тыкать перед ним пальцами.
– Такой откусывает фаланги на раз плюнуть, – говорит продавщица, запихивая наших попугаев в одну клетку.
– И что, больших кто-то покупает? – спрашивает Татьяна.
– Вы не представляете, с какими заказами к нам обращаются. И крокодилов просят, и тигров карликовых. Недавно приходил парень и спрашивал, можем ли мы достать питона?
«Я точно знаю, кто может», – произношу про себя и вспоминаю Чёрного с его Борей.
– Ну что, пошли? – предлагает Татьяна и направляется к кассе, чтобы расплатиться за новых любимцев и две упаковки корма.
На прощанье стучу пальцем по стеклу аквариума с мелким. Тот снова начинает дико шипеть и упираться мордой в стекло. Достаю телефон и фотографирую это дерзкое существо. Делаю снимок и большого монстра. Мы с Татьяной выходим на улицу.
– Понравился гопник?
– Ага, – улыбаюсь и демонстрирую фото с разинутой пастью.
– Давай ещё куда-нибудь сходим, раз уж мы тут. В тир, например. Как в прежние времена.
– Он всё там же, на площади у сквера?
– Ну да, куда ж ему деться?
– Хорошо, пойдём.
Мы отстреляли в тире по две обоймы каждый. Я выиграл приз с первой попытки, Татьяна – со второй. Затем перешли через дорогу и присели у фонтана. Брызгали в попугаев водой, вспоминали прошлое, смеялись. Показывали друг другу фотографии. Татьяна предложила сходить в «Дом пиццы».
Я понимал, в чём дело. Выслушав вчера излитые мною переживания, она взяла на себя обязанность не оставлять меня одного, отвлекать от грустных мыслей, занимать внимание чем-нибудь интересным. Я не нуждался в такой «материнской» заботе, но в этом вся Татьяна. Мне было приятно и в то же время неудобно оттого, что не испытываю тех эмоций, которые должен.
Потом начались вечерние встречи с друзьями и утренние пробежки через поле до сельской школы и обратно. Я быстро нащупал пульс новой жизни, и всё казалось вполне приемлемым. Прошло ещё четыре дня, и дядя Игорь взял меня на работу грузчиком-экспедитором. Это не лучше, чем продавать телефоны, но причин жаловаться нет. В паре с водителем «Газели» Максимом Сергеевичем, мужиком сорока шести лет с колоритными усами и редеющей шевелюрой, мы доставляли товары со склада в магазины и частным лицам. Дядя Игорь сказал, что Максим Сергеевич часто путает накладные, забывает дать их на подпись и т.д. Поэтому мне, в первую очередь, он поручил бумажные дела, но от выгрузки товара я не увиливал.
Днём я работал, а вечера проводил друзьями или Татьяной. Или со всеми вместе. Май и начало июня выдались дождливыми, и чаще всего мы с Татьяной смотрели фильмы у неё дома. Пили чай с вкусняшками, болтали и старались не грустить. Иногда, удобно устроившись на диване после тяжёлого трудового дня, я засыпал на середине фильма. И Татьяна будила меня лишь с началом титров. А то и вовсе оставляла до утра, а сама шла спать в другую комнату. Такое бывало, когда её мать работала в ночную смену. Иногда засыпала сама Татьяна, положив голову мне на колени. А я сидел и досматривал какой-нибудь боевик, гладя её собранные на затылке волосы. Не знаю почему, но со мной Татьяна всегда собирала волосы в хвост, хотя в университет ходила с распущенными. Может, чувствовала, что хвост мне нравится больше.
Про ночные визиты Олега и Иры я старался не вспоминать. Они не вписывались в ход реальной жизни, им не было места в моей повседневности. И я забросил их на чердак памяти.
Так прошло полтора месяца…
– Дракончик, ты сейчас где?
– На Пионерном. С Русланом. А ты?
– В Центре, в кафешке. С девчонками, с которыми вместе на танцы ходим. Как настроение? Праздничное?
– Вполне. Скоро будем выезжать.
– Значит, как договаривались? У Ленина?
– Да. Я тебе позвоню, как приедем.
– Хорошо. Не опоздай на салют, – с заботой в голосе произносит Татьяна и отключается.
– Так шо у тебя с Танюхой? – спрашивает Руслан, когда я убираю телефон обратно в карман.
– А что у меня с Танюхой? – задаю встречный вопрос и улыбаюсь.
– Трахаешь её?
– Нет.
– Ну кому ты рассказываешь?! – Руслан не верит и тоже улыбается, заранее зная, что я буду отрицать наличие секса между мной и Татьяной. – Ты почти каждый вечер у неё пропадаешь. И не вешай мне лапшу, шо просто фильмы смотрите. Она давно по тебе сохнет.
– Да не спим мы с ней, – говорю я. И это правда. – Что вы все меня достаёте?!
Большинство здешних приятелей интересовались насчёт моих отношений с Татьяной уже не один раз.
– Ну-ну. Танюха свободна, и ты не будешь ревновать, если кто-то начнёт с ней заигрывать.
– Буду. Но мы просто друзья.
Руслан закатывает глаза.
– Ты прям мальчик-одуванчик. Но в то же время очень мутный. И сам не спишь, и пацанов не подпускаешь. И девок других не трогаешь.
– Ой, да ладно, – начинаю раздражаться. – За четыре года все, кто хотел, давно могли к ней подкатить.
Руслан жестом показывает официантке принести ещё два бокала пива.
– Сегодня все девки на площади будут. Они просто ссутся от этих “Sex pilots”. Но ты, конечно, уже по-дружески договорился с Танюхой.
Натягиваю на губы улыбку, но внутри меня всё негодует. Ведь Руслан прав. Рассказав Татьяне про Иру, я внутри себя создал преграду, через которую не позволено переступать. Ире я никогда не открывал душу, но охотно проводил с ней время в постели. Татьяне же я открылся, и теперь по какому-то странному уравнению перевёл нашу возможную интимную близость в разряд «неизвестное». Мы полтора месяца почти неразлучны. Так какого чёрта я веду себя как малолетний девственник?!
– А знаешь, ты прав! – беру в руку следующий бокал. Чувствую, пора ломать глупые внутренние барьеры. – Я хочу Татьяну и буду с ней. Сегодня праздник, и это лучший день, чтобы начать.
– Наконец-то дошло, – улыбается Руслан.
Мы сидим в «Трёх семёрках». Уютное заведение с приятной, спокойной музыкой и приглушённым светом. На круглых столах скатерти из плотной зелёной ткани, солонки в виде медитирующих слонов, пепельницы из цельного камня. На тёмных стенах висят картины с дрейфующими фрегатами и песчаными дюнами. Ничего уже не напоминает о том, что здесь был зал игровых автоматов. Ничего, кроме названия.
Руслан – мой троюродный брат. Он старше меня на шесть лет, немного ниже ростом, с чёрными волосами и карими глазами. Когда улыбается, его золотой резец всегда ярко блестит, привлекая внимание. Одет Руслан в серую рубашку без рукавов и серые брюки. На руке больше нет кольца. Полтора года назад он развёлся и теперь снова наслаждается холостяцкой жизнью.
Сегодня последнее воскресенье июня – День молодёжи. Погода стоит отличная. Тепло, безветренно, никаких облаков. И народ толпами едет в Центр. Аттракционы, привезённые из Днепропетровска, работают с самого утра. Весь день проводятся какие-то конкурсы, разыгрываются призы. Скоро начнётся концерт, а в одиннадцать часов будет салют. И мы тоже хотим на всё это посмотреть. Я позволил себе выпить впервые со второго дня приезда. С утра мы с Русланом и сестрой Витой жарили шашлыки во дворе дома их родителей, затем ходили на речку, посидели там с нашими общими друзьями. Ну а ближе к вечеру переоделись и пришли сюда. Заказали салатиков, поиграли в бильярд, выпили по паре бокалов. Так постепенно время подошло к девяти.
– Ну что, едем? – предлагаю я.
– Едем, – соглашается Руслан.
Мы встаём из-за столика, расплачиваемся у барной стойки и выходим на улицу. Поправляю цепочку на шее. У футболки V-образный вырез, и кулон в виде драконьей головы то и дело вылезает наружу. Вдыхаю воздух полной грудью. В моём сознании всё прояснилось, я горю желанием увидеть Татьяну и крепко обнять её, как мужчина обнимает свою женщину. Настроение отличное, действительно праздничное. И хочется делиться им другими с людьми.
– С праздником! – говорю двум парням, курящим у входа.
– С каким, москалик? – спрашивает тот, который физически крепче. Одет в белую футболку и бежевые штаны с накладными карманами. В его словах чувствуется неприязнь. Я знаю, все слышат мой русский акцент, но прежде никто вот так «москалём» меня не называл.
– День молодёжи, – отвечаю, игнорируя провокацию. Настроение реально хорошее, чтобы портить его из-за всякой ерунды.
– А шо ты такой седой? – спрашивает второй. Голова обрита наголо, чёрные густые брови. На нём жёлтая майка и синие шорты. Поглядывает на мою шею.
– Купите нам пива в честь праздника, – требует первый.
– Все, мужики. Забудьте.
Руслан машет рукой, прекращая этот разговор, и мы не спеша идём в сторону остановки. В соседнем дворе находится отделение милиции, и неохота из-за драки загреметь туда в такой вечер.
Остановка пуста. Под тускло светящим фонарём нет ни души, значит, маршрутка уехала совсем недавно. Таксистов тоже не видно. Мы проходим чуть дальше, в сторону парка, к одиноко стоящему киоску. Руслан покупает сигареты, зажигалку, презервативы. Я заказываю маленькую бутылку минералки, банку безалкогольного энергетика и пачку орбита. Хочу избавиться от пивного послевкусия и прогнать хмель. Тут неожиданно появляются эти двое.
– Москалик, купи пива, – говорит тот, что покрепче.
– И сигарет, – добавляет второй. Он чем-то похож на черепашку-гопника из зоомагазина.
– Москаль мэни нэ брат, – дразню их словами из фильма «Брат 2». – Бендеровец что ли? – намеренно выделяю слово «что ли», ведь «что» – первичное отличие российской разговорной речи от украинской.
– Ты шо, сука, оборзел?!
Подходят к нам близко, почти вплотную. Неужели мы кажемся им такими беззащитными?
Руслан без лишних слов бьёт крепкому локтем в челюсть. Тот хватает Руслана за рубашку, и они начинают бороться у витрины киоска. Падают на асфальт. Я бью лысому правый прямой в нос. Не со всей силы, ведь чувствую, он слабее меня. Просто для профилактики наглости и глупой ненависти. Ещё один. Потом ещё. На кулаке кровь. Хватаю лысого за майку, тащу в сторону фонаря. Знаю, это опрометчиво – на свету драку издалека могут заметить патрульные. Но я очень хочу заглянуть парню в лицо. Увидеть эмоции хищника, ставшего жертвой. Дерьмовое чувство, наверное. Он пытается вырваться, бьёт меня кулаком в висок. Затем одной рукой тянется к моему кулону, другой лезет в карман своих шорт. И тут я срываюсь. Наношу апперкоты один за другим. Резкие, вкладываюсь в каждый удар. Хватило бы двух, чтобы парень сдулся, но для верности бью четыре, ведь в кармане может быть нож.
Подтаскиваю гопника к свету. Из его рта брызжет тёмная кровь. Наверное, сломанная кость челюсти порезала какую-то вену. Глаза круглые, ошалевшие. Обеими руками вцепился в мои запястья.
– Отпусти!
Лысый молча смотрит на меня и не знает, что делать.
– Отпусти, сказал!
Боясь получить больше травм, он отпускает руки и бежит в сторону парка. Я оборачиваюсь. У киоска Руслан и второй продолжают борьбу на коленях. Крепыш держит брата за рубашку и давит массой, не давая тому встать. Увидев, что я освободился и готов прийти на помощь, он вскакивает и несётся через дорогу к дворцу культуры «Нефтехимик». Бегу следом. Прохожие наблюдают за нами, кто-то снимает происходящее на телефон. У всех свои развлечения. На другой стороне крепкий спотыкается и падает. Догоняю его. Он оглядывается испуганными глазами, понимая, что сейчас отхватит по полной. И тут я немного сглупил. Нужно было подбежать и с размаху зарядить ему ногой по яйцам. В уличной драке с быдлом позволено всё. Тогда б он остался лежать, и Руслан подоспел бы, чтобы выплеснуть свою злость. Но в порыве эмоций, словно ниндзя или Брюс Ли, я взмываю в воздух и, пролетев пару метров, вонзаюсь ногой в спину крепкого. Раздаётся крик боли. Крепыш хватается за поясницу, но вместе с тем мой удар придаёт ему ускорение. Он вскакивает и мчится обратно через дорогу, в тот же парк, куда секундами ранее умотал лысый. Драка окончена. Подбегает Руслан, вот только оторваться ему не на ком.
– Твою ж мать, – ругается, осматривая свою одежду. Карман рубашки висит на нитках, плечевой шов разошёлся. Брюки в коленях стёрты до дыр. – Падла.
Выдыхаю и вызываю такси. Нужно вернуться домой переодеться.
Мы едем в Красноармеевку на серебристом Дэу «Ланос». Я сижу на переднем сидении, Руслан – на заднем. Оба молчим. Брат расстроен, пьёт пиво, купленное в том же киоске. Я пью энергетик, минералкой пришлось вымыть руки от чужой крови. Хорошо, хоть не испачкал ею одежду. Состояние Руслана мне понятно. Мало того, что новые вещи превратились в тряпки, так ещё не удалось самолично наказать обидчика. Я же думаю о словах крепыша. «Москалик». Пару раз украинские друзья в шутку называли меня «кацапом», а я их – «хохлами». И никто ничего обидного в этом не находил. Но сегодня обращение «москалик» прозвучало уничижительно, с презрением. Словно я враг, свободно расхаживающий по чужой земле лишь благодаря дурацким законам. И меня это злит. Особенно, учитывая, что четверть моей крови украинская.
